Антон понизовский обращение в слух кратко

Обновлено: 02.07.2024

Второй день (продолжение) 20

Третий день (окончание) 51

Четвертый день 57

Четвертый день (продолжение) 64

Антон Понизовский
Обращение в слух

Первый день

I. Рассказ незаконнорожденной

Жила семья - муж с женой. У них было трое дочерей.

Дочери постепенно замуж вышли, у них стали свои дети нарождаться. А это послевоенные годы. Тогда ведь мало сидели с детьми: немножко посидят - и сразу работать надо идти. И их мать стала ездить, и каждой дочери помогала сидеть с внучатами. И так она детям своим помогала.

А в это время отец был один, и жил со своей матерью. А хозяйство все держат же, огороды. Мать старая, и она, конечно, не управлялась со всеми этими делами домашними, с хозяйством: огороды и так далее… И вот так получилось, что моя мама и согрешила с этим мужчиной-то. И я родилась незаконная, так сказать.

Она помогала по хозяйству?

Да, этому мужчине она помогала, и в итоге я родилась.

И получилось так, что умерла вот эта его мать, и он сам после этого тяжело заболел. И приезжает его законная жена. Немного пожили - и он умирает. Отец-то мой. А я-то ещё не родилась - я родилась, когда он уже умер.

И когда жена законная распродавала там дом, хозяйство - он уже умер, а мама пока беременная была - и мама мне говорила: "Она мне не дала даже рваных сапог". Но ей же тоже, жене-то законной, было морально и больно, и обидно…

И вот мама меня в роддоме родила третьего января тысяча девятьсот пятидесятого года, а она сама с девятьсот восьмого, значит, ей было сорок два года, видите, уже возраст. А дома своего нет. Куда ей идти? И осталась она при этой районной больнице Пичаевской, село Пичаево, райцентр. Она там санитарочкой стала работать, и так немножко она там жила при больнице.

А потом ей пришлось оттуда уйти, и она стала ходить по сёлам побираться. Туда в село пойдёт, в другое село пойдёт, и я за ней в хвосте, в хвосте постоянно - хожу побираюсь вместе с ней. Вот это я помню уже. Что я всегда с ней в хвосте ходила. В тот дом пошли, в другой дом пошли…

И вот помню: сентябрь, убирают уже картошку… Стоит лошадь, на этой лошади мешки с картошкой привезли - почему-то вот этот момент мне запомнился. И там соседская женщина говорит: приезжали из детдома и сказали, чтобы тебя подготовить к детдому.

Вы помните этот момент?

Да-да, я помню: осень, и вот меня оформляют в Канищевский детский дом, Пичаевский район Тамбовской области. И я там четыре года училась. Там было очень хорошее место: плодовые деревья, сады, своя земля была у детдома, высаживали овощи, фрукты - и всем этим потом нас кормили. Вишня, яблоки, - всё своё у нас было. Капусту рубили: кочерыжку вырезали и бросали в такие корыта - и прямо штыковыми лопатами рубили эти кочаны наши там… Ну, на хранение, чтоб кормить нас в детдоме. Свои ульи были, мёд качали, медку нам немножко давали… Мы обирали смородину, вишню, потом отдавали на кухню, там всё это готовили, и варенье давали нам из наших фруктов.

Мама ко мне приезжала в детдом. Приедет, гостиничек привезёт, побудет со мной, платьице какое-нибудь мне купит… И летом - три месяца каникулы, она возьмёт меня, может, на недельку, - у кого она жила, я около неё побуду, - и опять она меня в детдом…

А потом на базе этого детского дома решили организовать туберкулёзный санаторий - а нас, детдомовцев, разбросали по всем детдомам Тамбовской области. И я в свою очередь попала в станцию Умёт, Умётский район тоже Тамбовской области.

И вот когда из Канищевского детского дома нас отвезли в станцию Умёт, мы когда туда приехали, - а там новое здание построено, всё на взгляд так добротно, всё хорошо… но что-то у нас случилось в психике - вот когда мы уехали от директора, от завуча, от своих воспитателей… какой-то перелом у нас произошёл, когда вот так резко нас взяли и из одного гнезда пересадили в другое гнездо… ну, как-то мы не почувствовали доброту нового коллектива. И мы озлились, мы стали убегать. Воровали хлеб, жгли этот хлеб на костре… Там посадки были недалеко от детдома, и вот в этих посадках костёр разводили, на костре хлеб коптили и ели его…

А учебный процесс-то уже начался, уже сентябрь - а нас никто не соберёт, мы в разбежку: станция рядом - сели, поехали на Тамалу, Тамалу проехали - дальше поехали… Нас никак не соберут, мы, в общем, разболтались окончательно.

Тогда приехал наш директор, Яков Гаврилович, который был у нас в первом детдоме, в Канищевском. Всех нас, воспитанников своих, собрал…

Как сейчас помню, был хороший солнечный тёплый день осенний, и мы пешком пошли к водоёму: там река протекала, и вот мы пешком идём, ему всё рассказываем, на всех жалуемся - как нас обидели, как нас не выслушали, как нам чего-то не помогли, - мы ему как отцу всё рассказываем. А путь длинный до речки, до водоёма - наверное, километров пять. Идём, рассказываем - и пришли на этот водоём. Помыли пшено, картошки начистили, наварили на костре каши, она дымком попахивает, мы сидим, разговариваем…

И вот он нас как-то объединил. Наверное, он сам был воспитанник детского дома и в свою очередь обладал этим вот педагогическим талантом. Как-то отогрел он нам душу. И мы вернулись когда после этого в новый детдом, мы как-то уже стали мягче, стремились уже учиться, какие-то у нас другие проблемы стали появляться… А то мы ведь вообще неуправляемые были…

II. Тунерзейский квартет

- Не слышно ничего, - сказала девушка с татуировкой на шее.

- Сейчас исправим! - с готовностью откликнулся мужчина постарше. - Фёдор? Лёлечке плохо слышно.

Ухоженная темноволосая женщина, жена мужчины постарше, посмотрела на мужа, перевела взгляд на девушку, приподняла бровь, но смолчала.

Фёдор, молодой человек с мягкой русой бородкой, что-то подкручивал в портативном компьютере.

Просторная комната была наполнена предзакатным светом. Очень большое, чисто вымытое окно открывало вид на котловину, на озеро и на горные цепи за озером. Над горами стояли розовые облака. Дымок поднимался от крыши соседнего дома в тёмно-голубое сказочное небо.

Федя регулировал звук в своём старом лэптопе и от волнения путал клавиши. Удивительные события завязались вокруг него в последние дни.

Антон Понизовский и тайна русской души

Антон Понизовский

Рабочий вариант обложки книги. Фото А. Понизовского.

Истории эти в массе своей печальны, подчас — душераздирающи. Как маленькая девочка вместе с больной матерью бродят по дорогам и побираются (это уже после войны), как все родственники у женщины погибают в пьяных драках, и каждый раз — 7 ноября, как убивают отца большого семейства, напоив его метиловым спиртом, как у старушки отнимают садовый участок (местные власти решили построить на этом месте подстанцию), а она умоляет, чтобы ей отдали хотя бы замок от сарая – уж больно хороший замок, как женщина благодарит Бога за аварию, в которой муж ее остался инвалидом, как в послевоенные годы деревенские ребятишки забрасывают камнями сына репрессированного священника. Что, собственно, происходит в пространстве романа? Время действия — наши дни, 2010 год. Несколько наших соотечественников волею случая сошлись вместе в маленьком горном отеле в Швейцарии. В их распоряжении оказалось множество аудиозаписей, где простые русские (а иногда и нерусские) люди рассказывают истории своей жизни, и внешний сюжет строится на обсуждении таких историй.

Напомню: перед нами — не трактат и не публицистический труд, а художественная проза. Понизовский не только рассказывает истории, но посредством своих героев устраивает их обсуждение, осмысление.

Антон Понизовский и тайна русской души

Василий Кандинский. Пестрая жизнь. 1907 г.

Антон Понизовский - Обращение в слух

Завязка, как у высоколобого классического романа: четверо русских встречаются в швейцарском отеле, чтобы исследовать тайны и глубины русской души, выслушивая монологи-свидетельства уроженцев российской глубинки разных периодов XX-го века. Временами я выпадала в этом романе из времени. Что это, русские аристократы XIX века за границей? Или современные нувориши-интеллигенты? Если бы не какие-то случайные мелкие приметы времени, немудрено и вовсе растеряться. Эти высокопарные рассуждения о "народе русском и его душе", это вкрапление французского. Но знаете, при этом проявляется какой-то совершенно парадоксальный для художественной литературы эффект: будто первый план - эта комната в швейцарском отеле, эти горы, бриоши, закаты и камин - ненастоящий, картонный. Зато прослушиваемые монологи…

21 ноября 2018 г. 22:05

Очень эта книга напомнила мне Джованни Боккаччо - Декамерон . Группа людей - молодых и не очень - собирается на отдыхе на несколько дней и каждый день рассказывают друг другу (хоть и голосами других людей) разные жизненные истории, делятся мнениями, рассуждают, анализируют.

В неспешной обстановке лыжного курорта все важные аспекты жизни - судьба, русская душа, роль и предназначение человека в мире и многие другие - описываются в повседневных историях совершенно обычных, простых людей. С этими историями мы сталкиваетмся каждый божий день, только вот почему-то пропускаем их мимо ушей, не делая никаких выводов. А Антон Понизовский прекрасно выполнил эту работу за нас. И как это получилось хорошо! И как все срослось и встало на место после этой книги.

Вроде бы большинство историй какие-то…

26 июля 2017 г. 16:11

Двойственные впечатление остались от книги, точно понимаю,что мне не понравились диалоги-обсуждение после небольших рассказов, если бы этого не было, поставил бы оценку выше. А вобще эту книгу можно даже сопоставить со знаменитой книгой Тихона Шевкунова, да, вот такие вот реальные, порой мрачные в основном рассказы, но они реалистичные и берущие за душу и порой в некторых рассказах узнаешь и себя. А порой мне эта книга вобще напоминает рассказы А. Дьяченко (Плачущий ангел)

11 апреля 2017 г. 06:28

Много чего могла бы сказать после прочтения этой книги, но эмоции все резко отрицательные, которые не хотелось бы выпускать в Страстную Седмицу, посему ограничусь одной цитатой:

2 марта 2016 г. 12:18

2 октября 2015 г. 17:40

5 Быть русским стильно..

Хорошая книга, структурированная, понятная, нет "чёрно"-"белых" отстаивателей наивных точек зрения, каждому участнику есть что сказать и, что немаловажно, со своей колокольни аргументировать почему он так считает. Прекрасная задумка, качественно воплощённая на бумаге. Автору низкий поклон, нигде не перетянул, нигде не сфальшивил, всё как есть представил. И увидел в всём этом нашу русскую к.р.а.с.о.т.у. В страданиях, потерях, встречах,поддержке. Я бы внесла эту книгу в подборку для тех, кто зачитывается колонкой в ЖЖ "Пора валить, но как-то стрёмно". Прочитайте до отъезда, может что-то станет более понятно. И уж особенно обязательна к прочтению для тех кто лет 10 проживает не в родных пенатах. Может кому стыдно станет за свои некоторые застольные разговоры "про русских". Книга хотя вроде…

22 декабря 2014 г. 12:11

Склеивали, склеивали и в итоге не доклеили: книга получилось чётко разделенная на две части. Часть, которая полностью журналистская и составленная из рассказов людей, получилась живой, объемной и очень настоящей. А вот вставки художественного текста можно было бы и опустить, это должно было выступить красивым обрамлением, путешествием в далекие дебри загадочной русской души, а получилось кривой рамкой. Корабли лавировали, лавировали да невылавировали, вот и Понизовский: интерпретировал, интерпретировал, да и недоинтерпретировал. Картонные герои, несчастные статисты, то что их диалоги отдают Достоевщиной за тридцать три километра это еще пол-беды, беда в том, что несчастный Алешенька Карамазов Феденька говорит как по писанному, точнее списанному, из какой-то чужой книжки. А Белявский. а…

Антон Понизовский - Обращение в слух

Книга распространяется на условиях партнёрской программы.
Все авторские права соблюдены. Напишите нам, если Вы не согласны.

Описание книги "Обращение в слух"

Описание и краткое содержание "Обращение в слух" читать бесплатно онлайн.

ОБРАЩЕНИЕ В СЛУХ

1 Рассказ незаконнорожденной

2 Тунерзейский квартет

3 Рассказ о матери

5 Рассказ о разбитой бутылке

6 Заточка и кувыркучесть

7 Рассказ о двутавровой балке, или Dies irae

9 Рассказ об экстравагантном прыжке

10 Жечки и мучики

11 Рассказ о любви

Жила семья — муж с женой. У них было трое дочерей.

Дочери постепенно замуж вышли, у них стали свои дети нарождаться. А это послевоенные годы. Тогда ведь мало сидели с детьми: немножко посидят — и сразу работать надо идти. И их мать стала ездить, и каждой дочери помогала сидеть с внучатами. И так она детям своим помогала.

А в это время отец был один, и жил со своей матерью. А хозяйство все держат же, огороды. Мать старая, и она, конечно, не управлялась со всеми этими делами домашними, с хозяйством: огороды и так далее. И вот так получилось, что моя мама и согрешила с этим мужчиной-то. И я родилась незаконная, так сказать.

Она помогала по хозяйству?

Да, этому мужчине она помогала, и в итоге я родилась.

И получилось так, что умерла вот эта его мать, и он сам после этого тяжело заболел. И приезжает его законная жена. Немного пожили — и он умирает. Отец-то мой. А я-то ещё не родилась — я родилась, когда он уже умер.

И вот мама меня в роддоме родила третьего января тысяча девятьсот пятидесятого года, а она сама с девятьсот восьмого, значит, ей было сорок два года, видите, уже возраст. А дома своего нет. Куда ей идти? И осталась она при этой районной больнице Пичаевской, село Пичаево, райцентр. Она там санитарочкой стала работать, и так немножко она там жила при больнице.

А потом ей пришлось оттуда уйти, и она стала ходить по сёлам побираться. Туда в село пойдёт, в другое село пойдёт, и я за ней в хвосте, в хвосте постоянно — хожу побираюсь вместе с ней. Вот это я помню уже. Что я всегда с ней в хвосте ходила. В тот дом пошли, в другой дом пошли.

И вот помню: сентябрь, убирают уже картошку. Стоит лошадь, на этой лошади мешки с картошкой привезли — почему-то вот этот момент мне запомнился. И там соседская женщина говорит: приезжали из детдома и сказали, чтобы тебя подготовить к детдому.

Вы помните этот момент?

Да-да, я помню: осень, и вот меня оформляют в Кани-щевский детский дом, Пичаевский район Тамбовской области. И я там четыре года училась. Там было очень хорошее место: плодовые деревья, сады, своя земля была у детдома, высаживали овощи, фрукты — и всем этим потом нас кормили. Вишня, яблоки, — всё своё у нас было. Капусту рубили: кочерыжку вырезали и бросали в такие корыта — и прямо штыковыми лопатами рубили эти кочаны наши там. Ну, на хранение, чтоб кормить нас в детдоме. Свои ульи были, мёд качали, медку нам немножко давали. Мы обирали смородину, вишню, потом отдавали на кухню, там всё это готовили, и варенье давали нам из наших фруктов.

Мама ко мне приезжала в детдом. Приедет, гостиничек привезёт, побудет со мной, платьице какое-нибудь мне купит. И летом — три месяца каникулы, она возьмёт меня, может, на недельку, — у кого она жила, я около неё побуду, — и опять она меня в детдом.

А потом на базе этого детского дома решили организовать туберкулёзный санаторий — а нас, детдомовцев, разбросали по всем детдомам Тамбовской области. И я в свою очередь попала в станцию Умёт, Умётский район тоже Тамбовской области.

И вот когда из Канищевского детского дома нас отвезли в станцию Умёт, мы когда туда приехали, — а там новое здание построено, всё на взгляд так добротно, всё хорошо. но что-то у нас случилось в психике — вот когда мы уехали от директора, от завуча, от своих воспитателей. какой-то перелом у нас произошёл, когда вот так резко нас взяли и из одного гнезда пересадили в другое гнездо. ну, как-то мы не почувствовали доброту нового коллектива. И мы озлились, мы стали убегать. Воровали хлеб, жгли этот хлеб на костре. Там посадки были недалеко от детдома, и вот в этих посадках костёр разводили, на костре хлеб коптили и ели его.

А учебный процесс-то уже начался, уже сентябрь — а нас никто не соберёт, мы в разбежку: станция рядом — сели, поехали на Тамалу, Тамалу проехали — дальше поехали. Нас никак не соберут, мы, в общем, разболтались окончательно.

Тогда приехал наш директор, Яков Гаврилович, который был у нас в первом детдоме, в Канищевском. Всех нас, воспитанников своих, собрал.

Как сейчас помню, был хороший солнечный тёплый день осенний, и мы пешком пошли к водоёму: там река протекала, и вот мы пешком идём, ему всё рассказываем, на всех жалуемся — как нас обидели, как нас не выслушали, как нам чего-то не помогли, — мы ему как отцу всё рассказываем. А путь длинный до речки, до водоёма — наверное, километров пять. Идём, рассказываем — и пришли на этот водоём. Помыли пшено, картошки начистили, наварили на костре каши, она дымком попахивает, мы сидим, разговариваем.

И вот он нас как-то объединил. Наверное, он сам был воспитанник детского дома и в свою очередь обладал этим вот педагогическим талантом. Как-то отогрел он нам душу. И мы вернулись когда после этого в новый детдом, мы как-то уже стали мягче, стремились уже учиться, какие-то у нас другие проблемы стали появляться. А то мы ведь вообще неуправляемые были.

— Не слышно ничего, — сказала девушка с татуировкой на шее.

— Сейчас исправим! — с готовностью откликнулся мужчина постарше. — Фёдор? Лёлечке плохо слышно.

Ухоженная темноволосая женщина, жена мужчины постарше, посмотрела на мужа, перевела взгляд на девушку, приподняла бровь, но смолчала.

Фёдор, молодой человек с мягкой русой бородкой, что-то подкручивал в портативном компьютере.

Просторная комната была наполнена предзакатным светом. Очень большое, чисто вымытое окно открывало вид на котловину, на озеро и на горные цепи за озером. Над горами стояли розовые облака. Дымок поднимался от крыши соседнего дома в тёмно-голубое сказочное небо.

Федя регулировал звук в своём старом лэптопе и от волнения путал клавиши. Удивительные события завязались вокруг него в последние дни.

Будучи студентом, затем аспирантом, а в последнее время и помощником профессора в Universite de Fribourg 1, Федя уже седьмой год почти безвыездно жил в Швейцарии: жил очень скромно, даже, пожалуй, скудно — и одиноко.

Читайте также: