Хайлбронер экономическая теория как универсальная наука краткое содержание

Обновлено: 02.07.2024

Точнее это можно выразить, используя язык таблицы двух онтологий (см. стр. 27 в первой части моей статьи), которую я заимствовал у Рома Харре, а именно: эконометрика опирается на ньютоновскую онтологию, неадекватную для изучения социальной реальности, в соответствии с которой исследуются причинно-следственные связи между явлениями и вещами в пространстве и во времени; социальные же регулярности проистекают из массового следования определенным правилам, за которыми стоят определенные верования-убеждения. Эти правила фиксируются, передаются и воспринимаются дискурсивно. Таблица Харре дает великолепное сравнение ньютоновской и дискурсивной онтологий, которые по разному отвечают на вопросы: Где нужно исследовать? Что нужно исследовать? Что искать при исследовании?

Насколько современная западная экономическая наука близка теологии по своей методологии и по своему духу?

Исследователи-естественники сплошь и рядом вынуждены поступать таким образом, так как природа, в отличие от членов человеческих сообществ, изучаемых социальными учеными, не может непосредственно общаться с исследователем на понятном ему языке. Ситуация в социальных науках, к которым должна быть причислена и экономическая дисциплина, диаметрально противоположна. Контакт в экспериментальной ситуации (исследовательское интервью [Квале 2009], включенное наблюдение [participant observation] или исследование действием [action research]) между исследователем и актором осуществляется на профессиональном языке актора, который исследователь должен освоить, а не на теоретическом языке исследователя.

Я уверен, что тот, кто внимательно прочитает мою статью, придет к выводу, что экономическая дисциплина, использующая в качестве аналитического аппарата эконометрику и теорию игр, вряд ли может быть социально полезной, то есть приносить людям понимание экономических явлений.

Экономическая теория превратилась в царицу социальных наук. Это единственная отрасль социальных исследований, по которой присуждается Нобелевская премия. Она удостоилась издания фундаментального четырехтомного энциклопедического словаря, насчитывающего 4 миллиона слов, через которые как нить Ариадны проходит мысль о том, что экономическая наука наконец вышла за узкие пределы ее прежнего царства — царства производства и распределения — и может теперь заявить свои права на обширную территорию, простирающуюся от семейных отношений до спорта, от антропологии до государственного права (The New Palgrave, 1988; Heilbroner, 1988). Ещё более показательно то, что экономическая наука заслужила честь стать примером для других социальных дисциплин. Строгая манера доказательств, применение математического аппарата, сжатость формулировок и точная логика сделали ее образцом, на который равняются более "вольные" социальные науки. Неудивительно поэтому, что, читая оду "расширению пределов" экономической теории, принадлежащую перу Джека Хиршлайфера, испытываешь скорее шок узнавания, чем шок недоумения:

"По существу, четко очертить сферу экономической науки, сопредельной с другими общественными дисциплинами, но имеющей свою собственную обособленную территорию, невозможно. Экономическая теория пронизывает все социальные науки точно так же, как эти последние пронизывают ее саму. Социальная наука едина. Экономическая теория обязана своими возможностями захвата чужих территорий тому, что используемые ею аналитические категории — ограниченность ресурсов, издержки, предпочтения, выбор — являются по сфере своего применения подлинно универсальными. Не менее важна и присущая нашей науке структуризация этих понятий в рамках отдельных, хотя и взаимосвязанных процессов оптимизации на уровне индивидуальных решений и равновесия на уровне всего общества. Таким образом, экономическая теория — это поистине универсальная грамматика общественной науки" (Hirshleifer, 1985).

* Автор — Р. Л. Хейлбронер.

По мнению Хиршлайфера, экономическая наука имеет высокий статус благодаря тому, что она составляет часть "образцовой" социальной теории. Другую её часть составляет социобиология. Объединение этих двух наук и даёт ту единую общественную науку, в которой "некоторые исходные принципы, например ограниченность ресурсов и учет издержек упущенной выгоды, а также универсальные биоэкономические процессы конкуренции и отбора имеют непреходящее значение для анализа и предсказания человеческого поведения и хода развития социальной организации" (Hirshleifer, 1985. Р. 66).

Не знаю, многие ли экономисты согласятся с этой смелой формулировкой Хиршлайфера, но совершенно несомненно, что имперские амбиции или несколько менее агрессивная, но не менее самонадеянная установка на универсальность собственных принципов отчётливо прослеживаются в современной неоклассической теории. *

* В работе "Экономический подход к человеческому поведению" (в альманахе THESIS) Генри Беккер пишет: "Я пришёл к убеждению, что экономический подход является всеобъемлющим, он применим ко всякому человеческому поведению" (Беккер, 1992. С. 29).

Вопрос, который я собираюсь здесь рассмотреть, заключается в том, являются ли эти амбиции или установки обоснованными, иначе говоря, действительно ли экономическая теория располагает столь широкими возможностями анализа и прогноза и обнаруживает некоторые фундаментальные атрибуты, которые ставили бы её выше других социальных наук? Я считаю, что это не так. Как я писал в одной из своих работ, многие считают экономическую теорию первой дамой среди общественных наук, однако, возможно, её следует разжаловать в валеты (Heilbroner, 1980).

вообще-то мне задали эссе на эту тему, но мне нужно понять какую роль экономическая теория играет в общественной науке и почему её считают грамматикой общественных наук

Нужна таблица тема Развитие Техники в Новое время. История 7 класс. 15 век. Нужно срочно! Помогите написать таблицу.
1 столбик: Отрасль
2 столбик: Что нового появилось?
3 столбик: Как повлияло на человечество

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ КАК УНИВЕРСАЛЬНАЯ НАУКА

* Автор — Р. Л. Хейлбронер.

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ КАК УНИВЕРСАЛЬНАЯ НАУКА

* Автор — Р. Л. Хейлбронер.

Robert L. Heilbroner. Economics as Universal Science // Social Research, Summer 1991, v.58, No.2, p.457–474.

Перевод Е . И . Николаенко

THESIS, 1993, вып . 1

этих двух наук и дает ту единую общественную науку , в которой « неко - торые исходные принципы , например ограниченность ресурсов и учет издержек упущенной выгоды , а также универсальные биоэкономиче - ские процессы конкуренции и отбора имеют непреходящее значение для анализа и предсказания человеческого поведения и хода развития соци -

Не знаю , многие ли экономисты согласятся с этой смелой формули - ровкой Хиршлайфера , но совершенно несомненно , что имперские ам - биции или несколько менее агрессивная , но не менее самонадеянная установка на универсальность собственных принципов – отчетливо прослеживаются в современной неоклассической теории 1 .

Вопрос , который я собираюсь здесь рассмотреть , заключается в том , являются ли эти амбиции или установки обоснованными , иначе гово - ря , действительно ли экономическая теория располагает столь широ - кими возможностями анализа и прогноза и обнаруживает некие фун - даментальные атрибуты , которые ставили бы ее выше других социаль - ных наук ? Я считаю , что это не так . Как я писал в одной из своих ра - бот , многие считают экономическую теорию первой дамой среди об - щественных наук , однако , возможно , ее следует разжаловать в валеты

ПЕРВОБЫТНОЕ И КОМАНДНОЕ ОБЩЕСТВА

Я намерен начать рассмотрение имперских притязаний экономиче - ской науки с изучения ее места и роли в изучении тех социальных формаций , на которые приходится большая часть человеческой исто - рии , а именно : с первобытного и командного общества . Главная моя мысль может быть сформулирована кратко : в этих обществах предмет нашей науки , то есть экономика как таковая , отсутствовал . На протя - жении большей части своей истории человечество прекрасно обходи - лось без всякой экономики .

Попробуем , например , обнаружить экономику в укладе жизни пле - мени кунг , населяющего пустыню Калахари в Южной Африке . Разуме - ется , мы без труда обнаружим у них производство и принципы рас - пределения . Внутри племени и между соседними племенами возника - ют и отношения обмена – пусть в незначительных масштабах . Решения по текущим делам , а также по более важным вопросам , например о том , не пора ли сменить место охоты , принимаются на общем сходе

( см .: Thomas, 1959; Shostak, 1981).

в чем же состоит эта экономика ? Какой аспект изученных нами обычаев

THESIS, 1993, вып . 1

Давайте теперь несколько расширим постановку проблемы , обратив - шись к обществам с командной экономикой , примерами которых являют - ся Древний Китай и Римская империя . Была ли у этих империй экономи - ка ? Была ли она у их более современных , высокоцентрализованных анало - гов , в частности у доперестроечной России ? Нужна ли экономическая тео - рия , чтобы понять механизм функционирования командных систем ?

На первый взгляд этот вопрос кажется более простым , чем в случае с первобытным обществом . Обнаружить экономику в Римской импе - рии не намного сложнее , чем в Америке ; расчетливость , без сомнения , присуща и жителям Древнего Китая с его развитой внутренней и внешней торговлей . Панорама промышленных предприятий , железных дорог и фабрик в Советском Союзе ассоциируется с тем , что принято считать экономикой .

Но если приглядеться повнимательней , то и тут начинают закрады - ваться сомнения . Принципиальное различие между этими более высо - ко структурированными обществами , основаны ли они на оброке или на плане , и первобытными племенами заключается в том , что в первом случае значительная роль отводится централизованному распределе - нию труда , тогда как во втором случае оно просто отсутствует . Таким образом , если допустить , что в централизованных обществах имеется экономика , то она должна быть неизбежно связана с ролью государства .

При решении этой задачи я буду исходить из той предпосылки , что сохранение общества как стабильного целого предполагает наличие структурно оформленных институтов обеспечения социального поряд - ка . Эти институты включают в себя широкий круг формальных и не - формальных явлений , начиная от устоявшихся традиций и повседнев - ных привычек до официальных институтов охраны правопорядка . Го - воря об этом спектре явлений , я буду различать явления социальные и

* Э . М . Томас , М . Салинс и М . Фрид – известные этнографы и антропологи . ( Прим . ред .)

THESIS, 1993, вып . 1

2 О проблеме социализации см .: Heilbroner, 1985, chs. 2, 3. Я не касаюсь здесь социобиологии , которая лишь вскользь упоминается в статье Хиршлайфе - ра и не имеет прямого отношения к нашей теме .

THESIS, 1993, вып . 1

этой логики , управляющей поведением отдельных людей независимо от того , сознают они это или нет . Элемент субординации при этом не отме - няется – он просто переносится в иную плоскость и предстает теперь не как результат действия социальных сил , а как свойство человеческой природы и как таковой не заслуживает специального рассмотрения .

Трудность с неоклассической концепцией теории выбора заключа - ется не в подобных интерпретациях общего социального императива собственной выгоды , не выходящих за рамки здравого смысла . Она связана скорее с теми формальными постулатами , которые неокласси - ческие теоретики выдвигают в качестве аксиоматических основ эко - номической теории . В своем современном виде теория максимизации полезности утверждает , что получить оптимальный результат можно только при условии , что рациональный выбор может быть полностью реализован – то есть в ситуациях , правдоподобие которых по меньшей мере сомнительно ; вспомним , например , знаменитое , лежащее в осно - ве неоклассической теории условие бесконечного множества рынков , которые должны обеспечить экономического агента всеми необходи - мыми альтернативами 4 .

4 См . обсуждение этой проблемы Фрэнком Ханом (Frank Hahn) в журнале

The Public Interest, Special Issue, n.d., 1980, p.132.

THESIS, 1993, вып . 1

Справедливость теории выбора невозможно , следовательно , ни дока - зать , ни опровергнуть , сравнивая сделанные на ее основе предсказания с наблюдаемыми результатами . Как бы мы того ни желали , способа ус - тановить , обусловливается ли целостность внутренней структуры обще - ства неким имманентно присущим ему образом мышления , попросту не существует . Ценность неоклассической теории определяется совершенно иным ее свойством , которым обладают все тавтологии , – ее полезностью в качестве исходной установки (Gestalt) или эвристического принципа , с позиций которого можно подходить к решению проблем или толковать их . Иначе говоря , она неконструктивна , а представляет интерес лишь как инструмент интерпретации . Как мы уже говорили , идея о существо - вании механизма социального контроля , заключенного в человеческом мышлении , весьма привлекательна , поэтому эвристическая ценность теории выбора , несомненно , выполняет важную функцию . Со временем мы к этому еще вернемся и поговорим о том , в чем эта функция заклю - чается .

Совершено ясно , что данный подход к проблеме определения , что такое экономика , очень напоминает мой собственный акцент на ин - ститутах , понуждающих к порядку в общественной жизни . Однако и с этим вторым подходом возникает определенная трудность . Она выте -

THESIS, 1993, вып . 1

ОБЩЕСТВО С РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКОЙ

THESIS, 1993, вып . 1

НАУКООБРАЗИЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

THESIS, 1993, вып . 1

Я уже предупреждал , что правомерность такой экспансии вызывает

и инструментами анализа , которые по своей разрешающей силе при - ближались бы к статистике национальных счетов . Подобные методы анализа поведения , моделирования результатов деятельности или выяв - ления отношений , часто незаметных невооруженному глазу , ставят эко -

5 Библиография по этим вопросам приводится в : Hirshleifer, 1985, p.53, n.1; Heilbroner, 1988.

THESIS, 1993, вып . 1

номику в главенствующее положение , вызывающее , по понятным при - чинам , зависть у других общественных дисциплин . Если экономика и имеет право называться королевой общественных наук , то право это , безусловно , принадлежит ей благодаря тому , что экономическая система

– предмет изучения науки экономики – имеет так много общего с физи - ческими системами , изучаемыми в рамках естествознания .

Таким образом , ответ аббату Мабли заключается в том , что между ес - тественными науками и наукой о рынке имеется большая разница . Да - же если согласиться , что при анализе рынка мы находим гораздо больше функциональных зависимостей , чем при изучении других сторон обще - ственной жизни , функциональность эта принципиально иного толка , чем у тех законов , на которых зиждется могущество естественных наук .

Как это получилось? Скорее всего, дело в том, что молодой — на момент написания книги ему было 30 с небольшим — экономист и историк экономической мысли Роберт Хайлбронер был чрезвычайно увлечен своим предметом и понимал, что современным ему студентам нужна именно такая книга: не слишком длинная, не упрощающая все экономические теории до полного их неразличения, не превращающая экономистом прошлого в картонные фигуры. И в том, что такая книга, если она написана хорошо, в принципе не может устареть: экономика будет важна всегда.

А написана эта книга просто прекрасно. “Философы от мира сего” — это галерея портретов великих мыслителей, которые, к тому же, были живыми людьми со своими странностями и необычными судьбами. Адам Смит, Томас Мальтус, Давид Рикардо, Карл Маркс, Джон Стюарт Милль, Джон Мейнард Кейнс и многие другие не только оставили нам в наследство ученые трактаты, но и зримо изменили наш мир — и продолжают менять его сегодня. Не случайно в годы экономических кризисов уже в новом столетии работы того же Кейнса оказываются в списке бестселлеров, а главной сенсацией последнего времени стала работа француза Тома Пикетти “Капитал в XXI веке”, чье название прямо отсылает к теориям Маркса. Хайлбронер, конечно, не пишет настоящий учебник истории идей, но его объяснений достаточно, чтобы сформировать очень хорошее представление о развитие экономических теорий до середины прошлого века. Не случайно “Философы” до сих пор входят во многие списки рекомендованной литературы для экономистов-первокурсников во всем мире: частности экономических циклов меняются, но многие фундаментальные вопросы остаются прежними.

Многие слышали имена этих людей — а кто-то даже “зато читал Адама Смита” — но мало кто знает о них хоть что-нибудь, даже годы жизни. Хайлбронер словно придает третье измерение плоским портретам из учебников: Адам Смит, оказывается, был ужасно рассеян и все время ходил куда-то не туда (и ничего, написал как-то “Богатство народов”, положившее начало современным экономическим теориям), Джон Стюарт Милль выучил более-менее все, что можно было выучить, годам к десяти (хотя не факт, что это сделало его счастливым), Давид Рикардо был одним из богатейших людей своего времени и благодаря этому получил возможность отойти от дел совсем молодым человеком, Карл Маркс почти всю жизнь был на содержании у Энгельса, Джон Мейнард Кейнс был не только одним из важнейших государственных деятелей Великобритании первой половины XX века, но и коллекционером действительно современного искусства, и одним из участников Блумсберийского кружка. А еще есть Йозеф Шумпетер, Генри Джордж, Томас Мальтус, Фредерик Бастиа, и многие другие.

Выписывая их выпуклые портреты, Хайлбронер как будто случайно — ничего случайного тут нет — придает выпуклость и их идеям: стоит представить себе живого Смита или Кейнса, как содержание их экономических доктрин становится ближе и понятнее и усваивается лучше. На заключительных страницах, добавленных к последнему американскому изданию 1999 года, Хайлбронер выносит неутешительный диагноз современному состоянию экономической теории и ее преподавания. Он может быть прав или неправ, но одно ясно: чтение (и перечитывание) “Философов от мира сего” — один из самых приятных способов приблизиться к пониманию сути экономических споров, которые не утихнут никогда.

Другие увлекательные книги на схожие тему можно найти на нашей полке "История. Политика. Экономика".

Читайте также: