Безверие пушкин анализ кратко

Обновлено: 04.07.2024

Однако, это лишь отголосок элегических мотивов – разлуки с любимой, друзьями, родственниками, прощания с молодостью. Герой данного стихотворения страдает оттого, что лишен Веры.

Бежишь, скрываешься от блеска и людей,
И сумерки тебе милее ясных дней.
Безмолвие любя, ты слушаешь унылый
Шум листьев, горных вод, шум ветров и морей.
Тебе приятен лес, тебе пустыни милы;
В уединении ты более с собой,
……………………………………………

Там пиршество… но ты не видишь, не внимешь
И голову свою на руку опускаешь ;

Меланхолия как душевная сосредоточенность, а природа как идеал философского уединения и диалога с Богом воспринимались так не только в жанре элегии, но и в других, как европейских, так и русских, лирических жанрах еще до эпохи Романтизма. Для создания конкретного внутреннего состояния героя Пушкин использует средства медитативной поэзии.

Находясь в храме, среди людей, герой еще более одинок, он вопрошает, почему ему не дано то, что дано другим. Герой ищет подлинной Веры, он хочет сначала найти Бога в себе. Быть не таким как все и не становиться таким как все – дерзновенно, это проявление своего рода героизма. Элегическая скорбь сливается с одическим героизмом.

О вы, которые с язвительным упреком,
Считая мрачное безверие пороком,
Бежите в ужасе того, кто с первых лет
Безумно погасил отрадный сердцу свет;
Смирите гордости жестокой исступленье:
Имеет он права на ваше снисхожденье,
На слезы жалости; внемлите брата стон,
Несчастный не злодей, собою страждет он.
Кто в мире усладит души его мученья?
Увы! он первого лишился утешенья!
Взгляните на него — не там, где каждый день
Тщеславие на всех наводит ложну тень,
Но в тишине семьи, под кровлею родною,
В беседе с дружеством иль темною мечтою.
Найдете там его, где илистый ручей
Проходит медленно среди нагих полей;
Где сосен вековых таинственные сени,
Шумя, на влажный мох склонили вечны тени,
Взгляните — — бродит он с увядшею душой,
Своей ужасною томимый пустотой,
То грусти слезы льет, то слезы сожаленья.
Напрасно ищет он унынью развлеченья;
Напрасно в пышности свободной простоты
Природы перед ним открыты красоты;
Напрасно вкруг себя печальный взор он водит:
Ум ищет божества, а сердце не находит.

Настигнет ли его глухих судеб удар,
Отъемлется ли вдруг минутный счастья дар,
В любви ли, в дружестве обнимет он измену
И.их почувствует обманчивую цену:
Лишенный всех опор отпадший веры сын
Уж видит с ужасом, что в свете он один,
И мощная рука к нему с дарами мира
Не простирается из-за пределов мира…

А он (слепой мудрец!), при гробе стонет он,
С усладой бытия несчастный разлучен,.
Надежды сладкого не внемлет он привета,
Подходит к гробу он, взывает… нет ответа!

Видали ль вы его в безмолвных тех местах,
Где кровных и друзей священный тлеет прах?
Видали ль вы его над хладною могилой,
Где нежной Делии таится пепел милый?
К почившим позванный вечерней тишиной,
К кресту приникнул он бесчувственной главой,
Стенанья изредка глухие раздаются,
Он плачет — но не те потоки слез лиются,
Которы сладостны для страждущих очей
И сердцу дороги свободою своей,
Но слез отчаянья, но слез ожесточенья.
В молчанье уя^аса, в безумстве исступленья,
Дрожит, и между тем под сенью темных ив,
У гроба матери колена преклонив,
Там дева юная в печали безмятежной
Возводит к небу взор болезненный и нежный,
Одна, туманною луной озарена,
Как ангел горести является она;
Вздыхает медленно, могилу обнимает —
Все тихо вкруг его, а кажется, внимает,
Несчастный на нее в безмолвии глядит,
Качает головой, трепещет и бежит,
Спешит он далее, но вслед унынье бродит.

Напрасный сердца крик! нет, нет! не суждено
Ему блаженство знать! Безверие одно,
По жизненной стезе во мраке вождь унылый,
Влечет несчастного до хладных врат могилы.
И что зовет его в пустыне гробовой —
Кто ведает? но там лишь видит он покой.

Период учебы в Лицее повлиял на мировоззрение Александра Сергеевича Пушкина. Поиск веры, муки безверия становятся темами его произведений.

Весной 1817 г. лицеист Пушкин работал над текстом, который прочитал на выпускном экзамене, состоявшемся в середине мая. Заглавие стихотворения отражает его основную тему – странную, излишне провокационную для школьных испытаний, где воспитанникам полагается говорить о традициях и классике. Предмет серьезных раздумий юного автора – отсутствие веры.

Оппозиция, противопоставляющая набожного и неверующего людей, демонстрирует отличия их психологических портретов. Первый уповает на помощь высших сил, и мысль о бессмертии души усмиряет страх земного конца. Второй обречен на одиночество и муки. Его страшит смерть, поскольку за гробовой доской видится лишь пустота. Маска страдальца сближает атеиста с элегическим героем, однако причинами душевной боли оказываются не ушедшее прошлое и потеря любимой, а мировоззренческие убеждения. Острый внутренний конфликт – несомненная примета персонажа трагедии.

Глубокие вопросы отношения к религии, заявленные в раннем произведении, предвосхищают тему духовных поисков, а юношеское желание оправдать заблудшего предваряет возникновение гуманистических мотивов, характерных для зрелой лирики.

И что же? Приносит ли ему счастье и свободу опыт безверия?

Взгляните на него - не там, где каждый день
Тщеславие на всех наводит ложну тень,
Но в тишине семьи, под кровлею родною,
В беседе с дружеством иль темною мечтою.
Найдите там его, где илистый ручей
Проходит медленно среди нагих полей;
Где сосен вековых таинственные сени,
Шумя, на влажный мох склонили вечны тени.

Взгляните - бродит он с увядшею душой,
Своей ужасною томимый пустотой,
То грусти слезы льет, то слезы сожаленья.
Напрасно ищет он унынью развлеченья;
Напрасно в пышности свободной простоты
Природы перед ним открыты красоты;
Напрасно вкруг себя печальный взор он водит:
Ум ищет божества, а сердце не находит.

Настигнет ли его глухих Судеб удар,
Отъемлется ли вдруг минутный счастья дар,
В любви ли, в дружестве обнимет он измену
И их почувствует обманчивую цену:
Лишенный всех опор отпадший веры сын
Уж видит с ужасом, что в свете он один,
И мощная рука к нему с дарами мира
Не простирается из-за пределов мира.

Несчастия, Страстей и Немощей сыны,
Мы все на страшный гроб родясь осуждены.
Всечасно бренных уз готово разрушенье;
Наш век - неверный день, всечасное волненье.
Когда, холодной тьмой объемля грозно нас,
Завесу вечности колеблет смертный час,
Ужасно чувствовать слезы последней Муку -
И с миром начинать безвестную разлуку!

Тогда, беседуя с отвязанной душой,
О Вера, ты стоишь у двери гробовой,
Ты ночь могильную ей тихо освещаешь,
И ободренную с Надеждой отпускаешь.
Но, други! пережить ужаснее друзей!
Лишь Вера в тишине отрадою своей
Живит унывший дух и сердца ожиданье.
"Настанет! - говорит,- назначено свиданье!"

А он (слепой мудрец!), при гробе стонет он,
С усладой бытия несчастный разлучен,
Надежды сладкого не внемлет он привета,
Подходит к гробу он, взывает. нет ответа!
Видали ль вы его в безмолвных тех местах,
Где кровных и друзей священный тлеет прах?
Видали ль вы его над хладною могилой,
Где нежной Делии таится пепел милый?

К почившим позванный вечерней тишиной,
К кресту приникнул он бесчувственной главой
Стенанья изредка глухие раздаются,
Он плачет - но не те потоки слез лиются,
Которы сладостны для страждущих очей
И сердцу дороги свободою своей;
Но слез отчаянья, но слез ожесточенья.
В молчаньи ужаса, в безумстве исступленья

Дрожит, и между тем под сенью темных ив,
У гроба матери колена преклонив,
Там дева юная в печали безмятежной
Возводит к небу взор болезненный и нежный,
Одна, туманною луной озарена,
Как ангел горести является она;
Вздыхает медленно, могилу обнимает -
Всё тихо вкруг его, а, кажется, внимает.
Несчастный на нее в безмолвии глядит,
Качает головой, трепещет и бежит,

Спешит он далее, но вслед унынье бродит.
Во храм ли Вышнего с толпой он молча входит,
Там умножает лишь тоску души своей.
При пышном торжестве старинных алтарей,
При гласе пастыря, при сладком хоров пенье,
Тревожится его безверия мученье.
Он Бога тайного нигде, нигде не зрит,
С померкшею душой святыне предстоит,
Холодный ко всему и чуждый к умиленью
С досадой тихому внимает он моленью.

"Счастливцы! - мыслит он, - почто не можно мне
Страстей бунтующих в смиренной тишине,
Забыв о разуме и немощном, и строгом,
С одной лишь верою повергнуться пред Богом!"
Напрасный сердца крик! нет, нет! не суждено
Ему блаженство знать! Безверие одно,
По жизненной стезе во мраке вождь унылый,
Влечет несчастного до хладных врат могилы.
И что зовет его в пустыне гробовой -
Кто ведает? но там лишь видит он покой.

Правда, от советского времени осталось немало скептиков, отрицающих – по крайней мере применительно к Пушкину – возможность сближения поэзии и христианства. Появились и новые ревнители не по разуму, охотно указывающие на антихристианские элементы в творчестве нашего Поэта 1 Когда имеется в виду Пушкин, всегда употребляем пиетическое (с прописной буквы) написание нарицательной лексемы поэт. .

Разноголосица оценок не всегда имеет характер научности: нередко перед нами просто сшибка субъективных и вкусовых предпочтений. По всей видимости, пора приложить к анализу поэзии Пушкина определенные новые критерии – прежде всего такие, которые допускали бы объективную верификацию выводов.

В. А. Жуковский, подготавливая посмертное издание Собрания сочинений Пушкина (1838 – 1841 гг.), напечатал и данное стихотворение (в т. IX).

Изучаются бытовые (житейские) суждения Пушкина относительно догматики и психологии веры и безверия, а также аллюзии, ставшие непонятными, и устаревшая затекстная информация.

Элегия по содержанию разделяется у Пушкина на несколько крупных частей (всего их, с нашей точки зрения, оказалось семь). Каждая из них имеет свою собственную единую тематическую линию.

Постепенно печатая ниже весь Пушкинский текст, употребляем более крупный шрифт, отличный от более мелкого шрифта наших комментариев.

Для удобства ссылок просчитаны все строки элегии; арабские цифры, заключенные в скобки, помещаются в конце каждой строки.

Итак, приступаем к анализу элегии.

Во 2-й строке употреблено ключевое слово безверие, ставшее названием всей элегии. В дальнейшем Пушкин употребит для номинации неверующего и производное прилагательное безверный, способное субстантивироваться (употребляться в функции существительного). Эта субстантивация и воспринята нами на всем протяжении статьи для именования лица, убежденного в безверии. Текстологический комментарий см. далее, после строки (82).

К моменту написания письма к В. А. Жуковскому и тем более ко времени представления им показаний Пушкин давно принес покаяние, так что безверие, по импликации, – это состояние, от которого можно избавиться. Но Поэт все же согласился с возможностью именования себя безверным, хотя бы для некоторого уже изжитого им периода своей жизни.

Иное дело безбожие, упорное миросозерцание, под которым надо понимать неуклонное коснение в отрицании Бога.

Здесь Поэт перечисляет самые драгоценные обстоятельства жизни человека и показывает, как безверие разрушает их:

И далее Поэт описывает характерную реакцию безверного на возможные удары судьбы.

*Догматы не имеют в сознании постоянного выражения и допускают различное изложение (например, на разных языках). Так, догмат о помощи можно выразить по-разному и на одном и том же языке, например, так:

Для верующего: в беде прибегай к помощи Божией, и получишь ее;
Для безверного: нет смысла молиться несуществующему божеству, ибо помощи от него все равно не получишь.

* Однако, согласно фрагменту (43-50), для верующих христиан приготовлен оптимистичный догмат потусторонней встречи с родными и праведниками.

Затем Поэт рассматривает именно пессимистичную сторону догмата о потусторонней встрече: для безверного такой встречи не существует. Напомним, что употребление 3-го грамматического лица всегда указывает на безверного.

Так Поэт настойчиво продолжает линию аффирмации/негации в двух миросозерцаниях, при единстве содержания, – они приводят к двум противоположным догматам. В пятой части Поэт назвал и исследовал их оба.

И далее в элегии совершается нечто совсем неожиданное и непредставимое. Пушкин предлагает две альтернативные концовки стихотворения, но одну из них (вторую) предпочитает.

Итак, переходим ко второй альтернативе концовки.

*Если бы Пушкин остановился на фрагменте (87-90) и закончил на сильнейшем стихе (90), то читатель (думаю, сострадавший безверному и с горестью наблюдавший его мрачное миросозерцание) отнюдь бы не удивился, а возрадовался. Наблюдая метания безверного, мы готовы к оптимистическому их завершению. Однако Пушкин написал и альтернативную концовку, в которой – уже в который раз! – дал возможность возобладать скептичному разуму и отрицанию бытия Божия.

*Несмотря на все колебания безверного, Пушкин по итогу отказал ему в возможности покаяния. Наш Поэт в пределах заключительных стихов (91-96) так и не привел безверного ко Христу… Одна лишь смерть способна успокоить мятущегося страдальца (96).

Перед ним две возможности – познать и не познать блаженство (92), принять жизнь и призвать смерть.

Казалось бы, зачем ломиться в открытую дверь? Неужели возможны сомнения относительно жанровой принадлежности элегии? Непредвзятый читатель с очевидностью для себя скажет, что Поэт – безусловно христианин, всегда принимающий сторону правоверия.

Но случается так, что безверие застилает глаза, и за время принципиального атеизма советского партийного литературоведения бывали оценки, отрицавшие очевидность.

Примечание. А.С.Пушкин. Собр. соч. в 10 тт. Том 1. Стихотворения 1814-1822 гг. М.,ГИХЛ, 1959. Комментарий.

Полемизировать с отрицателями очевидного в надежде на успех – недостижимая задача. Многие советские пушкинисты были убеждены – или делали вид, что убеждены – в том, что Поэт отрицал свое безверие лишь по тактическим соображениям. Те же из них, кто не был готов объявить его лицемером, замыкали уста и не касались щекотливой проблематики.

Во-первых, вся бытовая догматика, в том числе и та, которую легко преобразовать из отрицательной в изложении безверного в позитивную, является христианской — как по содержанию, так и по Пушкинским оценкам.

Естественно, догматы можно излагать с вариативной степенью детализации, и мы выделили у Поэта всего двенадцать обиходных догматических тезисов:

1) фрагмент (1-4): догмат о нетерпимости к безверным;

2) фрагмент (4, 10, 31): догмат о врожденном происхождении детской веры;

3) фрагмент (6-9): догмат об обращении через покаяние;

4) (31-34): догмат о помощи верному от Бога (и оставлении безверного без помощи);

5) Во фрагменте (35-77) Пушкин комплексно излагает догматику о смерти. Таков 6) догмат всеобщей смертности (включая душу), адресованный безверным. Однако, согласно фрагменту (43-50), для верующих приготовлен 7) догмат потусторонней встречи с родными и праведниками. Собственно, таков 8) догмат о загробной жизни. Приемлющий волю Божию о смерти близкого человека верует в 9) догмат о возможности мистической коммуникации;

11) (82-83): догмат о –возможности мистического зрения Бога лицом к лицу;

12) (84-90): догмат о возможности отвергнуть рациональные сомнения, вернуться к вере и так спасти свою душу. Во фрагменте (91-96) изложен: альтернативный догмат о пагубности сомнений и о лишении безверного перспективы загробной жизни.

Если подсчитать количества строк, то получилось, что христианской тематикой занят подавляющий объем текста, — всего 69 строк из 96 (больше 2/3).

Эти два рассуждения возвращают и подводят читателя к христианской тематике: первое показывает смятение души безверного и подспудно противопоставляет его спокойной уверенности верующего; такое же противопоставление содержится и во втором рассуждении.

Всего, по нашим подсчетам, оказалось 16 строк общей (философской) тематики, но поскольку Пушкин явно имеет в виду философию христианской окраски, то общим числом (69 + 16) получилось 85 христианских строк, а нейтральных осталось (96 - 85) 11.

Количественные выкладки говорят сами за себя, но остается еще рассмотреть вопрос санкции богословского суждения, т.е. его принятия верующим и отвержения безверным. Остается также рассмотреть имманентную концепцию художественного произведения, которая позволяет уверенно судить о жанровой принадлежности художественного текста вне увязки с внешними характеристиками его автора.

Читайте также: