Как лечили богиню астафьев краткое содержание
Обновлено: 06.07.2024
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 282 679
- КНИГИ 671 327
- СЕРИИ 25 859
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 621 761
Виктор Петрович Астафьев
Затесь — сама по себе вещь древняя и всем ведомая — это стёс, сделанный на дереве топором или другим каким острым предметом. Делали его первопроходцы и таежники для того, чтобы белеющая на стволе дерева мета была видна издалека, и ходили по тайге от меты к мете, часто здесь получалась тропа, затем и дорога, и где-то в конце ее возникало зимовье, заимка, затем село и город.
Мы артельно рыбачили в пятидесяти верстах от Игарки, неподалеку от станка Карасино, ныне уже исчезнувшего с берегов Енисея. В середине лета на Енисее стала плохо ловиться рыба, и мой непоседливый, вольнодумный папа сговорил напарника своего черпануть рыбы на диких озерах и таким образом выполнить, а может, и перевыполнить план.
На приенисейских озерах рыбы было много, да, как известно, телушка стоит полушку, но перевоз-то дороговат! Папа казался себе находчивым, догадливым, вот-де все рыбаки кругом — вахлаки, не смикитили насчет озерного фарта, а я раз — и сообразил!
И озеро-то нашлось недалеко от берега, километрах в пяти, глубокое, островное и мысовое озеро, с кедровым густолесьем по одному берегу и тундряное, беломошное, ягодное — по другому.
В солнцезарный легкий день озеро чудилось таким приветливым, таким дружески распахнутым, будто век ждало оно нас, невиданных и дорогих гостей, и наконец дождалось, одарило такими сигами в пробную старенькую сеть, что азарт добытчика затмил у всей артели разум.
Построили мы плот, разбили табор в виде хиленького шалашика, крытого лапником кедрача, тонким слоем осоки, соорудили нехитрый очаг на рогульках, да и подались па берег — готовиться к озерному лову.
Кто-то или что-то подзадержало нас на берегу Енисея. Нa заветное озеро собралась наша артель из четырех человек — двое взрослых и двое парнишек — лишь в конце июля.
Плотик на озере подмок, осел, его долго подновляли — наращивали сухой слой из жердей, поспешно и худо отесанных — все из-за того же гнуса, который взял нас в плотное грозовое облако. Долго мужики выметывали сети — нитки цеплялись за сучки и заусеницы, сделанные топорами на жердях и бревнах, вернулись к табору раздраженные, выплеснули с досадой чай, нами сваренный, потому что чай уже был не чаем, а супом — столько в него навалилось комара.
В поздний час взнялось откуда-то столько гнуса, что и сама ночь, и озеро, и далекое, незакатное солнце, и свет белый, и всё-всё на этом свете сделалось мутно-серого свойства, будто вымыли грязную посуду со стола, выплеснули ополоски, а они отчего-то не вылились на землю, растеклись по тайге и небу блевотной, застойной духотой.
Несмолкаемо, монотонно шумело вокруг густое месиво комара, и часто прошивали его, этот мерный, тихий, но оглушающий шум, звонкими, кровяными нитями опившиеся комары, будто отпускали тетиву лука, и чем далее в ночь, тем чаще звоны тетивы пронзали уши — так у контуженых непрерывно и нудно шумит в голове, но вот непогода, нервное расстройство — и шум в голове начинают перебивать острые звоны. Сперва редко, как бы из высокой травы, дает трель обыгавший, резвости набирающий кузнечишко. А потом — гуще, гуще, и вот уж вся голова сотрясается звоном. От стрекота кузнечиков у здорового человека на душе делается миротворно, в сон его тянет, а контуженого начинает охватывать возбуждение, томит непокой, тошнота подкатывает…
Сети простояли всего час или два — более выдержать мы не смогли. Выбирали из сетей только сигов, всякую другую рыбу — щук, окуней, сорогу, налимов — вместе с сетями комом кинули на берегу, надеясь, как потом оказалось, напрасно, еще раз побывать на уловистом озере.
Схватив топор, чайник, котелок, вздели котомки, бросились в отступление, к реке, на свет, на волю, на воздух.
Уже минут через десять я почувствовал, что котомка с рыбой тяжеловата; от котомки промокла брезентовая куртка и рубаха, потекло по желобку спины, взмокли и ослизли втоки штанов — все взмокло снаружи и засохло внутри. Всех нас сотрясал кашель — это гнус, забравшийся под накомарники, забивал носы и судорожно открытые рты.
Идти без тропы, по колено в чавкающем мху, где дырки прежних наших следов уже наполнило мутной водой, сверху подернутой пленкой нефти, угля ль, лежащего в недрах мерзлоты, а может, и руды какой, — идти без тропы и с грузом по такому месту — и врагу не всякому пожелаю.
Первую остановку мы сделали примерно через версту, потом метров через пятьсот. Сперва мы еще отыскивали, на что сесть, снимали котомки, вытряхивали из накомарников гнус, но потом, войдя в чуть сухую тайгу из чахлого приозерного чернолесья, просто бежали и, когда кончались силы, падали спиной и котомкой под дерево или тут же, где след, и растерзанно хрипели, отдыхиваясь.
Одышка, доставшаяся мне от рождения, совсем меня доконала. Напарник мой все чаще и чаще останавливался и с досадою поджидал меня, но когда я махнул ему рукой, ибо говорить уже не мог, он обрадованно и охотно устремился вслед за мужиками.
Уже не сопротивляясь комару, безразличный ко всему на свете, не слышащий боли, а лишь ожог от головы до колен (ноги комары не могли кусать: в сапоги, за голяшки, была натолкана трава), упал на сочащуюся рыбьими возгрями котомку и отлежался. С трудом встал, пошел. Один. Вот тогда-то и понял я, что, не будь затесей при слепящем меня гнусе, тут же потерял бы я след, а гнус ослабшего телом и духом зверя, человека ли добивает моментом. Но затеси, беленькие, продолговатые, искрящиеся медовыми капельками на темных стволах кедров, елей и пихт — сосна до тех мест не доходит, — вели и вели меня вперед, и что-то дружеское, живое было мне в светлячком мерцающем впереди меня пятнышке. Мета-пятнышко манило, притягивало, звало меня, как теплый огонек в зимней пустынной ночи зовет одинокого усталого путника к спасению и отдыху в теплом жилище.
Как лечили богиню
Наш взвод форсировал по мелководью речку Вислоку, выбил из старинной панской усадьбы фашистов и закрепился на задах ее, за старым запущенным парком.
Здесь, как водится, мы сначала выкопали щели, ячейки для пулеметов, затем соединили их вместе — и получилась траншея.
Немцам подкинули подкрепления, и они не давали развивать наступление на этом участке, густо палили из пулеметов, минометов, а после и пушками долбить по парку начали.
Парк этот хорошо укрывал нашу кухню, бочку для прожарки, тут же быстренько установленную, и кущи его, шумя под ветром ночами, напоминали нам о родном российском лесе.
По ту и по другую сторону головной аллеи парка, обсаженной серебристыми тополями вперемежку с ясенями и ореховыми деревьями, стояли всевозможные боги и богини из белого гипса и мрамора, и когда мы трясли ореховые деревья или колотили прикладами по стволам — орехи ударялись о каменные головы, обнаженные плечи, и спелые, со слабой скорлупой плоды раскалывались…
Нам было хорошо в этом парке, нам тут нравилось.
В усадьбе мы быстро отъелись, выпарили вшей, постирали штаны, гимнастерки, одним словом, обжились, как дома, и начали искать занятия. И нашли их. Пожилой связист, мой напарник, чинил в конюшне хомуты и сбрую. Бронебойщик стеклил окна в пристройке, где обитала дворня. Командир отделения ефрейтор Васюков приладился в подвале гнать самогонку из фруктовой падалицы, ходил навеселе. А младший лейтенант, наш взводный, вечерами играл на рояле в панском доме непонятную музыку.
Портрет ее, большой, писанный маслом, висел здесь же, на стене.
Пополнение это, разное по годам и боевым качествам, прибыло спустя неделю после нашего блаженного житья в панской усадьбе, и мы поняли: райские эти кущи скоро придется покидать, наступать надо будет.
Между тем немец тоже не дремал и подтягивал резервы, потому что обстрел переднего края все усиливался, и многие деревья, да и панский дом были уже повреждены снарядами и минами. Дворня перешла жить в подвалы, и днем ей шляться по усадьбе запретили.
При обстреле усадьбы пострадали не только дом и деревья, по и боги с богинями. Особенно досталось одной богине. Она стояла в углублении парка, над каменной беседкой, увитой плющом. Посреди беседки был фонтанчик, и в нем росли лилии, плавали пестрые рыбки. Но что-то повредилось в фонтанчике, вода перестала течь, лилии сжались, листья завяли, и рыбки умерли без воды, стали гнить и пахнуть.
Беззрачными глазами глядела белая богиня на ржавеющий фонтанчик, стыдливо прикрывая грех тонкопалою рукою. Она уже вся была издолблена осколками, а грудь одну у нее отшибло. Под грудью обнажились серое пятно и проволока, которая от сырости начала ржаветь. Богиня казалась раненной в живое тело, и ровно бы сочилась из нее кровь.
Узбек, прибывший с пополнением, был лишь наполовину узбеком. Он хорошо говорил по-русски, потому что мать у него была русская, а отец узбек. Узбек этот по фамилии Абдрашитов в свободное от дежурства время все ходил по аллее, все смотрел на побитых богов и богинь. Глаза его, и без того задумчивые, покрывались мглистою тоской.
Особенно подолгу тосковал он у той богини, что склонилась над фонтанчиком, и глядел, глядел на нее, Венерой называл, женщиной любви и радости именовал и читал стихи какие-то на русском и азиатском языках.
Словом, чокнутый какой-то узбек в пехоту затесался, мы смеялись над ним, подтрунивали по-солдатски солоно, а то и грязно. Абдрашитов спокойно и скорбно относился к нашим словам, лишь покачивал головой, не то осуждая нас, не то нам сочувствуя.
По окопам прошел слух, будто Абдрашитов принялся ремонтировать скульптуру над фонтаном. Ходили удостовериться — правда, ползает на карачках Абдрашитов, собирает гипсовые осколки, очищает их от грязи носовым платком и на столике в беседке подбирает один к одному.
Младший лейтенант отозвал Васюкова в сторону, что-то сказал ему, бодая взглядом, и тот махнул рукой и подался из парка в подвал, где прела у него закваска для самогонки.
Три дня мы не видели Абдрашитова. Стреляли в эти дни фашисты много, тревожно было на передовой — ждали контратаки немцев, готовившихся прогнать нас обратно за речку Вислоку и очистить плацдарм.
Часто рвалась связь, и работы у нас было невпроворот. Телефонная линия была протянута по парку и уходила в подвал панского дома, куда прибыл, обосновался командир роты со своей челядью. По заведенному не нами, очень ловкому порядку, если связь рвалась, мы, и без того затурканные и задерганные связисты с передовой, должны были исправлять ее под огнем, а ротные связисты — нас ругать, коль мы не шибко проворно это делали. В свою очередь, ротные связисты бегали по связи в батальон; батальонные — в полк, а дальше уж я не знаю, что и как делалось, дальше и связь-то повреждалась редко, и связисты именовали себя уже телефонистами, они были сыты, вымыты и на нас, окопных землероек, смотрели с барственной надменностью.
Потом к Абдрашитову присоединился хромой поляк в мятой шляпе, из-под которой выбивались седые волосы. Он был с серыми запавшими щеками и тоже с высоко закрученными обмотками. Ходил поляк, опираясь на суковатую ореховую палку, и что-то громко и сердито говорил Абдрашитову, тыкая этой палкой в нагих подбитых богинь.
Ефрейтор Васюков, свалившись вечером в окоп, таинственно сообщал нам: — Шпиёны! И узбек шпиён, и поляк. Сговор у них. Я подслушал в кустах. Роден, говорят, Ерза, Сузан и еще кто-то, Ван Кох или Ван Грог — хрен его знает. — Понизив голос, Васюков добавил: — Немца одного поминали… Гадом мне быть, вот только я хвамилию не запомнил… По коду своему говорят, подлюги!
— Сам-то ты шпион! — рассмеялся младший лейтенант. — Оставь ты их в покое. Они о великих творцах-художниках говорят. Пусть говорят. Скоро наступление.
— Творцы! — проворчал Васюков. — Знаю я этих творцов… В тридцать седьмом годе такие творцы чуть было мост в нашем селе не взорвали…
Богиню над фонтаном Абдрашитов и поляк починили. Замазали раны на ней нечистым гипсом, собрали грудь, но без сосца собрали. Богиня сделалась уродлива, и ровно бы бескровные жилы на ней выступили, она нисколько не повеселела. Все так же скорбно склонялась богиня в заплатах над замолкшим фонтаном, в котором догнивали рыбки и чернели осклизлые лилии.
Немцы что-то пронюхали насчет нашего наступления и поливали передовую изо всего, что у них было в распоряжении.
С напарником рыскали мы по парку, чинили связь и ругали на чем свет стоит всех, кто на ум приходил.
В дождливое, морочное утро ударили наши орудия — началась артподготовка, закачалась земля под ногами, посыпались последние плоды с деревьев в парке, и лист закружило вверху.
Командир взвода приказал мне сматывать связь и с катушкой да телефонным аппаратом следовать за ними в атаку. Я весело помчался по линии сматывать провода: хоть и уютно в панской избе и усадьбе, а все же надоело — пора и честь знать, пора и вперед идти, шуровать немца до Берлина еще далеко.
Я как бежал с катушкой на шее, так и споткнулся, и мысли мои оборвались: богиня Венера стояла без головы, и руки у нее были оторваны, лишь осталась ладошка, которой она прикрывала стыд, а возле забросанного землей фонтана валялись Абдрашитов и поляк, засыпанные белыми осколками и пылью гипса. Оба они были убиты. Это перед утром обеспокоенные тишиной немцы делали артналет на передовую и очень много снарядов по парку выпустили.
Поляк, установил я, ранен был первый — у него еще в пальцах не высох и не рассыпался кусочек гипса. Абдрашитов пытался стянуть поляка в бассейн, под фонтанчик, но не успел этого сделать — их накрыло еще раз, и успокоились они оба.
Лежало на боку ведерко, и вывалилось из него серое тесто гипса, валялась отбитая голова богини и одним беззрачным оком смотрела в небо, крича пробитым ниже носа кривым отверстием. Стояла изувеченная, обезображенная богиня Венера. А у ног ее, в луже крови, лежали два человека — советский солдат и седовласый польский гражданин, пытавшиеся исцелить побитую красоту.
1. Контекст.
В то же время неудачи не должны заслонять достоинства произведения, его экспериментальный характер, свидетельствующий о направлениях художественного поиска писателя в середине 1970-х гг. Поэтому небольшое произведение является для нас в каком-то смысле показательным в плане становления повествовательного искусства В.П. Астафьева.
Во-первых, они знакомятся с обитателями усадьбы, поляками, и этот мир иной культуры оказывается для них странным и не понятным. Во-вторых, взвод получает пополнение, и один из новобранцев, рядовой Абдрашитов, заметив в парке обезображенную статую богини Венеры, решает, несмотря на опасные обстрелы парка, отреставрировать ее, что тоже приводит всех в замешательство.
Солдаты сближаются с обитателями усадьбы, помогают им чуть-чуть обустроиться. Абдрашитов восстанавливает статую богини. Однако передышка заканчивается, солдаты спешат дальше на Запад, а в день наступления молодой взводный связист, персонаж, от лица которого ведется рассказ, обнаруживает в парке трагическую сцену, которой и завершается повествование:
Я как бежал с катушкой на шее, так и споткнулся, и мысли мои оборвались: богиня Венера стояла без головы, и руки у нее были оторваны, лишь осталась ладошка, которой она прикрывала стыд, а возле забросанного землей фонтана валялись Абдрашитов и поляк, засыпанные белыми осколками и пылью гипса. Оба они были убиты. Это перед утром обеспокоенные тишиной немцы делали артналет на передовую и очень много снарядов по парку выпустили.
Поляк, установил я, ранен был первый - у него еще в пальцах не высох и не рассыпался кусочек гипса. Абдрашитов пытался стянуть поляка в бассейн, под фонтанчик, но не успел этого сделать - их накрыло еще раз, и успокоились они оба.
Лежало на боку ведерко, и вывалилось из него серое тесто гипса, валялась отбитая голова богини и одним беззрачным оком смотрела в небо, крича пробитым ниже носа кривым отверстием. Стояла изувеченная, обезображенная богиня Венера. А у ног ее, в луже крови, лежали два человека - советский солдат и седовласый польский гражданин, пытавшиеся исцелить побитую красоту[1].
Если отвлекаться от различных деталей повествования, которые необходимо учитывать в рамках целостного эстетического анализа, но можно суммировать в контексте нарратологического исследования, то смысл рассказанной истории можно свести к простой формуле - отношению: человек (солдат) R статуя (богини). В таком случае ключевым для осмысления существа истории оказывается вопрос о прояснении средней позиции R, а именно: выявление характера отношения, которое связывает солдата и богиню Венеру.
Как известно, магистральная линия военной прозы определялась сюжетной схемой, в основании которой находилась идея инициации – духовно-статусного преображения героя в ходе предельных испытаний. Данный сюжет предполагал активность героя, который осуществлял самоопределение в мире поступка, лучше всего открытого поединка, противостояния, боя. Нетрудно заметить, что история астафьевского рассказа не вписывается в сюжет инициации.
Вот один из поворотных моментов рассказываемой истории. Новобранец, обходя приусадебный парк, видит не одну, а множество статуй, некоторые из них серьезно разрушены, но он выбирает из этого пантеона почему-то именно статую богини Венеры. В таком выборе таится момент не столько самовольности, спонтанности, осознанности, сколько факт особой притягательной и принудительной силы – онтологически ориентированный поступок, вовлекающий персонажа в свой Мир. Итак, отношения человек / статуя разрешаются в пользу второго члена семантической оппозиции. По сути дела, герою отводится роль посвященного в жертвенное служение, которая во внешнем плане представлена как позиция ремесленно-реставрационного дела восстановления обезображенной статуи. Возводя данный тип сюжета к эпифаниям [4], мы бы хотели уточнить– речь идет о теофании, акте и событии переживаемого человеком богоявления.
3. Интертекст.
Сопоставление двух произведений позволяет нам обнаружить значительное число совпадений и перекличек. Различие проходит по самому существенному - компромиссу между образами посвящения (миф) и образами испытания (сюжет).
Чтобы вернуться ко всему объему потенциального художественного смысла произведения, необходимо выстроить более широкий культурно-творческий процесс, в некоторую условную точку которого и встраивается действие реставрации Абдрашитова. Конечно же он не ограничивается несколькими осенними днями 1944 г. и маленьким польским местечком.
Исток реконструируемого долгого культурно-творческого процесса, в результате которого создается и удерживается большая символическая форма (статуя Богини), безусловно, восходит к мифо-ритуальному этапу культуры, когда сама идея божества обрастала контекстом событий (миф) и действий (ритуал).
Казалось бы, этот полный цикл превращенных форм божественного образа абсолютно исключает то действие, которое выполняет астафьевский герой. Действительно божественный образ Венеры в культуре есть и останется, пока будет жить человеческая память. В таком случае, зачем, находясь под обстрелом, восстанавливать парковую статую, которая была создана к тому же не первичными авторами, а скульпторами-ремесленниками, обслуживающими усадебный вкус. Что же на самом деле (вос)создает Абдрашитов?
5. Ремесло или творчество.
В астафьевском произведении одна из самых любопытных узловых проблем – это соотношение креативного и рецептивного в человеческом действии и восприятии. Советские солдаты, оказавшись в польской усадьбе, действительно сталкиваются со многими непонятными и неизвестными предметами, знаками, феноменами. Они не располагают привычными и готовыми рамками для того, чтобы как-то воспринять то, с чем встретились. В такой межкультурной ситуации возможен широкий спектр поведения, крайними точками которого становятся, с одной стороны, игнорирование иной культуры и уединение в свою привычную культурную (командир взвода) или бытовую (старшина Васюков) модель поведения, с другой стороны, стремительное вовлеченность в иную культуру, с потерей себя-в-своем – либо на предельном культурном (Абдрашитов), либо на бытовом (ротный кашевар) уровнях.
4. Элиаде М. Священное и мирское / М. Элиаде Избр. произведения. М.: Ладомир, 2000. - С.251 – 456.
Основные термины (генерируются автоматически): Венера, богиня, произведение, символическая форма, солдат, война, обитатель усадьбы, советский солдат, статуя Богини, тип сюжета.
Сила духа – это такое качество, которое либо есть в человеке, либо его нет. Это огромная внутренняя сила, которую не могут сломить никакие внешние обстоятельства. Человек, сильный духом, способен верить в лучшее и прекрасное. Такие люди показаны в произведениях Б. Васильева, С. Алексеева, В. Астафьева.
Содержание статьи
- Чем обосновать свое мнение в сочинении ЕГЭ? Сила духа
- Чем обосновать свое мнение в сочинении на ЕГЭ? Проблема героизма
- Чем обосновать свое мнение в сочинении на ЕГЭ? Проблема формирования личности
Главный герой книги – молодой лейтенант Николай Плужников, накануне Великой Отечественной войны окончивший военное училище и направленный в Брестскую крепость. Это ответственный человек: он не захотел оставаться в училище, потому что считал, что настоящий солдат должен быть на передовых рубежах.
В первые часы войны, во время суматохи, Николай Плужников прошел через многочисленные испытания: рукопашный бой, упадок нравственных сил, многочисленные смерти. Постепенно осознавая долг солдата, он стал командиром, затем, оставшись почти в одиночестве, выходил из катакомб и уничтожал фашистов. Девушка Мирра, которая стала его женой, провожала его в бой, как на работу, и ждала его. Когда он вынужден был сдаться, потому что человека, пославшего за ним, фашисты хотели убить, то немцы, увидев его, отдали ему последние почести как солдату-одиночке, стойкому, выдержавшему голод, холод, страх одиночества и боровшемуся до конца. Николай Плужников остался победителем.
В повести рассказывается о том, как старшина Федот Васков с группой бойцов-девушек преследовал шестнадцать диверсантов, которые направлялись ликвидировать Беломоро-Балтийский канал. После гибели девушек он остался один. Его ранили в руку. Из оружия был только наган с последним патроном, нож и граната без запала. Он чувствовал, что силы покидают его, поэтому спешил найти немцев. Васков выследил немцев, убил часового. Немцы отсыпались перед последним броском. Он вбежал в избу. Враги не могли и подумать, что он на много верст совсем один. Диверсанты связали друг друга ремнями. Вспомнил старшина гибель девушек и заплакал, и закричал на немцев. Рука беспрестанно ныла, начинался озноб. Старшина боялся потерять сознание. Об одном только думал: успеть выстрелить. Федот Васков выдержал такое тяжелое состояние. И только тогда разрешил своему сознанию оборваться, когда услышал русскую речь.
Сила духа проявляется в сложных жизненных ситуациях, например, в военных условиях.
В блокадном Ленинграде даже дети пытались быть стойкими. Они понимали, что если пасть духом, то не выживешь. Ребята каждый день ждали обед из трех блюд. Дети радовались, что им готовят суп-пюре из сурепки, котлеты из хвои и кисель из ламинарии – морских водорослей с добавлением сахарина. Каждому доставалось по одному грамму сахара, и это было счастье. Иначе было нельзя. У них хватало сил думать, что суп из сурепки вкусный, потому что он помогает не умереть с голоду, котлеты из хвои полезны, потому что дают витамины организму, кисель из морских водорослей, да еще и с одним граммом сахара – великий вкусный напиток.
Сила духа проявляется в человеке как способность терпеть боль, невзгоды, голод и жажду, когда это необходимо. В рассказе автор вспоминает голодную зиму1933 года. Голодные дедушка и бабушка отдавали последний вкусный кусок внуку. У бабушки хватало сил жалеть бездомных животных. Она принесла домой маленького полузамерзшего голодного щенка и накормила его остатками молока. Щенок выжил, и семья тоже преодолела все трудности голодной зимы и дотянула до весны, до молодой травки.
Солдат-узбек Абдрашитов восстанавливал побитые бомбежками статую богини в освобожденной польской усадьбе. Даже во время артобстрела он пытался ее ремонтировать, не укрывался от стрельбы. Он видел в разрушенной статуе былую красоту и пытался во что бы то ни стало ее восстановить. Ему было все равно, что идет война, он знал, что война закончится и богиня, если уцелеет, будет радовать людей. Он верил в победу и в великую силу красоты.
Submit to our newsletter to receive exclusive stories delivered to you inbox!
Энджелл
Лучший ответ:
Главный Попко
Каково отношение людей к искусству? Вот проблема, которую ставит в своем тексте В.П.Астафьев.Размышляя над этой проблемой, автор рассказывает о том, как в парке находились боги и богини из мрамора и гипса. И однажды "при обстреле усадьбы" пострадали не только деревья и дом, но и эти памятники культуры. Богиня была вся "издолблена осколками." Узбек, прибыв сюда в свое свободное время от дежурства, не мог наглядеться на "побитых" богов и богинь. Ему стало грустно и тоскливо от увиденного. Позиция автора выражена довольно ясно и четко. Он считает, что нужно беречь достоинства нашей культуры. Также писатель хочет донести до нас, что искусство является неотъемлемой частью жизни каждого человека. Я полностью согласна с позицией автора. И считаю, что искусство играет огромную роль в нашей жизни. Именно оно заставляет задуматься каждого из нас над важными проблемами, которые происходят вокруг нас.Данная проблема актуальна во все времена. К ней обращались многие писатели и поэты. Вспомним произведение Р.Брэдбери "Улыбка." Мальчик Том во время "культурной революции ", рискуя жизнью, уносит и прячет холст, на котором изображена Джоконда. Он хочет сохранить его, чтобы впоследствии вернуть людям. Том верит, что настоящее искусство способно облагородить даже дикую толпу.Обратимся также к роизведению В.Тендрякова "Свидание с Нефертити." В данном рассказе автор рассуждает о том, что искусство является одним из великих средств души, стремящееся к добру и милосердию. Таким образом, искусство - неотъемлемая часть жизни каждого человека
Вы можете из нескольких рисунков создать анимацию (или целый мультфильм!). Для этого нарисуйте несколько последовательных кадров и нажмите кнопку Просмотр анимации.
Читайте также: