Докучаев наши степи прежде и теперь кратко

Обновлено: 17.05.2024

Очень много в области изучения почвенной структуры сделал и П. А. Костычев. Он установил, что прочная комковатая структура почвы является основой для получения высокого урожая сельскохозяйственных растений. Костычев показал, что создание прочной почвенной структуры в природных условиях происходит под влиянием смены различных видов травянистой степной растительности. Им были предложены методы искусственного ускорения процесса создания почвенной структуры путем подсева злаковых трав на залежах. В этом мы можем видеть первый прообраз учения нашего великого современника В. Р. Вильямса о травопольном севообороте.

Таким образом, Докучаев и Костычев в научных спорах создавали основы русской сельскохозяйственной науки.

Докучаев хорошо понимал, что для научной разработки и практической реализации намеченных им мероприятий нужны люди, знающие и любящие свое дело, нужны агрономы не только с большим сельскохозяйственным, но и естественно-историческим кругозором.

В тогдашней России не было и учебных заведений по подготовке таких агрономов.

Лучшие, передовые умы России не переставали работать на благо народа, веря, что народ сумеет добиться новой, свободной жизни и претворить научные открытия в жизнь. Великий русский поэт Н. Некрасов, отдавший весь свой талант борьбе за свободу и счастье русского народа, писал о будущей, преображенной жизни своей родины:

… Иных времен, иных картин Провижу я начало В случайной жизни берегов Моей реки любимой: Освобожденный от оков, Народ неутомимый Созреет, густо заселит Прибрежные пустыни; Наука воды углубит: По гладкой их рэвнине Суда-гиганты побегут Несчетною толпою, И будет вечен бодрый труд Над вечною рекою… … Мечты. Я верую в народ…

1891 год заставил многих русских ученых обратиться к проблеме борьбы с засухой.

…И вековой опыт местных жителей, и ряд научных исследований, свидетельствуют, что наша черноземная полоса несомненно подвергается, хотя и очень медленному, но упорно и неуклонно прогрессирующему иссушению. Теперь уже не могут подлежать сомнению следующие факты.

Благодаря непомерному углублению и расширению наших речных долин и особенно чрезвычайному развитию разнообразнейших провальев, яров, оврагов и балок, наклонная поверхность черноземной полосы России увеличилась по сравнению с прежним состоянием самое меньшее на 25%, а местами и свыше 50%; ее когда-то бесконечные равнины превратились во многих местах в холмы — узкие плато и склоны, а площадь различного рода неудобных земель, косогоров бугров, песков и пр. значительно возросла.

От века существовавшие, нередко одетые древесной растительностью, западины наших степей (различного рода ложбины), блюдца или тарелкообразные углубления, частью даже небольшие временные озерки, служившие когда-то естественными резервуарами для снеговых и дождевых вод и естественными источниками, питавшими сотни мелких степных речек, теперь в огромном большинстве уничтожены, частью вследствие развития весьма густой сети оврагов, а преимущественно вследствие почти сплошной распашки степей.

Несомненно, более или менее водоупорные горные породы, удерживавшие воду, теперь смыты на громадных площадях южной России, а на поверхность выступили нередко сыпучие пески, рыхлые песчаники, трещиноватые известняки и пр., которые уже не в состоянии задерживать атмосферных вод.

Как плавенные(находящиеся в зоне влияния водоёмов, в местах накопления влаги) (во всей южной России), так и чисто степные (в лесостепной области) леса, когда-то покрывавшие упомянутые пески, защищавшие местность от размыва и ветров, скоплявшие снега, способствовавшие сохранению почвенной влаги, охранявшие ключи, озера и реки от засорения, — местами уменьшились в 3-5 и более раз.

Так, по новейшим данным, леса в Полтавском уезде занимали когда-то около 34% общей площади, а теперь — 7%; в Роменском — 28%, а в настоящее время — 9%; в Лубенском — 30%, а ныне — всего 4%.

Огромная часть (во многих местах — вся) степи лишилась своего естественного покрова — степной, девственной, обыкновенно очень густой растительности и дерна, задерживавших массу снега и воды и прикрывавших почву от морозов и ветров, а пашни, занимающие теперь во многих местах до 90% общей площади,уничтожив свойственную чернозему и наиболее благоприятную для удержания почвенной влаги зернистую структуру, сделали его легким достоянием ветра и смывающей деятельности всевозможных вод.

Всё это, даже при сохранении прежнего количества падающих на землю атмосферных осадков, повлекло за собой следующие результаты:

— усиленное испарение степных вод, а вероятно, и увеличение ночного охлаждения степи;

— уменьшение количества почвенной влаги и понижение уровня грунтовых вод;

— чрезвычайное усиление весенних и дождевых водополей в открытой степи и реках;

— уменьшение количества летнего запаса вод;

— иссякновение и уничтожение одних источников и заплывание других;

— энергический, все более и более увеличивающийся смыв плодородных земель со степи;

— загромождение речных русел, озер и всякого рода западин песком и иными грубыми осадками;

— наконец, усиление вредного действия восточных и юго-восточных ветров, знойных, иссушающих растительность и источники летом, и холодных, нередко губящих плодовые деревья и посевы зимой и ранней весной.

Общим и неизбежным результатом всего этого явились более суровые зимы и знойные сухие летана юге России.

Если прибавить к сказанному, что все только что намеченные невзгоды действуют уже века, если присоединить сюда не подлежащий сомнению факт почти повсеместного выпахивания, а следовательно, и медленного истощения наших почв, в том числе и чернозема,то для нас сделается вполне понятным, что организм, как бы он ни был хорошо сложен, но раз благодаря худому уходу его силы надорваны, истощены, он уже не в состоянии правильно работать.

Именно как раз в таком надорванном, надломленном, ненормальном состоянии находится наше южное степное земледелие[58], уже и теперь, по общему признанию, являющееся биржевой игрой, азартность которой с каждым годом, конечно, должна увеличиваться.

Вместо заключения

…Кроме а) воды и б) воздуха, в наших степях, как известно, находятся еще в) грунты с их разнообразными водами и полезными ископаемыми, г) почвы, д) геология, химия и физика.

Все вышеупомянутые факторы (а-д), лежащие в основе сельского хозяйства, до такой степени тесно связаны между собой,до такой степени трудно расчленимы в их влиянии на жизнь человека, что, как при изучении этих факторов, так и при овладении ими, необходимо иметь в виду по возможности всю единую, цельную и нераздельную природу, а не отрывочные ее части; иначе мы никогда не сумеем управлять ими, никогда не будем в состоянии учесть, что принадлежит одному и что другому фактору.

…Теперь уже можно положительно констатировать, что самый неурожай 1891 года и особенно его удивительная, крайняя пестрота —здесь не собрано и семян, а в соседнем поле получено 80-100 пудов с десятины (1,09 га) — объясняются не только неблагоприятными особенностями погоды, случайными дождями и близостью или отдаленностью леса, а, как видно из работ известных своей точностью наблюдателей, неурожай и пестрота его находится в ещё большей зависимости от характера местных почв(на легких песчаных и супесчаных землях урожай был несравненно лучше, чем на тяжелых глинистых), от способа и времени обработки их, от времени посева.

Выводиз всего сказанного тот, что если желают поставить русское сельское хозяйство на твердые ноги, если желают, чтобы оно было приноровлено к местным физико-географическим условиям (а без этого оно навсегда останется биржевой игрой), безусловно необходимо, чтобы все естественные факторы (почва, климат с водой и организмы) — были бы исследованы по возможности всесторонне и непременно во взаимной их связи.

Отсюда сама собой вытекает необходимость устройства в России, по крайней мере, трёх чисто научных институтов или комитетов: почвенного, метеорологического и биологического, единственной задачей которых должно быть строго научное исследование важнейших естественно-исторических основ русского сельского хозяйства. Это и будет, так сказать, первый цикл учреждений.

Но, как и для успешности любого технического производства, необходимо частью изучить, а частью выработать вновь, непременно в связи с местными условиями, подходящие технические приемы, без которых, конечно, немыслимо никакое производство.

Отсюда естественно вытекает необходимость другого цикла сельскохозяйственных учреждений — необходимость различного рода опытных станций, как научно-практических, так и чисто практических, как правительственных, так и районных.

Важнейшая и единственная задача таких опытных станций должна состоять в применении (иначе, испытании) добытых наукой положений и истин к жизни и в выработке тех приемов, благодаря которым таковое применение будет наиболее выгодным как для государства, так и частных владельцев.

Но как бы значительны ни были полученные ими результаты, эти учреждения не могут принести всей пользы, если не будет хорошо подготовленных проводников добытых истин в жизнь, практику, сельское хозяйство, не будет специалистов-агрономов.

Словом, нам необходим еще и третий тип, третий цикл учреждений, которые специально занимались бы приготовлением агрономов-техников.

Прибавим к сказанному, что важнейшим залогом успеха и плодотворной деятельности трех упомянутых типов учреждений должно служить возможно полное разделение и разграничение их функций; по нашему глубокому убеждению, невыдержанность данного принципа, смешивание ученых, учебных и опытных задач всегда служило у нас главнейшим тормозом развития агрономической науки и правильного движения вперед русского сельского хозяйства.

…Предлагаемый нами путь единственно возможный и целесообразный, уже давно испробованный Западной Европой, а в недавнее время в самых широких размерах примененный и таким высоко практическим народом, как североамериканцы.

Но, само собой разумеется, что никакая наука, никакая техника не могут пособить больному, если последний не желает лечиться, не желает пользоваться указаниями ни той, ни другой или беспрестанно, нередко по капризу, нарушает данные ему советы.

Никакое естествознание, никакое самое детальнейшее исследование России, никакая агрономия не улучшат нашей сельскохозяйственной промышленности, не пособят нашим хозяйствам, если сами землевладельцы не пожелают того или, точнее, будут неправильно понимать свои выгоды, а равно права и обязанности к земле, иногда даже в разрез с общими интересами и в противность требованиям науки и здравого смысла.

Отсюда последнее наше пожелание: если действительно хотят поднять русское земледелие, еще мало одной науки и техники, еще мало одних жертв государства; для этого необходимы добрая воля, просвещенный взгляд на дело и любовь к земле самих землевладельцев.

Как удивительно реальны эти планы Докучаева для нас, послеперестроечных агрономов!

Он, как раз, и имел в виду, что направление земледелия должно стать восстановительным, а критерий работы отрасли должен быть один: реальные результаты земледельцев на местах. Однако, за сто лет в этом смысле мало что сдвинулось.

Прошедший научный век не разрешил главной проблемы — не освободил нас от проблем с землёй.

Отдельные науки добились огромных результатов, но общая их цель — естественная свобода земледельца от проблем, а людей от нехватки пищи — так и не была поставлена.

Разные науки блестяще решают свои проблемы, одновременно заботливо создавая друг для друга новые. Нам же нужно, чтобы никаких проблем решать не пришлось.

Нам нужна новая наука — о том, как создать отсутствие проблем. И основы такой науки уже есть.

Пожалуйста, авторизуйтесь

Вы можете добавить книгу в избранное после того, как авторизуетесь на портале. Если у вас еще нет учетной записи, то зарегистрируйтесь.

Ссылка скопирована в буфер обмена

Вы запросили доступ к охраняемому произведению.

Это издание охраняется авторским правом. Доступ к нему может быть предоставлен в помещении библиотек — участников НЭБ, имеющих электронный читальный зал НЭБ (ЭЧЗ).

Если вы являетесь правообладателем этого документа, сообщите нам об этом. Заполните форму.

На вечерах у Докучаева родилось наименование "почвенник", вытеснившее - "педолог". Оно справедливо подчеркивало первенство русских ученых в науке о почве. Здесь же родились многие почвенные термины. "Я теперь все более и более убеждаюсь в том, что для нас немецкие и французские названия почв оказываются малопригодными", - говорил Докучаев. Он доказывал, что разнообразие русских почв не укладывается в тесные рамки иностранной "шаблонной номенклатуры", построенной не на всестороннем естественно-историческом изучении почв, а на внешнем, описательном, статистическом методе. Он предлагал обратиться к вековому народному опыту: "К изучению наших народных местных названий, из которых иные чрезвычайно типичны и метки… Народ (в чем я убедился на опыте) никогда не дает почвенных названий зря, а всегда на основании векового опыта, строго приурочивая номенклатуру к тем или иным существенным особенностям почв". Докучаев выработал на основе богатейших нижегородских материалов первую в мире естественно-историческую классификацию почв, ввел в нее и научно обосновал такие народные наименования, как чернозем, подзол, солонец и другие.

"НАШИ СТЕПИ ПРЕЖДЕ И ТЕПЕРЬ"

Летом 1891 года почти всю черноземную полосу Европейской России охватила небывалая засуха. Система земледелия, существовавшая тогда в русских черноземных степях, была совершенно не готова принять и отразить этот удар грозной стихии. Житница страны - ее черноземные области - и раньше переживала голод, который периодически потрясал царскую Россию. Но голод 1891–1892 годов был особенно страшным.

В Петербурге и других городах начался сбор ничтожных пожертвований для оказания помощи голодающим. Дамы-патронессы из различных благотворительных обществ организовывали сбор средств, устраивали концерты, "чтения", буфеты с шампанским по дорогой цене. Но все эти потуги частной филантропии не приносили, конечно, облегчения голодающим.

А. Чехов, В. Короленко, Г. Успенский в своих рассказах об этих годах рисовали потрясающие картины голода в русской деревне.

Докучаев, к тому времени уже всеми признанный крупный ученый, живо откликнулся на страшное бедствие, постигшее его родину. Участие Докучаева в борьбе с голодом, по меткому выражению академика В. Р. Вильямса, "отличается исключительной по тому времени оригинальностью". В первую очередь Докучаев задумался над тем, как предотвратить засухи и неурожаи. Он понимал, что прежде всего надо знать, как бороться с причинами, порождающими эти страшные явления.

Со свойственным ему жаром ученый-патриот взялся за новое дело. Он прочел в Петербурге специальную публичную лекцию по вопросам, связанным с засухой и неурожаем, напечатал ряд статей в "Правительственном вестнике" и, наконец, в 1892 году выпустил книгу "Наши степи прежде и теперь". Весь сбор от продажи этой книги был передан в пользу пострадавших от неурожая. Но не эту частную цель преследовало издание книги Докучаева.

Основная идея, которой проникнута книга Докучаева, а также все его публичные выступления, газетные и журнальные статьи, заключалась в доказательстве того, что только на основе изучения причин засухи можно разработать действительно эффективные меры борьбы с ней и оградить черноземную и вообще степную Россию от неурожаев и голода.

Докучаев владел огромной массой самых разнообразных и ценных сведений о естественно-исторических (природных) предпосылках сельского хозяйства черноземной полосы. И он мобилизовал свои огромные познания, чтобы решить вопросы, связанные с коренной реконструкцией сельского хозяйства степной полосы России.

Если в предыдущих своих работах Докучаев выступал преимущественно как теоретик, то в книге "Наши степи прежде и теперь" он предстает перед нами как остро сознающий свой гражданский долг перед родиной практик, намечающий пути устранения недостатков сельскохозяйственной системы. "Русский чернозем" написан суховатым научным языком, не уходящим от традиций специальной литературы по географии и естествознанию. В книге "Наши степи прежде и теперь" язык яркий, образный, популярный. Книга написана от начала до конца с большой гражданской страстью.

При чтении чувствуется не только большая научная ценность книги и страстное желание автора помочь своему народу, но и его большая любовь к степи. У Докучаева болела душа, когда степь переживала черные дни: он хотел, чтобы она всегда и во всем была прекрасной и давала человеку только радость. Докучаев любил произведения Короленко и Чехова, в которых описывалась степь. В особый восторг его приводила чеховская "Степь". Перечитывая ее, Докучаев не раз говорил: "Вот уметь бы так описывать!" Он очень любил степь летними вечерами, когда, как писал Чехов, "…уже не кричат перепела и коростели, не поют в лесных балочках соловьи, не пахнет цветами, но степь все еще прекрасна и полна жизни. Едва зайдет солнце и землю окутает мгла, как дневная тоска забыта, все прощено, и степь легко вздыхает широкой грудью. Как будто от того, что траве не видно в потемках своей старости, в ней поднимается веселая, молодая трескотня, какой не бывает днем; треск, подсвистыванье, царапанье, степные басы, тенора и дисканты- все мешается в непрерывный, монотонный гул, под который хорошо вспоминать и грустить".


Любил Докучаев и степных птиц - степного аиста-лелеку и стрепета, которому Чехов посвятил поэтические строки:, "У самой дороги вспорхнул стрепет… Дрожа в воздухе, как насекомое, играя своей пестротой, стрепет поднялся высоко вверх по прямой линии, потом, вероятно, испуганный облаком пыли, понесся в сторону, и долго еще было видно его мелькание…"

Картины русской степи, воссозданные Чеховым, были особенно близки Докучаеву, потому что для него, как и для Чехова, степной черноземный простор, буйное цветение весенних трав были олицетворением родины.

Подобно Чехову Докучаев любил езду по степи, когда "едешь час-другой… Попадается на пути молчаливый старик-курган или каменная баба, поставленная бог ведает кем и когда, бесшумно пролетит над землею ночная птица, и мало-помалу на память приходят степные легенды, рассказы встречных, сказки няньки-степнячки и все то, что сам сумел увидеть и постичь душою. И тогда в трескотне насекомых, в подозрительных фигурах и курганах, в голубом небе, в лунном свете, в полете ночной птицы - во всем, что видишь и слышишь, начинают чудиться торжество красоты, молодость, расцвет сил и страстная жажда жизни; душа дает отклик прекрасной, суровой родине, и хочется лететь над степью вместе с ночной птицей".

На обложке своей книги "Наши степи прежде и теперь" Докучаев поместил изображение стрепета, который символизировал для него возрождение степи в ее первозданном богатстве. Стрепет - птица целинной степи, а Докучаев намечал пути, как сделать степь такой же богатой и плодородной, какой она была до того, как ее стали хищнически распахивать и обеднять.

Читайте также: