Водолазкин авиатор краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Пересказывать эти записи, равно как и раскрывать весьма печальный финал романа не стоит — после таких спойлеров читать было бы уже не так интересно, а я всячески призываю читателя погрузиться в роман Водолазкина. Скажу лишь о том, как я понял стержневые авторские идеи.

Иначе говоря, считать, что внешние условия жизни играют решающую роль в происходящем — это ставить телегу впереди лошади. Внешние условия, конечно, играют роль, но они — лишь формы, в которых проявляется внутреннее человеческое содержание, и доброе, и злое. Грубо говоря, не крепостное право и отсталость причина революции, а накопившиеся и взаимодействующие друг с другом человеческие гадости проявлялись и в крепостном праве, и в отсталости, и в революционных потрясениях. Внутреннее зло всегда найдёт себе дорогу вовне. Не одни форматы, так другие.

Но определиться по отношению к власти Платонову всё-таки проще, чем по отношению к совершенно конкретным негодяям — садисту Воронину, стукачу Зарецкому. Платонов, при всей своей незлобивости и врожденной вере, не может их простить, его тянет к мести. Но ничего хорошего от такой мести не будет, и ему приходится это осознать.

Как говорит о себе юная авторесса, творческий поиск она начала в 12 лет с маленьких рассказиков. С тех пор пишет, пробуя свои силы в разных жанрах и направлениях. В настоящее время Яна состоит в семинаре прозы Евгения Анатольевича Попова в Литинституте. Рецензия на фантастический роман Евгения Водолазкина "Авиатор" – первый опыт молодой писательницы в жанре литературной критики.

Евгений Водолазкин. Авиатор. - Москва, издательство АСТ. - 2015 год. - 410 стр.

"Время - это испытанье.

Не завидуй никому".

А.Кушнер "Времена не выбирают. "

На протяжении всех времён человек безуспешно стремится разгадать секрет бессмертия, стремиться продлить молодость, жизнь любыми способами, пережить десятилетия, века. Но что если подобное случится с тем, кто этого не просил и не желал? С тем, кто был осуждён по законам своего времени на медленную мучительную смерть?

"Авиатор" - произведение Евгения Водолазкина о человеке, который стал свидетелем событий разом и начала, и конца двадцатого столетия.

Проведший в криогенной заморозке около шестидесяти лет Иннокентий Петрович Платонов - главный герой - приходит в сознание в тысяча девятьсот девяносто девятом, обуреваемый обрывочными воспоминаниями о прошлом: ". и вертикальная планка рамы сливается со стволом дерева, и ранние сумерки - где-то я уже это видел. И летающие снежинки видел". Единственной опорой Платонова становятся запахи, звуки, призрачные образы. Они помогают преодолеть барьер беспамятства, служат проводниками в далёкие времена, полные исторически важных событий. По совету доктора Гейгера герой начинает вести дневник. Каждый день Иннокентий Петрович записывает то, что ему удалось вспомнить, как у него получается свыкнуться с новой реальностью. Сама книга напоминает пазл, где главный герой со своими воспоминаниями является лишь центром всей картины, которую ему предстоит писать "с нуля". Чтобы помочь читателю собрать её полностью, автор вводит других персонажей, которые помогают восстановить картину прошлого Платонова, дополнить её нужными деталями. Сюжет книги отправляет нас в начало двадцатого века, в детство Платонова (дача в Сиверской и Алуште, влюблённость в авиацию), затем в его юность (Петербург, гимназия) и, наконец, к тем обстоятельствам, которые ведут к краху свободы героя: арест профессора Воронина, отца возлюбленной Платонова, по доносу соседа Зарецкого, убийство его же (собственно, в чём и обвинили Платонова), обыск и заключение.

Сама форма повествования интересна, какой бы избитой она ни казалась: ведь дневник – один из излюбленных приемов писателей прошлого, и на эту тему сказали многое, если не всё, мировые классики и русские авторы Золотого и Серебряного века. Однако так же, как сумасшедшему Гоголя, дневниковые записи помогают Водолазкину раскрыть персонажа: все его чувства, переживания открыты читателю, что сближает того с героем. Так же, как он, дневник, позднее по ходу действия, начинают вести и второстепенные персонажи; тем самым автор позволяет увидеть, как к происходящему относятся окружающие Платонова. Ведь это не просто пустые, проходные персонажи – это сопереживающие, любящие Иннокентия Петровича родные люди: жена Анастасия, ставший близким другом семьи доктор Гейгер. Ближе к концу книги дневниковые записи исчезают, и уже стремительно развивающиеся в худшую сторону события описываются обрывками мыслей героев, вперемежку.

Стоит отметить, что в романе заключено много разных тем. Это вечные добро и зло, любовь, смерть, жизнь, её смысл, красота, вера, истина. Но также произведение даёт пищу для размышлений о мимолётности времени и об ответственности человека перед эпохой, в которую он живёт, что ложится тяжким бременем на человеческую душу и сознание – и эта коллизия представляется наиболее важной в замысле "Аавиатора".

Автор делает судьбу своего персонажа насыщенной, но наполняет ее в основном трагичными событиями: смерть отца, тяжёлая жизнь в условиях революции и сменившейся власти, арест отца его возлюбленной, "собственноручное" убийство соседа и собственный арест Платонова с последующим заключением в лагере. И на первый взгляд может показаться, что это судьба уникальна, не похожа на другие. Да, отчасти это так: не всем удалось спастись от мучительного приближения к гибели в лагере на Соловках, а уж о том, чтобы "очнуться" через полстолетия, и говорить не о чем, типичный фантастический ход. Но, если присмотреться и подумать, то жизнь Платонова со всеми фантастическими допущениями предстает словно панорама жизни СССР того времени: аресты, приговор невиновному, разрушенная жизнь, лагерь.

О жизни в лагере повествование идёт подробно. Читатель должен прочувствовать, каково это – выживать в нечеловеческих условиях, ходить по краю пропасти между жизнью и смертью, усилиями воли сохранять в себе человеческие качества: "Когда я однажды сказал Гейгеру о том, как мы работали в сорокаградусный мороз — без тёплой одежды, без обуви, без еды, - он сказал мне, что не понимает, как в таких условиях можно было остаться в живых". Для главного героя буквально спасением стало то, что его забрали ради эксперимента с замораживанием из холодной церкви на Секирной горе, в которой отбывали изощрённое наказание заключённые.

Говоря о самом эксперименте с криогеном, нужно отметить, что данные опыты имеют научное обоснование, а не представляют собой отголосок фантастических романов в жанре "попаданец", где проникновение сквозь время, как правило, заставляют принимать на веру без каких-либо толкований. Академик Муромцев разъясняет Иннокентию Петровичу, что его и других заключённых используют в качестве подопытных, а так же рассказывает, зачем, когда и для кого начали разработку способа криогенной заморозки (подробности – в романе).

Так или иначе, Платонов выдержал этот эксперимент и из железных лап тридцатых годов попал в постсоветскую Россию. Здесь он находит свою прежнюю любовь Анастасию на исходе её дней, влюбляется вновь в её внучку, тоже Анастасию, назначает встречу с работником лагеря, мучителем нескольких сотен людей, привыкает к обновлённому, кардинально изменившемуся миру, к своей известности. " - Что вы чувствуете, - спрашивает, - оказавшись в новой, по сути, стране? - Чувствую, что у неё новые сложности."

Но примет ли само время нежданного гостя из прошлого? Нет. Здоровье героя начинает ухудшаться. Умирают клетки мозга по непонятным причинам: "Таблеток я выписываю ему гору. Толку от них, правда, чуть. Не способны остановить главного — убыли клеток", - признается врач. Неужели это предопределение? Улизнуть у смерти из-под носа в заключении и угаснуть на глазах близких из-за болезни. Похоже на месть со стороны годов, которые Платонов "перескочил". Каждому своё, каждый должен жить в те времена, когда он родился, и столько, сколько отпущено — кажется, что такой посыл оставляет нам эта история.

Финал остаётся открытым. Иннокентий Петрович летит из Германии (где он находился на лечении), в самолёте он ведёт разговор со священником (что достаточно символично на фоне следующего поворота), но самолёт не может выпустить шасси и приземлиться. На этом заканчивается книга. Читателю остаётся только гадать, какова судьба Платонова: погибнет ли он в авиакатастрофе, погубит ли его болезнь, или авиатор будет жить счастливо с женой и ребёнком? Удержится ли он в настоящем, или вновь канет в прошлое, потому что каждому дано жить и умирать в одном определённом времени?

"Авиатор" - произведение современной русской литературы, которым можно гордиться. В нём есть всё: интрига, философия, символы (статуэтка Фемиды, книга "Робинзон Крузо"), запутанная сюжетная линия, убийство, переплетения с историей, обилие деталей и событий — то, что восторгает, заставляет задуматься, трогает за душу и не отпускает после прочтения.

Евгений Водолазкин - Авиатор краткое содержание

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера “Лавр” и изящного historical fiction “Соловьев и Ларионов”. В России его называют “русским Умберто Эко”, в Америке – после выхода “Лавра” на английском – “русским Маркесом”. Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки. Герой нового романа “Авиатор” – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год.

Авиатор - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

– Что вы всё пишете?

– Описываю предметы, ощущения. Людей. Я теперь каждый день пишу, надеясь спасти их от забвения.

– Мир Божий слишком велик, чтобы рассчитывать здесь на успех.

– Знаете, если каждый опишет свою, пусть небольшую, частицу этого мира… Хотя почему, собственно, небольшую? Всегда ведь найдется тот, чей обзор достаточно широк.

Разговор в самолете

Говорил ей: в холода носи шапку, иначе отморозишь уши. Посмотри, говорил, сколько сейчас прохожих без ушей. Она соглашалась, мол, да-да, надо бы, но не носила. Смеялась над шуткой и продолжала ходить без шапки. Такая вот картинка всплыла в памяти, хотя о ком здесь идет речь – ума не приложу.

Или, допустим, вспомнился скандал – безобразный, изнурительный. Непонятно где разыгравшийся. Обидно то, что начиналось общение хорошо, можно сказать, доброжелательно, а потом слово за слово все переругались. Главное, самим же потом стало удивительно – почему, зачем?

Кто-то заметил, что часто так бывает на поминках: часа полтора говорят о том, каким покойник был хорошим человеком. А потом кто-то из пришедших вспоминает, что был покойник, оказывается, не только хорошим. И тут, как по команде, многие начинают высказываться, дополнять – и мало-помалу приходят к выводу, что был он, вообще-то, первостатейным мерзавцем.

Или совсем уж фантасмагория: кому-то дают по голове куском колбасы, и вот этот человек катится по наклонной плоскости, катится и не может остановиться, и от этого качения кружится голова…

Моя голова. Кружится. Лежу на кровати.

Вошел неизвестный в белом халате. Стоял, положив руку на губы, смотрел на меня (в дверной щели еще чья-то голова). Я же, в свою очередь, смотрел на него – не открываясь как бы. Из-под неплотно сомкнутых ресниц. Он заметил их дрожание.

Я открыл глаза. Приблизившись к моей кровати, неизвестный протянул руку:

– Гейгер. Ваш врач.

Я вытащил из-под одеяла правую руку и почувствовал бережное рукопожатие Гейгера. Так касаются, когда боятся сломать. На мгновение он оглянулся, и дверь захлопнулась. Не отпуская моей руки, Гейгер наклонился ко мне:

– А вы – Иннокентий Петрович Платонов, не так ли?

Я не мог этого подтвердить. Если он так говорит, значит, имеет на то основания. Иннокентий Петрович… Я молча спрятал руку под одеяло.

– Вы ничего не помните? – спросил Гейгер.

Я покачал головой. Иннокентий Петрович Платонов. Респектабельно. Немного, может быть, литературно.

– Помните, как я сейчас подошел к кровати? Как назвал себя?

Зачем он так со мной? Или я действительно совсем плох? Выдержав паузу, говорю скрипуче:

Я почувствовал, как меня душат слезы. Они вырвались наружу, и я зарыдал. Взяв с прикроватного столика салфетку, Гейгер вытер мне лицо.

– Ну что вы, Иннокентий Петрович. На свете так мало событий, о которых стоит помнить, а вы расстраиваетесь.

– Моя память восстановится?

– Очень на это надеюсь. У вас такой случай, что ничего нельзя утверждать наверное. – Он поставил мне градусник. – Знаете, вы вспоминайте побольше, здесь важно ваше усилие. Нужно, чтобы вы сами всё вспомнили.

Вижу волосы в носу Гейгера. На подбородке царапины после бритья.

Спокойно смотрит на меня. Высокий лоб, прямой нос, пенсне – будто кто-то его нарисовал. Есть лица настолько типичные, что кажутся выдуманными.

– Я попал в аварию?

– Можно сказать и так.

В открытой форточке воздух палаты смешивается с зимним воздухом за окном. Становится мутным, дрожит, плавится, и вертикальная планка рамы сливается со стволом дерева, и ранние сумерки – где-то я уже это видел. И влетающие снежинки видел. Тающие, не долетев до подоконника… Где?

– Я ничего не помню. Только мелочи какие-то – снежинки в больничной форточке, прохлада стекла, если к нему прикоснуться лбом. Событий – не помню.

– Я бы мог вам, конечно, напомнить что-то из происходившего, но жизнь во всей полноте не перескажешь. Из вашей жизни я знаю только самое внешнее: где вы жили, с кем имели дело. При этом мне неизвестна история ваших мыслей, ощущений – понимаете? – Он вытащил у меня из подмышки градусник. – 38,5. Многовато.

Вчера еще не было времени. А сегодня – понедельник. Дело было так. Гейгер принес карандаш и толстую тетрадь. Ушел. Вернулся с подставкой для письма.

– Всё, что произошло за день, записывайте. И всё, что из прошлого вспомните, тоже записывайте. Этот ежедневник – для меня. Я буду видеть, как быстро мы в нашем деле продвигаемся.

– Все мои события пока что связаны с вами. Значит, писать про вас?

– Abgemacht[1]. Описывайте и оценивайте меня всесторонне – моя скромная персона потянет за собой другие нити вашего сознания. А круг вашего общения мы будем расширять постепенно.

Гейгер приладил подставку над моим животом. Она печально приподнималась с каждым моим вздохом, словно сама вздыхала. Гейгер поправил. Открыл тетрадь, вставил мне в пальцы карандаш – что, вообще говоря, лишнее. Я хоть и болею (спрашивается – чем?), но руками-ногами двигаю. Что, собственно, записывать – ничего ведь не происходит и ничего не вспоминается.

Тетрадь огромная – хватило бы для романа. Я кручу в руке карандаш. Чем же я все-таки болею? Доктор, я буду жить?

– Доктор, какое сегодня число?

Молчит. Я тоже молчу. Разве я спросил что-то неприличное?

– Давайте так, – произносит наконец Гейгер. – Давайте вы будете указывать только дни недели. Так мы легче поладим со временем.

Гейгер – сама загадочность. Отвечаю:

А я взял и записал всё – за вчера и за сегодня.

Сегодня познакомился с сестрой Валентиной. Стройна. Немногословна.

Когда она вошла, прикинулся спящим – это уже входит в привычку. Потом открыл один глаз и спросил:

– Валентина. Врач сказал, вам нужен покой.

На все дальнейшие вопросы не отвечала. Стоя спиною ко мне, драила шваброй пол. Торжество ритма. Когда наклонялась, чтобы прополоскать в ведре тряпку, под халатом проступало ее белье. Какой уж тут покой…

Шучу. Сил – никаких. Утром мерил температуру – 38,7, Гейгера это беспокоит.

Меня беспокоит, что не получается отличать воспоминания от снов.

Неоднозначные впечатления сегодняшней ночи. Лежу дома с температурой – инфлюэнца. Бабушкина рука прохладна, градусник прохладен. Снежные вихри за окном – заметают дорогу в гимназию, куда я сегодня не пошел. Там, значит, дойдут на перекличке до “П” (скользит по журналу, весь в мелу, палец) и вызовут Платонова.

Пара слов об авторе

Ранние произведения

Роман начинается с нехитрой завязки. Главный герой, Иннокентий Платонов, просыпается в больничной палате. Он не помнит ни кто он такой, ни как и почему попал в больницу. Постепенно к нему начинает возвращаться память. И хотя воспоминания эти довольно фрагментарные и касаются не событий, а скорее ощущений (запахов, прикосновений, вкусов), вскоре он уже знает, что родился в 1900 году, жил в Петербурге… Вот только как такое возможно и что за болезнь с ним приключилась, если сейчас на дворе 1999 год?

Приемы

Роман написан в форме дневниковых записей главного героя. Это очень выигрышный авторский ход. Читателю одновременно дается возможность узнать о событиях прошлого из уст очевидца и услышать оценку настоящего из уст стороннего наблюдателя. Хотя задача это довольно сложная. Ведь автору пришлось не только детально изучить быт двух разных времен, но и серьезно поработать над языком романа, чтобы отразить разную стилистику, интонации и темп речи в начале и в конце XX века.

Литературные переклички

Отзывы читателей

На вопрос о концовке романа автору приходятся отвечать довольно часто. Хоть открытый финал – явление не новое, которое, кроме того, дает огромный простор для читательских мыслей и интерпретаций, нравится он далеко не всем.

Отношение автора к отзывам

Впрочем, следом за этой шуткой, он признается, что уже прошел тот возраст, когда слава являлась самоцелью. Да, отзывы, и приятные, и не очень, важны для писателя, потому что он пишет для того, чтобы быть услышанным. И если его не услышали, если он не смог до кого-то донести свои идеи, значит, нужно разбираться, почему. Значит, нужно искать новые слова, приемы, сюжеты. В целом, любая критика, если ее воспринимать конструктивно, полезна для писателя.

Предложения об экранизации

В интервью с журналистами и на встречах с читателями автор признавался, что ему уже поступил ряд предложений по экранизации его романа. Эту историю действительно легко переделать в киноформат. Яркие образы, смена времен и мест действия, - всё это должно сделать ленту захватывающей и эффектной. Однако есть здесь и свои сложности.

Во-первых, уместить всё содержание романа в односерийный полнометражный фильм вряд ли возможно, а к сериалам у Водолазкина предвзятое отношение. Во-вторых, должен быть решен вопрос о степени участия автора романа в процессе создания киноленты. Здесь возможны два варианта. В первом случае автор продает свою идею продюсерам, а сам от участия в создании фильма устраняется. Правда, в результате сюжет может измениться до неузнаваемости, так что автор уже и не захочет быть упомянутым в титрах. Во втором случае автор должен контролировать процесс создания фильма на всех этапах. А это требует от него и дополнительных знаний, и дополнительных временных затрат. Получается нечто вроде второго рождения произведения, но уже в рамках иного вида искусства. Какой вариант выберет Евгений Водолазкин и будет ли снят фильм, пока не знает никто.

Читайте также: