Можаев б краткое содержание

Обновлено: 30.06.2024

Федору Фомичу Кузькину, прозванному на селе Живым, пришлось уйти из колхоза. И ведь не последним человеком в Прудках был Фомич — колхозный экспедитор: то мешки добывал для хозяйства, то кадки, то сбрую, то телеги. И жена Авдотья работала так же неутомимо. А заработали за год шестьдесят два килограмма гречихи. Как прожить, если у тебя пятеро детей?

Трудная для Фомича жизнь в колхозе началась с приходом нового председателя Михаила Михайловича Гузенкова, до этого чуть ли не всеми районными конторами успевшего поруководить: и Потребсоюзом, и Заготскотом, и комбинатом бытового обслуживания, и проч. Невзлюбил Гузенков Фомича за острый язык и независимый характер и потому на такие работы его ставил, где дел выше головы, а заработка — никакого. Оставалось — уходить из колхоза.

Вольную жизнь свою Фомич начал косцом по найму у соседа. А тут доярки, занятые по горло на ферме, повалили к нему с заказами. Только перевел Фомич дух — проживу без колхоза! — как заявился к нему Спиряк Воронок, работник никакой, но по причине родства с бригадиром Пашкой Ворониным имеющий в колхозе силу, и предъявил Фомичу ультиматум: или берешь меня в напарники, заработанное — пополам, и тогда оформим тебе косьбу в колхозе как общественную нагрузку, или, если не согласишься, мы с председателем объявим тебя тунеядцем и под закон подведем.

Жалоба сработала. Пожаловали важные гости из области. Нищета Кузькиных произвела впечатление, и снова было заседание в районе, только разбиралось уже самоуправство Гузенкова и Мотякова. Им — по выговору, а Живому — паспорт вольного человека, материальную помощь, да еще и трудоустроили — сторожем при лесе. Весной же, когда кончилось сторожевание, удалось Фомичу устроиться охранником и кладовщиком при плотах с лесом. Так что и при доме, и при работе оказался Фомич. Бывшее колхозное начальство зубами скрипело, случая поджидало. И дождалось. Однажды поднялся сильный ветер, волной стало раскачивать и трепать плоты. Еще немного, и оторвет их от берега, разметает по всей реке. Нужен трактор, всего на час. И Фомич кинулся в правление за помощью. Не дали трактора. Пришлось Фомичу за деньги да за бутылку искать помощника и тракториста — спасли они лес. Когда же Гузенков запретил колхозному магазину продавать Кузькиным хлеб, Фомич отбился с помощью корреспондента. И наконец, третий удар последовал: правление решило отнять у Кузькиных огород. Фомич уперся, и тогда объявили Живого тунеядцем, захватившим колхозную землю. Устроили в селе суд. Грозило ему заключение. Трудно было, но и на суде вывернулся Живой, сообразительность и острый язык помогли. А тут и судьба расщедрилась — получил Фомич место шкипера на пристани возле своей деревни. Потекла спокойная и неторопливая летняя жизнь. Зимой хуже, навигация заканчивается, приходилось плести корзины на продажу. Но снова пришла весна, а с ней и навигация, приступил Фомич к своим шкиперским обязанностям и вот тут узнал, что пристань его упраздняют — так новое речное начальство решило. Фомич кинулся к этому новому начальству и в качестве оного обнаружил своего заклятого друга Мотякова, вновь воскресшего для руководящей работы.

И снова перед Федором Фомичом Кузькиным встал все тот же вечный вопрос: как жить? Он еще не знает, куда пойдет, чем займется, но чувствует, что не пропадет. Не те времена, думает он. Не такой человек Кузькин, чтобы пропасть, думает читатель, дочитывая финальные строки повести.

Борис Андреевич Можаев 1923—1996

Живой Повесть (19641965)

Федору Фомичу Кузькину, прозванному на селе Живым, пришлось уйти из колхоза. И ведь не последним человеком в Прудках был Фомич — колхозный экспедитор: то мешки добывал для хозяйства, то кадки, то сбрую, то телеги. И жена Авдотья работала так же неутомимо. А заработали за год шестьдесят два килограмма гречихи. Как прожить, если у тебя пятеро детей?

Трудная для Фомича жизнь в колхозе началась с приходом нового председателя Михаила Михайловича Гузенкова, до этого чуть ли не всеми районными конторами успевшего поруководить: и Потребсоюзом, и Заготскотом, и комбинатом бытового обслуживания, и проч. Невзлюбил Гузенков Фомича за острый язык и независимый характер и потому на такие работы его ставил, где дел выше головы, а заработка — никакого. Оставалось — уходить из колхоза.

Вольную жизнь свою Фомич начал косцом по найму у соседа. А тут доярки, занятые по горло на ферме, повалили к нему с заказами. Только перевел Фомич дух — проживу без колхоза! — как заявился к нему Спиряк Воронок, работник никакой, но по причине родства с бригадиром Пашкой Ворониным имеющий в колхозе силу, и предъявил Фомичу ультиматум: или берешь меня в напарники, заработанное — пополам, и тогда оформим тебе косьбу в колхозе как общественную нагрузку, или, если не согласишься, мы с председателем объявим тебя тунеядцем и под закон подведем.

Жалоба сработала. Пожаловали важные гости из области. Нищета Кузькиных произвела впечатление, и снова было заседание в районе, только разбиралось уже самоуправство Гузенкова и Мотякова. Им — по выговору, а Живому — паспорт вольного человека, материальную помощь, да еще и трудоустроили — сторожем при лесе. Весной же, когда кончилось сторожевание, удалось Фомичу устроиться охранником и кладовщиком при плотах с лесом. Так что и при доме, и при работе оказался Фомич. Бывшее колхозное начальство зубами скрипело, случая поджидало. И дождалось. Однажды поднялся сильный ветер, волной стало раскачивать и трепать плоты. Еще немного, и оторвет их от берега, разметает по всей реке. Нужен трактор, всего на час. И Фомич кинулся в правление за помощью. Не дали трактора. Пришлось Фомичу за деньги да за бутылку искать помощника и тракториста — спасли они лес. Когда же Гузенков запретил колхозному магазину продавать Кузькиным хлеб, Фомич отбился с помощью корреспондента. И наконец, третий удар последовал: правление решило отнять у Кузькиных огород. Фомич уперся, и тогда объявили Живого тунеядцем, захватившим колхозную землю. Устроили в селе суд. Грозило ему заключение. Трудно было, но и на суде вывернулся Живой, сообразительность и острый язык помогли. А тут и судьба расщедрилась — получил Фомич место шкипера на пристани возле своей деревни. Потекла спокойная и неторопливая летняя жизнь. Зимой хуже, навигация заканчивается, приходилось плести корзины на продажу. Но снова пришла весна, а с ней и навигация, приступил Фомич к своим шкиперским обязанностям и вот тут узнал, что пристань его упраздняют — так новое речное начальство решило. Фомич кинулся к этому новому начальству и в качестве оного обнаружил своего заклятого друга Мотякова, вновь воскресшего для руководящей работы.

И снова перед Федором Фомичом Кузькиным встал все тот же вечный вопрос: как жить? Он еще не знает, куда пойдет, чем займется, но чувствует, что не пропадет. Не те времена, думает он. Не такой человек Кузькин, чтобы пропасть, думает читатель, дочитывая финальные строки повести.

После школы в 1940 году подал документы в Горьковский институт инженеров водного транспорта на кораблестроительный факультет. Но тогда за обучение ввели плату. До зимы Можаев ещё хоть как-то умудрялся находить деньги на учёбу, подрабатывая грузчиком на пристани. Пришлось институт оставить и уйти в армию. В 1943 поступил в Ленинградское высшее инженерно-техническое училище ВМС, дислоцировавшееся тогда в Ярославле. После войны, будучи курсантом, одновременно пытался заочно учиться на филфаке ЛГУ. Получив в 1953 диплом военного инженера, отправился на Дальний Восток. Демобилизовался в 1954. Одно время занимался сбором и обработкой удэгейских сказок. Окончил двухгодичные Высшие сценарные курсы.

Детство и юность

Борис Андреевич родился 1 июня 1923 года в рязанском поселке Пителино, а потому о жизни русской деревни писатель знает не понаслышке. Его семья добывала себе хлеб крестьянским трудом, и Можаев с детства привык к радостям и тяготам сельской жизни.

Отца отправили в ссылку, и на попечении матери осталось пятеро детей, но она справилась, всех вывела в люди. Несмотря на погруженность в заботы о хозяйстве, Борис отличался тягой к учению. Окончил Потапьевскую среднюю школу, и к 17 годам из него уже вышел готовый сельский учитель.

Парень устроился на службу в школу-семилетку села Гридина, где располагались колхоз, библиотека, больница, клуб, почта и прочие составляющие советского сельского благополучия. У Можаева хорошо получалось учить детей грамоте, но нежданно-негаданно грянула война. Из того же села осенью 1941 года он вместе с еще пятерыми Можаевыми ушел на фронт. Чудом вышло так, что все вернулись живыми.

Советской армии не хватало офицерских кадров, и с 1943-го Бориса как студента института направили в Ленинградское высшее инженерно-техническое училище ВМФ, окончив которое молодой офицер отправился на Тихоокеанский флот.

Все это время Борис лелеял мечту стать писателем. Недаром параллельно с учебой в военном вузе Можаев ходил слушать лекции на филфаке Ленинградского университета. Еще живя во Владивостоке, Борис Андреевич стал писать статьи для периодики.

Творчество

Первые статьи Можаева были опубликованы в 1949 году, однако путь к широкому читателю занял еще полтора десятка лет. Прозу Можаева не спешили публиковать, и тот довольствовался редкими рассказами и повестями, которые все же проходили в печать.

А еще отличительной особенностью прозы Можаева стали сильные герои — его современники, которые вне зависимости от рода деятельности отличались крепким стержнем и умением жить по совести. Крестьяне, художники, агрономы, охотники, милиционеры — такова пестрая палитра профессий, будни которых освещал в повестях и рассказах Борис Андреевич.

Юрий Любимов и Борис Можаев после спектакля "Живой"

Posted by Театр на Таганке on Thursday, July 9, 2015

Личная жизнь

С Можаевым они познакомились весной 1962 года в общежитии Литинститута. Жена писателя вспоминала, как при знакомстве он в один миг смог разговорить ее, скромницу и затворницу. Позднее она не раз замечала за ним этот дар — умение сразу расположить к себе собеседника и превратиться во внимательного слушателя.

Жене Бориса Андреевича достался в наследство хутор на берегу Рижского залива, и Можаев своими руками восстанавливал полуразрушенный дом, который со временем стал уютным гостеприимным пристанищем для семьи и друзей.

У супругов родилось двое детей: дочь Анита (1963) и сын Петр. Дочь пошла по стопам матери и стала филологом, а сын занялся экспериментальной физикой. А вот старший сын писателя Андрей, родившийся в 1955 году, продолжил дело отца, став сценаристом и писателем.

Смерть

До самой смерти Можаев продолжал много работать, путешествовал, наблюдая за изменениями, которые происходили с его родиной. География его перемещений была обширна — от Дальнего Востока до Крыма.

Читайте также: