Луговская как знаю как помню как умею краткое содержание

Обновлено: 02.07.2024

Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.

" Я помню" чудесная повесть. Когда- то в детстве я купила ее на свои карманные деньги и потом много раз перечитывала. Книга была отдана кому- то почитать и пропала.. Как же долго я ждала ее переиздания.

Добрая, душевная, она из тех книг, которые запоминаешь, которые воспитывают лучше любых нравоучений. Необыкновенная дружелюбная атмосфера семьи Туськи - это такой мощнейший фундамент для всей дальнейшей жизни, который поможет с честью пережить любые трудности и невзгоды, такая поддержка и заряд любви, которой потом можно делиться и делиться.

**На обложке книги, подаренной Татьяной Александровной Луговской Фаине Георгиевне Раневской, с которой ее связывала многолетняя дружба, осталась надпись: «Мило о детстве. А мне вспомнилась горькая моя обида на всех окружавших меня в моем одиноком детстве. Я позавидовала Тане доброй завистью.

ПРЕКРАСНАЯ КНИГА.
Прочитала только первую повесть "Я помню. Книга о детстве". Для себя разделила произведение на 2 части: до революции и после. Интересны обе.
Вот какие ассоциации, чувства, мысли "всплывали" у меня по ходу чтения.
1. Книга Радости.
2. Много позитива (особенно до революции).
3. Есть трудные моменты в жизни главной героини, но нет уныния и пессимизма.
4. "Я помню" - это своего рода, антропология детства: уютный семейный очаг, чем занимались в семье,что читали, как и где гуляли, что дарили (очень понравились записи об альбоме и красках), слова об уютном магазинчике (сама бы с удовольствием туда заглянула), фантазии девочки Тани про то, как её "подкинули" маме с папой на порог их дома; тёплые воспоминания о родных и близких людях.
5.Юмор.
6. По-моему из книги "Я помню" мог бы получится приятный спектакль или мультфильм.
7. Наверное есть и еще что-то. Оставлю это место для непроговорённого.
"Когда соберёшься вспоминать жизнь, кажется, что её так много, как неба над головой, а как только начнёшь записывать - ничего нет. Так, держишь в горсточке маленький комочек никому ненужных чувств и воспоминаний", - это слова Татьяны Александровны Луговской. А на мой взгляд, когда есть такая повесть как "Я помню", то этот "маленький комочек чувств и воспоминаний" делается просто необходимым - второе дыхание открывается.
Спасибо издателям за книгу.

Татьяна Луговская - Как знаю, как помню, как умею краткое содержание

Как знаю, как помню, как умею - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Как знаю, как помню, как умею: Воспоминания, письма, дневники

Уходят люди, вместившие в свою жизнь весь двадцатый век. Многие из них, казалось, несли особый груз ответственности перед поколениями, идущими им на смену. Свидетели гибели России, они понимали, что их воспоминания относятся к эпохе, безвозвратно ушедшей, и пытались сохранить память о стране, о современниках, о себе.

Татьяна Александровна Луговская родилась в 1909 году, а умерла — в 1994. Ее старшим братом был поэт Владимир Луговской. С юных лет она была знакома со многими поэтами и писателями — В. Маяковским, О. Мандельштамом, А. Ахматовой, П. Антокольским, А. Фадеевым, дружила с Е. Булгаковой и Ф. Раневской. Работа театрального художника сблизила ее с В. Татлиным, А. Тышлером, С. Лебедевой, Л. Малюгиным и другими.

Татьяна Александровна обладала собственным взглядом на вещи, незаурядной волей и независимостью характера, остроумием, особой и навсегда запоминающейся интонацией. Из нее могла получиться замечательная мемуаристка — знание людей, точный язык, память на детали, отличали и ее устные рассказы. Когда, уже в преклонном возрасте, она наконец собралась записать воспоминания о своем детстве, первые же написанные страницы неожиданно показали, что Татьяна Луговская уже сложившийся писатель — со своим языком и художественным миром. Одним из первых ей сказал об этом Вениамин Каверин, рекомендовавший из отдельных воспоминаний сложить полноценную повесть.

Книга увидела свет, когда ей было уже за семьдесят, выдержала несколько изданий и была переведена на польский и французский языки.

Татьяна Александровна не успела написать подробные воспоминания о своих современниках и друзьях, но в ее письмах и дневниках сохранились замечательные литературные наброски портретов разных людей, колорит и атмосфера того времени.

Люди, их поступки и характеры составляли главный интерес ее жизни. В доме Татьяны Александровны и ее мужа, писателя и сценариста Сергея Александровича Ермолинского, можно было встретить множество замечательных людей разных поколений. Н. Эйдельман, В. Берестов, В. Каверин, А. Эфрос, С. Юрский, В. Лакшин, А. Аникст, Д. Данин, Н. Крымова, Н. Рязанцева, А. Демидова, Л. Петрушевская, Н. Ильина, А. Хржановский — вот далеко не полный список друзей и завсегдатаев этого радушного дома.

Дневники Татьяны Александровны полны блестящих зарисовок, точных замечаний. Она остро чувствовала смешное: записывала реплики, подслушанные в трамвае, на коммунальной кухне. В ее записях смешное часто соседствует с трагическим — мыслями о старости и смерти.

Больше всего Татьяна Александровна хотела написать о самом близком ей человеке — С. А. Ермолинском. Но, увы, осуществить задуманное не успела. Остались лишь заметки, отдельные части ненаписанной книги.

Татьяна Александровна была отменной рассказчицей — в книгу также включены несколько ее устных зарисовок, записанных племянницей, Л. B. Голубкиной.

Особое место в книге занимает переписка с драматургом Л. Л. Малюгиным, охватывающая период с 1938 по 1945 год. В этих письмах не только история высоких и сложных взаимоотношений, но и атмосфера тех лет.

В книге также представлены воспоминания друзей о С. А. Ермолинском и Т. А. Луговской, об их доме и его незабываемой атмосфере.

В подготовке этой книге активное участие приняли племянницы Т. А. Луговской — Л. В. Голубкина и М. В. Седова, а также М. Е. Нейман-Хржановская. Особая благодарность за советы М. И. Белкиной.

Еще стихи Светлова:

Это мной уже давно обещано.
Это я обязан рассказать…

Но, в общем, законное право: как знаю, как помню, как умею! А вам судить, как знаете.

Так начал накручиваться этот клубок чувств и воспоминаний. Долго это было. Потом сложились листы в папку, и я пошла в редакцию.

99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.

Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.

Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.

Описание книги "Как знаю, как помню, как умею"

Описание и краткое содержание "Как знаю, как помню, как умею" читать бесплатно онлайн.

— Вова, ты знаешь стишок?

— Заю, — отвечал он.

Говорили, что сестра Нина (на два года младше Володи) была очень толстой и ленивой девочкой. Часто, оседлав брата, заставляла его возить себя, что он и исполнял покорно, воображая себя конем. Рассказывали еще, что семи лет от роду он без памяти влюбился в Тамару Маринич, девочку на один год старше, чем он. Не могу сказать — в связи с отсутствием меня на свете — была ли эта любовь взаимной.

Володю очень любили в семье. Был он долгожданным первым ребенком и чуть не стоил матери жизни, так как родился очень большим (четырнадцать с половиной фунтов). Родился он в доме у деда на Поварской улице, под бой часов, которые и сейчас висят в бывшем кабинете брата, но уже не ходят.

Дедовский же дом с мезонином, к сожалению, рухнул в одну из бомбежек 1942 года. Рухнул не оттого, что бомба попала в него, а просто так — испугался, вздрогнул и рухнул от старости.

Сейчас даже место, где он стоял, я не могла бы найти: так все там заросло новыми домами.

Мы так редко заглядываем в свое детство, между тем мы родились из него для нашей взрослой жизни. Мы его дети. На долгие, долгие годы мое детство отрезалось от меня. И только теперь, только под старость я снова соединилась с ним и поняла, что мои корни там, в тех далеких годах.

Мой отец был преподавателем литературы и инспектором старших классов Первой московской мужской гимназии, находящейся на Волхонке, дом 16. Тут же жили и мы в казенной квартире.

Три двора с цветными названиями: зеленый, красный и черный были окружены гимназическими корпусами.

Я помню — плотную, тяжелую листву зеленого двора, большое дерево (три ствола из одного корня), росшее посередине сада, и многоугольную скамейку, сбегавшую вокруг него. Помню красивую чугунную решетку, отделявшую сад от улицы, и мерцающий сквозь листву желтоватый фасад гимназии. Зимой зеленый двор пушисто белел, а здание гимназии проявлялось яснее.

Помню суживающиеся переходы от одного двора к другому, почему-то они казались жуткими (проскочить бы поскорее!).

Помню лишенный деревьев колодец красного двора (почему красный?), серую тесноту от гимназической формы во время перемен и опасные снежки, снарядами летающие во все стороны.

Наш черный двор был подвижен и оживлен — как челноки сновала в погреба и обратно преподавательская прислуга, дворники носили дрова, трусцой семенил в накинутом пальто с ключами в руках эконом Лобанов, гуляли дети, бегали собаки и степенно выходили из своих подъездов направляющиеся на занятия преподаватели.

На этот двор меня иногда пускали гулять одну. Хорошо помню тишину первого снега, обжигающую лицо снежную пыль при свистящем полете санок с огромной ледяной горы в мороз и томительную тяжесть пальто весной.

Помню и подъезд нашего дома. Войдя в подъезд, надо было подняться на второй этаж. Там на площадке были две двери — парадная двустворчатая, обитая клеенкой и красивыми гвоздиками, и одностворчатая кухонная. Эти двери огорчали нашу маму, ей не хотелось, чтобы черный и парадный ходы имели одну лестницу. Но квартира была казенная, хорошая, большая, теплая и — ничего не попишешь — приходилось с этим мириться…

Солнце пронизывало нашу квартиру насквозь. Шесть комнат отапливались тремя печами — эти печки трещали и переговаривались между собой. За окнами кружился снег, а на окне в столовой жил снегирь. Он пел, когда звучала музыка, а так как музыка у нас звучала всегда, то и пел он всегда.

Ночью, когда светила луна, окон в детской становилось два — одно на стене, другое на полу. И то, что было на полу, казалось настоящим, а настоящее — отражением.

У нас было много книг — они стояли на больших полках у отца в кабинете и в комнате у брата Володи.

В кабинет входить без спроса можно было, когда папа уходил в гимназию. И то — только смотреть, ничего не трогая. В остальных же комнатах можно было бегать и играть.

Теплые выступы печек, закоулки, простенки, уголки, шубы в передней, лежанка, выходящая в умывальную комнату, — все это располагало к игре…

Проснешься рано утром, неизвестно в какой день, и услышишь, что где-то очень далеко, на другом конце света, что-то глухо и ритмично стучит, что-то пульсирует. И сразу волна радости окатывает тебя, ты понимаешь, что сегодня воскресенье, а стучит на кухне сечка, которая рубит в специальном деревянном корытце капусту для праздничного пирога. Это значит, что все будут дома, никто не пойдет в гимназию, будет пирог, не будет немецкого урока, будет вкусное пирожное и, наверное, много кочерыжек.

В кухне на страстной неделе поднималось и вздыхало многоглазое от изюма тесто для куличей. Там же на полках, выстроившись в ряд, сияли красивые медные кастрюли — от самой большой, в которой вполне могла бы уместиться такая девочка, как я, до самой крохотной, совсем не лишней в моей кукольной игре. Когда я была маленькая, я была уверена, что эти кастрюли все из чистого золота и что все наше богатство сосредоточено здесь, на этих полках. В кухне постоянно скрипели и стучали, взбивали и терли, и там же мне иногда давали вылизывать миски из-под разных вкусных вещей.

Все это было очень привлекательно и интересно, тем более что в кухню, как и в кабинет, мне не разрешалось входить запросто, без разрешения. Иногда удавалось сделать щелочку в двери и, понюхав, определить, что сегодня будет к обеду — блинчики или котлеты? Щи или бульон с пирожками? В зависимости от того, чем была надушена кухня — ванилью, корицей или жженым сахаром, я пыталась догадаться и о третьем блюде, больше всего меня интересовавшем. Но это было значительно труднее, и я часто ошибалась.

Заправляла всем в этом кухонном царстве красавица кухарка Лиза, обладательница кулинарного и певческого таланта. Эта Лиза, как говорили, была не кухаркой, а поварихой и могла бы жить в богатых домах, где ей платили бы большое жалование. Но она мирилась с тем, что получала от моих небогатых родителей, ибо она обожала мою мать и всех нас заодно. Лиза была талантлива и музыкальна, а мама учила ее нотам и пела с нею дуэты.

Мама начинала петь в комнатах, а Лиза у плиты ей вторила. Если выходило красиво, то мама говорила:

— Лиза, отставьте кастрюли с огня, до пяти часов еще далеко (мы обедали в пять часов) и идите в гостиную, мы будем петь.

И Лиза, наскоро переменив кухонный фартук на белый, румяная от огня и счастья, быстро и легко, как на парусах, неслась в гостиную. Мама садилась за рояль, и они начинали петь.

Книга знакомит с жизнью Т.А.Луговской (1909-1994), художницы и писательницы, сестры поэта В.Луговского. С юных лет она была знакома со многими поэтами и писателями - В.Маяковским, О.Мандельштамом, А.Ахматовой, П.Антокольским, А.Фадеевым, дружила с Е.Булгаковой и Ф.Раневской. Работа театрального художника сблизила ее с В.Татлиным, А.Тышлером, С.Лебедевой, Л.Малюгиным и другими. Она оставила повесть о детстве `Я помню`, высоко оцененную В.Кавериным, яркие устные рассказы, записанные ее племянницей, письма драматургу Л.Малюгину, в которых присутствует атмосфера времени, эвакуация в Ташкент, воспоминания о В.Татлине, А.Ахматовой и других…

Лучшая рецензия на книгу

17 апреля 2020 г. 16:29

Здесь есть один красивый момент - когда девочка Таня посещает гимназию и описывает увиденное. Всё. Больше читать нечего. Удивительно, что мемуары могут быть настолько нудными, неинтересными и местами - откровенно противными. Осталась от всего этого в воображении визуальная картинка - как Таня, маленькая девочка и её семейка радуются убийствам юнкеров, и как её папенька-интеллигентик ей вшей вычесывает. Вшивая революционная интеллигенция, одним словом. И не жаль, что в нищету рухнули. Им Царь был плох? Когда отец-учитель обеспечивал всю семью, в доме был достаток, маменька музицировала, а детьми занимались няня и бонна. Это была плохая жизнь? Плохой режим? Гады неблагодарные они, вот кто.

Год издания: 2001

Рецензии

17 апреля 2020 г. 16:29

13 октября 2011 г. 18:47

А вы замечали, что хорошее не терпит ослабленного качества? Можно быть подловатым, нагловатым, жуликоватым, но доброватым, честноватым - никак не возможно. Татьяна Луговская - из тех, кто по определению не переносит суффикса -оват. Плоховато работать не хочется, а хорошевато - нельзя. Остаётся только работать хорошо. Художница. Сестра того В. Луговского, который в школьной хрестоматии "Итак, начинается песня о ветре. " Ухоженная сытая буржуазка - из единственного (довольно жлобского) интернет-отклика. Её недописанные мемуары, сперва такие цельные, сосредоточенные, разветвляются на рассказы у камелька, частные письма и записки, обрывки дневника. Жанр - клубок чувств и воспоминаний. Эпиграф - из Михаила Светлова: Это мной уже давно обещано, Это я обязан рассказать. Но, в общем,…