Прогулки с пушкиным краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Исполнилось 95 лет со дня рождения Андрея Донатовича Синявского (8.10. 1925–25.2. 1997) — одного из главных русских писателей, мыслителей и "преступников" 20 в. Одна из удач моей жизни — знакомство с ним и его женой Марией Васильевной Розановой. В их доме под Парижем, Фонтенэ-о-Роз, я провел несколько дней весной 1989 г. Все было впервые: и Запад, и Париж, и они. Сказать, что их дом был гостеприимным — не совсем точно. Он был мыслеприимным, словоприимным, делоприимным. На первом этаже царила Мария Васильевна и ее дело: журнал и издательство "Синтаксис" (где тогда же вышла одна из первых моих "эмигрантских" статей "Блуд труда"). А наверху, куда мало кто допускался, царила "мысль" — сам Андрей Донатович. Во время трапез "мысль" спускалась на первый этаж и воссединялась с "делом". Если предположить, что А.Д. и М.В. были неким двуипостасным целым, то А.Д. был скорее слушающей, а М.В. — говорящей ипостасью, и в этом смысле они были неслиянны и нераздельны. У А.Д. был глубокий слух, но сам он выражал себя преимущественно в письменном слове, которое в этом же доме предавалось печати и отсюда разносилось по миру.
В 1945-1964 гг. Синявский — филолог, студент и аспирант МГУ, сотрудник Института мировой литературы, член Союза писателей. В 1965 - 1971 г. — подсудимый, заключенный Дубровлага в Мордовии (процесс Синявского и Даниэля вызвал международный скандал и положил начало диссидентскому движению в СССР). С 1973 г. до конца жизни — политэмигрант, профессор Сорбонны в Париже.
Плакат в поддержку А. Синявского и Ю. Даниэля. 1965
Пушкин — наше ничто. Творчество из пустоты
Эстетическое оправдание России
1. Richard Lourie. Letters to the Future. An Approach to Sinyavsky-Tertz. Ithaca; London: Cornell University Press, 1975. Р. 122.
2. О меняющихся образах Пушкина в 1960–1980-е гг. См.: Эпштейн М. Парадоксы новизны. О литературном развитии ХIХ–ХХ веков.M., 1988, C. 96–110.
3. Достоевский Ф. М. Пушкин (Очерк) // Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 26. Л.: Наука, 1984. С. 148.
5. Кант И. Критика способности суждения // Соч.: В 6 т. Т. 5. М.: Мысль, 1966. С. 240.
Обложка журнала "Синтаксис", издаваемого А. Д. Синявским и М. В. Розановой. Первый выпуск, вышедший после смерти Синявского и посвященный его памяти.
45 лет назад в Москве состоялся суд над двумя писателями — Андреем Синявским и Юлием Даниэлем. Их судили за то, что они передавали на Запад свои произведения, непохожие на официальную советскую литературу и заведомо не подлежащие публикации в СССР.
О том, что Синявский и Даниэль были после суда отправлены в лагеря (и что у нас вообще были лагеря), я ничего не знала. Но суд над двумя писателями воспринимался юным сознанием (насквозь, конечно, коммунистическим) как абсолютная абракадабра. Как можно судить (в настоящем суде!) писателя? За что? Весь судят — преступников, а писатели не могут быть преступниками по определению, потому что они занимаются совершенно другим делом — писательством, а не совершением преступлений.
Н.К. Вопрос все-таки интересный: что можно… с Александром Сергеевичем? Когда-то про анекдот про Сталина человека ждал расстрел, сегодня его можно публично обзывать Антихристом.
Е.Г. Ну, Синявский — известный провокатор, да он и сам знает об этом. Ему это не раз кричали публично в лицо, в том числе и в нашем городе, в наши времена. Когда я читал его книжку, мне показалось, что Пушкин, собственно Пушкин, Синявскому абсолютно неважен, материал для разговора автора о себе самом. В образе Пушкина Синявский изобразил себя идеального, каким бы он хотел быть, и если он издевается над Пушкиным, он издевается над самим собой, он понимает собственную ничтожность.
Е.Г. Те, кто обрушился с критикой на книгу Синявского, испугались того, что в ней заложено, может быть, неосознанно даже, насторожились…
Н.К. Именно такое впечатление у вас вызывает Синявский? С поправкой на то, что Синявский все это осознает?
Е.Г. Синявский, конечно же, человек интеллектуальный и духовный, это не передонов, он чрезвычайно тонкий человек. Другое дело, какой он художник. Мне показалось, что временами в его книге проскальзывает стиль игривого бухгалтера, там есть такие проколы. Это не относится к книге в целом. Книга блестящая, конечно, но временами Синявскому изменяет вкус.
Н.К. Я убеждена: Пушкин настолько безграничен, что традиционное литературоведение нам не поможет его понять. Пушкин — автор для очень зрелого читателя и, конечно, читателя не догматического.
Е.Г. Конечно, если оценивать литературу о Пушкине, то Синявский мне гораздо симпатичнее, чем, скажем, Белинский или Мейлах, но, все-таки, еще более мне симпатичен Набоков. Он, я бы сказал, серьезнее. И, в отличие от многих авторов, не напоминает психопата Передонова.
Е.Г. Тут невозможно не согласиться. Синявский мне очень импонирует тем, что у него есть понимание природы искусства, ее игровой сути. Он обладает артистичным сознанием, он способен видеть вещи с неожиданной стороны или предполагать в них что-то такое неожиданное, высказывать нетривиальные суждения. В значительной степени сочинения Синявского это не утверждения, а предположения, гипотезы.
Е.Г. Видите ли, при всем своем свое индивидуализме, при всем своем отрицании групповщины и Синявский, Набоков, между прочим, все-таки в одном лагере. И это наш лагерь, я надеюсь. Это лагерь людей, которые просто ценят литературу и в состоянии понять, что публицистика и пропаганда — одно дело, а художественная литература — совсем другое. Кстати, в творчестве Пушкина эта разница совершенно очевидна.
В 1991 году дело Синявского и Даниэля было пересмотрено в связи с отсутствием состава преступления.
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Прогулки с Пушкиным: краткое содержание, описание и аннотация
Андрей Синявский: другие книги автора
Кто написал Прогулки с Пушкиным? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Прогулки с Пушкиным — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Отечество почти я ненавидел
Но я вчера Голицыну увидел
И примирён с отечеством моим.
И маэстро, улыбаясь, раскланивается.
Не потому ли на Пушкина никто не в обиде, а дамы охотно ему прощают нескромные намёки на их репутацию: они — лестны, они — молитвенны…
Пушкинская влюбчивость — именно в силу широты и воспламеняемости этого чувства — принимает размеры жизни, отданной одному занятию, практикуемому круглосуточно, в виде вечного вращения посреди женских прелестей. Но многочисленность собрания и любвеобилие героя не позволяют ему вполне сосредоточиться на объекте и пойти дальше флирта, которым по существу исчерпываются его отношения с волшебницами. Готовность волочиться за каждым шлейфом сообщает поползовениям повесы черты бескорыстия, самозабвения, отрешённости от личных нужд, исправляемых между делом, на бегу, в ежеминутном отключении от цели и зевании по сторонам. Как будто Пушкин задался мыслью всех ублажить и уважить, не обойдя своими хлопотами ни одной мимолётной красотки, и у него глаза разбегаются, и рук не хватает, и нет ни времени, ни денег позаботиться о себе. В созерцании стольких ракурсов, в плену впечатлений, кружащих голову, повергающих в прострацию, он из любовников попадает в любители, в эрудиты амурной науки, лучшие блюда которой, как водится, достаются другим.
Читая Пушкина, чувствуешь, что у него с женщинами союз, что он свой человек у женщин — притом в роли специалиста, вхожего в дом в любые часы, незаменимого, как портниха, парикмахер, массажистка (она же сводня, она же удачно гадает на картах), как модный доктор-невропатолог, ювелир или болонка (такая шустрая, в кудряшках…). С такими не очень-то церемонятся и, случается, поскандалят (такой нахал! такая проныра!), но не выгонят, не выставят, таких ценят, с такими советуются по секрету от свекрови и перед такими, бывает, заискивают.
Ну и, естественно, — таким не отказывают. Ещё бы: Пушкин просит!
Задумаемся: почему женщины любят ветреников? Какой в них прок — одно расстройство, векселя, измены, пропажи, но вот, подите же вы, плачут — а любят, воем воют — а любят. Должно быть, ветреники сродни их воздушной организации, которой бессознательно хочется, чтоб и внутри и вокруг неё всё летало и развевалось (не отсюда ли, кстати, берёт своё происхождение юбка и другие кисейные, газовые зефиры женского туалета?). С ветреником женщине легче нащупать общий язык, попасть в тон. Короче, их сестра невольно чует в ветренике брата по духу.
Републикация к 220-летию со дня рождения А.С.Пушкина.
Cравните далее у Синявского:
С именем Пушкина, и этим он – всем на удивление – нов, свеж, современен и интересен, всегда связано чувство физического присутствия, непосредственной близости, каковое он производит под маркой доброго знакомого, нашего с вами круга и сорта, всем доступного, с каждым встречавшегося, еще вчера здесь рассыпавшего свой мелкий бисер.
Все темы ему были доступны, как женщины, и, перебегая по ним, он застолбил проезды для русской словесности на столетия вперед. Куда ни сунемся – всюду Пушкин, что объясняется не столько воздействием его гения на другие таланты, сколько отсутствием в мире мотивов, им ранее не затронутых. Просто Пушкин за всех успел обо всем написать.
При всей любви к Пушкину, граничащей с поклонением, нам как-то затруднительно выразить, в чем его гениальность и почему именно ему, Пушкину, принадлежит пальма первенства в русской литературе.
Причастен ли этот лубочный, площадной образ к тому прекрасному подлиннику, который-то мы и доискиваемся и стремимся узнать покороче…
А Дельвиг? Раевские? Бенкендорф? Стоит произнести их приятные имена, как, независимо от наших желаний, рядом загорается Пушкин и гасит и согревает всех своим соседством. Не одна гениальность – личность, живая физиономия Пушкина тому виною, пришедшая в мир с неофициальным визитом и впустившая за собою в историю пол-России, вместе с царем, министрами, декабристами, балеринами, генералами – в качестве приближенных своей, ничем не выделяющейся, кроме лица, персоны.
Безупречный пушкинский вкус избрал негра в соавторы, угадав, что черная, обезьянообразная харя пойдет ему лучше ангельского личика Ленского, что она-то и есть его подлинное лицо, которым можно гордиться и которое красит его так же, как хромота – Байрона, безобразие – Сократа, пуще всех Рафаэлей. И потом, чорт побери, в этой морде бездна иронии.
О как уцепился Пушкин за свою негритянскую внешность и свое африканское прошлое, полюбившееся ему, пожалуй, сильнее, чем прошлое дворянское. Ибо, помимо родства по крови, тут было родство по духу. По фантазии. Дворян-то много, а негр – один. Среди всего необъятного бледного человечества один-единственный, яркий, как уголь, поэт. Отелло. Поэтический негатив человека. Курсив. Графит. Особенный, ни на кого не похожий. Такому и Демон не требуется. Сам – негр.
Нет, господа, у Пушкина здесь совершенно иная – не наша – логика. Потому Поэт и ничтожен в человеческом отношении, что в поэтическом он гений. Не был бы гением – не был бы и всех ничтожней. Ничтожество, мелкость в житейском разрезе есть атрибут гения. Вуалировать эту трактовку извинительными или обличительными интонациями (разница не велика), подтягивающими человека к Поэту, значит нарушать волю Пушкина в кардинальном вопросе. Ибо не придирками совести, не самоумалением и не самооправданием, а неслыханной гордыней дышит стихотворение, написанное не с вершка человека, с которого мы судим о нем, но с вершин Поэзии. Такая гордыня и не снилась лермонтовскому Демону, который, при всей костюмерии, все-таки человек, тогда как пушкинский Поэт и не человек вовсе, а нечто настолько дикое и необъяснимое, что людям с ним делать нечего, и они, вместе с его пустой оболочкой, копошатся в низине, как муравьи, взглянув на которых, поймешь и степень разрыва и ту высоту, куда поднялся Поэт, утерявший человеческий облик.
Читайте также: