Осень в задонье краткое содержание
Обновлено: 03.07.2024
Донскую степь можно увидеть из растворенного окна родного дома и сквозь стекло автобуса, что везет пассажиров из райцентра мимо заброшенных хуторов, а можно с высоты птичьего полета. Все эти картины читатель найдет в очерках, рассказах и повестях Бориса Екимова.
Картины природы не только фон, не только островки красоты и гармонии в этой все-таки мрачной и депрессивной повести. Они самоценны и принадлежат к лучшим страницам прозы Бориса Екимова.
Для каждого месяца, времени суток писатель находит новые краски.
Аникей Басакин — человек сильный, волевой, умелый, жесткий, даже жестокий. Такие жестокие, беспощадные люди и создали казачий Дон, на таких людях держится весь русский мир, русская земля. Не на Матрене Григорьевой, не на Платоне Каратаеве. Не тихими праведницами и непротивленцами создавалась огромная страна. Еще четыреста лет назад в задонских степях кочевали воинственные ногайцы. Землю у них можно было только отнять, отбить. Силе противопоставить собственную силу. Жестокого врага смирить еще большей жестокостью. А сколько воли, энергии потребовалось, чтобы распахать завоеванную землю, завести на ней доходное хозяйство!
Но русский мир отступает, медленно уходит в прошлое. Русских в Задонье все меньше.
Русскому читателю хочется верить, что сил хватит. Хочется верить и автору, а потому он предпринимает несколько поспешных сюжетных ходов. В Задонье давно ждут возвращения Павла Басакина , большого человека — полковника авиации. Вот приедет полковник и наведет порядок.
И полковник даже не приезжает, а прилетает. Бог из машины, или даже волшебник в голубом вертолете. Да, именно на военном вертолете прилетает волшебник-полковник, спускается с небес на землю. Прямо во время молебна на Троицу. По молитвам, значит, посланный . И вот уже спецназовцы кладут чеченцев лицом в землю, защелкивают на запястьях наручники. Бегущих настигает погоня: «Первая пулеметная очередь прошила воздух, вторая — землю впереди бегущих .
Что ж, эффектно. И театрально. Совсем не гармонирует с поэтикой Бориса Екимова. Да и возникает вопрос: неужели русский человек только на государство теперь и рассчитывает? Неужели на одних силовиков надежда? Некогда русские казаки сами, без помощи государства, отвоевали богатую донскую землю. Теперь же государство спасает обезлюдевшие хутора.
В этой реалистической повести многое воспринимается как символ. Чаще всего это символы тревоги, беды, угрозы: разрушенная часовня, поваленный крест, заглохший родник, утраченная икона, гроза. Когда-то земные и небесные воды пробили в толще кургана пещеры и гроты. По местной легенде, там находятся подземный храм, кельи монахов — Донская Лавра. Туда, по преданию, удалилась от мирской суеты почитаемая в этих краях игуменья Ардалиона . Вот только дорога к храму потеряна, и это тоже дурной знак.
Осень в Задонье, Борис Екимов - рейтинг книги по отзывам читателей, краткое содержание
Автор:
Категория:
Классическая и современная проза
О книге
- Осень в Задонье Название в оригинале
- 2015 Год первого издания книги
Краткое содержание
Новая повесть Екимова; действительно, новая – уже знакомые нам по прежним рассказам и очеркам Екимова мотивы запустения, развала донских сел и хуторов вплетены в сюжет героя повести, который делает попытку вернуть себе – уже в условиях сегодняшней жизни – эту землю; то есть новый в творчестве Екимова мотив – надежда на возрождение жизни в донских степях.
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Осень в Задонье: краткое содержание, описание и аннотация
Устав от городской жизни, в родовой хутор Большой Басакин возвращается вместе с семьей Иван Басакин. Удастся ли ему, непривычному к сельскому труду, стать хозяином на своей земле, тем же крепким кулаком, как и Аникей Басакин, главная опора округи? Слишком много случилось недоброго окрест, слишком недружелюбные соседи поселились рядом. Выживет ли старинный хутор?
Борис Екимов: другие книги автора
Кто написал Осень в Задонье? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Осень в Задонье — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Ольга Вахидову жену поняла сразу. Она уважала и даже по-своему жалела Зару, у которой столько детей и все — здоровые, крепкие, девочки — просто красавицы, опрятные, аккуратно одетые, с заплетенными косичками, с бантами. А ведь у Зары много работы…
Сама Ольга доила двух коров, а Зара — не меньше десяти, пусть и с помощью детей. А сколько работы: дом, полный двор скотины, и еще — рынок. Чеченским женщинам не позавидуешь. И потому Ольга ничего не таила, рассказав о приезде старшего своего деверя — Павла, о его планах. И о Кисляках рассказала, в пределах известного ей. Она понимала тревогу Зары и как могла ее успокоила.
— Живите, не бойтесь. Всем места хватит. Если жить по-хорошему, дружно… Столько вокруг земли… Хватит всем.
Земли и впрямь вокруг было много: Белая гора, малые жилые вагончики в ее подножье, невеликие скотьи постройки. А вокруг — вдаль и вдаль: просторная долина, пологие холмы в молодой летней зелени. Тишина и безлюдье, только черные коршуны кружат в таком же просторном пустом небе.
Женщины попили чаю, сходили на огород. Ольга надергала гостье молодого зеленого лука, редиски. Чеченцы огородов не держат. Это у них не в обычае. Много скота, много забот.
Зара собралась уходить, а детворы не видно, не слышно. Куда-то убрели, вослед за телятами.
— Понятно, встретились… — посмеялась Ольга. — Доставим, не беспокойся.
Ольга перевезла гостью на лодке, чтобы Заре напрямую идти, через луг, на прощанье помахала рукой.
Тревога женщины была ей понятна. Прожить столько лет на одном месте, а теперь — неизвестно что… К тому же детворы целая орда. Ольге ли не понять. Свое, такое же — рядом. Считай, полжизни провели в поселке. Разве гадали, думали, что придется так круто менять жизнь и судьбу. Свою и детей. Все это — рядом и еще не остыло. Ольга успокаивала Зару, но кто бы ее успокоил. Павла приезд и его планы с одной стороны манили, с другой стороны… Недаром мама Рая была на празднике вроде не в себе: скучная, молчаливая, вздыхала да прижаливала Тимошу. Это — не зря.
Ольга вернулась к вагончику, к кухонным и другим делам. Думала о старшем сыне, который все отнекивается и не едет. О младшем, Тимоше, до поры обеденной она не вспоминала, зная, что он где-то мыкается с Зухрой. При телятах ли, при иных делах, которых у детворы тоже хватает. Сердце ее не екнуло, не подсказало, занятое иным. А могло бы…
Потому что Тимоша с Зухрой в эту самую пору, освещая себе путь фонарем, осторожно пробирались темным подземным коридором ли, ходом, ведущим неизвестно куда.
Случилось это неожиданно.
В низине, возле речки телят не было. Видно, от гнуса спасаясь, они убрели наверх, где дует ветер. Туда же, по набитой скотьей тропе, подались и Тимошка с Зухрой, в обход Белой горы, к Явленому кургану, возле которого дети увидели большой обвал.
У края оврага, балки, уходящей от Явленого кургана, обвалился огромный кус земли, как это нередко бывает порою весенней да после дождей. Край оврага отвалился, частями рассыпавшись. На свежем обрыве, внизу чернела большая дыра ли, нора. Может быть, волчья?
Дети осторожно спустились к ней и поняли, что это не звериное логово, а настоящий, людьми деланный подземный ход, укрепленный по стенам и потолку деревянной обшивкой. Проход был высоким, в человеческий рост. Но дневной свет проходил туда недалеко. Брезжил, а потом его гасила тьма. Так вовремя и уместно оказалась у Тимофея его военная сумка — дядин подарок, — в которой был фонарь. Тимоша включил его и шагнул в проход. Яркий луч далеко светил по коридору, по стенам его, потолку и полу, конца хода не определяя.
— Вот это да… — обрадовался Тимоша. — Тайный проход. Мы его проверим. А потом расскажем. Они так удивятся… — и тут же на ум иное пришло: — Мы, может, пока не будем рассказывать. Это будет наша тайна. Наш домик. У Алексея есть на кургане свой домик. И у деда Саввы — потайное. У нас теперь тоже будет. Правильно я говорю?
Зухра была осторожней.
— А там не страшно? — спросила она. — Может, там кто-то живет?
— Проверим, — ответил Тимоша и крикнул во тьму: — Кто там?! О-го-го!!
Ему не ответило даже эхо.
— Сначала я пойду один, на разведку, — решил Тимоша. — А ты подожди.
— Нет, нет… Я лучше с тобой.
Из белого светлого дня они ступили сначала в сумрак, а потом в темноту. Фонарный свет лучом уходил далеко вперед, а рядом ничего не видать, и потому шли осторожно, крепко сцепившись ладонь в ладонь. Зухра порой обеими руками держала своего смелого спутника. Тимоша и в самом деле не боялся. Ему было интересно и немного жутковато, потому что было очень тихо, даже как-то глушно. Чтобы разбудить подземную тишину, он старался все время говорить.
ОСЕНЬ В ЗАДОНЬЕ
Молодым летом, за неделю до Троицы, в далеком глухом Задонье, на хуторах, свой век доживающих и вовсе ушедших: Большой Басакин да Малый, Большой Голубинский, Евлампиев, Зоричев, Теплый, Венцы да Ерик, не одним разом, но объявлялись машины и люди приезжие из окружной станицы, районного городка и даже из областного центра. Правились они не к жилью хуторскому, остатнему, не к руинам, а на кладбища, к родным могилам, подновляя их, прихорашивая свежей краской, бумажными цветами, венками.
Подступала Троица — праздник великий для всех живых и ушедших, а для здешних краев еще и свой, престольный, с давних лет самый чтимый в округе.
Во времена прошлые возле хутора Большой Басакин, на прибрежном высоком кургане, на самой вершине его, из-под каменных плит бил могучий трехструйный родник с просторной каменной чашею, из которой мощным шумливым потоком по каменистому руслу вода устремлялась вниз, к недалекой речке.
Когда-то, в пору вовсе древнюю, в этих краях бушевали подземные могучие силы. Легко поднимая и разрывая песок да глину, выпирали наружу, вздымались, дыбились, порою рушась, огромные серые каменные плиты да белые меловые. Тогда, видно, и появился этот могучий диковинный курган с мощным родником на вершине, с каменными да меловыми выходами и глыбами.
Долгие годы — сотни, а может, и миллионы лет — земные и небесные воды, вечный ветер промывали и пробивали в навалах и выходах мелов и камня узкие щели, проемы, арки, потаенные пещеры да гроты. Там и здесь словно созидались на кургане и рядом островерхие каменные пирамиды, колонны да башенки, арки. Порой не верилось, что все это не человек создал, но природа и долгое время.
Именно здесь, на вершине кургана, возле родника, и была когда-то найдена, объявилась икона Задонской Божьей матери. С той далекой поры курган называться стал Явленым, как и родник. Там поставили часовню, из камня-плитняка на высоком фундаменте. Возле нее ежегодно свершался молебен, на который съезжался и сходился народ со всех хуторов и станиц окрестных и дальних. Из мест далеких народ разный стекался заранее: молельщики, старцы, юродивые, калеки да болящие, чающие исцеления. В ближних селеньях их привечали едой и ночлегом.
В канун Троицы округа просыпалась в ночи, ближе к рассвету вскипая, словно потревоженный муравейник. Со всех сторон к Явленому кургану тянулись вереницы пеших людей, конных и воловьих повозок, телег, бричек. Окрестные хутора в этот день пустели. Зато в Большом и Малом Басакине и вокруг Явленого кургана приезжие теснились кучно; лесом вздымались в небо дышлины да оглобли.
А народ все прибывал, пылили дороги.
Не зевали торговцы, заранее разбивая возле кургана и речки свои палатки с булками, пряниками, кренделями, орехами, сладкими цареградскими рожками, конфетами, морсом да лимонадом на льду. Торговля шла бойко.
Но главное, конечно, служба и общий молебен. Священство, певчие приезжали не только свои, станичные, но из Калача, Пятиизбянской, Нижне-Чирской, из знаменитого Новодонского монастыря, и, конечно, приходили монахи и старцы-отшельники, которые спасались в пещерах и кельях Явленого кургана, в Церковном провале, на Скитах.
Крестный ход, многолюдный, с иконами да хоругвями, с Явленой Задонской Богоматерью, свершался вокруг часовни. Потом была служба, освящение родника, омовение в водах его. А потом — просто людской шумный праздник: свой, престольный и всеобщий — Святая Троица.
Праздник кончился. Но еще долго, на Троицу, украдкою, чаще ночной порой, приходили на Явленый курган помолиться старые люди и старые же монахи из пещер. Советская власть монахов пыталась выкурить, но не смогла. Говорили, что там, на Явленом кургане, на Скитах, в Церковном провале, под землею не только кельи, часовни, но длинные, на много километров ходы, ухороны, потайные лазы и даже подземный настоящий Троицкий храм. Ведь устроением подземной обители в свои последние годы занималась знаменитая в донских краях игуменья Ардалиона. По преданию, туда она и ушла, оставив мир.
Родина - это умение быть вместе.
Проза Бориса Екимова – это глоток чистой воды, это тот живительный поток света, который так часто ищет душа, запутавшись и устав от современного захватнического течения жизни, от всех ненужных усложнений и осложнений, которые нам диктует нынешний образ жизни, общения, зарабатывания средств, погони от самих себя – за навязанным и несбыточным. Вместе с этой прозой возвращаешься к истокам, отыскав что-то своё, сокровенное. То и дело, идя по тексту, вспоминаешь вдруг свои давние, едва ли не детские ощущения, когда многое ещё было перед тобой открыто, когда чего-то хотелось простого и этим радостного, – ощущения, которые когда-то без предупреждения исчезли в безжалостной воронке взрослости, быта, постоянной борьбы с кем-то за что-то и как будто бы ради себя.
Перед нами – степь. Перед нами – глухое Задонье, ковыль, заброшенные казачьи хутора, вымирающие деревни. Здесь когда-то были шумные поселения, колхозы, кипучая жизнь и невероятное количество рыбы в реке, а теперь остались лишь пять доживающих свой век стариков да наступающие на пятки многодетные семьи пришедших на эти земли оборотистых и хватких чеченцев.
Ушли с хуторов люди, отправились в города в поисках лучшей жизни, устроились на заводы, но и там не суждено было найти своё счастье: заводы закрывались, люди мыкались по вахтам, по опасным и малооплачиваемым подработкам, многие уходили в торговлю на рынок, но не всем нравилось и далеко не у всех получалось.
Несколько ярких, трагических моментов этой повести свидетельствуют о том, как важно быть вместе, ведь сила кроется в сплоченности, в единстве. Один, как известно, в поле не воин, и в одиночку даже самый крепкий корень, такой как Аникей, не устоит, его легко выкорчевать, изжить. А когда люди оставляют свою землю, то её неизбежно заберут чужие, которых много и которые ни перед чем не остановятся – чеченцы, дагестанцы, азербайджанцы.
Но и те, кто пробуют, как Иван Басакин с маленьким сыном Тимошкой, обосноваться вновь в родных хуторских краях, держать скот, поднимать сады, взращивать огороды, нередко испытывают метания, сомнения, страх неудачи, опасность туманной перспективы. А более всего они подвержены непониманию, волнениям и критике со стороны своих же родственников, вцепившихся в плохую, но всё же относительно стабильную жизнь в больших поселках, в городах.
Но что же всё-таки лучше? Маяться от безработицы, повсеместного взяточничества, разгула бандитизма, низких зарплат, серых будней бедных, бесперспективных городов или тяжело, но честно, стабильно и вольно работать на себя, на благо своих детей – на своей родной земле, возрождая к жизни то, что было заброшено и покинуто когда-то?
И нашлись люди, которые рискнули, которые, имея силу, связи и знания, а порой вооружившись лишь велением сердца, решили населить этот край, спасти родину, спасти саму жизнь, ухватившись за последний шанс, о котором говорил отставной военный лётчик Павел Басакин:
Очарованный всем вокруг, но трудолюбивый Тимошка, от своей первой встречи с жеребёнком Рыжиком так трепетно и восторженно относившийся ко всему живому, ко всякому зверью, ко всякой птице, рыбе, тоже по-своему боролся за каждую маленькую жизнь в этих краях. Он беспрестанно радел о сохранении, о размножении всякого зверья, интуитивно чувствуя в этом основу, самую суть существования. Он то и дело взывал к взрослым с этим призывом, не прямо, косвенно, относя это и к людскому роду:
Какие человеческие характеры, какие настоящие, красивые люди живут в этой повести! Аникей Басакин, Иван Басакин, Павел Басакин, дед Атаман, Алексей… Русские мужики, сильные телом и духом, умеющие поступать по добру, по совести, по справедливости, не робеющие перед тяжелым трудом, в единении, вере, семье, любви к земле, к природе находящие своё предназначение и своё человеческое счастье.
А разве что-то другое человеку нужно?
Читайте также: