Я пережила освенцим краткое содержание
Обновлено: 04.07.2024
Это стихи Кристины Живульской, той, кому было суждено пройти весь ад лагеря смерти, выжить и написать об этом свою книгу, выпустить наружу свой крик о всем том, что она видела, чувствовала и чем жила эти годы.
27 января Советские воины вступили в самый страшный концентрационный лагерь. Никто из них не знал, что ждет их за этими стенами, на картах это место обозначалось густым лесом. По факту, их ждали более 7000 оставшихся там людей, для которых они стали ангелами - хранителями.
Вспоминая сегодня свою дорогу по лагерю, я отчетливо помню каждый пройденный барак, каждый кирпич, вот в это озеро скидывали золу сожженных, вот тут держали детей, а вот и он - единственный оставшийся крематорий с печами и газовой камерой, не успели фашисты его взорвать. Свои статьи с посещением лагеря и прикреплю в конце, но в этой я хотела бы познакомить Вас с лагерем словами Кристины, той, которая выиграла схватку с самой смертью.
Она попала в лагерь в 1943 году, прибыла из Варшавского гетто, в который попала за работу в подпольном движении сопротивления.
Первый апель в лагере, первые проверки, первые уроки. Убрать колодки на ноги под голову, иначе украдут, лечь вплотную друг к другу на нарах, так будет теплее, а главное - умудриться разделить выданный в обед паек на вечер. Ведь суп из брусники и кислой капусты с куском хлеба - суточная норма еды.
Некоторое время Кристина с подругами проходили так называемый карантин, это были тихие и спокойные дни, по сравнению с теми, которые начались после выхода на работу.
"Возвращались с поля, почти всегда неся на плечах труп подруги и отбивая левой ногой такт марша". " Часто мы работали без обеденного перерыва до самого вечера. Вечером мы проглатывали свой суп, прокисший от зноя. На другой день всех мучил понос. Если хоть одна из нас бежала в ближайшую канаву, часовые спускали на нее собак"
Через какое - то время Кристине повезло. Ее подруга Валя Конопская, сидевшая уже два года в лагере смогла добиться для нее работы под крышей, в сауне. Теперь ее работа сводилась к указаниям направления вновь прибывшим узницам: за платьем, за колодками, за получением знака в форме креста. Но и это не спасло Кристину от самого страшного - тиф и больничная палата. Ухаживая за больной подругой героиня книги заразилась и сама.
Выжила, снова победила в схватке со смертью. За три месяца, проведенных в ревире много было увидено и много описано в книге, боль, страх, счастье от полученных с волим посылок, слезы от потери подруг.
В начале апреля 1944 году Кристину переводят в лагерь в Бзежинки, известному у нас как Аушвиц - II.
"Все чувствовали страх перед этой переменой. Там крематории. Там будем вблизи видеть людей, идущих на смерть"
Работа в канцелярии, более удобные бараки , посылки от родных сделали тело Кристины более сильными, но душу разрывало от увиденного и переживаемого.
"Светловолосая девочка нагнулась, чтобы сорвать цветок у дороги. Наш шеф возмутился, как можно портить цветы и топтать траву. Он подбежал к ребенку, которому было не больше четырех лет, и пнул его ногой. . Что это за чудовище, бить ребенка, который через пять минут погибнет в газовой камере".
"Оказывается ребенок остался живым потому, что сосал грудь матери и газ не получил доступа в легкие. Дежурный эсэсовец Моль, разъярившись, бросил живого ребенка в пылающую печь"
Надежда на освобождение угасала каждый день. Кристина превратилась в робота, который просто выполнял запрограммированную программу.
"А когда - нибудь. Если удастся выйти на свободу, смогу ли я смотреть на прекрасный пейзаж, на радующие глаз уголки земли и не вспоминать этот черный дым, кровавое пламя, отчаянный последний крик сжигаемых людей? Никогда. Никогда. У людей будут свои дела, а я мыслями, сердцем буду всегда здесь"
Мимо Кристины ежедневно проходили тысячи людей, идущих своей последней дорогой в газовые камеры. Она видела как за сутки умертвили цыганский лагерь, как выполняли приказанную норму в 20 тысяч тел ежесуточно , как днями и ночами языки пламени выбрасывались через трубы крематориев, отправляя души невинно убитых людей высоко в небо.
"Повсюду пахнет сжигаемым человеческим телом. Этот запах душит, одуряет, голова тяжелеет, наливается свинцом. В эту минуту со стороны белого дома, раздирая небо и воздух, несется страшный стон, единый стон в тысячу человеческих голосов. Он длится минуту..две..три. Это кричат из рвов , - силится объяснить Ирена. - Их сжигают живьем."
На страницах книги я прочитала и некоторые истории про наших воинов. Некоторые подруги Кристины были так же советскими девушками, ежедневно сражающимися за свою жизнь.
"В сауне разыгрался эпизод, невероятный в истории лагеря. Один из офицеров не позволяет сбрить себе бороду. Вызывают эсэсовца, который приказывает немедленно выполнить приказ. - Не дам! - заявляет русский. -А кроме того, как ты смеешь говорить мне ты. Стать смирно , гитлеровский щенок, перед советским генералом! Эсэсовец, как загипнотизированный, берет под козырек и убегает. Генералу оставляют бороду. Мы хорошо помним судьбу тысяч русских пленных, уморенных голодом. "
Чем больше становится ясно, что скоро придет свобода, видя, как эсэсовцы пытаются уничтожить все доказательства страшных деяний, Кристине и ее подругам на ум приходят страшные мысли. Ведь и их уничтожат, как зондеркоманды, ведь они знают столько информации. Каждый шорох, каждый стук в дверь, каждый вызов к шефу становится прощальным. Но им повезло, их, как и тысячи других отправляют маршем смерти за 300 км в другой лагерь.
"На дворе темнеет, темнеет и у нас в мозгу. Все становится непереносимо трудным. Каждый шаг причиняет боль, стоит мучительных усилий. Вдруг в поле зрения мелькнула опрокинутая на дороге телега с сеном. . Мгновение - и я присела, упала на сено. В ту же минуту Зося накинула на меня охапку сена. Прошла дальше".
А ведь ее подруга могла так же прыгнуть в этот стог, но не сделала, поняла, что так могут попасться, что лучше пусть спасется хоть одна, чем погибнут обе.
Точного количества людей, погибших в Аушвице не установят никогда. Но мы должны помнить о каждом замученном человеке, чтобы это не повторилось никогда.
Эту книгу я купила в самом лагере, из всего разнообразия продавцы посоветовали мне именно ее. "Это моя любимая, прочитав ее, вы как - будто проживете сами с Кристиной все ее года в лагере" - сказали мне за прилавком. Да, читая каждую страницу, я проходила известной мне дорогой вместе с ней, от барака к бараку, от сауны до крематория, от Блока смерти до ворот. Мы должны знать правду о том, что происходило на этой земле.
Кристины Живульской не стало 1 августа 1993 года и похоронена она в городе Дюссельдорф.
Кристина Живульская - Я пережила Освенцим краткое содержание
Я пережила Освенцим - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
— Держись! — кричит он.
Слышу вблизи чей-то издевательский смех. Это гауптшарфюрер, пьяный, как всегда, смеется над нами во всю глотку.
Наши исчезают из виду. Еще долго тянутся ряды полосатых халатов. Из последней пятерки к нам поворачивает лицо молодой парень. Светло улыбаясь, он кричит нам:
— До встречи на свободе!
Стало совсем пусто и тихо. Заканчиваем список последнего, тринадцатого транспорта женщин. В данный момент в лагере осталось десять тысяч женщин. Переписывая их, мы все время думаем, что принесет им эта пересылка в Флоссенбург, Берген-Бельзен, Равенсбрюк, Бухенвальд… Мы пока не подлежим эвакуации, и нас снова охватывают сомнения.
Продолжается разборка крематориев. И вдруг приезжают из Ченстохова заключенные. Они рассказывают, как поспешно эвакуировали тюрьму. Вывезли всех до единого…
Вслед за этими прибывают заключенные из других окрестных тюрем. Отсидевшие свой срок и подследственные, а также схваченные в облавах, совсем случайные, задержанные на одну ночь. Похоже на то, что эвакуация поголовная.
Приезжают еврейки, работавшие на военных заводах в Пенках, в Плошове. Их отправили в лагерь. Все они, впрочем, молодые и здоровые. Занимают освободившиеся места. Лагерь снова заполняется. Продовольственных посылок приходит все меньше. Пайки все такие же. Опять начинается страшный голод. Лагерный хлеб с маргарином, хлеб, которого всегда мало.
Наступает рождество. Последнее рождество в Освенциме, это мы знаем. Мы уже заранее припасли из посылок яблоки и конфеты. Получаем из кухни капусту и картофель. Надеваем платья, приготовленные для этого дня, и ставим столы полукругом. Шеф дал разрешение веселиться всю ночь. Сейчас нам позволяют все, о чем бы мы ни просили. Даже привезли елку. Бедарф, который вдруг стал по-человечески обращаться; к нам, даже улыбнулся однажды. Но вот он приказывает проходящему еврею вынести из машины елку. Еврей что-то отвечает и отходит.
Дело было, оказывается, так. Еврей ответил Бедарфу, что не может отнести елку, так как его вызвал гауптшарфюрер и он должен немедленно к нему явиться. Бедарф разрешил ему идти к гауптшарфюреру, но затем вернуться. Вот он и вернулся…
Зося получила письмо из дому. В него вложена фотография ее сестры, которую Зося не видела три года. Ставим снимок на праздничный стол. Каждая вытаскивает карточки своих близких и тоже ставит на стол.
Как же отличается этот сочельник от прошлогоднего! Как удивляли меня санитарки в ревире, что они умели отгородиться от окружающей их смерти, что у них было праздничное настроение, что они принарядились и как бы помолодели.
Гляжу на подруг. Все сегодня очень красивые. Глаза блестят, все говорят и держат себя как на свободе. А вокруг по-прежнему голод, грязные нары и дрожащие от холода полосатые халаты.
Стараюсь не думать об этом. Смотрю на елку. Она великолепна. На макушке — звезда, на ветках — горящие свечи. Но это только в нашем бараке такая елка и такой сочельник.
Свет погашен, Ирена становится перед зажженной елкой и читает мои стихи:
Солнышко светит,
птички порхают,
играют дети,
цветы срывают.
Жизнь так прекрасна,
полна богатства,
никто не хочет
с нею расстаться.
Дорогой дальней,
лесом, оврагом
проходят люди
усталым шагом.
Все эти люди давно в дороге,
устали спины, разбиты ноги.
Свои пожитки несут с собою,
бремя всей жизни, все прожитое.
Плетутся рядом, держась за полы,
дети, которых лишили школы.
Спокойна местность, но знают люди
что где-то битва, ревут орудья.
Младших забрали
в первом отборе,
а кто постарше —
в профилакторий.
Тот, кто умеет, прочтет таблицу,
ее воткнули прямо в пшеницу.
И так спокойно, вдаль, друг за другом,
они шагают лесом и лугом,
в немом восторге глядят повсюду,
как будто верят такому чуду,
что тут на смену годам мученья
придет к ним радость и возрожденье.
Вдруг стали, смотрят застывшим взглядом
над рощей пламя… Пахнуло смрадом.
Окаменели… Что это, боже?
Прошел от страха мороз по коже.
Но подошел тут
патруль солдатский
и человек с ним
в одежде штатской,
с виду приятный,
глядит не хмуро:
«Верьте! Ведь мы же
несем культуру.
Людям, живущим в двадцатом веке,
можно ль так думать о человеке?
Можно ли бросить живых в могилу,
употребляя так гнусно силу?
Кто же поверит в такие басни?
— Наш страх напрасный, — люди сказали,
смерть ждет нас в тюрьмах или в подвале
в камерах тесных,
где мрак годами,
на эшафоте,
в угрюмой яме.
Он прав, все это нам объясняя,
картина смерти
совсем другая.
Серые стены, везде засовы,
угрюмый сумрак, замки, оковы,
страшная кара за преступленье…
Приговор смертный и исполненье.
Но умереть здесь, среди пшеницы,
где солнце греет, порхают птицы,
за то, за то лишь жизни лишиться,
что ты не немцем посмел родиться?
Кому тут польза от нашей смерти,
детей ли наших. Нет, нет, не верьте!
Пойдемте смело! Чего вы стали?
И зашагали…
Мимо посева,
крестьянской хаты,
зеленой руты,
душистой мяты
идут ясным лугом
ручью навстречу.
Летают осы, трубит кузнечик,
слышны удары земного ритма,
земля сияет, солнцем омыта.
За ними тоже евреи, братья,
зондеркоманда… Легко узнать их.
Парни маршируют,
слышно их пенье,
на плечах вязанки —
хворост и поленья.
Что может быть плохого в пенье?
И что опасного в полене?
Кто смотрит
в сомненье?
А для чего машина эта?
То Красного Креста карета.
Нам Красный Крест несет подмогу.
Ушиб, должно быть, кто-то ногу,
ослаб под ношею походной.
Крест этот — знак международный.
Крест этот — помощь, врач, больница,
А вам везде плохое мнится!
Вдруг голос:
— Обманули вас,
в карете этой
возят газ…
Смертельный газ…
Смертельный газ…
Уносит эхо в лес от нас —
и звук погас.
А люди тропкой в полях шагают,
куда — не знают.
Солнышко светит,
птички летают,
играют дети,
цветы срывают.
Идут, а если б не захотели?
Погнали бы силой.
Идут, не зная
ужасной цели.
Настоящее имя будущей писательницы Кристины Живульской, данное ей при рождении, Соня Ландау. Девочка родилась 1 сентября 1914 года в городе Лодзь, всего через два месяца после начала Первой Мировой войны и за два месяца до того, когда ее родной город стал ареной для одной из крупнейших битв начала войны. Соня сначала ходила в местную школу в Лодзи, а после семья переехала в Варшаву и там девушка поступила на юридический факультет Варшавского университета. После оккупации Западной Польши в сентябре 1939 года, семья Ландау, наслышанная об антисемитских порядках в Германии, переехала во Львов, тогда оккупированный советскими войсками.
Семья вновь возвращается в Варшаву в 1941 году, которая теперь оказывается в центре Польши, полностью занятой немецкими войсками. Ландау насильно поселены в Варшавское гетто . В конце июля 1942 года немецкая администрация начинает масштабную программу эвакуации евреев из гетто в лагерь смерти Треблинка. Не дожидаясь предрешенной участи, Соня Ландау, вместе с семьей сбегают из Варшавского гетто и находят убежище в одном из районов Варшавы. Вместе с матерью они подошли к постовому на выходе из гетто, заверяя его в том, что женщинам нужно на “арийскую” сторону и тот пропустил двух Ландау. Тогда же Соня вступает в ряды Польского движения сопротивления под именем София Вишневская (Zofia Wiśniewska) и присоединяется к группе, которая помогает обеспечивает беглых евреев и поляков фальшивыми документами и укрытием.
В августе 1943 года Соня Ландау была раскрыта и арестована следователями из Гестапо. Во время допросов девушка придумала себе другую личность и назвала себя как Кристина Живульская (Krystyna Żywulska). Девушку поместили в тюрьму для политических заключенных Павяк в центре Варшавы, где она провела три месяца. Изначально Кристину Живульскую приговорили к смертной казни, но после сменили приговор на заключение в Аушвиц, куда она и была доправлена в ноябре 1943 года.
Кристина Живульская после Освенцима
Кристине Живульской удалось сбежать во время так называемого “марша смерти” 18 января 1945 года, спрятавшись в стоге сена у дороги. Женщина будет называть эту дату своим вторым днем рождения, а друзья будут дарить ей пучок сухой травы, месте цветов. После войны Кристина Живульская сумела отыскать своего друга детства Леона Андржевского (Leon Andrzejewski), которому удалось бежать из Польши в Советский союз еще в начале войны, откуда он вернулся идейным коммунистом. Муж будущей писательницы и автора книги Я пережила освенцим после войны работал в Министерстве Общественной безопасности – коммунистическом репрессивном органе, который просуществовал до 1954 года. У пары родилось двое детей, и семья жила в просторном доме на улице Шопена в Варшаве.
Уже в 1946 году выходят лагерные мемуары Кристины Живульской под названием ‘’Я пережила Освенцим’’ (Przeżyłam Oświęcim), в которых автор кратко опишет три месяца в тюрьме Павяк и четырнадцать месяцев заключения в лагере смерти Аушвиц. Наряду с книгой “Дым над Биркенау” Северины Шмаглевской, мемуары Живульской становятся одними из первых откровений узников Освенцима, после окончания войны. Первым языками, на который была переведена книга, оказываются английский — I survived Auschwitz и французский — J`ai survecu Auschwitz .
В конце 1950-х на пороге семьи Кристины Живульской, которая к тому моменту совершенно разочарована в браке с мужем-коммунистом, появляется молодой человек по имени Томас Харлан (Thomas Harlan) . Сын известного немецкого режиссера, снимавшего, в том числе, пропагандистские антисемитские фильмы для Министерства пропаганды, хочет искупить грехи отца (оправданного, между прочим, после войны, на двух судебных процессах) и написать проникновенную книгу о войне. Работа над трудом, который автор хотел назвать “Четвертый рейх”, так и не была окончена, что не помешало Кристине Живульской и Харлану стать любовниками, несмотря на то, что мужчина на пятнадцать лет моложе. То, что начиналось как помощь с книгой о войне перерастает сначала в бурный роман, а после в грандиозный скандал, когда пресса муссирует роман между еврейской и националистом (которым Харлан никогда не был). В итоге мужчину принудительно заставляют покинуть Польшу в 1964 году, но их отношения с Живульской за границей продолжаются еще три десятилетия.
Пока сатирические произведения и поэзия Кристины Живульской пользуются все возрастающим интересом, автор пишет еще одну книгу о военном опыте, своеобразную предысторию романа Я пережила Освенцим. Мемуары Кристины Живульской “Пустая вода” (Pusta woda) 1963 года рассказывают о годах, проведенных семьей Ландау в Варшавском гетто и в Движении Сопротивления до ареста в 1943 году. В 1968 году, когда карьера Кристины Живульской находится на самом пике, Коммунистическая Партия Польши начинает антисемитскую кампанию в стране, последствием которой вновь становится травля еврейской интеллигенции. Писательница теряет высокое положение в обществе, привилегии и друзей и в 1968 году, вместе с двумя сыновьями и без мужа, иммигрирует в Германию, в страну, где она не думала, что окажется. Сначала женщина с детьми живет в Мюнхене, а после они оседают в Дюссельдорфе. Там же Кристина Живульская переводит оба своих известных военных произведения (Я пережила Освенцим и Пустая вода) на немецкий язык, и они издаются в Германии впервые. Писательница оканчивает свою житель в турах по стране, зачитывая отрывки из собственных произведений. Кристины Живульской не стало 1 августа 1993 года и похоронена она в городе Дюссельдорф.
Важные события в жизни лагеря
Уничтожение венгерских евреев. Этому событию летом 1944 года автор книги Я пережила Освенцим уделяет несколько глав, первая из которых красноречиво названа “20 тысяч в день”. Кристина Живульская не только описывает депортацию венгерских евреев, как узница лагеря Биркенау, которая слышала слухи, разговоры каппо и наблюдала повышенную активность в Аушвице. К тому моменту писательница уже была занята на работах в секции “Канада”, куда дополнительно направили 500 женщин для обработки вещей из ожидаемых транспортов. Книга Я пережила Освенцим символично описывает вещевой интерес охраны из СС, которые ждали консервы, меха для своих жен и любовниц, золотые украшения, зашитые в одежде. Даже для членов зондеркоммандо в крематориях оживление в лагере означало хотя бы временную жизнь, в обмен на смерть сотен тысяч пассажиров прибывающих составов из Венгрии.
Последние узники Майданека. В июле 1944 года в Аушвиц прибыл состав из последних эвакуированных узников лагеря смерти Майданек возле Люблина. В определенном смысле это событие было памятным для заключенных Освенцима, так как Майданек был эвакуирован в предверие занятия его советской армией. С другой стороны, Кристина Живульская вспоминает прибывших, как пожилых и больных женщин, которые ранее были свидетелями массового убийства большинства узников, своих родственников и мужчин и потеряли всякую волю к жизни.
Перед нами стоял шеф. Он заявил, что прибыл транспорт из Майданека. Почти 1000 человек. Нам приказали заполнить карточки на прибывших. Одежду не менять, они из другого лагеря, следовательно, в лагерной одежде.
Ликвидация лагеря цыган. Через несколько недель после последнего состава из Венгрии, в Биркенау происходит еще одно печальное оживление. Уничтожение лагеря внутри лагеря, где до сих пор проживало порядка 3000 цыган. Кристина Живульская отмечает, каким тревожным событием была эта акция для польских узников, которые находились, в глазах охраны из СС, на одной расовой ступени. До этого женщины отмечали, как цыганские дети играли в жестокую игру “сожжения евреев”, имитируя, на свой детский манер, акции в лагере.
Варшавское восстание. В августе в городе Варшава вспыхивает восстание граждан против немецкой оккупации и обе из поставленных целей, к сожалению, не достигнуты. Арестованные десятки тысяч граждан отправлены в заключение, многие из них в Аушвиц. Кристина Живульская и другие женщины ищут среди прибывших своих родных, друзей, соседей. Кажется, что всю Варшаву хотят сровнять землей или уморить в бараках и газовых камерах Биркенау.
Восстание зондеркоммандо. В октябрьский день 1944 г. одна из женщин вбегает в канцелярию с криками о том, что горит крематорий. Как оказывается, мужчины, члены зондеркоммандо решили не отправляться на верную смерть в транспорте из лагеря и подняли восстание, напав на охрану. Один из крематориев Освенцима был сожжен и обрушился, а оживление в лагере стоило жизни как охранникам, так и участникам, и пособникам среди узников. Кристина Живульская проводит мрачное сравнение между огнем от сожжения тысяч невинных людей и огнем подожжённого крематория.
Уничтожение следов преступлений. В ноябре месяце приходит приказ уничтожить следы преступлений в Биркенау. Мужчины и женщины заняты на разборке теперь взорванных крематориев, работники “Канады” перепечатывают списки заключенных для дальнейшей переправки на Запад. В Бухенвальд. Узники не могут поверить в то, что они доживут до конца войны, а премии от лагерного начальства кажутся подозрительными. Автор книги Я пережила Освенцим задается мыслью, неужели все эти преступления канут в пучину истории и на месте лагеря будет просто поле с травой.
Марши смерти. Женщины целый год слушали слухи о приближении Красной армии, о том, что немецкие оккупанты будут повержены всего через две недели. И вот Аушвиц действительно скоро будет освобожден, но десятки тысяч его узников выгнаны в январский мороз на улицу и должны идти днями и ночами на запад. Именно во время этого “марша смерти” Кристина Живульская прячется в сене и тем самым, вполне возможно, избавляет себя от холодной и голодной смерти в дороге.
Упоминаемые в книге личности
На страницах своей книги Я пережила Освенцим Кристина Живульская регулярно называет имена членов СС от низшего до высшего звена, с которыми сталкивается в лагере или о деяниях которых слышала. Ее перо изобличает жестокость и мелочную алчность каппо из числа заключенных, в особенности блоковых, обычно этнических немок. Порядок на низших ступенях поддерживается привилегированными узниками, которые избивают других, отнимают последнюю еду и удобства. Также звучат имена всех трех комендантов лагеря смерти Освенцим, в особенности последнего, который в конце существования лагеря начинает вести себя, словно никаких преступлений и не было и все может быть забыто. Ниже я отмечу те исторические личности, из числа СС, которые Кристина Живульская упоминает поименно в книге “Я пережила Освенцим”.
Обершарфюрер Хустек . Проводил, среди прочих, отбор прибывающих узников для работы и на уничтожение.
Доктор Йозеф Менгеле . Хауптштурмфюрер СС, отвечавший за отбор прибывавших в Аушвиц узников для работы или для умерщвления. Проводил медицинские эксперименты над заключенными. В 1949 году поселился в Аргентине, где спустя тридцать лет умрет от инсульта на пенсии.
Хауптштурмфюрер Йозеф Крамер . Комендант лагеря Берген-Бельзен, в прошлом адъютант Рудольфа Гесса, а с 8 мая по 25 ноября 1944 года руководил акциями по уничтожению в Биркенау. Повешен, как военный преступник, 13 декабря 1945 года.
Гауптшарфюрер Отто Молль . Проработал в Освенциме с 1941 года до самого конца существования лагеря. 9 мая 1944 года был назначен начальником всех крематориев в Биркенау. Повешен, как военный преступник, 28 мая 1946 года.
Рапортфюрерин Ирма Грезе . Была надзирательницей сначала в Равенсбрюке, а с марта 1943 года в Аушвице-Биркенау. Вскоре была назначена главной надзирательницей лагеря. Повешена за военные преступления 13 декабря 1945 года в возрасте двадцати двух лет.
Оберштурфюрер Франц Хесслер . Занимал разные должности, в том числе начальника зондеркомманды, уполномоченного по отбору узников для умерщвления в Биркенау и даже личного телохранителя коменданта Баера. Повешен 13 декабря 1945 года вместе с Ирмой Грезе и Йозефом Крамммером.
Артур Либехеншель . Был комендантом Освенцима с 10 ноября 1943 года до 19 мая 1944 года, когда был переведен на ту же должность в Маданек. Был повешен 28 января 1948 года.
Штурмбаннфюрер Рихард Баер . Стал комендантом Аушвица 19 мая 1944 года и пробыл на должности до эвакуации лагеря. После войны скрывался, работая простым лесником до ареста в 1960-м году. Так и не дождавшись приговора, умер в заключении от сердечной недостаточности.
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Я пережила Освенцим: краткое содержание, описание и аннотация
Кристина Живульская: другие книги автора
Кто написал Я пережила Освенцим? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Я пережила Освенцим — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Из этой апатии нас выводили лишь исключительные события, вроде, например, визита немецкого врача. Это случалось очень редко. Когда он приходил, весь ревир бывал охвачен паникой. Из блока в блок шли депеши.
Торвахи уведомляли друг друга, давали знать блоковым.
Немца сопровождал либо главный врач ревира — тоже из заключенных, либо ауфзеерка.
Обычно он проходил по бараку медленно, спокойно.
Худой, высокий, в очках. Человек. Врач. Но какой страх он вызывал! Иногда он задерживался перед чьей-нибудь койкой, спрашивал. Тотчас же после его ухода мы узнавали, о чем. Оказывается, велел убрать какую-то бумажку. Это было очень важно.
Долго еще после этого мы говорили о его посещении, хотя, собственно, ничего ведь не случилось. Просто-напросто прошел господин жизни и смерти. Кто-то из них. Доктор, но не тот, который лечит. Тот, который убивает.
В этот день также разнесся слух, что он идет, уже близко. Мы все легли. В ревире не должны оставаться те, кто в состоянии двигаться.
Так как все мы были сплошь покрыты нарывами, то поняли, что это конец.
Мы слезли с нар. Рядом со мной шла Вися, она дрожала oт страха, поймала меня за руку:
— Кристя, посмотри на меня.
Я посмотрела. У Виси, еще недавно такой цветущей, полной сил девушки, не было живого места на теле. Вся кожа ее была покрыта чирьями и волдырями. Она в отчаянии заломила руки.
— Кристя, нам не спастись! Теперь, после стольких мук, нас прикончат…
Она оглядывалась вокруг, словно ища помощи, я поворачивала голову за ней. Так шли мы. Рука Виси судорожно сжимала мою. Мы приближались к врачу, и сознание постепенно покидало нас. Сердце подступало к горлу. Страх парализовал движение и мысли.
Равнодушным, скучающим взглядом смотрел врач на этот хоровод заживо гниющих женщин. Почти всем он указал одно направление. Мы столпились у стены.
Как выяснилось, на этот раз нас ждала всего лишь дезинфекция. В одном из блоков поставили ванну с какой-то жидкостью, в которую должны были окунаться чесоточные. Мы отказывались верить, что это еще не смерть. Но это было так. Мы опять выиграли жизнь… Зачем. И все же мы облегченно вздохнули.
Час спустя после ванны мы снова чесались, и снова нам страшно хотелось пить.
Мы боялись думать, что ждет нас после ревира — если, несмотря на все, выздоровеем, если нас выпишут в лагерь. Снова апели, работа в поле, холод. Было начало февраля. Уже три месяца я в ревире. Мы пробовали сосчитать, сколько наших подруг умерло, но это оказалось невозможно.
Бывало, мы часами сидели, не проронив ни слова, занятые поисками блох, отупевшие, не думая ни о чем. Конечно, память нет-нет, да и возвращала нас к прошлому, к тому, чем мы жили когда-то. Но с каждым днем прошлое уходило все дальше. Мы потеряли себя, просто-напросто забыли все. Какие-то обрывки воспоминаний всплывали из глубины сознания, туманные, неправдоподобные образы из ушедшей в прошлое жизни…
Однако бывали и минуты оживления, вызываемые известием о новом наступлении на фронтах. Вокруг рас постоянно кто-то плакал, кто-то стонал, то и дело уносили чьи-то трупы, а мы мечтали вслух.
Всегда находилась какая-нибудь трезвая голова.
— Зря тешите себя, так бывает только в книжках, да и то в детских. Все мы погибнем по очереди, а кто не подохнет сам, того прикончат.
Докторша все чаще предупреждала, что не сможет дольше нас покрывать, что она должна выписать здоровых из ревира. Требуются места для новых больных.
Когда-нибудь я обязательно совершу кругосветное путешествие!
Жизнь - это дорога, по которой стараюсь шагать позитивно
Признаюсь честно, меня сильно зацепило уже предисловие к этой книге (не говоря о ней самой), написанное одним из знакомых Кристины. "Под Варшавой в доме отдыха Союза писателей Польши, расположенном во дворце, который был построен когда-то одним из польских королей для своей возлюбленной, звонкий женский смех разбудил меня от послеобеденного сна. Я раскрыл окно и вместе с солнечной зеленью парка и стрекотаньем кузнечиков в лицо мне ударил жизнерадостный смех незнакомой женщины. Она разговаривала с моим другом польским поэтом. Она заметила, что я смотрю на них, и, еле сдерживая смех, обратилась ко мне:
- Простите, мы, кажется, вас разбудили? - и протянула руку.
Так я познакомился с Кристиной Живульской. На ее руке чуть выше запястья я увидел клеймо - цифру из пяти знаков.
Мы очень быстро подружились. Не подружиться с ней невозможно. Она любит смеяться и смешить других. Смех для нее - все равно, что холодное освежающее вино в жаркий день. А ее потребность смешить похожа на гостеприимство хозяйки, угощающей гостей теплом и дружбой своего дома в морозный зимний день.
Кристина Живульская - писатель-юморист, носящий на своей руке знак Освенцима, даже гитлеровцы не могли отучить ее смеяться. "
Раньше я думала, что те, кто прошел через концлагеря, через голод, когда между узниками идет война не на жизнь, а на смерть за кусочек мороженной брюквы, через ежедневный страх быть удушенным газом и сожженным в лагерном крематории, через болезни и ревир - лагерный изолятор, откуда почти не возвращаются, через каторжные работы, которые длятся годами, через ежедневные многочасовые апели - переклички, во время которых в любую погоду нужно по несколько часов стоять на плацу, я думала, что человек уже не сможет смеяться. Ведь у него перед глазами прошло столько ужасов, он испытал столько, что кажется невозможным даже выжить после этого, остаться нормальным человеком.
Кристина, попавшая в Освенцим в августе 1943 года, сначала тоже так думала. Но потом она поняла и другое: мы, никогда не бывавшие за колючей проволокой, абсолютно не ценим то, что имеем. Голубое небо над головой, кусок хлеба, свободу, походы в кино и театр, рабочий день с 9 до 18 и премии к новому году, сам новый год с елкой, запах хвои и мандарины. Поэтому она, выйдя из Освенцима, поняла одно: надо ценить то и радоваться всему тому, что имеешь, ведь это всё так легко потерять!
"Я пережила Освенцим" - книга документальная, наверное, логичнее всего, ее было бы отнести к жанру мемуаров. Но как-то не вяжется с изложенным в ней это рафинированное слово.
Кристина Живульская - полячка. В отличие от евреев, которых пригоняли в Освенцим и истребляли сотнями тысяч, поляков нацисты причисляли к "арийцам", в концлагерях они могли получать посылки, без которых было бы вообще непонятно, как выжить. Но даже несмотря на это, из всего транспорта, в котором сюда привезли Кристину (а это не меньше 500 человек), выжила лишь она одна. Остальные погибли, все ее подруги, у нее на глазах: от каторжных работ, от тифа, от избиений. После того, как она сама перенесла тиф, ей удалось попасть на работу в эффектенкамер - в канцелярию, где велся учет заключенных и их имущества. Эффектенкамер работала в Биркенау - именно там, где находились крематории, и где сжигали евреев. Кристина с другими девушками были первыми, кто видел их. Их транспорты прибывали на вокзал, а потом они пешком тысячами, десятками тысяч, сотнями, мужчины, женщины, старики, дети шли в лагерь, думая, что их ждут работа, еда и медпомощь. Сначала еще была "селекция". "В газ" отправляли только детей и стариков, а взрослых на работы. Потом взрослые тоже погибали (я задаю себе вопрос: вообще, выжил ли хотя бы один еврей, попавший в Освенцим в первые годы его существования? - наверное, нет), но это было потом. А когда эсэсовцы поняли, что Рейху придет конец, для евреев и цыган уже не было даже "селекции". Зато был план: уничтожить 20 тысяч в день, и всех их сразу же с железнодорожного вокзала отправляли "в газ".
Как было не спятить от такого? От всех этих лиц, обреченных, но еще не знающих об этом? От их вопросов: "Донна, вы не знаете, куда нас ведут?" (евреи были не только из Польши, в Биркенау прибывали евреи из Италии, Испании, Греции, Венгрии, Франции и т.д.) От элегантных, загорелых, красивых девушек - "в газ"? От милых и жизнерадостных детей, срывающих цветы на обочине, прыгающих через скакалку - "в газ". Я не знаю.
Сейчас на Украине и, говорят, что в Прибалтике тоже, растет число тех, кто поддерживает идеи фашизма и нацизма. У нас такие, к сожалению, тоже есть. Рекомендую всем этим людям обязательно прочитать эту книгу. В Освенциме гибли не только евреи, не только поляки, туда пригоняли и украинцев (несколько украинских девушек даже работали вместе с Кристиной - Валя, Таня. ), и эстонцев, и латвийцев, и русских тоже пригоняли - много, тех, которые поверили фашистам и по собственной воле ехали "на работу в Германию", а потом тоже оказались здесь.
Поэтому, как бы больно не было, как бы не щемило сердце, я рекомендую абсолютно всем прочитать эту документальную книгу. Это нужно знать! Об этом нужно помнить! Об этом нужно всегда себе напоминать! Чтобы не повторилось! Чтобы не дать это повторить! Никогда!
Ну, а в заключении о том, как вели себя советские офицеры, попавшие в Биркенау. Тоже, чтобы знали, помнили и не забывали.
Цитата: "Прибывает группа советских офицеров. Один из них - с бородкой - сразу привлекает наше внимание. Офицеры проходят мимо наших окон без знаков отличия, без ремней, но с высоко поднятой головой, как на параде. У всех лица сознательных солдат. Военнопленных привезли в концлагерь вопреки всем международным законам. Русские женщины беспокойно следят за тем, куда ведут этот транспорт, так же, как мы перед тем следили - куда отправят жителей Варшавы. Что сделают с этими офицерами? В газ? На расстрел?
Наташа, Таня украдкой идут в отдалении за ними. У зауны минута наивысшего напряжения: если не повернут, пойдут прямо, - значит, идут на гибель. В последнюю минуту группа поворачивает и входит в зауну. Мы с облегчением вздыхаем.
В зауне разыгрывается эпизод, невероятный в истории лагеря. Один из офицеров не позволяет сбрить себе бороду. Вызывают эсэсовца, который приказывает немедленно выполнить обязательное распоряжение. Ведет он себя при этом, как обычно, вызывающе и нагло.
- Не дам! - заявляет русский. - А кроме того, как ты смеешь говорить мне "ты". Стать "смирно", гитлеровский щенок, перед советским генералом!
Эсэсовец, как загипнотизированный, берет под козырек и убегает из зауны."
Только так!
Информация об этом журнале
- Цена размещения 50 жетонов
- Социальный капитал 127
- В друзьях у
- Длительность 24 часа
- Минимальная ставка 50 жетонов
История с географией! Ходила тут на почту за посылкой. А у нас отделение с прибамбасом. Есть главное здание и пристройка. Посылки выдают и там, и там. А куда именно отнесли ее в этот раз на выдачу, не угадаешь ни за что! Это на усмотрение почтовиков, и они не докладывают. И вот, прихожу я в…
Читайте также: