Лерка манерка краткое содержание
Обновлено: 04.07.2024
7 Лерка - манерка Звали англичанку Лера. Рубашка у нее была цвета коры молодой березы, слегка подведенная сизой изморозью…Подвес на груди – пышным, как жабо придворных, и очесы на тыльной стороне лап напоминали кружевные манжеты. Брыли у Лерки аристократически свисали. Сообразительная собачка! Подхалимка… …у моей англичанки божий дар – чутье, вот, что самое главное! Что же я все – таки приобрел?
9 …как у неё с рабочими данными? До начала охоты удалось … убедиться в её удивительных способностях Неужели эта красота ложная? Талант наша Лера, талант истинный! …а вдруг она… боится выстрела? … с каждым успехом росло в ней чувство собственной значимости. … она стала удивительно мудрой и спокойной. Извините, Калерия Эдуардовна, простите великодушно!
12 Слова, характеризующие обликповедениеотношение к хозяинуотношение хозяина к собаке Морда хитрая- хитрющая, льстиво- прищурая Роскошный блюбельтон Взгляд – с раздумьицем Интеллектуалка Настырное существо, героиня дня, очень уж себе на уме, сложный характер, маркиза, инфанта странно себя ведет, нестандартно, стала удивительно мудрой и спокойной Вся извивалась от радости, морщила морду в счастливейшую улыбку. Подбежала – в глазах неподдельная радость, хвост оживленно помахивает. Первые наблюдения и веселили, и обнадеживали, и доставляли пищу для размышлений. Сознание преобладает в ее поведении над чувствами привязанности, благодарности. У моей англичанки божий дар. Вот ведь настырное существо… Сознательной дисциплины от неё не дождешься, надо просто добиться своего. Ай да умница. Удивительные способности… Лера взрослела на глазах. Её рычание было оскорбительно. Много о себе возомнила Моя актриса Молодчина Такой мне достался крест – жить с нелюбимой собакой…
13 Мы в ответе за все существа, которые приблизили к себе… Вина Может, я и человек – лишь в той мере, в какой чувствую за собой эту вину и ответственность… Ответственность Какова главная мысль рассказа?
Лерка-манерка
Несколько последних лет я жил без собаки. Сперва мы не могли опомниться от потрясения после потери верного друга Боя (увы, гибель под колесами — печальный финал многих собачьих жизней в городе). Потом пошло везение на службе, так что замаячила перспектива новой квартиры, и мы с Ольгой (жена у меня веселая и покладистая, хотя и по-своему настырная) договорились: переедем и уж тогда. Но дело затянулось. И решилось все внезапно, даже несколько впопыхах, как у меня нередко бывает; услыхал, что продается англичанка с полной родословной, по третьему году, но ничему в поле не ученая. Конечно, лучше б взять щенка и воспитать самому, да ведь, некогда. Лишние два года в нашей жизни — ого! Темп, темп, ускорение — успевай хватать на лету. Я прикинул: до весны дома ее переучу на свой вкус, за лето поднатаскаю — к сезону с собакой. Только б не совершенно тупая к делу.
Даже как-то во время перекура (я работаю в проектно-конструкторском бюро алюминиевой промышленности) поделился со своим напарником. Этот Андрон Кожека — неглупый мужик, но меня сперва не понял: когда я посетовала на Леркину неблагодарность — мол, такую любовь демонстрировала, а на деле миска похлебки дороже — он захохотал:
Да ты что, старик, все они такие! У меня вон вторая жена, тоже иногда сравниваю, — ответил он, забрасывая ногу на ногу.
— Жена — все же несколько иное, — отозвался я, задумчиво стряхивая пепел с сигареты.
— А у твоей подруги еще проще: чистый условный рефлекс. — Он пустил, задрав голову, тонкую струйку дыма в потолок. У него красивый самоуверенный баритон и металлические очки с двойной перекладиной на переносье, он выше меня на целую голову. — Если моя за презренную тряпку готова. Собаку, дорогой, надо самому кормить. Ты все в глубину четвероногой психики роешь, а напрасно — нет там глубины, не выдумывай, голые рефлексы.
Сомнения все это время не переставали скрестись: не схитрил, не обманул ли бывший владелец? Да, очень пожилой и на вид болезненный (даже слезы выступили при: расставании), но. как-то подозрительно Лерка сразу его забыла? Ведь возможен, к примеру, такой вариант: прошлым летом он, вопреки слишком настойчивым утверждениям, все же с нею выходил и убедился — бесчута наша красавица, только для похвальбы родовитостью да на украшение квартиры благородным блюбельтоном годна аристократка. Эх, скорее бы в поле!
С начала лета я планировал всерьез заняться натаской, даже литературу подчитал, хотя и сам не новичок. Но, словно на грех, как раз началось строительство нового типа электролизера, в конструкции которого была заложена и. моя одна идейка. (Даже значилась в числе прочих фамилия на проекте — В. Еремин). Закрутилось обычное колесо. Впервые смог вырваться за город лишь в начале июля.
—Валера, вези за клубникой! Вон Рязанцевы прошлый раз набрали, варенья наварили, что мы, хуже их? Зачем было покупать машину, столько в долг набрали!
И дочь — подголоском:
—Ну, папочка! Заодно покупаемся.
. Лерка увлеклась, потянула на ветерок, ловя встречные запахи. Я громко ей свистнул: пора назад. Она явно слышит — дернула головой в мою сторону, однако не торопится выполнять указание, ей хочется добежать до намеченного крайнего кустика. Вот ведь настырное существо, знает, что от нее требуется, но делает по-своему.
В одном месте, близко к пшеничной меже, она возбужденно закрутилась, но я не поверил, что это всерьез: полдня уже пробегала впустую — устал ждать. Однако Лера продолжала упорно мыкаться взад-вперед, приостанавливалась, громко фукала носом в траву — явно разбиралась в каких-то набродах . Вдруг вскинула голову и мельком глянула в сторону, словно кто-то ее окликнул. Опять стала копаться в следах — голова уткнута в землю, хвост оживленно выписывает круги. И снова вскинулась — прихватила нечто верхом. Странно себя ведет, нестандартно. И тут она в третий раз поймала ветерок, на миг оторвавшись от земли, и. окаменела. В неудачной позе, напряженно извернувшись вбок, положение было неуравновешенным, временным, словно остановленный кинокадр. Я не успел подойти вплотную, но перепела, вспорхнувшего в той точке, от которой Лера не отрывала взгляда, увидел прекрасно.
Стойка! Первая настоящая стойка по дичи, вот что это было. Причем сработана классическим верхним чутьем, а не по следу! Аи да Лерочка , ай да умница. Не просто чутье показала, все свое природное охотничье дарование продемонстрировала, главное достоинство легавой. В своих успехах она шагала, как вундеркинд, переходя из шестого класса сразу в девятый. И ведь почти без всяких усилий с моей стороны, даже, честно признаться, вопреки бесспорной халатности — ведь я ею почти не занимался!
До начала охоты удалось еще раз убедиться в ее удивительных способностях. Шла уже середина августа, и вполне мог вылезти обильный слой груздей — надо было проверить. Конечно, и Лерку взяли с собой. Надо пояснить, что мне предстояла неожиданная срочная командировка на завод, где заканчивали монтаж нашего опытного образца, и вернуться я рассчитывал лишь в обрез к открытию охотничьего сезона — сразу махнуть в отпуск. Так что проверить хоть раз Лерку в лесу было бы очень полезно. Хотя и рискованно: встреча с шумным тетеревиным выводком могла слишком разгорячить молодую собаку и вывести из-под контроля. Так ведь мне в современной жизни то и дело приходится рисковать — темп, темп заставляет, не дает времени на взвешенные раздумья. Привык принимать решения второпях, хотя понимаю — привычка не из лучших…
Мы разбрелись по старому редкоствольному березняку, пронизанному рассеянным солнечным светом августа. Понизу краснело много поспевающей костяники, и, видно, на нее-то привела свой выводок тетёра-рябка . Когда молодые петушки и курочки стали вырываться у Зойки из-под ног, она испуганно завопила:
— Ой, папа! Кто это?
— Замри на месте! — крикнул я в ответ. — Не шевелись! Выводок тетеревиный, пустим Леру.
А та уже мчалась на шум. Вдруг с ходу как бы осадила на задние лапы — мощный запах скопища птиц ударил ей в чутье.
—Тихо, тихо, Лерочка ,—повторял я, как заклинание, стараясь успокоить ее и себя. — Не волнуйся, они уже улетели. Ну-ка, поищи немного, поищи на всякий случай, может, какой самый робкий засиделся.
Она, туда-сюда коротко метнувшись по траве, в которой только что сидели птицы, вдруг обожглась о горячую струю, осеклась. Стала переступать с опаской и несколько раз оглянулась, будто хотела удостовериться, что я не бросил ее перед лицом какого-то необычного, важного и пугающего ее события. Сделала еще несколько шажков, картинно-высоко поднимая в траве ноги, словно цирковая лошадь на манеже, и замерла, напряженно вытянув хвост-перо, так что солнечные лучи эффектным контражуром просвечивали его серебристый подвес. Неужели вся эта красота — ложная? Стойка по пустому насиженному месту. Просто не верится.
Нет, умница моя Лера не ошиблась: отбившийся от гнезда молодой петушок не посмел удрать вместе со всеми и теперь возник из травы, словно из-под поверхности воды, ровно в двух шагах перед Зойкой. Испуганно взлетев, он одиноко заторопился в сторону ближайшей чащи.
—Ах! — обмерла дочь.
Но как раз о ней я совершенно забыл в ту минуту — весь был в напряженной готовности, не отрывая взгляда от Леры. И как только птица вынырнула впереди, а Лера от неожиданности на миг присела, рявкнул во всю глотку:
—Но как же он тут сидел, ведь я прошла и чуть не наступила! — делая круглые глаза на смуглом кругленьком личике, твердила свое Зойка.
А Лера чувствовала себя героиней дня. В машину я не мог ее зазвать. Все уселись и ждали — она крутилась поодаль, не хотела приближаться.
— Миледи, карета подана.
Она сунулась носом в траву, как будто нашла что-то чрезвычайно интересное, а сама косилась исподлобья на меня — наблюдала снизу, что собираюсь предпринять.
Талант наша Лера, талант истинный! А таким натурам: все мелкие недостатки прощаются. Это уж обычно: в быту они, особо одаренные, неудобны для окружающих, даже порой неприятны. Кто-то болезненно тщеславен, другой безапелляционно самоуверен и груб, третий неприлично жаден — случается всякое. Наша восходящая звезда трусовата и очень уж себе на уме, сложный характер. Но — талант! И он все искупает.
Мне очень нравится местность, в которую мы приехали. Тихий безлюдный край, укромные хлебные поляшки , затерянные посреди березняков и осинников с редкими сосновыми гривами, перемежающиеся с опустевшими к сентябрю лесными покосами. Эти покосы мудреными березовыми кружевами тянутся и километр, и другой, убегает куда-то травянистая колея, петляет меж лиственных перелесков, за, каждым поворотом словно открывается новая гулкая зала брошенного дворца — на полу ярко-зеленый ковер отавы, стены отделаны берестяным мрамором, потолки удивительно сини; скоро эти стены раскрасятся росписью позолоты, а зеленые паласы по краям закатают, обнажив паркет цвета палой листвы. Там и здесь на пожнях дремлют хмурые массивные зароды сена, изредка попадаются опустевшие станы покосчиков : мощные обгорелые рогули кострищ, остатки крытых толем балаганов или сумеречные шалаши с просевшими после дождей хребтами из потемневшего сена; рядом повешен до будущего лета закопченный чайник, брошены развалившиеся от рос кирзовые сапоги. Идешь, идешь себе, бредешь, и обязательно в конце пути начнет золотеть сквозь березовые стволы, лес расступится я откроет пожелтевшую ячменную полосу или овсы впрозелень.
В первый раз мы с Лерой вышли рановато после полудня, солнце еще знойно палило, рубаха сразу взмокла, даже сердце с непривычки покалывало. Но я больше не мог усидеть на стане. Мы шли по дорожке, Лера оживлённо шумела в чаще неподалеку, то и дело выскакивая на открытое место, чтобы не потерять меня, бегала вдоль колеи взад я вперед — искала лужицу. И тут меня пронзила совершенно неожиданная догадка: а вдруг она. боится выстрела?! Да-да, коли показала на летних выездах почти зрелую работу, а хозяин ее продал. То-то и врал настойчиво, что не бывал с ней в поле прошлой осенью! Вполне, вполне возможно: бабахнул неудачно у ней над ухом, а при ее трусоватой натуре. Елки зеленые, неужели. Я до последнего суеверно боялся признать возможность полного счастья.
Вечером я постелил ей у костра добрую охапку сена, и вот она, прежде чем лечь, так старательно взбивала его передними лапками, так долго кружилась, догоняя собственный хвост, — умора! И наконец, глубоко вздохнув. грохнулась рядом на голую землю, как мешок с кеглями. Промахнулась! Есть она почти не стала — это у них обычай в начале сезона: сбрасывают лишний вес. Спать мы легли рядышком под душистой копной, почти в обнимку.
К исходу второго дня Лерка уже не мельтешила в лесу, как угорелая, не взбрехивала перед выходом в нетерпении. Нет, она стала удивительно мудрой и спокойной. Бегала умненько, а не напролом. На развилке дорожек подождет, чтобы убедиться, куда я сверну. Прежде чем сунуться с межи в заросли, остановится, понюхает туда и оглянется на меня: настаиваю я или не очень? К командам стала относиться, скажем так, аналитически — мол, исполнять ли, есть ли резон-то? Несколько раз случалось: я ей укажу в кусты — сделает вид, что направилась туда, а сама вильнет вдоль чащи.
— Эгей, подружка! По обочине я и сам могу прогуливаться, давай-ка работать добросовестно, ищи, ищи! — Но и к любимому словечку стала относиться без вдохновения. Приходится возвысить голос на полтона: — Я кому сказал? Кончай сачковать!
—Извините, Калерия Эдуардовна, простите великодушно! Темно вокруг. — Она еще что-то проворчала про себя, снова устраиваясь на сене. — Почему Эдуардовна, вы спрашиваете? — дружелюбно продолжал я беседу. — Ну как же, ведь отцом вашей породы был сэр Эдуард Лаверак . Если уж совсем торжественно, то — Калерия Эдуардовна Еремина-Лаверак . Еремин — это, сударыня, моя фамилия. А так как вы проживаете в моей семье и на моей площади, то. Вы не возражаете, я надеюсь?
Так я легкомысленно болтал, занимаясь обычными хозяйственными делами у вечернего костра. Но если откровенно, это ее рычание было оскорбительно. Все-таки я ее содержу, худо-бедно кормлю, приставил к делу. Эх, совесть твоя легавая! Нет, Бой ни при каких условиях себе подобного не позволил бы. Настроение вечера было испорчено. Признайтесь сами, друзья, разве не обидно, когда на тебя рычит любимая собака. Любимым-то, впрочем, был и остался Бой. Я еще не предполагал, как будут разворачиваться события завтра.
Она вяло уворачивалась от прута, в выражении морды появилось что-то чужое и дикое, оскаленное. Я в сердцах отбросил хлыст, плюнул и, круто повернувшись к ней спиной, зашагал прочь, не оглядываясь. До чего дошло, вздумала ставить условия, хочет — не хочет, прискучила ей, видите ли, охота. А мне еще не прискучила! Слишком много о себе возомнила. Да ты просто нуль без меня, пропадешь тут ни за что, со страху околеешь. Скрывшись за поворотом дорожки, оглянулся — светло-серое пятно свернувшейся клубком собаки виднелось сквозь ветви на том же месте, где я ее бросил. Вот даже как! Оскорбилась. Ничего, я тебя проучу, сама на брюхе приползешь, как миленькая. И специально, чтобы сбить ее со следа, прыгнул с дороги в чащу, стал быстро удаляться в сторону, обходя вокруг злополучное место. Так мы с нею совершенно разругались.
Вскоре Лера показалась из-за поворота. Трусила по колее, вяло перебирая лапами, причем как-то боком — задняя половина туловища заметно выглядывала из-за передней. Подбежала — в глазах неподдельная радость, хвост оживленно помахивает (ага, все-таки напугалась!), словно между нами ничего особенного не произошло.
— Добилась, получила свое? — сурово спросил я. — За дело. Ну, ладно, пошли домой, все равно сегодня охоты не будет.
Я направился вперед, а она так и волоклась сзади, заметно отставая. Что ж, за два дня могла устать, хоть и не до такой степени. Больше тут симуляции, лживость у нее в натуре, это бесспорно. Но тяжеловата — ишь, разожралась ! Ладно, устроим дневку. У самого тоже ноги что-то стали, запинаться за каждую кочку.
Пощупал Леркин нос — он был совершенно сух и горяч. В самом деле, что ль, заболела? Только этого мне не хватало.
Нос оставался сухим и на следующее утро. Ситуация грозила принять драматический характер. В конце концов надо решать: или отдохнем и потихоньку возобновим охоту, или убираться домой — что же тут буду возле нее сиделкой терять драгоценные отпускные деньки! Рассудив так, я стал после обеда собираться в лес.
Никакого оживления в Леркиных глазах. Мм, настораживает. Прищелкнул ее на поводок и с некоторым усилием приподнял — поплелась позади шагом, явно по принуждению. Так мы прошли с километр, выйдя на невыкошенный покатый склон, окруженный молодым осинником. На опушке лежала удобная деревина, и я присел обдумать, как вести себя дальше. Лерку отстегнул, она легла рядом.
Вдруг подняла голову, жмурясь, как от яркого солнца, стала ловить шевелящимися ноздрями слабые токи воздуха. Привстала над землей на передних лапах — все больше интереса в глазах. Отошла в сторонку. Ага, я же говорил, что все образуется, стоит ей немного отдохнуть. Ну, переиграла маленько моя актриса, увлеклась. Кто-то набродил на краю осинника, и Лера, все заметнее оживляясь, начала обнюхивать опушку, хвост .принялся выписывать обычные в таких случаях вращательные движения. Конечно, это старый одинокий петух вышел покормиться из чащобы. Я поднялся, приготовил ружье. Лера, словно опытнейшая специалистка, бросила копаться в следах и, заведя широкий круг по всей поляне, перехватила верховую струю, пошла прямым ходом.
Она вела горячо, с напором, но кто-то впереди резво убегал, оставляя сильный пьянящий запах. Лерка даже пыталась перейти на мах, но рослая огрубевшая трава сопротивлялась и не позволяла. Я и то запыхался, поспевая следом с ружьем наперевес. Так мы пробежали метров сто, меньше, и смутное подозрение зародилось во мне, но азарт охоты не давал ему оформиться. Наконец, впереди раздался непривычно басовитый гул крыльев, и с дальнего края некоси поднялся. огромный глухарище ! Чего стоили мои тетеревиные заряды в стволах против такой махины — два жалких хлопка прозвучали совершенно бессмысленно, и вскоре все стихло. Я стоял, переводя дыхание и костеря себя на чем свет стоит: не сообразил, старый валенок, что собака идет по глухарю! Ведь можно было на ходу переложить патроны, такую добычу упустил. А Лерка-то , Лерочка-собаченция , как выдала глухаришку , будто век только этим и занималась, молодчина! Кстати, где она?
Я оглянулся и увидел чуть в стороне свою собаку: она неподвижно валялась в траве на боку, отбросив деревянно вытянутые лапы. Картина была до того неожиданна и неестественна. Жуткое предчувствие резануло по сердцу. Я бросился к ней, пал на колени. Нет, собака была жива, она заметно поводила боками. Но разбухший язык безвольно вывалился на траву, в стеклянных глазах не светилось никакого выражения. Смотреть на нее было страшно…
Утром старый лысый, с выпуклыми глазами диабетика, врач ветлечебницы, осмотрев и обслушав ее, пожал плечами и задумчиво проговорил:
— У собаки тяжело поражено сердце.
— Как—сердце? — Меня поразило само это слово применительно к Лерке . — Инфаркт, что ли.
— Не исключено. Детренированность в городских условиях, потом внезапная нагрузка. С каждым может случиться.
Я виноват — ибо мы в ответе за все существа, которые приблизили к себе, отучив от вольной самостоятельной жизни, поставили в зависимость от собственных прихотей. А они — живые, они доверились нам целиком и до конца.
Лера выжила, но осталась инвалидкой. Она тихо и одиноко лежит теперь дни напролет в своем темноватом углу прихожей, даже запахи и звуки общего ужина ее не интересуют. Шерсть у нее стала мутная, старая. Я вывожу ее в положенные часы на прогулку — по лестнице спуска медленным шагом, поднимается еще труднее, переставляя лапы одну к одной к громко дыша. Она всего боится, сморит вокруг бессмысленным взглядом. Во дворе ей никто не нужен, на приближающихся ребятишек рычит, вздергивая губы, и я не спускаю ее с поводка. Стала злой и угрюмой, неприятной в домашнем общении. Так мы с ней теперь и живем.
— Зачем же ты ее держишь? — спросил как-то Андрон Кожека . — Можно отвезти в лечебницу и попросить их. Есть законные медицинские средства.
Но я не могу этого сделать. Не могу, и все тут. Значит, такой мне достался крест — жить с нелюбимой собакой изредка ловить на себе ее неподвижный взгляд исподлобья, как будто укоряющий за все - страдания, на которые я ее обрек. Наверное, это нужно нам, чтобы напоминать и предостерегать — по отношению к другим. Ольга никаких разговоров о Лере со мной не затевает. Видимо, поняла мое состояние. Я, только я сам виноват во всем — я, человек, взявший на себя ответственность за все живое планете.
Может, я и человек — лишь в той мере, в какой чувствую за собой эту вину и ответственность.
Филиппова А.
Когда Валерий взял ее к себе, она была неподготовленной к охоте, без манер. Лерка хорошо прижилась у своего нового хозяина. Однажды Валерий решил взять ее в лес. Оказавшись там, он оставил ее одну. Совсем одну в лесу, неподготовленную к природе. Когда он нашёл её, она выглядела уставшей и больной. Но Валерий не поверил ее состоянию. Вызванный им ветеринар сказал, что собака серьезно больна. Дело в том, что когда Лера осталась одна, у нее случился инфаркт. Валерий, осознав свою вину, заботился о ней всегда. Врачи предлагали усыпить собаку, но он не согласился.
Он заботился о ней несмотря ни на что. Валерий приручил Леру, и он не мог оставить ее в беде. Возможно, он любил свою первую собаку, но Леру он все равно запомнил.
Однажды хозяин повел Лерку на охоту, хотя собака не была подготовленной. Там она получила инфаркт.
Я считаю, что Валера поступил неправильно. Собака ему нужна была только для охоты. Он даже не учил Леру вести себя в лесу, она сама по своему чутью искала птиц. В лесу он не должен был оставлять ее одну, и, когда он убежал от нее и выстрелил из ружья, она от испуга получила инфаркт, он разочаровался (я думаю, только из-за того, что больше не с кем охотиться). И хотя рассказчику предлагали усыпить собаку, он не согласился, потому что чувствовал свою вину. Он ухаживал за ней до конца ее дней. Лерка стала злая, на всех рычала, ее больше не привлекали разные запахи. Она сидела на своем коврике постоянно. Мне кажется, рассказчик ее не любил, потому что он всегда сравнивал ее с Боем и говорил, что тот был лучше.
У меня тоже есть собака. Я ее очень люблю. Я бы приложила все усилия, чтобы она не заболела так, как Лерка.
Мне кажется, Валера неправильно поступил с собакой Лерой.
Во-первых, собака была не натренирована для охоты в лесу, это была большая нагрузка на ее сердце.
Если ты завел любое домашнее животное, то должен быть ответственным за его жизнь. Должен ухаживать за питомцем, любить и ласкать его.
После того как Валера вывел Леру на охоту без тренировки, то у собаки заболело сердце. Лера осталась инвалидом. Мне кажется, что дядя Валера правильно поступил, что не усыпил ее и не выбросил на улицу. Ведь питомец тоже живое существо. Он тоже страдает, болеет, но и любит. Даже из-за того что Валера провинился перед Лерой, она не перестала любить хозяина. Конечно же, она не станет такой, какой была прежде- веселой, быстрой, но она остается его любимой собакой и верным другом.
Пастухова К.
Я думаю, что Валере сначала надо было научить собаку всем правилам и законам, а не вести ее в лес. Ему надо было сразу поверить собаке, а он думал, что Лера притворяется. А потом было уже поздно. У нее всю жизнь болело сердце. И все-таки он не согласился собаку усыпить. Валере было жалко её. Его мучила совесть !.
Бабушкина А.
Я считаю, что автор рассуждает правильно, потому что каждый должен отвечать за того, кого приручил.
Мать отвечает за ребенка, учитель – за ученика, человек - за любое живое существо.
Когда Валера взял Леру – собаку без манер, он думал о собственной выгоде, особенно когда подозревал собаку в том, что она притворяется. Он совершил глупейшую ошибку: ведь собака была больна по – настоящему.
Я убеждена, что Валера был прав только в том, что не усыпил собаку, а оставил ее жить дальше. Ведь каждое живое существо имеет право на жизнь, заслуживает любви и внимания. Автор говорит о любви к тому, кого приручил и об ответственности за глупейшую ошибку, которая стала роковой для чьей–то жизни, как это случилось с Леркой – манеркой.
Жуковская Аня
Валера все осознал и понял, что он был не прав, что по его вине заболела собака и осталась инвалидом.
Если бы у меня была собака, то я бы ни за что не поступила бы так. Я считаю, что он поступил неправильно. Мы должны быть в ответе за своих близких.
Степанов Дима.
Владислав Крапивин - Лерка краткое содержание
Лерка - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
С босыми ногами становиться в строй не разрешают. И когда горнисты созывают всех на линейку, он вытаскивает из-под вешалки новые калоши. Эти калоши дал ему Николка Морозиков. А Николке дали их дома – на тот случай, если будут дожди и холод. Но дождей нет, и солнце каждый день сияет над озером изо всех сил.
Калоши хлюпают на босых ногах, шлепают резиновыми пятками по песку, и песок взрывается под ними маленькими фонтанчиками. Сначала это интересно, а потом надоедает.
Все остальное время он ходит босиком. Не в калошах же ходить! А сандалии утонули в озере. Это случилось на рыбалке. Их унесла с причального плотика шипучая волна, которую подняла шальная моторка. А он и не огорчился. Просто сразу же забыл о потере. Все равно эти новые желтые сандалии были совершенно лишними на его ногах – изрезанных осокой, перемазанных до колен глиной, облепленных темными полосками сырых травинок…
Он любит бродить у воды. И за это ему попадает. На вечерней линейке старшая вожатая Инна Семеновна говорит громким круглым голосом:
– Сакурин Валерий… Ну-ка, выйди из строя! Вот, полюбуйтесь! Во время тихого часа опять не спал, а ходил по берегу. Из-за него пятый отряд опять не удержался на своем четвертом месте по дисциплине, съехал на шестое.
Он послушно шагает вперед, и калоши хлопают громко и отчетливо.
Он стоит и молчит, опустив стриженую голову. Месяц назад его остригли под машинку, но теперь волосы отросли и покрыли голову темным ежиком. Они короткие и жесткие, как на зубной щетке. Такого уж не погладишь по голове.
Но его и не гладят.
– До каких пор это будет продолжаться? – спрашивает Инна Семеновна.
Он стоит и думает о своем. Совсем о другом. И шевелит острой коленкой с прилипшим листиком травы. Лист неровный, с пятью длинными зубцами. Словно кто-то очень маленький шлепнул по коленке растопыренной зеленой ладошкой.
Инна Семеновна начинает нервничать.
– Ты ответишь хоть что-нибудь?
Лена знает, что он не ответит. Потому что считает разговор пустым. Он вообще не любит говорить много слов, Лена убедилась. Но она не вмешивается. Отрядной вожатой нельзя вмешиваться, когда старшая вожатая воспитывает мальчишку. Да и что тут скажешь?
Лена сдерживает досадливую усмешку. Ну какой же он Валерий! Маленький, остроплечий, в мятой рубашонке из розового с черными полосочками ситца, в таких же штанишках, пристегнутых к рубашке белыми пуговицами. Одна пуговица недавно оторвалась, но он отыскал другую – большую, из красного стекла. Наверное, от женского халата. Он прикрепил ее медной проволокой, и теперь эта пуговица горит на правой стороне живота, как предупредительный сигнал. Только непонятно, о какой опасности предупреждает. Может быть, о том, что ее хозяин опять сбежит на озеро.
– Ты понял наконец, что нельзя нарушать дисциплину? – устало говорит Инна Семеновна. И ждет. А он думает о своем и чуть-чуть шевелит круглой головой на тоненькой шее. И если очень захотеть, то можно принять это шевеление за утвердительный кивок: да, понял, что нельзя нарушать дисциплину…
Инна Семеновна вздыхает:
– Становись в строй.
Он послушно шагает назад, и калоши снова бьют подошвами по песку: шлеп-шлеп.
Сосед Санька Щетинников улыбается и что-то ему говорит. Потом показывает кончик языка. А он не смеется. Он тихо отвечает и смотрит на Саньку темно-коричневыми глазами.
Он просто Лерка. Все его так и зовут.
И лицо у мальчишки серьезное и невозмутимое.
Он чуть наклонил голову и осторожно пробовал пальцем, хорошо ли отточено его оружие.
– Здравствуй, – сказала Лена.
– Здрасьте, – сказал он. Спустил ноги, отложил тесак и взглянул на Лену. Смотрел он внимательно, неулыбчиво, но ничего больше не говорил.
И Лене стало неловко от долгого молчания.
– Ты дежурный, что ли? – Она знала, что у входа в лагерь полагается быть дежурному.
– Их два. За изолентой пошли.
– Хороши дежурные, – хмыкнула Лена. – Бегают за лентой какой-то…
– Я-то здесь, – коротко сказал мальчишка.
Спорить Лене расхотелось.
– Да, конечно, – примирительно сказала она и улыбнулась. – Сторож с такой саблей стоит двух дежурных.
– Это не сабля, – сказал он и на улыбку не ответил. Отвернулся и стал смотреть в кусты.
Из кустов, исцарапанные и запыхавшиеся, выскочили двое. С репьями в волосах, с красными повязками на голых руках.
– Здрасьте! – на всем скаку выпалили они. – Вы к кому?
– А по делу. Где у вас пятый отряд?
Мальчишки довольно толково объяснили, что к даче пятого отряда можно идти по аллее – мимо столовой и киноплощадки, а еще можно вдоль забора, только надо продираться сквозь крапиву и репейники.
– Ясно, – сказала Лена.
– Только ему некогда провожать, – спохватился один из них.
– Тоже мне рыцари, – сказала Лена. – Обойдусь без провожатых… Значит, ты из пятого? Как тебя зовут, незнакомец с большим ножом?
И узнала, что его зовут Лерка.
Он еще секунду серьезно смотрел на Лену. Видимо, ждал новых вопросов. Потом повернулся к дежурным:
Они дали ему синее колечко изоляционной ленты. Лерка зажал в коленях нож и начал обматывать самодельную рукоятку.
Читайте также: