Документальный роман леонида юзефовича зимняя дорога закономерности случайных совпадений сочинение
Обновлено: 30.06.2024
Новый роман Леонида Юзефовича "Зимняя дорога" о Гражданской войне. Об интересе писателя к этой теме, современной любви к мифам, а также о том, что становится спусковым курком Гражданской войны, автор рассказал "Огоньку"
Леонид Юзефович ничего не выдумывает, а лишь пытается понять чувства своих реальных героев
Фото: Коммерсантъ / Максим Кимерлинг
Книга Леонида Юзефовича "Зимняя дорога" выходит в издательстве АСТ (редакция Елены Шубиной)
Фото: Издательство АСТ
Леонид Юзефович ничего не выдумывает, а лишь пытается понять чувства своих реальных героев
Фото: Коммерсантъ / Максим Кимерлинг
Книга Леонида Юзефовича "Зимняя дорога" выходит в издательстве АСТ (редакция Елены Шубиной)
Фото: Издательство АСТ
Гражданская война возвращается в литературу через 25 лет после кончины советской власти. Это не "красная" и не эмигрантская точка зрения, а попытка взглянуть на Гражданскую войну как на национальную трагедию — новый роман Леонида Юзефовича посвящен походу Сибирской добровольческой дружины из Владивостока в Якутию в 1922-1923 годах. Книга основана на архивных источниках, но написана в форме документального романа. В центре книги две неординарные исторические фигуры: белый генерал, правдоискатель и поэт Анатолий Пепеляев и его противник — красный командир, анархист, будущий литератор Иван Строд.
— Леонид Абрамович, как и когда появилась идея писать о Гражданской войне?
— Для вас Пепеляев и Строд прежде всего исторические персоны или художественные персонажи?
— И Пепеляев, и Строд, и все другие герои моей "Зимней дороги" — реальные люди, так я к ним и отношусь. Они не мои создания, не я их породил, и убил тоже не я. Моя власть над ними несравненно меньше, чем власть беллетриста над своими персонажами. Я не могу приписать им поступки, которых они не совершали, зато могу избавить их от обычной для "исторических персон" печальной участи после смерти стать персонификацией тех или иных политических идей. Куда важнее, чем партийные пристрастия двух моих главных, любимых героев, для меня было то, что оба они не чужды литературе. Пепеляев писал стихи и собирался сочинить нечто "в жанре утопии", а Строд в итоге стал профессиональным литератором. История их противостояния среди якутских снегов — это еще и рассказ о борьбе двух родственных душ, двух идеалистов, судьбой разведенных по разным лагерям, но сумевших сохранить благородство в нечеловеческих условиях войны на Крайнем Севере. Эти двое — фигуры настолько яркие, что легко могут показаться продуктом художественного вымысла. Тем не менее никакого вымысла в моей книге нет.
— Читатель не знает, где проходит граница между вымыслом и фактами. Сложно ли балансировать между историей и литературой?
— Умный читатель сразу поймет, что я ничего не выдумываю, лишь комментирую обстоятельства жизни моих героев или пытаюсь понять владевшие ими чувства. При этом кое-какие возможности я упустил, о чем теперь жалею. Написал, например, что одной из любимейших книг Пепеляева была "Жизнь Иисуса" Эрнеста Ренана, но не сказал, что, когда Пепеляев говорил о своем Якутском походе как о "крестном пути", он, по-видимому, втайне соотносил себя с тем образом Иисуса Христа, который создал Ренан,— вождем и героем.
— При чтении романа возникает ощущение дежавю. Скажем, белый генерал Дитерихс с его тоской о Китеж-граде с боярами, воеводами и Романовыми очень напоминает некоторых деятелей настоящего с их имперской скорбью. Почему люди пытаются вернуться в "идеальное", политически совершенное прошлое?
— Экзальтированная апелляция к "старине", к национальной архаике всегда имеет мобилизационный характер. Чаще всего это происходит в военное время, как в Белом Приморье в 1922 году, или в преддверии войны. Большевики, как ни странно, тоже не пренебрегали этим приемом задолго до Сталина. Легендарная буденовка, символ красноармейца, на самом деле имитировала шлем древнерусского воина. Красные просто использовали армейскую форму нового образца, пошитую в 1916-м, кажется, году, но не успевшую поступить в войска. В первые годы советской власти наглядная агитация прибегала и к древнерусской эстетике. Плакаты с революционными призывами нередко печатались церковно-славянским шрифтом. Случай Дитерихса — проявление той же тенденции, доведенной до крайности, до пародии. Это и понятно: побежденным труднее сохранить чувство меры, чем победителям. А прошлое манит еще и своей иллюзорной упорядоченностью. Сильнее всего страшит то, чему нет аналогий. Если, как Дитерихс, сравнивать себя с Мининым или Пожарским, а большевиков — с польскими интервентами, становится спокойнее. Ведь это означает, что человек продолжает жить в привычной исторической реальности, а не в какой-то совершенно иной и принципиально непостижимой.
— У вас есть ответ на вопрос: почему все же победили красные? Белые были кадровыми военными, больше половины Сибирской дружины — офицеры.
— Василий Шульгин писал, что борьбу с большевиками начали "почти святые", а завершили "почти бандиты". Однако про поход Сибирской дружины такого не скажешь, здесь красные и белые проявили свои лучшие черты. Эта локальная история потому меня и волнует, что эпилог Гражданской войны обошелся без жестокости, без насилия и ненависти, которыми отличаются все такого рода смуты. Белые проиграли в Якутии, потому что прежде проиграли в Сибири и на Дальнем Востоке. После этого никакой самый гениальный стратег им бы не помог.
— Белые офицеры — выходцы из русских дворянских семей, включая Пепеляева. Латыши Строд, Байкалов, грузин Каландаришвили бились за Советскую Россию. Их идеи оказались более жизнеспособными, чем преданность белых монархии?
— Ну на главных ролях в Сибирской дружине тоже находились люди с фамилиями Шнапперман, Андерс и Рейнгардт. Последний — латыш, как Строд и Байкалов. Да и ближайший помощник Пепеляева, генерал Вишневский, был родом из Брест-Литовска, и хотя носил отчество Кондратьевич, наверняка его отца звали не Кондратом, а Кондрацием. И это заблуждение — считать, что все белые офицеры были дворянами. Песню "Поручик Голицын, раздайте патроны, корнет Оболенский, налейте вина" сочинили отнюдь не деникинцы и колчаковцы. В годы Первой мировой войны офицерский чин получал любой мало-мальски образованный человек или отличившийся в боях солдат. Среди красных бывших офицеров было даже больше. За все время Гражданской войны на всех фронтах белые сумели поставить под ружье около 700 тысяч бойцов, а Красная Армия уже к концу 1919 года насчитывала до 3 миллионов. Наивно думать, что без участия старого офицерства красным удалось бы организовать такую силу. Еще наивнее мнение, будто все белые были монархистами. Из белых вождей о своей приверженности монархии открыто заявляли только Дитерихс и Унгерн. Главными героями моей книги двигала не преданность каким-то идолам, а мощный порыв к справедливости. В том-то и трагедия, что они могли оказаться по одну сторону баррикад или поменяться местами. Их судьбы не укладываются в стандартные представления о красных и белых. Обласканный властью красный командир Строд в конце жизни вышел из партии и грозился убить Сталина, а белый генерал Пепеляев, отсидев 13 лет в тюрьме, стал лоялен советской власти.
— Есть эмигрантская литература про белых. Есть соцреалистическая — про красных. Какие вопросы возникали у вас при чтении той и другой?
— Советская литература часто говорила и о белых, а эмигрантская — о красных. У деникинца Гайто Газданова в повести "Вечер у Клэр" есть потрясающее описание штурма красными укреплений Турецкого вала на Перекопе в 1920 году, а у Маяковского в поэме "Хорошо" появляется трагический Врангель в момент ухода белых из Севастополя:
И средь белого тлена,
как от пули падающий,
Трижды землю поцеловавши,
трижды город перекрестил.
Под пулями в лодку прыгнул. "Ваше
До конца 1920-х и в СССР, и в эмиграции настоящие писатели пытались быть честными, у меня к ним вопросов не возникало. А позднейшую соцреалистическую и антисоветскую литературу о Гражданской войне я не читал по причине ее художественной слабости и политической ангажированности.
— В связи с чем вы заинтересовались Белым движением?
— Меня интересует не собственно Белое движение, а Гражданская война как национальная трагедия. По Гегелю, трагедия — борьба не добра со злом, не правды с неправдой, а двух сил, каждая из которых обладает частью правды, но видит эту часть как целое. У Софокла, в "Антигоне", Антигона хочет похоронить брата Полиника, потому что он ее брат, а царь Креонт — оставить его тело на растерзание диким зверям, потому что Полиник предал родные Фивы. Когда правы оба и противоречие неразрешимо, это и есть трагедия. Не дай бог жить в такие времена, но в трагических конфликтах яснее видна природа человека и общества.
— Обращение к теме связано с историей вашей семьи?
— Нет, ничего личного. Мои предки с материнской стороны были обывателями и в Гражданской войне не участвовали, а о предках по другой линии я ничего не знаю. Мама рассталась с моим отцом, когда мне было два года.
— Что, на ваш взгляд, должно случиться с народом, чтобы брат пошел на брата, а общество раскололось до ненависти друг к другу?
— Гражданские войны часто следуют за войнами традиционными. Чтобы брат пошел на брата с оружием в руках, братья должны это оружие иметь. Мой друг, историк, выступал по радио с рассказом о Столыпине, и один из слушателей задал ему вопрос в эфире: "Был ли Столыпин отцом русской революции?" Мой друг ответил не без раздражения: "Отцом русской революции был Гаврило Принцип". Имелось в виду, что, если бы не выстрел в Сараево и не Первая мировая война, революции в России могло и не быть, а Гражданской войны в такой чудовищной форме точно не было бы.
— Кто для вас как писателя интереснее — красные или белые? Если бы пришлось выбирать, с кем были бы вы? Не тогда ли впервые возникла дилемма: со страной и режимом или без режима, но и без родины?
— Мне интересны конкретные фигуры в обоих станах, безотносительно к цвету их знамени. А если мысленно поместить себя в обстановку 1918 года, то, учитывая мое происхождение и среду, в которой прошли мои детство и юность (я жил в Перми, но не в самом городе, а в поселке при Мотовилихинском пушечном заводе), мои симпатии, скорее всего, были бы на стороне красных. Что касается предложенной вами дилеммы, то человек редко делает свой выбор в строго идейной парадигме. Как правило, все решают житейские обстоятельства, о которых люди умалчивают или подменяют их общественно более значимыми. При этом я, естественно, выношу за скобки те случаи, когда один выбор означает жизнь и свободу, а другой — смерть или тюрьму.
— Сегодня причудливо переплетаются мифы о прекрасных белых и идеальных красных. Гражданская война как будто заперта в общественном сознании в отдельную комнату. Договорились, что революция была переворотом, а Ленин — злодей. Одновременно идет ползучая реабилитация Сталина. А что делать с Гражданской войной, ни власть, ни общество не определилось. Чем опасно это состояние, не свидетельствует ли оно о том, что представления о добре и зле в истории у нас отсутствуют, а социальный хребет перебит десятилетиями экспериментов над страной?
— Насчет "социального хребта" — не знаю, не привык оперировать подобными категориями. А представления "о добре и зле в истории" не могут быть постоянными, они меняются и будут меняться, но, разумеется, лучше, если это происходит естественным путем, а не под нажимом сверху. А миф непобедим, поскольку входит в состав жизни. Я сам, рассказывая об осаде пепеляевцами крепости, построенной Стродом из мерзлого навоза, апеллирую к мифам об осаде Трои. Уничтожить миф нельзя, можно только заменить его другим мифом, что мы сейчас и наблюдаем.
— Как бы вы объяснили процессы, происходящие со страной в течение последних десятилетий? Это затянувшиеся роды новой страны или мучительная агония империи?
— Почему или одно, или другое? Последние два десятилетия нашей истории — это и умирание империи, и попытки ее реставрации в иных формах, и рождение новой страны, и трансформация старой российской и советской государственности. Мне кажется, из синтеза этих тенденций и возникнет будущая Россия.
— Вы много помогаете молодым писателям. Как вы оцениваете уровень современной российской литературы?
— О моей помощи молодым писателям лучше говорить в прошедшем времени. В ситуации издательского кризиса помочь им я не в состоянии. Издательства не хотят рисковать, выпуская книги неизвестных авторов. Тем более что в известных недостатка нет. Состояние литературы, в которой существуют такие писатели, как Александр Терехов, Захар Прилепин, Алексей Иванов, Сергей Носов, Евгений Чижов (называю только самых любимых), я оцениваю как вполне благополучное. Впрочем, на мой вкус, немалое число наших современных писателей отличает переизбыток брутальности. В литературе это проявилось даже раньше, чем в общественном сознании. Недавно, когда нобелевским лауреатом по литературе стала канадка Элис Манро, Эдуард Лимонов пренебрежительно заметил, что Нобелевскую премию дают "только травоядным". Мне стало обидно за эту умную и тонкую писательницу, куда более глубокую, чем наши сверхмаскулинные авторы. Ее роман "Кем ты себя воображаешь?" — одна из лучших книг, прочитанных мною за последние годы.
Беседовала Мария Башмакова
Последний поход
Справка
Якутский поход стал последним эпизодом гражданской войны в России (с сентября 1921 по июнь 1923 года) в Аяно-Майском районе Дальнего Востока. Восставшие во главе с корнетом Коробейниковым в конце 1921 года заняли часть Якутии; СССР отправил экспедицию для подавления восстания. В марте 1922 года восставшие попросили помощи у Временного Приамурского правительства во Владивостоке (генерал Дитерихс). 30 августа Тихоокеанская флотилия, укомплектованная 750 добровольцами под руководством генерала Пепеляева, отплыла из Владивостока на помощь восставшим. К декабрю 1922 года небольшой район, в который входили Аян, Охотск и Нелькан, подконтрольные Пепеляеву, оставался единственной территорией России, которую удерживали белые. В феврале против Пепеляева был направлен отряд большевиков во главе с Иваном Стродом. 12 февраля они нанесли поражение отряду Пепеляева, а в марте белые были полностью изгнаны из Амги. Остатки белой армии потерпели два поражения в столкновениях сначала у Охотска, а потом и у Аяна 16 июня. Генерал Пепеляев, 103 белых офицера и 230 солдат были схвачены и отправлены во Владивосток.
Сыщик истории
Визитная карточка
Леонид Юзефович родился 18 декабря 1947 года в Москве. В раннем возрасте переехал с семьей в Пермь. В 1970-м окончил Пермский университет, два года служил лейтенантом в Забайкалье, много лет работал преподавателем истории в школе, кандидат наук. Первые повести Юзефовича были опубликованы в конце 1970-х в журналах "Урал" и "Уральский следопыт". В 1993 году вышел документальный роман о бароне Унгерн-Штернберге "Самодержец пустыни", принесший автору известность. Широкое признание пришло к Юзефовичу в начале 2000-х, после выхода цикла ретродетективов о сыщике Иване Путилине. Лауреат премий "Национальный бестселлер" (2001) и "Большая книга" (2009). По романам Юзефовича сняты фильмы "Сыщик Петербургской полиции" (1991), "Казароза" (2006), "Сыщик Путилин" (2007). Юзефович — автор оригинальных сценариев сериала "Гибель империи" (2005) и фильма "Серебряный самурай" (2007).
Это делает роман Юзефовича остро актуальным – сегодня, прямо сейчас. Документальность формы и равноудалённость авторского голоса от каждого из главных героев книги моделируют возможность так нужного нам консенсуса. При высочайшей степени вовлеченности в историю жизни своих персонажей Юзефович принципиально отказывается выбирать сторону, выстраивая повествование как свидетельство о творимом на наших глазах из истории мифе. Предельно чёткое, сухое и точное письмо, лишённое внешних стилистических эффектов, даёт в руки читателю инструмент работы с историей, делает его не соучастником (как миф), но соглядатаем. Это важный момент. Прошлое должно быть прожито, отставлено, не забыто, но обезврежено. Оно не должно непоколебимой силой присутствия обкрадывать настоящее и будущее. Но именно так происходит в России. Год за годом пройденное воскресает, не получая своего разрешения.
Письмо Юзефовича помещает себя в пространство между историей и мифом. Он в общем-то и не опровергает миф, но напротив, подчеркивает ту органическую истинность правды, которая естественным образом присутствует в мифе, но искажается конструирующей его идеологией. Мифологический сюжет актуализируется и непосредственно в тексте самого Юзефовича:
Война в Якутии стала и для Строда, и для Пепеляева одним из определяющих событий их жизни, важнейшим. И по большому счету чуть ли не всю их жизнь можно свести к этому роковому сюжету (за которым в свою очередь можно увидеть ту самую универсальную мифологическую структуру, куда вписывается любой человеческий опыт), но Юзефович делает нечто иное, и очень гуманное: он не просто воссоздает миф о борьбе в Якутии, но и освобождает героев этого мифа от его власти, расширяет пространство их человеческого присутствия за пределы одного из не самых значительных эпизодов Гражданской войны³.
Юзефович преодолевает биографическое, ставя во главу угла даже не личность как таковую, но её дление, её присутствие, зримым знаком которого и становится текст. Этот подход ничего не обещает, не гарантирует, но открывает историю как пространство не для подвига – для свободного осуществления. И здесь, вероятно, можно усмотреть даже глубокий антиисторизм, свойственный роману Юзефовича. Потому как история всегда оборачивается мифом, истина же обнаруживает себя силой присутствия.
О масштабности нынешнего увлечения историей говорит неувядающий спрос на всевозможные теории заговоров и альтернативные версии прошлого. Очевидно, что строгость и бескомпромиссность исторической науки этому массовому волению противостоять неспособны. История стала самым сильным мифологическим наркотиком нашего времени (отсюда и постоянное желание власти монополизировать рынок исторической истины). Но это увлечение историческим сопровождается ослаблением нашей способности извлекать из него живой опыт, сжираемый подчиненным идеологии мифом.
[1] Л. Юзефович, Зимняя дорога, Октябрь, 2015, № 5
[2] В. Пустовая, Теория малых книг, Новый мир, 2015, № 8
Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.
Спустя двадцать лет после начала знакомства автора с архивами НКВД и ФСБ по делу белого генерала Анатолия Пепеляева появится книга. Всплывут многие детали о забытых в далёких сибирских и дальневосточных зимних пустынях и якутских лесах событиях, о повстанцах, о героях и о предателях, об идеях высоких, которые обладали неимоверной силой. Той силой, которая заставляла продираться сквозь все сомнения и бороться до конца.
Это была война не только белых и красных, анархистов и монархистов, ратовавших за те или иные идеалы. Это были почти древнегреческие картины о битвах героев. Битвах, которые почти документально изобразил Леонид Юзефович, не уступая поэтичности и эпичности греческих предшественников.
Удивительные эти два героя, два сильных лидера, о которых речь в книге. Чем больше я читал, тем больше убеждался в их схожести, в некой параллельности их судеб и жизненного пути. Это был интересный опыт погружения в историю Гражданской войны, в географию Дальнего Востока и Якутии, в этнические и политические реалии тех времён, когда происходил глобальный слом эпох и появлялась совсем другая система.
История России полна таких неимоверных узлов, в которые попадали замечательные люди, с виду простые, но для своего времени и своих обстоятельств ставшие героями вне зависимости от того, кто и кого победил.
Скорее всего, у книги не будет массового читателя, потому что это не чтение для всех, но определённо эта книга и проделанный труд достойны и внимания, и анализа. Обилие деталей и действующих лиц, нагромождение фактов и подробностей меня иногда уводило от самой истории, от главного, но я прилагал усилия и шёл дальше. В таком историческом романе без детализации не обойтись. Кого интересует данная тема и хорошо проделанное исследование, советую к чтению. Тут есть место и драме, и поэзии, и героическому эпосу.
Это одна из лучших книг о гражданской войне в России, что я читал. Автор детально рассматривает её заключительный этап, не столько идеологическое, сколько личное противостояние главных героев на фоне переломного момента российской истории, якутской тайги и крайне низких зимних температур. Книга наполнена подробностями о быте героев и приметах времени, описаниями дальневосточных пейзажей, и в целом создает впечатление проработанного, крепкого бестселлера на тему, о которой сложно говорить в указанной категории. Отдельно порадовал особый, аутентичный шрифт, отличная печать страниц, фотографий и обложки.
Горько читать о гражданской войне, заранее зная итог. Особенно, если главный герой белогвардеец.
Зимняя Дорога - это документальный роман, историческое расследование, относящееся теперь к модной категории нонфикшн
Медленно, день за днем мы пройдем тяжелый путь сибирской освободительной экспедиции длиною в год. Однако, это окажется всего лишь малозаметный эпизод в долгой братоубийственной войне.
Но сейчас люди по обе стороны баррикад находятся в тяжелейших физических условиях.
Чем дольше отряды ведут изнурительную борьбу, превозмогая усталость, голод, лютый мороз и отчаяние, тем больше желаешь выжить и победить обоим противникам.
Дневники, рапорты, письма, воспоминания и другие документы подводят к пониманию, что с обеих сторон сражались не типичные представители красных и белых, что во многом, воевали они за одну цель. Закономерный парадокс войны своих со своими.
На фоне противостояния двух незаурядных личностей, раскрывается жизнь местного населения. Якуты и тунгусы, столетиями жившие своими обычаями, теперь мечутся между красно-белыми всполохами меняющейся власти. Примечательно, что без их опыта и поддержки ни одна из пришлых армий не смогла бы выжить зимой в суровой тайге.
Читать текст Юзефовича мне было сложно. Множество фамилий с обеих сторон, экскурсы в их недавнее прошлое и пути приведшие в Сибирь перемешаны с цитатами дневников из текущего времени.
Зато такая документалистика помогает понять мотивы решений командиров. Оценить правильность предварительных расчетов миссии и влияние роли предателей. Увидеть ошибки, фатальные обстоятельства, причины поражения генерала Пепеляева.
Но как часто белогвардейцы были близки к победе! Я все время думаю, что БЫЛО БЫ, ЕСЛИ БЫ это случилось? Они продержались бы в Якутии еще некоторое время? Или добились ее независимости от советов? Или История России переломилась бы в корне?
Узнала об авторе после тотального диктанта, он написал к нему тексты, и решила прочитать. Очень интересная книга. Единственно, много фамилий, надо было сразу выписывать с пометками кто есть кто.
Замечательное произведение. Под впечатлением.
Что заставило этих людей оставить семьи, мирную жизнь и в лютый мороз, претерпевая голод, невероятные физические страдания, рисковать своей жизнью?. Приводятся свидетельства из дневниковых записей участников событий. Многие из них понимали, что идут на смерть, но поступить по другому не могли. Почему? Вот, на мой взгляд, главный вопрос, на который дает ответ Леонид Юзефович в своей книге.
Книга взяла в этом году "Нацбест" и "Большую книгу", поэтому как ни непривлекательна была аннотация, я решила ее прочитать. Это как бы исторический роман, написанный по результатам работы с архивными документами и воспоминаниями героев книги. В ней описывается одна из многих белогвардейских попыток борьбы с красными, но "вишенка на торте" здесь в том, что все действие происходит зимой в Якутии, а борются друг с другом белый генерал и красный-бывший анархист, которых в итоге коммунисты расстреляли в годы репрессий. Художественный смысл как бы в отзеркаливании судеб формальных противников. Не могу сказать, что книга хорошая: все в порядке с языком, но повествование тягучее, глазу практически не за что уцепиться (кроме как одной сцены с осадой). Прочла легко, но скоро все забуду.
Поколение второй половины XX века ничего не знают о Гражданской войне, многие не интесуются , но на дворе знаковый 2017 год! Год раздумий, осмысений и покояний.
Эта книга Л.Юзефовича, написана простым доступным языком о мало известном эпизоде борьбы в Сибири.
Читается легко, много интересных фактов и описаний.
Рекомендую широкому кругу читателей.
Л.А.Юзефович, в очередной раз убеждаюсь, блестящий писатель и историк, осмелюсь сравнить его с Натаном Яковлевичем Эйдельманом - пусть Леонид Абрамович младше, и пишет о других временах, но великолепнейший язык, незаурядная эрудиция и редкостная объективность роднят их. "Зимняя дорога", возможно, несколько уступает книге, посвященной Р.Унгерну, хотя события по времени близкие, и главные герои - известные деятели Белого движения, но мне было очень интересно читать , наконец, о порядочном человеке, а не о палаче и садисте, хотя в целом история Якутского похода А.Н.Пепеляева оставляет крайне тяжелое впечатление из-за его очевидной бессмысленности. Книга вполне достойно издана, многочисленные фотографии прекрасно дополняют текст.
Книга, как любое историческое повествование, опирающееся на документ, провизводит довольно сильное впечателение, хотя, кажется ей не хватает чисто беллетристического полёта. Подробнее в моём видеоблоге
Юзефович, как всегда на высоте. Причем, если в случае с Унгерном все-таки возникало отторжение-не от текста, а от фигуры центрального персонажа, то здесь оба главных героя симпатичны и во многом понятны.
А наибольшее восхищение вызывает умение подать документальную насквозь историю так, что любой исторический роман меркнет.
Понятно, что премии -не главное, но все-таки искренне желаю Леониду Абрамовичу собрать их везде, где его номинируют. Это, пожалуй, лучшая книга прошлого года.
P.S. Первая премия-" Нацбест-получена. Браво, Леонид Абрамович!. Продолжайте в том же духе)))))
Отличная книга! Сейчас таких почти не делают!
Восхитительная книга! Впервые встретил книгу, которая затронула сердце и раскрыла глубину трагедии гражданской войны : брат на брата . Ради кого? Ради чего?
Автор замечательно без штампов, лозунгов передал это ,найдя свои слова, свой стиль повествования фактов. Это не "плоская" книга с передачей фактов и повествований. Это книга, заставляющая думать, СОПЕРЕЖИВАТЬ и ЧУВСТВОВАТЬ.
Две представителя русских людей (Пепеляев, Строд) - это одна Россия, разделенная на две части, убежденно борющиеся друг с другом до крови и до смерти , два восприятия будущего жизни России, два вида уверенности в своей правоте. Они разные и они одинаковые: они граждане одной страны - России. Автор описывая Якутский поход, вскрыл всю трагедию и борьбу россиян в Гражданской войне и после нее. Весь трагизм российского народа, путаницу в мозгах, веру в свою правоту и сомнения в ней во время Гражданской войны и разочарование после нее.
А какие реальные личности! Генерал, который не расстреливает пленных, т.к. считает их гражданами своей страны. Командир, который защищает пленного генерала на суде.
Мне книга очень понравилась, т.к. наталкивает на глубокие размышления о судьбах людей в нашей стране!
Захар Прилепин о новой книге Леонида Юзефовича, истории и ее восприятии
Прочитав книгу Леонида Юзефовича (за полтора дня, почти не в силах оторваться), я вдруг вспомнил один случай.
Я тогда первый раз поехал на Донбасс, и как-то присутствовал на обмене пленных.
Дочь Леонида Юзефовича — критик Галина Юзефович, тогда достаточно жёстко посетовала, что читать моих заметок больше не станет, раз у меня ополченцы выглядят добрее.
Леонид Абрамович в своей безусловно доброжелательной манере заметил, что, возможно, дочь права: так, наверное, не бывает, что одни добрее, а другие злее.
Пожав плечами, я отправил Леониду Абрамовичу ссылку на видео, которое у меня на счастье было: посмотрите сами, это слишком очевидно, чтоб не заметить разницы.
Леонид Юзефович благоразумно не стал вмешиваться в этот спор.
Совершив героический переход в нечеловеческих условиях, Пепеляев столкнулся с отрядом бывшего анархиста, а теперь красного командира Ивана Строда.
Выдержав — тоже в чудовищных, осознанию не поддающихся условиях осаду — отряд Строда по сути сорвал планы Пепеляева.
Сколько не всматривайся, рационального смысла ни в походе Пепеляева, ни в аномальном стоицизме красноармейцев Строда не было — однако Юзефович видит в этом нечто, выходящее за пределы рационального: такую одержимость страстностью и смертью, что это само по себе предполагает цель (но на самом деле цели не имеющей).
И даже сам Анатолий Пепеляев — человек высокой чести — в конечном итоге, попав под следствие в 1937 году, признаётся в тех замыслах, которых не имел, помогает в раскрытии заговора, которого не было — и в конечном итоге губит, наверное, большее количество людей из числа бывших своих солдат и офицеров, оставшихся в СССР — чем погибло за всё время его якутского похода.
Строд, впрочем, попавший в тот же маховик, ни в чём не признаётся.
Истории нет смысла ставить оценки, вот простая мысль, которую можно вывести из текста Юзефовича.
У всякой истории, у самых нечеловеческих, у самых удивительных и восхитительных человеческих поступков — всегда какой-то не просто печальный, но и банальный финал.
Словно всё это — не имело смысла.
И действительно, вроде бы, не имело.
Но что тогда имело смысл? Кто тут скажет?
В итоге остаётся осмысленно простой, нарочито лишённый украшений, и вместе с тем безупречный текст Леонида Юзефовича, где замечательной глубины откровения рядовым образом присутствуют то здесь, то там, никак не выделенные (поставленные в начало главы, или в её финал, или умело поданные, они бы имели больший вес — но Леонид Абрамович чуждается любой нарочитости; нам всем ещё придётся этому учиться).
Несколько цитат из его книги я выписал.
Это очень точно, и относится к любым временам, в том числе к нашим.
Или, о книге Строда, посвящённой героической обороне красноармейцев, попавших в окружение пепеляевцев:
Пожалуй, это одно из самых оригинальных замечаний по поводу очевидных минусов и не столь частых плюсов советской массовой беллетристики.
Внешняя неброскость человеческой мудрости, попытка найти правду не в целом, а в деталях и в самых малых поступках, спокойное отсутствие старания угодить читателю — вот за что я так люблю прозу Леонида Юзефовича.
Вопрос только в том, где это целое.
Целое есть только в истории.
Здесь его нет. По крайней мере, если ты чем-то занят, большим, чем ты сам.
Россию ждёт взрывной рост неизлечимой онкологии
Жовто-сині снайперы, диверсанты, хактивисты, городские киллеры и минеры уже ждут российскую армию
Ольга Андреева
23 мая 2016, 00:00
В качестве сюжета Юзефович выбирает странный и диковатый эпизод, случившийся в самом конце Гражданской войны в снегах якутской тайги. Этот эпизод не имел никаких исторических последствий, никак не изменил судьбу страны или даже собственно Якутии, хотя там о нем вспоминают до сих пор. Но ни в каких общероссийских учебниках истории его нет и никогда не будет.
В августе 1922 года Сибирский добровольческий отряд под началом бывшего колчаковского генерала Анатолия Пепеляева выдвигается из Владивостока в северный порт Аян, что под Охотском, дабы прийти на помощь восставшим народам Якутии, недовольными большевистской властью. Бессмысленность затеи становится очевидна уже по прибытии армии Пепеляева в порт Аян. Пока белое руководство во Владивостоке собирало экспедицию, восставшие народы Якутии успели проиграть все и сдаться. А пока Пепеляев плыл в Аян, белые генералы успели уйти от большевиков в Корею и Китай. Пепеляев шел в никуда, из ниоткуда, ни для чего. И все-таки шел. Следующие осень, зима и весна проходят в страшных, полуслепых блужданиях по бесконечной тайге, без связи с внешним миром и даже с противником. Блуждают по тайге и белые, и красные. Ни один из цветов не спасает от страданий. Этот ад беспартиен, он для всех один. Генералу Пепеляеву со стороны Красной армии противостоит командир Строд, латгалец из Белоруссии. В рядах якутских красных Строд оказался совершенно случайно, как и Пепеляев в рядах владивостокских белых. Строд не оплот красной идеи, а Пепеляев не оплот самодержавия. Это вообще не их война. Заканчивается поход полным разгромом и арестом почти всех участников пепеляевской армии. История якутской эпопеи, потребовавшей невероятного, нечеловеческого мужества, не оставила после себя даже ряби на поверхности большого исторического моря. Кроме ее участников свидетелем ее оказался только кто-то там, наверху, и еще Леонид Юзефович.
Историческая результативность героев вообще мало интересует Юзефовича. Он не про то. Предельность, ослепительность, то самое пушкинское неизъяснимое наслаждение, которое есть у бездны на краю, — вот что важно автору. В этой истории все доведено до крайности, до самого последнего пространственно-временного предела.
Кроме географии есть еще и время. Революция, Гражданская война — еще одна причина, по которой бытие истончается и рвется. Революция отменяет старые причины и следствия, привычные логические цепи волевым образом разрушаются. Наступает паралич логики, который призывает в качестве действующего лица не неизбежность, а чудо. Именно чудо приводит к власти одних, и то же чудо приводит других к гибели. Все возможно, все разрешено и все осуществимо. Глава Белого Приморья генерал Дитерихс мечтает восстановить империю под началом допетровских стрельцов. Пепеляев мечтает объединить человечество на принципах равенства и братства. Якуты мечтают о щедрых американских концессиях на пушнину. Все это утопии. Но чем они хуже утопической, призрачной власти большевиков, которые пришли из ниоткуда и тоже вовсю эксплуатируют энергию чудесного? Все надмирное вот-вот произойдет. Из якутской тайги всего два шага до вселенского счастья, звезды-полынь и коней Апокалипсиса.
Юзефович умножает место на время и получает нереальность в квадрате. Якутия в огне — оксюморон вроде живого трупа, Толстой бы оценил. А теперь давайте попробуем в этой системе координат рассказать совершенно реальную историю, опирающуюся на множество документов, детально проработанную со всей академической дотошностью профессионала. Нетрудно догадаться, что вы получите не учебник истории. Но если не его, то что? Юзефович разворачивает перед читателем акт строительства хронотопической бездны, в которой разыгрывается совершенно иррациональное событие — зимний поход генерала Пепеляева из ниоткуда в никуда. Верховодит в этом походе иная логика, не имеющая отношения ни к политике, ни к истории вообще.
Все, слово сказано. Европейская цивилизация, оказавшись в тайге, внезапно обращается к своим истокам и демонстрирует верность древним библейским онтологическим принципам. Юзефович пишет о последней форме героизма, за которой начинается святость.
Читайте также: