Крапивин бастионы и форты краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

А как он любит всех своих мальчишек! Любовь эта бросается в глаза с первых строк, в каждом рассказе, каждом эпизоде, каждой книге. Любит — и относится как к равным: с уважением и всей серьёзностью. "Может же человек семи с половиной лет от роду иметь право. " и всё в таком духе. И выслушивает он их, и разговаривает, с вниманием, доверительностью и без тени превосходства над возрастом и опытом, наоборот даже — иной раз тщательно подбирая слова, чтобы не обидеть, не задеть эдак свысока.

А представляете, оказалось * , что в свою недолгую, всего четырёхдневную бытность в Севастополе я жил на той самой Шестой Бастионной, к которой так прикипел сердцем Владислав Петрович! На которую возвращался он из года в год, из приезда в приезд, где ловил и знакомился со своими многочисленными дорогими мальчишками, ставшими затем героями его произведений, а с некоторыми завёл на долгие годы крепкую дружбу — вот как с Алькой и Юросом Вихровыми или Сандаликом.

И по лестнице, которая ведёт к площади Карронад, я тоже бегал вниз-вверх неоднократно! Бывают же в жизни совпадения! Кто бы знал, что спустя почти два года меня так "накроет" Крапивиным, и Севастополем, и героической памятью города, что я тоже прикиплю и к городу, и к этой старинной улочке. Что буду готов бросить всё и рвануть туда. А ведь я именно готов, несмотря на здоровье, работу и обстоятельства! :)

---
* Есть у меня такой бзик: я иногда книги читаю вместе с картой, с Викимапией (да, я маньяк), если в книге описываются/указываются реально существующие или существовавшие места. Прям гуляю виртуальными улицами города. Не передать вам, как я люблю такие истории! Помню, книгу "Чарльстон" А.Рипли так читал — это художка, но основанная на реальных событиях, о жизни семей после окончания Гражданской в США 1861-65 годов. Там город просто-таки главный герой романа, и я сидел рылся в старых фото, гулял по улицам по карте, отыскивал сохранившиеся дома, церкви, сопоставлял. Бзикнутый, ага?)) Вот так я и сделал своё открытие о Шестой бастионной :)

Отметил немного цитат. Разных. Есть и с юмором, а есть серьёзные.

— Но все же Южная часть была в городе главная. Там были самые важные улицы и дома.
— Главное в любом городе – это люди, — возразил я. — Не дома, не улицы, а те, кто там живет. Город не раз бомбили, сжигали, разрушали, а люди оставались, и город — опять вот он… Пока людей не победили, нельзя сказать, что город сдан…

Воспоминания о первых творческих шагах :) Будущему писателю, кажется, 7 лет

Дрова в печке, однако, горели. Я сидел у приоткрытой дверцы и почти сердито думал о писателях. Что они за люди? Откуда у них такая сила, что могут они заставить человека забыть про все на свете? Про то, что хочется есть, про уроки, про боль в распухших от холода пятках. Даже про то, что мамы все еще нет дома, а на улицах, говорят, хозяйничает по вечерам банда "Черная кошка" (эти бандиты не только грабят, но еще страшно мяукают и царапают людей громадными железными когтями)… "Как человек придумывает книгу, от которой не оторвешься?" — это была, кажется, первая четкая мысль в цепочке моих рассуждений. А вторая: "Наверно, писать такую книгу еще интереснее, чем читать…" И третья: "А если так, не попробовать ли самому?" Я даже задержал дыхание — такой неожиданной и блестящей была идея.

— Да ну его… Он бродяга.
— В каком смысле? Из дома бегает?
— Ну да! — Мальчик опять бросил на кота неласковый взгляд, а мне улыбнулся. — Он такой… Вот как выйдет из дома да увидит катер — сразу шасть на него. И едет на Графскую. Он умный, всегда знает, какой катер на Графскую… А там трется у рыбаков и попрошайничает. Ждет, когда рыбу дадут.
— Ясно, — сказал я. Мне была известна эта порода здешних котов. Я не раз видел их на севастопольских пристанях. Они сидели рядом с удильщиками и ждали долю добычи. Но мальчик напрасно сказал о попрошайничестве. Коты держали себя очень достойно. Даже величественно. Они были неподвижны, и на мордах их отражалось полное спокойствие. Коты были уверены, что получат свое. И правда, рыбаки — мальчишки и взрослые — обязательно давали такому хвостатому сторожу по рыбке. Может, это был обычай, а может, примета: если не дашь, то и клева не будет.

Да, но как жить без друга? Без Вовки, без Андрюшки, без Владика – без того, кто вчера был тебе как брат (а может, и лучше брата, потому что братьев мы не выбираем, а друга находим сами).

Как он мог все-таки сказать такое? Неужели глухота души — это болезнь, которая может с возрастом прийти к любому?

Немного об Александре Грине, которым Владислав Крапивин был заворожен:

Говорят, у Грина было могучее воображение и он мог, взглянув на камешек или травинку, представить нездешние горы и джунгли. Безусловно, это так. Но не только это. Видеть необычное в самом простом, разглядеть тайну в обыденной вещи — это не значит приукрасить вещь и превратить ее в игрушку. Наоборот, это значит проникнуть в ее глубину, открыть ее сущность. Именно этим талантом и обладал Грин.

О героизме Севастополя, о славе его флота пишут многие. И будут еще и еще писать — эта тема бессмертна. Но войны были только в немногие годы, а Севастополь живет двести лет. И есть у него еще одна тема — его сказочность, его поэзия, его волшебное умение привязывать к себе людей. Об этом написано гораздо меньше. Грин сумел проникнуть в самую глубь севастопольской сказки, и так родились Зурбаган, Лисс и Сан-Риоль…

Даже не знаю, как называется такой материал. Бетон? Или что-то другое? Смесь цемента с морской галькой, крупным песком и ракушками. Словно искусственный камень-ракушечник. Из него сложены ступени многих севастопольских лестниц. Старожилы называют эти лестницы по-морскому: трапы.

Я поднимаюсь по трапам от Большой Морской к Владимирскому собору, где похоронены севастопольские адмиралы: Лазарев, Корнилов, Истомин, Нахимов. В тени дворов и переулков, среди кустов и под каштанами еще сумерки раннего утра. Но небо уже светлое. Прохладно, пахнет сыростью от короткого ночного дождика. Пахнет морем — с рейда тянет ветерок. А еще пахнет теплой травой — у нее мелкие листики, крошечные стручки и цветы, похожие на лютики. Ею поросли пустыри, бастионы, развалины Херсонеса и старые переулки.

Щелк-щелк-щелк! — стучат позади легонькие сандалеты. Меня обгоняют с двух сторон девочка и мальчик. Видимо, первоклассники. У них на спинах подпрыгивают твердые ранцы. Мальчик оглядывается:

— Дядя, который час?

— Без двадцати восемь… Вы куда так рано топаете?

— А! Дела всякие… — Взял девочку за руку, что-то прошептал, и — та-та-та-та-та! — защелкали по ступеням их подошвы. Умчались деловые люди, только белые носочки замелькали высоко на лестнице, будто запрыгали вверх по ступеням шарики от пинг-понга.

Я поднимаюсь к собору… и в глаза бьет алый луч. Над мачтами и сигнальными вышками Южной бухты, над крышами Корабельной стороны появилось солнце. Еще приплюснутое, неяркое, но чистое, будто умытое.

Выхожу на высокий берег бухты. На военных кораблях начинают играть горнисты. Негромко, но отчетливо и очень красиво. Это сигнал построения. Через несколько минут под переливчатую мелодию трубачей будут подняты флаги. И начнется севастопольский день…

Солнце поднимается очень быстро, нарастает его блеск. Оглядываюсь. Над куполом собора, в золотом яблоке, сверкает огненная точка…

Я помню время, когда вместо купола был ржавый каркас, а в стенах темнели щели и выбоины от снарядов. Но и тогда сверкающее яблоко на вершине собора отражало солнечные лучи, блестело над бухтами, как маяк…

Неподалеку три школы. Одна совсем рядом, другая внизу, на улице Очаковцев, третья в конце улицы Советской. Я выхожу на Советскую и шагаю вниз, к школе номер три. Скоро мне придется уезжать, и хочется перед Отъездом повидаться со знакомыми ребятами.

На улице все больше и больше школьников. Взбегают с откоса по трапам, выскакивают из подъездов и переулков. Это, конечно, те, кто поменьше. А старшие шагают солидно. Два десятиклассника в светлых офицерских рубашках басят:

— У нее сдвиг по фазе на этих зачетах…

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Шестая Бастионная: краткое содержание, описание и аннотация

Самая обычная жизнь школьников – полна серьезными испытаниями силы духа, чести, преданности долгу и своим убеждениям, ведь тот, кто верен правде, готов к подвигу всегда.

Владислав Крапивин: другие книги автора

Кто написал Шестая Бастионная? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Шестая Бастионная — читать онлайн ознакомительный отрывок

При упоминании о музыкальной школе по лицу третьеклассника Вихрева прошла легкая судорога. А насчет яхт он решительно сказал:

Но ни о каком воскресенье не могло быть речи, В кармане лежал билет до Москвы. На завтрашний поезд. Единственное, что я успел на следующий день, это забежать к Вихревым, на улицу Бакинскую, принести Альке свои книги и сфотографировать его в ближнем скверике. С бумажной птичкой в руках и ранцем за плечами (а на ранце фрегат со всеми парусами – Алька специально повернулся так, чтобы его было видно).

– А зачем? – удивился Алька. – Вы же пешком быстрее дойдете. Прямо по Шестой Бастионной.

Он помахал рукой и побежал вниз по кремнистой тропинке, вдоль лестницы и полуразрушенной желтой стены с бойницами. И ранец с алым фрегатом прыгал у него на спине. А я вышел на улицу, которая начиналась тут же, рядом.

И открыл для себя Шестую Бастионную.

Бастионы и форты

Я понимаю, что в этом большом городе сейчас не у всех хорошее настроение. Люди живут в заботах, живут в трудной работе. У кого-то, наверно, сегодня несчастливый день. Кого-то грызет тревога. Я понимаю этих людей, потому что сам жил так целый год. Но именно поэтому я могу позволить себе праздник на несколько дней. Весь год я ждал этого праздника – свидания с городом, который люблю больше всех городов на Земле. Свидания с Друзьями.

Впрочем, для меня начинается она не от этого ультрасовременного отеля, а от домика с зеленой калиткой. В каменный столб у калитки вделано чугунное ядро времен Первой обороны,

…Я знаю, что многих удивит моя привязанность к этой улице. Самая обыкновенная улица. В меру зеленая, в меру шумная – часто проскакивают по неширокому асфальту автомобили. Здесь одноэтажные и двухэтажные белые домики, каменные заборы, не очень ухоженные газоны, в которых ребятишки по вечерам жгут иногда безобидные костерки. Не центральная и не окраинная, она как бы служит границей между главными городскими кварталами и Артиллерийской слободкой (это название осталось со времен парусных линейных кораблей и бронзовых карронад). И очень она похожа на другие соседние улицы.

Рассказы и повести об улицах детства

Я поднимаюсь по трапам от Большой Морской к Владимирскому собору, где похоронены севастопольские адмиралы: Лазарев, Корнилов, Истомин, Нахимов. В тени дворов и переулков, среди кустов и под каштанами еще сумерки раннего утра. Но небо уже светлое. Прохладно, пахнет сыростью от короткого ночного дождика. Пахнет морем – с рейда тянет ветерок. А еще пахнет теплой травой – у нее мелкие листики, крошечные стручки и цветы, похожие на лютики. Ею поросли пустыри, бастионы, развалины Херсонеса и старые переулки.

Щелк-щелк-щелк! – стучат позади легонькие сандалеты. Меня обгоняют с двух сторон девочка и мальчик. Видимо, первоклассники. У них на спинах подпрыгивают твердые ранцы. Мальчик оглядывается:

– Дядя, который час?

– Без двадцати восемь… Вы куда так рано топаете?

– А! Дела всякие… – Взял девочку за руку, что-то прошептал, и – та-та-та-та-та! – защелкали по ступеням их подошвы. Умчались деловые люди, только белые носочки замелькали высоко на лестнице, будто запрыгали вверх по ступеням шарики от пинг-понга.

– У нее сдвиг по фазе на этих зачетах…

– А на другой день, когда папа попросил мальчика, чтобы…

– Неправильно! – восклицает бабушка. – Ты не так выучила! Хорошие мальчики не ждут, когда их попросит папа, они сами…

– Нет, я правильно. Там так написано.

– Ничего там не написано! Ты слушай, что бабушка говорит, а то я тебе… послушаю!

Бабушки всегда всё знают. Лучше всех.

Мичман смеется как-то очень по-штатски, треплет самого маленького по макушке и, словно сам мальчишка, заглядывает в книгу. Говорит понимающе:

На белых домах ещё синяя тень, однако по верхним этажам все чаще пролетают желтые бабочки солнца: лучи пробились сквозь ветки, а ветки качаются под ветерком. Я думаю, что день будет ясный и теплый – такой, какими обычно бывают здесь сентябрьские дни. Такой, как в далеком шестидесятом году, когда я впервые шел по этим улицам и увидел Леньку.

Попал я в Севастополь гораздо позже, чем хотел: когда стал уже взрослым и вполне серьезным (по крайней мере, так считали мои взрослые знакомые). Я поехал туда в конце сентября. На Урале, в Поволжье и в Подмосковье начиналась слякотная осень. Вагонные окна были в бисере дождя. Над разноцветными подмосковными дачами висели такие низкие облака, что, казалось, щетина телевизионных антенн вырывает из них клочья.

За Симферополем с его нарядным вокзалом потянулись плоские предгорья хребта, а потом открылись Инкерманские высоты с меловыми обрывами разработок. Одна гора была срезана наполовину – от вершины до подошвы, словно ударом гигантского ножа. Вверху, у края обрыва, уцелел домик. Я вспомнил, что почти весь Севастополь сложен из белого инкерманского камня.

Здесь же, у Инкермана, я впервые увидел Северный рейд. Выход из бухты терялся за желтыми крутыми берегами, и открытого моря еще не было заметно. Может быть, поэтому обилие судов на рейде особенно бросалось в глаза. В блеске синей воды я увидел красные от ржавчины и сурика разоруженные линкоры, белые катера, шаланды, закопченные буксиры, Высокие сухогрузы с черными бортами и сидящие по палубу в воде танкеры… В этой пестрой толчее, трепете разноцветных флагов и блеске белоснежных надстроек только серые узкие эсминцы казались неподвижными. Они стояли шеренгой и были похожи на зубья громадного гребня.

Поезд сбавил ход…

На вокзале меня сразу же ухватила загорелая сухощавая старушка, пожелавшая сдать комнату. Слегка обалдев от ее напора, я покорно втиснулся в крошечный автобус довоенного вида. Он, завывая, потащил нас куда-то наверх.

Через несколько минут мы оказались на улочке, состоящей из побеленных каменных изгородей и глубоко врезанных в них калиток. Вслед за старушкой я нырнул в такую калитку. Двор был закутан в виноградную зелень.

В густой тени у забора послышалась тяжелая возня, и я увидел какого-то зверя. Сначала показалось, что это рыжий коровий подросток, но зверь поднял голову, "и выяснилось, что это пес. У него были синие младенческие глаза и виновато-добродушная морда. Но грандиозные размеры пса наводили оторопь.

– Не бойтесь, ради бога, – заторопилась старушка. – Он мухи за всю жизнь не обидел. Он боится даже божьих коровок. За что кормим, сама не знаю.

Читайте также: