Владимир николаевич корнилов биография кратко самое важное
Обновлено: 05.07.2024
Владимир Корнилов родился в семье инженеров-строителей.
В 1945 — 1950 учился в Литературном институте, откуда трижды исключался за прогулы и "идейно порочные стихи".
Первые стихи Корнилова были опубликованы в 1953 году. Однако с тех пор его произведения пропускались в печать нечасто, и то лишь с внесёнными цензурой исправлениями.
Нелёгкая судьба ожидала и прозаические произведения Корнилова. Первую и вторую свои повести — "Без рук, без ног", законченную в 1965 году, и "Девочки и дамочки", написанную в октябре 1968 года — автор долго и безуспешно пытался опубликовать в Советском Союзе. Первую не напечатали, вторая в декабре 1971 года была набрана, но сразу же после этого рассыпана.
Своё третье и самое крупное прозаическое произведение — роман "Демобилизация" — Корнилов уже не стал пытаться опубликовать на родине. Он передал свои произведения на Запад, где спустя какое-то время они были напечатаны.
Публикации в зарубежных русскоязычных изданиях, а также выступления Корнилова в поддержку Юлия Даниэля и Андрея Синявского (1966) вызвали недовольство советской власти. Когда же Корнилов подписал письмо "главам государств и правительств" с просьбой защитить академика Андрея Сахарова, то его в марте 1977 исключили из Союза писателей СССР (принят в 1965; восстановлен в 1988).
Во время перестройки было опубликовано одно из самых проникновенных его стихотворений, в котором он рассуждает о внезапно дарованной людям свободе:
Не готов я к свободе —
По своей ли вине?
Ведь свободы в заводе
Не бывало при мне.
Океаны тут пота,
Гималаи труда!
Да она ж несвободы
Тяжелее куда.
Я ведь ждал её тоже
Столько долгих годов,
Ждал до боли, до дрожи,
А пришла — не готов.
("Свобода", 1987)
А вот еще одно его стихотворение, написанное в 1988 г.
В спор не надобно кидаться,
Без него поймёшь:
Родина и государство –
Не одно и то ж.
Присягнув гербу и флагу,
Не затянешь гимн
И в атаку, и на плаху
Не пойдёшь с таким.
Родина – любовь и память,
Проза, стих и песнь…
Много мог ещё добавить,
Места нету здесь.
А ещё – овраг и поле,
Роща и река,
А ещё – тоска и воля,
Воля да тоска.
Только больше неохота
Зря словами трясть.
Родина – всегда свобода,
Государство – власть.
В 90-е годы поэт тоже живо откликался на проблемы России. Так, в 2000 году он написал стихотворение "Попытка гимна" — своеобразный отклик на события, связанные с утверждением гимна России на музыку гимна СССР.
Один из близких друзей поэта откликнулся на его смерть такими словами:
Полвека очень близких и очень непростых отношений связывают меня с Володей Корниловым, скончавшимся после долгой и мучительной болезни 8 января этого года.
Об отношениях этих скажу только одно: на всем протяжении тех пятидесяти лет всякий раз, когда мне бывало плохо, Володя оказывался рядом. Его не надо было звать: он появлялся сам.
А теперь – о главном. О поэте. Утрата, которую понесла со смертью Владимира Корнилова российская поэзия, для меня сопоставима только с двумя смертями: Бориса Слуцкого и Давида Самойлова.
Но не о месте Корнилова в официальной или неофициальной табели о рангах хочу я сейчас сказать, а о том особенном, своем, неповторимом, что внес он в сегодняшний русский стих.
Стихи Корнилова захватывают своей энергией, страстью. Обнаженным и резко выраженным чувством, мощью эмоционального и звукового напора.
Владимир Корнилов (29 июня 1928, Днепропетровск — 8 января 2002, Москва), советский российский поэт, писатель и литературный критик.
Содержание
Биография
Родился в семье инженеров-строителей.
Публикации в самиздате и в зарубежных русскоязычных изданиях, а также выступления Корнилова в поддержку Юлия Даниэля и Андрея Синявского (1966) вызвали недовольство советской власти.
Вновь начал издаваться в СССР с 1986 года.
Скончался Корнилов от опухоли костей 8 января 2002 года.
Творческая манера
Стихи Корнилова проникнуты болью за родную страну, тем не менее поэт пытается философски осмыслить явления окружающей его жизни. Когда во время перестройки стихи Корнилова стали публиковаться чаще, вышло одно из самых проникновенных его стихотворений, в котором он рассуждает о внезапно дарованной людям свободе:
Стихи Корнилова можно сравнить с письмами к самому себе. То, что он говорит в них о детстве, о временах военной службы, о любви и искусстве, исполнено высокого чувства ответственности перед жизнью, обнаруживает серьёзность поисков смысла бытия. Соответственно с этим Корнилов ограничивает себя, говоря только о существенном, пишет скупо и конкретно; он любит аллитерации и звучный стих, тщательно избегая всего лишнего.
Сочинения
Стихи
- Пристань. Стихи, 1964
- Возраст. Стихи, 1967
- Надежда, 1988
- Польза впечатлений, 1989
Проза
Критика
Литература
Ссылки
- Персоналии по алфавиту
- Писатели по алфавиту
- Родившиеся 29 июня
- Родившиеся в 1928 году
- Родившиеся в Днепропетровске
- Умершие 8 января
- Умершие в 2002 году
- Умершие в Москве
- Выпускники Литературного института имени А. М. Горького
- Поэты России
- Поэты СССР
- Русские писатели XX века
- Умершие от рака кости
- Советские диссиденты
- Похороненные на Николо-Архангельском кладбище
Wikimedia Foundation . 2010 .
Полезное
Смотреть что такое "Корнилов, Владимир Николаевич" в других словарях:
КОРНИЛОВ Владимир Николаевич — (р. 1928) русский поэт. В поэме Шофер (1961), сборнике Пристань (1964), цикле Польза впечатлений (1987) и др. мужественная раскованная интонация, склонность к сюжетному воплощению поэтического образа, поиски нравственных решений. Проза … Большой Энциклопедический словарь
Корнилов, Владимир Николаевич — КОРНИЛОВ Владимир Николаевич (родился в 1928), русский писатель. В поэме Шофер (1961), сборниках стихов Пристань (1964), Польза впечатлений (1989) и других мужественная интонация, склонность к сюжетному воплощению поэтического образа, поиски… … Иллюстрированный энциклопедический словарь
Корнилов, Владимир Николаевич — Род. 1928, ум., 2002. Писатель (поэт и прозаик). Произведения: "Шофер" (поэма, 1961), "Пристань" (сборн., 1964), "Польза впечатлений" (цикл стихотв., 1987), "Демобилизация" (1999), "Суета сует"… … Большая биографическая энциклопедия
Корнилов, Владимир — Владимир Корнилов: Корнилов, Владимир Алексеевич (1806 1854) русский военно морской деятель, вице адмирал, герой обороны Севастополя. Корнилов, Владимир Владимирович (род. 1968) украинский журналист и политолог. Корнилов, Владимир… … Википедия
Владимир Николаевич Львов — (2 апреля 1872 сентябрь 1930, Томск) российский политический деятель, член Государственной думы III и IV созывов. Обер прокурор Святейшего Синода (1917; в составе Временного правительства). Крупный помещик Бугурусланского уезда Самарской… … Википедия
Владимир Николаевич Егорьев — (3 (15) марта 1869, Москва 20 сентября 1948, Москва) российский и советский военачальник, командующий фронтом во время Гражданской войны. Содержание 1 Биография 1.1 Первая мировая война … Википедия
Шокоров, Владимир Николаевич — Владимир Николаевич Шокоров (15 июля 1868 11 июля 1940) командир Чехословацкого корпуса в России. Окончил 3 й Московский кадетский корпус (1886), Военное Алексеевское училище (1888), Николаевскую академию Генерального штаба, с 28 ноября… … Википедия
Закорецкий, Владимир Николаевич — Закорецкий Владимир Николаевич … Википедия
Если жить – то сердцем. Последнее интервью Владимира Корнилова
В мире вообще заметно ослабление эмоциональности, словно бы люди стали меньше грустить, радоваться, страдать, переживать и сопереживать – и куда больше считать и рассчитывать. Видимо, это напрямую связано с тем, что жизнь стала многосложнее, а люди – незащищеннее. Приходится все время быть настороже. И, как следствие, жить больше головой, чем сердцем. И стихи читают все меньше и меньше.
Памяти Владимира Корнилова: передача Радио Свобода
Елена Боннер, Олег Чухонцев, Владимир Бабурин о Владимире Корнилове.
Александр Герасимов. Покуда над стихами плачут…
У Корнилова всегда была бурная, обостренная реакция на все события. Человек-вулкан. Поэтому он часто попадал в сложные ситуации, не умел приспосабливаться к обстоятельствам. Неудивительно, что жизнь его не баловала.
Татьяна Бек. Взаправду
Корнилов был начисто лишён позы. Ненавидел (черпаю из его сочного, грубоватого лексикона) дармовщину, халяву, липу, показуху и сытость. При этом одно из наиболее часто повторяющихся в его лирике позитивных слов в з а п р а в д у.
Алексей Симонов. Корниловский мятеж совести
Володя был высокого накала, высокого каления русский интеллигент с постоянными сомнениями в своей нужности, талантливости, правильности совершённого. При этом я не знаю случая, когда Владимир Николаевич Корнилов изменил бы себе.
Сергей Шаргунов. Неподавленный Корнилов
Он не стремился к громкой фразе, сверкающему жесту, выезду за границу. Тихо, угрюмо противостоял, как бы и напросившись в запрещенные.
Борис Жутовский о Владимире Корнилове
Он прожил нашу жизнь. И его гноили, выгоняли, травили, лишали. Годами – ни строчки, но как у самых-самых – в списках, на кухнях – в радость.
Владимир Крюков. Письма Владимира Корнилова
Это письма большого русского поэта к неведомому провинциальному стихотворцу…
Русская исповедно-завещательная библиография: влиятельные люди о влиятельных книгах
Корнилов – участник проекта по формированию списка книг, в наибольшей степени повлиявших на формирование современной русской интеллигенции.
Галина Нерпина. Учитель
Заслужить уважение Корнилова было непросто, потерять – страшно…
Библиография
Журнальный зал
Список журнальных публикаций произведений Корнилова 90-х – начала 2000-х гг.
Ей-богу, твои ухищренья смешны,
Стыдливая, бедная лира.
Красивым девчонкам стихи не нужны,
И это вполне справедливо.
Для женщин счастливых, для крепких мужчин
Поэзия — мелкая ставка.
Их поприще — жизнь, и, как всякий почин,
Она их берет без остатка.
Как мало веселых и звонких людей!
Поэтому грусть в дешевизне.
Читатель стиха, поскорее редей
Во имя вершителя жизни!
Когда в мирозданьи совсем никого
Жалеть уже станет не надо,
Засяду писать для себя самого,
Не зная ни капли пощады.
На площади на Маяковской
Гремят барабаны и медь.
С охотою не стариковской
В толпу затесался глядеть.
Во всю батальонную силу
Играет оркестр духовой,
Как вырыли немцу могилу
В суровых полях под Москвой.
И холодом бьет по подошвам
Знакомая звонкая дрожь,
И помню, что все это в прошлом,
В сверхпрошлом, а все-таки, все ж.
И с мукою давней и тайной
И полупонятной тоской
Слежу, как, свернув с Триумфальной,
Идет батальон по Тверской.
Пошли косяком годовщины,
А жизни остался — лоскут.
И вроде совсем без причины
Последние слезы текут.
Музыки не было, а была
Вместо неё — гитара,
Песнею за душу нас брала,
За сердце нас хватала.
И шансонье был немолодым,
Хоть молодым — дорога,
Но изо всех только он один
Лириком был от бога.
Пели одни под шейк и брейк-данс
И под оркестр другие,
А вот с гитары на нас лилась
Чистая ностальгия.
Был этот голос словно судьба,
Словно бы откровенье,
Нас он жалел и жалел себя,
А заодно и время.
Пел свое, времени вопреки,
И от его гитары
Все мы, усталые старики,
Все же еще не стары.
В глуши лесной играют Баха
(Не на рояле — клавесине!),
И старый Бах встает из праха —
И снова в славе, снова в силе.
Звучит средь хвои неземная —
Не знаю — фуга ли, соната,
А наша глухомань лесная
Уверена, что так и надо.
Сквозь ветки до небесной тверди
Воскресшие доходят звуки,
Не это ли и есть бессмертье,
Преодоленье смертной муки,
Преодоленье притяженья
Земли, и времени, и долга.
И замер я от приближенья
Полёта, волшебства, восторга!
За стенкою играют Баха,
И радости моей нет краю,
И взмокла на спине рубаха,
Как будто это я играю,
Как будто я уже причислен —
От музыки окрепший духом! —
К высоким самым, самым чистым
Надеждам, помыслам и звукам.
Гоняет старость и усталость
Бах, заиграв на клавесине.
Такие чудеса остались
Лишь в решете и лишь в России.
Не владею белым стихом
Для себя, для своей работы.
Белый стих пополам с грехом
Истребляю на переводы.
Белый стих меня не берет
Ни в балладах, ни даже в песнях,
Не познал я его высот,
Не гулял в его тайных безднах.
Помню, в молодости с тоской,
Ошалелый и оробелый,
Я глядел, как наставник мой
Километры гнал пены белой.
Этих тысяч двенадцать строк,
А быть может, еще поболе,
Я без рифмы жевать не мог,
Как жевать не могу без соли.
. Рифма, ты ерунда, пустяк,
Ты из малостей — микромалость,
Но стиха без тебя никак,
Хоть зубри, не запоминалось.
Рифма, ты и соблазн, и сглаз,
Ты соблазном и сглазом сразу
Отравляешь лирикой нас,
И несем ее, как заразу.
Рифма, нет на тебе креста,
Ты придумана сатаною,
Но и жизнь без тебя пуста,
Хоть намучаешься с тобою.
* * *
Изящно, легко и галантно!
Ну что же — и дальше пиши.
Отмерено вдоволь таланта,
Недодано только души.
И полного нет разворота,
И самая малость тепла.
Ну что ж — это не для народа,
Тут важно, чтоб горстка прочла.
А все же хватает таланта
И всем ты, ей-богу, хорош.
Да только пуанты, пуанты,
Пуанты заместо подошв.
Но тем, кто читает усердно
И учит тебя наизусть,
Твои мельтешенья по сердцу
И мил микромир получувств,
Где нету свинцового неба
И вихря и черной воды,
Где нет всероссийского гнева,
Предвестия общей беды.
Нас такие
Ковали деспоты.
Ностальгию хлебали с детства мы
И не скепсису,
Не иронии,
А доверились
Жажде родины.
Боль по родине,
По отечеству
Не пародии
Человечности.
Поразила
Нас скорбь нелепая
По России, которой не было…
* * *
…И загадку жизни моей.
А. Ахматова
Взыскующему — исполать! —
Недолго ведь страху поддаться…
Себя невозможно понять,
Однако не грех — попытаться.
Тогда-то твой смысл или суть —
Чтоб взыск не остался впустую —
Откроются лишь на чуть-чуть —
Не больше, чем долю шестую…
Ты хочешь себя разгадать?
Но круглую эту загадку,
Куда тяжелей раскатать,
Чем, скажем, солдатскую скатку.
Зачем-то запретна она,
Кощеева эта сверхтайна…
Посмотришь — совсем не страшна,
А всё же для многих — летальна.
29 июня 1928 года в Днепропетровске родился поэт Владимир Корнилов.
В его стихотворениях не было того, что называется "красотой слога". Никакого робкого дыхания, вдохновенной гладкости, тумана. Стих Корнилова угрюм, рублен, угловат. Работа, скорее, каменотеса, чем живописца.
Еще больше его поэзии могла навредить прямота высказывания, политизированность, стремление сказать обо всем, что болит, "в лоб". Но тайна настоящего поэта в том, похоже, и состоит, что даже очевидные слабости становятся его силой.
Владимир Корнилов был, наверное, не самым ярким русским лириком конца ХХ века, но точно - самым прямодушным.
Он с детства, с семи лет, видел себя поэтом. И ничто этому не могло помешать - ни война, ни солдатская лямка, ни изгнание из Литинститута, ни притеснения властей.
Эту истовую самоотверженность молодого Володи Корнилова, его готовность идти на плаху ради правды сразу почувствовала Анна Ахматова. Она, испытавшая на себе всю тяжесть креста русского поэта, дала ему свою охранную грамоту - рекомендацию в Союз писателей.
"Упорная и живая работа при сильном и своеобразном даровании, - писала Ахматова 15 апреля 1964 года, - дает право В. Н. Корнилову встать в ряды членов Союза советских писателей. Своя интонация и свой путь в поэзии - явления совсем не такие уж частые. "
Путь Корнилова оказался сложен и горек, поскольку совесть и призвание были в нем скручены в один узел.
Он все время во что-то горячо вмешивался, за кого-то бесстрашно вступался. После очередного заступничества его на двадцать лет перестали печатать. Даже переводы не мог публиковать под своим именем.
Запах духов (Давняя история).
Попытка душу разлучить.
Б. Пастернак. Сестра моя жизнь
Запах духов — неприкаянный запах.
Головы кружит влюбленным и слабым.
Что до любви — отлюбил я уже,
Да и духам позабылось названье.
Но, как втяну этот запах ноздрями,
Зябко становится на душе.
Есть у поэтов надежное средство:
Хочется что-нибудь вынуть из сердца,
Не напивайся и не блажи.
Сядь и об этом всерьез напиши.
Шел я, вихрастый, худой и губастый.
Встретил тебя и сказал тебе:
— Здравствуй! —
Ты засмеялась.
Бровь подняла.
Мне показалось:
Все поняла.
Мы проваландались самую малость:
Скоро пошли непогожие дни.
Но по парадным не обжимались:
Ты в эти годы жила без родни.
Смелая девушка. Первая женшина!
Первое чудо средь вечных чудес.
Помню, как мне залепила затрещину,
Но, не робея, я снова полез.
Было в ту пору мне девятнадцать,
Было в ту пору тебе — двадцать два.
Надо сдаваться.
Куда же деваться?
Даже не стоило драться сперва.
Нравилась нам поначалу забава.
Нам поначалу хватало запала.
Мы просыпались в первом часу.
Ты в институт торопилась. Духами
Прыскала локоны и за ушами,
И на лету наводила красу.
Кальки сворачивала, а руку
Не успевала всадить в рукав.
Глянем — и бросит опять друг к другу,
Тут уж не прячься и не лукавь!
Но очумелые, как укротители,
(Что человечат, калечат зверей),
Помню, мои озверели родители
И от любви уводили твоей.
Родичи, что ли, твои не потрафили
И о тебе небылицы плели
(Все потому, что свои биографии
Предки мои, как невинность блюли).
Помню, они не на шутку гордились,
Что обошли все капканы с умом:
И в оккупациях не находились,
И не пропали в — тридцать седьмом.
Ну а твои были шиты не лыком!
Вождь их чинами сперва наградил:
Дядька был маршалом,
батька комбригом,
Ну а с мамашей — Фадеев крутил.
Впрочем, другие романы затеяв,
Скоро мамашу оставил Фадеев,
Думать Фадеев о ней позабыл,
Но о семье позаботился Сталин;
Маршал немедля был к стенке поставлен,
Батьку с мамашей загнали в Сибирь.
.
.
Вся извелась моя бедная мачеха,
Перед отцом исходила тоской:
— Если мерзавка опутает мальчика,
То пропадет он с анкетой такой!
Был я беспечный, безжалостный парень,
В головы им, точно гвозди, вбивал:
— Блок был опален, Есенин опален
И Пастернак-то в чести не бывал. —
Где там! От гнева на стенку полезли.
Что им Есенин, что Пастернак?
И потому к ним на Красную Пресню
Я уже было ходить перестал.
В полдень мы хлеб с маргарином жевали
И за стихи принимались опять.
Их ни в едином не брали журнале,
Но на журналы было плевать.
Хуже —
что худо жилось нам без денег
И что ни вечер кидалась ты в плач:
Дескать, я бездарь, отпетый бездельник
И никакой не поэт, а трепач.
Пишешь стихи? Так пиши для печати.
Я понимал: это крик о пощаде.
Скоро от слез твоих вовсе промок,
Только с собою сладить не смог.
Как-то проснулся и понял, что — баста!
Пусто в груди и ни капли любви.
Кончилась. Так же, как в тюбике паста.
Больше не выдавишь — и не дави!
Все хорошо, черт возьми, что не поздно! —
Встал я, собрал всю охапку стихов,
Обнял тебя, и ударил мне в ноздри
Запах прощания, запах духов.
Вся неприкаянность, радость и ярость —
Мне показалось — выдохлись враз.
То, что в тебе от меня оставалось,
Не разбираясь, выскоблил врач.
И вот тогда-то пошла мешанина:
Предками был я немедля прощен
И в добродетельного мещанина
Чуть было не был уже обращен.
С кем ты спала — я лишь знал понаслышке.
Были все это уже не мальчишки —
Парни добротные, лет тридцати.
Ты мне подробности эти прости.
Но, коль писать, так уж полную правду,
А умолчанье — все-таки ложь.
Начал рассказ и, пожалуй, обратно —
Даже захочешь! — не повернешь.
Дети врагов трудового народа,
Бывших шахтеров и кузнецов!
Что вы за племя? Что за порода?
Тянет ли вас на дорогу отцов?
Вы понимаете, время какое?
Вечно чего-нибудь скверного ждешь.
Вот потому-то с бессонной тоскою
Думал о вас наш учитель и вождь.
Думал. И вот что решил напоследок:
Чтоб уберечь вас, не выдать беде —
Спрятать от всех иноземных разведок
На Колыме или в Караганде.
И по веленью учителя нашего
Всяких племянниц, племянников маршала
Взяли и вывезли на Колыму.
(Кроме тебя. Ты сидела в Крыму.)
Кто-то советы давал тебе дошлые:
— Что ты рыдаешь. Мужа возьми.
Все, понимаешь, тут дело в жилплощади.
С мужем им хуже. Больше возни.
Ну, пропиши хоть хромого какого-то.
Им не опасна чужая жена.
Им, понимаешь, жилплощадь нужна.
И вот тогда-то тебя осенило.
Это был козырь в пропащей судьбе.
Прямо с вокзала ты мне позвонила,
И, удивляясь, пошел я к тебе.
Кажется, дождь моросил на Арбате.
Комната плавала в полумгле.
Полулежала ты на кровати,
Полусидел я на шатком столе.
Помню лицо твое с жалкой улыбкой,
Малость увядшей, манящей и липкой.
Только все номером было пустым.
Надо ведь быть дуралеем отпетым,
Чтобы — где некогда царствовал первым,
Царствовать пятым или шестым.
Взяли тебя в декабре, на рассвете.
Двери солдатам открыли соседи.
Ты к их приходу готова была,
Чуть не полгода в платье спала.
А оставалось всего-то полгода,
Пару зачетов, проект — и диплом.
И расставаться с Москвй неохота,
И уж, конечно, с московским теплом.
. Я и не ведал! Клянусь небесами.
В день, когда мне о тебе написали,
Я в караулке дремал на боку
Где-то на юге в зенитном полку.
Жестокосердию, что ли, в отместку
Месяца три с половиной назад
Мне под расписку вручили повестку
Спешно явиться в военкомат.
Чуб мне состригли. Форму мне выдали.
В шкуру зеленую запросто влез
И поклянусь, что в прилаженном сидоре
Не уместился маршальский жезл.
После учился под Ленинградом,
Вышел с грехом пополам лейтенантом.
Ротный не выдал, бог сохранил
И не закинул на Сахалин.
Пьянствовал. Резался в карты безбожно,
Как первосортное офицерье.
И за спиной твоего армянина
Жизнь твоя стала — сплошная малина,
И наплевать на медвежью глушь.
Шил он изящную обувь. А обувь
В этой глуши разыщи-ка, попробуй!
Вот и срывали правильный куш.
Читайте также: