Solus rex набоков краткое содержание
Обновлено: 30.06.2024
Придумывая все новые подробности воображаемой страны (которая вначале лишь отвлекала его от горя, но со временем переросла в самодовлеющую художественную манию), вдовец настолько вжился в Thule, что она начинает порождать собственную реальность. В первой главе Синеусов упоминает, между прочим, о своем намерении переехать с Ривьеры в Париж на свою старую парижскую квартиру; на самом деле он переезжает в угрюмый дворец на бледном северном острове[162]. С помощью искусства он пытается воскресить жену в облике королевы Белинды — жалкая уловка, которая не позволяет ему победить смерть даже в мире вольного вымысла. В третьей главе ей предстояло снова умереть — она погибала от взрыва бомбы, предназначавшейся ее мужу, на новом мосту через Эгель, через несколько минут после возвращения с Ривьеры 47 .
В рассказе мастерски обыгрывается контраст между нерешительным, замкнутым на себе, нелюдимом Кр., который хотя и стал королем, но по самой своей природе не способен усвоить правила, по которым живет его мир, — и его шумливым кузеном, принцем Адульфом, декадентом и гомосексуалистом, который интуитивно приспосабливается к правилам любой среды и готов их выполнять или нарушать по своему усмотрению. И непринужденность, с которой Адульф ведет себя в рамках правил, и готовность, с которой он их нарушает, кажется, связывают его каким-то таинственным образом с Фальтером (до и после его метаморфозы).
VIII
После того как Франция отказалась предоставить ему разрешение на работу и тем самым обрекла его семью на полунищенское существование, после того как французские чиновники сделали все, чтобы затруднить его отъезд в Америку, Набоков не питал большой любви к этой стране, куда он попал не по своей воле. У него не было ни малейшего желания идти во французскую армию, оставив на произвол судьбы жену и сына, которые, как иностранцы и как евреи, подвергались смертельной опасности в любом государстве, бессильном перед немецкой военной мощью. После Перл-Харбора Набоков, уже ощущавший себя лояльным гражданином Америки, повел себя по-другому и, хотя США вторжение едва ли грозило, хотел пойти добровольцем в армию. Однако в настоящий момент он видел свой долг в том, чтобы вывезти из Франции жену и сына 51 .
В Нью-Йорке HIAS — организация, занимающаяся спасением евреев, зафрахтовала судно для перевозки беженцев. Во главе организации стоял старый друг набоковского отца Яков Фрумкин, который сохранил, как и многие другие евреи из России, благодарную память о покойном Владимире Дмитриевиче, смело выступавшем против кишиневских погромов и дела Бейлиса, и с радостью вызвался помочь его сыну, предложив ему билет за половину стоимости 52 .
Часть своих книг и бумаг вместе с коллекцией европейских бабочек Набоков уложил в плетеный сундук и оставил у Фондаминского, в большом сухом подвале его дома. В июне, когда немцы вошли в Париж, вещи Фондаминского были разграблены, коллекция бабочек уничтожена, а бумаги выброшены на улицу. Племяннице Фондаминского удалось подобрать большую часть бумаг, и долгие годы они пролежали в угольном погребе, пока в 1950 году не попали к Набоковым в Америку 57 . Фондаминский был арестован и умер в концентрационном лагере. Брата Набокова Сергея, который часто заходил к ним на рю Буало, не было в городе, когда Набоковы уезжали из Парижа. Он тоже погибнет в немецком лагере.
В 1919 году судно, на котором Набоковы покидали Россию, из-за поломки задержалось с выходом в море и отчалило, уже когда большевики принялись обстреливать бухту из пулеметов. Теперь, накануне отъезда Набоковых из Франции, 19 мая, у Дмитрия поднялась температура. Врач Коган-Бернштейн сказала, что, если бы они могли поменять билеты, она бы посоветовала им не беспокоить больного, но, поскольку такой возможности не было, им ничего не оставалось, как ехать. Набоков боялся, что кто-нибудь обратит внимание на признаки лихорадки у Дмитрия и их не пустят на корабль 58 . Они сдали ключи от квартиры на рю Буало — три недели спустя в их дом попала немецкая бомба — и отправились на вокзал 58 .
Волнения остались позади.
От автора
Эта книга не является ни официальной, ни авторизованной биографией, но я никогда бы не приступил к работе над ней и не завершил ее, если бы не благосклонное отношение к моим исследованиям Веры Набоковой. Она открыла мне доступ к архивам своего мужа в Монтрё и в Библиотеке Конгресса, она соглашалась на бесконечные беседы со мной, и она доверяла тому, как я распоряжусь своей независимостью. В свою очередь я давал ей на прочтение всё, написанное мной, и учитывал ее подробнейшие замечания относительно стиля, фактического материала и интерпретации каждой из частей книги на всех стадиях работы над ней. Оживленные, а подчас и горячие споры, которые порой вспыхивали между нами, никогда не означали посягательства на мою свободу писать то, в чем убеждали меня факты.
Дмитрию Набокову не раз приходилось примирять мою потребность в получении информации с его собственным сильным желанием, следуя обыкновению родителей, оберегать их частную жизнь. Хотя Дмитрий Владимирович всегда резко реагирует на какие бы то ни было негативные высказывания в адрес отца, основанные на незнании и непонимании, он также уважал и защищал мою независимость и право на оценку — подчас довольно суровую — некоторых из набоковских произведений.
Сестра Владимира Набокова, Елена Сикорская, всегда была готова стать моим проводником по прошлому, которое они с братом вместе пережили, и поделиться со мной информацией, которую она получила из многочисленных источников в Советском Союзе. Брюссельский кузен писателя, Сергей Набоков, предоставил мне все известные ему сведения о генеалогии семьи Набоковых, Сергей Набоков, Елена Сикорская и Дмитрий Набоков также высказали подробные замечания по поводу тех глав книги, в которых идет речь о хорошо им известных периодах: соответственно история семьи, 1910-1920-е и 1940-е годы.
Я хотел также поблагодарить всех тех, кто поделился со мной воспоминаниями о Набоковых и/или предоставил мне письма и другие документы. Многие из этих нижеупомянутых людей проявили необыкновенную щедрость.
В Англии: Julian Barnes, London; Sir Isaiah Berlin, Oxford; Michele Field, London; Francis Haskell, Oxford; Jarmila Hickman, Oldham; Michael Ignatieff, London; W.F. Madelung, Oxford; Tamara Talbot-Rice, Fossebridge; George, Lord Weidenfeld, London.
В России: Анатолий Алексеев, Евгений Белодубровский, Александр Долинин, Галина Лапина, Санкт-Петербург; Татьяна Гаген, Москва; Евгений Шиховцев, Кострома; Наталья Степина и Сергей Таск, Москва; Наталья Толстая, Санкт-Петербург; Олег Волков, Москва.
На Украине: Анна Галиченко, Алупка; Константин Ефетов, Симферополь; Зинаида Ливицкая, Ялта; Людмила Проклова, Ливадия.
В Германии: Sergey Kaplan [Eberlingen]; Dieter E. Zimmer, Hamburg.
В Финляндии: Pekka Tammi, Helsinki.
В Ирландии: Jack Sweeney, Corofin.
В Новой Зеландии: Michael Gifkins.
Автор благодарен сотрудникам следующих архивов, библиотек и музеев, предоставивших ему возможность ознакомиться с интересными, нередко бесценными материалами из их собраний:
Я особенно признателен Dr. E.S. Leedham-Green из Cambridge University Archives, без чьих советов многие материалы не попали бы в поле моего зрения; Eila Tervakko и другим сотрудникам Славянского отдела Helsinki University Library, которые всегда были готовы оказать помощь и которые позволяли мне самостоятельно исследовать великолепное собрание библиотеки; сотрудникам Отдела редких книг и рукописей Columbia University Library, и в первую очередь Stephen Corrsin, Susan Summer, Ellen Scaruffi, которые помогли мне не упустить ни одного важного документа из постоянно пополняющегося Бахметьевского архива; Наталье Буйняковой из Центрального исторического архива Ленинградской области за быструю и эффективную помощь в отыскании самых разнообразных материалов.
Я хотел бы выразить признательность комитету по академическим стипендиям New Zealand University, наградившему меня стипендией Claude McCarthy, без которой я не смог бы приступить к работе; University of Auckland за другие исследовательские стипендии и за возможность завершить начатую мной работу, особенно кафедре английской литературы университета и, в частности, профессорам Don Smith и Terry Sturm за терпение и постоянную поддержку.
Я благодарен всем тем, кто ознакомился с рукописью книги и высказал замечания фактического и стилистического характера: Professor Simon Karlinsky, University of California, Berkeley, и Professor Gennady Barabtarlo, University of Missouri, Columbia, внимательно прочитавшим рукопись и щедро поделившимся со мной оригинальными идеями по литературным и историческим вопросам; Gilles Barbedette, Paris, Professor D. Barton Johnson, University of California, Santa Barbara, Professor Stephen Jan Parker, University of Kansas, Dr. Pekka Tammi, University of Helsinki, Dieter Zimmer, Hamburg, ознакомившимся с рукописью и изложившим свои замечания по всему ее содержанию; Dr. Chris Ackerley, University of Otago, Professor John Malmstad, Harvard, Professor Michael Millgate, University of Toronto, Associate Professor Michael Neill, University of Auckland, Professor Charles Remington, Yale, которые прочитали отдельные главы книги и высказали полезные для меня наблюдения; Frederic W. Hills, New York; моим редакторам в Принстоне — Robert Brown, Beth Gianfagna, Lois Nesbitt, Donald Yelton; и прежде всего — моей первой читательнице, Bronwen Nicholson. Я должен поблагодарить David Joel, который помог мне в работе с компьютером; перепечатавших текст Bronwyn Joel и еще раз — Bronwen Nicholson.
За минуту
У художника Синеусова умирает жена. После смерти любимой герой страдает и становится одержимым. Он ищет следы жены на песчаном пляже, а когда наступает ночь, прислушивается к шорохам и звукам, надеясь на возвращение призрака супруги.
Вдовец встречает бывшего репетитора по математике, который хорошо преуспел. К Синеусову подходит зять Фальтера. Он рассказывает, как Фальтер однажды сильно кричал ночью. Когда его нашли, рассудок математика был помрачен. Попытки вылечить Фальтера были безуспешными.
Однажды его доктор умер во время сеанса от разрыва сердца. Фальтер говорит, что под гипнозом рассказал ему про то, что ему открылось в ночь, когда он кричал. Тогда Фальтер узнал окончательное знание, истину – Ультима туле. Он хочет прийти к Синеусову и сообщает ему об этом через зятя.
Жизнь человека как комментарий к эзотерической
Неоконченной поэме.
Владимир Набоков, "Бледное пламя".
Остров, где нет ничего и где всё только было,
Краем желанным ты кажешься мне потому ли?
Властно к тебе я влеком неизведанной силой,
Ultima Thule.
Пока вся кровь не выступит из пор,
Пока не выплачешь земные очи -
Не станешь духом. Жди, смотря в упор,
Как брызжет свет, не застилая ночи.
Пора не быть, а пребывать,
Пора не бодрствовать, а спать,
Как спит зародыш крутолобый,
И мягкой вечностью опять
Обволокнуться, как утробой.
Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Вергилия нет за плечами, -
Только есть одиночество – в раме
Говорящего правду стекла.
Всё жду, кого-нибудь раздавит
Взбесившийся автомобиль,
Зевака бедный окровавит
Торцовую сухую пыль, –
Как весною мой север призывен!
Как весною мой север далек!
Но, ах! не нам его судили;
Мы в небе скоро устаем,-
И не дано ничтожной пыли
Дышать божественным огнем.
………………………………….
И отягченною главою,
Одним лучом ослеплены,
Вновь упадаем не к покою,
Но в утомительные сны.
И человек навстречу мне сквозь сумерки
идет, зовет. Я узнаю
походку бодрую твою.
Не изменился ты с тех пор, как умер.
Дай руки, в путь! Найдем среди планет
пленительных такую, где не нужен
житейский труд. От хлеба до жемчужин -
все купит звон особенных монет.
…к своим же истина склоняется перстам,
с улыбкой женскою и детскою заботой
как в будто в пригоршне рассматривая что-то,
из-за плеча не видимое нам.
В произведение входит:
Обозначения: циклы романы повести графические произведения рассказы и пр.
В планах издательств:
Night Owl, 12 декабря 2015 г.
По перечисленным причинам роман заброшен автором — ведь для заграничной публики русскоязычное творение не представляло интереса, да и сам Набоков, по всей видимости, в определённый момент решил использовать зачатки новых идей в последующих работах.
Между делом сообщается, что герою поручили нарисовать ряд иллюстраций к произведению о далёком островном государстве. Фрагмент этого текста, по всей видимости, представлен во второй главе.
К сожалению, роман слишком мал, чтобы дать объективные оценки образам персонажей. На основании написанного интересным выглядит лишь Фальтер.
Читайте также: