Инка моя инка краткое содержание
Обновлено: 07.07.2024
ТРОЕ ИЗ ОДНОГО ГОРОДА
Зимой и летом город выглядел по-разному, и зимняя его жизнь не походила на летнюю.
Зимой холодные норд-осты врывались в улицы и загоняли жителей в дома. Город казался вымершим, и в самых отдаленных концах его слышался разгневанный рев моря. Во всем городе работал один кинотеатр, в котором давали только три сеанса, – последний кончался в десять часов вечера. Мы все дни и вечера проводили в школе и в Доме пионеров, а в наших собственных домах были редкими гостями.
Весь город делился на три части: Новый, Старый и Пересыпь. Наша школа была в Новом городе, в Новом городе был и курорт с пляжем, санаториями, курзалом. Курортники очень удивлялись, когда узнавали, что в нашем городе есть Пересыпь. Они почему-то воображали, что Пересыпь может быть только в Одессе. Чепуха. Море пересыпает пески, намывая вдали от берега песчаные дюны, не только в Одессе. И поселки, построенные на этих дюнах, называются Пересыпью во всех южных городах.
Витька жил на Пересыпи, а я и Сашка – в Новом городе. Сашка и Витька дружили с Катей и Женей – девчонками из нашего класса. Я – с Инкой Ильиной; она была младше нас на два года. И хотя все мы жили в разных концах города, это не мешало нам каждый день после школы проводить вместе. Мы не искали уединения: вместе мы чувствовали себя свободней и проще.
Мы бродили в голых и озябших парках, и между деревьями белели здания санаториев с заколоченными окнами. Мы не могли долго выдержать тишины и заброшенности пустынных мест. Тогда мы начинали петь и кричать. Сашка Кригер взбегал вверх по длинной с широкими ступенями каменной лестнице и, обернувшись к нам, читал:
Читал он, конечно, и другие стихи, но мне почему-то запомнились именно эти. Наверное, потому, что над нами было синее небо, светило солнце, но было холодно и не было цветов.
Мы не сторонились других наших сверстников. У каждого из нас были друзья вне нашей компании. Но вшестером мы были неразлучны.
Осенью и весной старшеклассники выезжали в колхозы. В школе у нас были хорошие мастерские. Две яхты, сработанные нашими руками, ходили в Севастополь и Ялту. С наших ладоней круглый год не сходили мозоли, желтые и твердые, как ракушечник.
Они жили среди нас, не замечая нас. Им не было никакого дела до того, что о них думают и говорят. А город видел все их слабости, и потому наши отцы и матери считали себя выше их. Но в то же время бездумно свободная жизнь курортников накладывала свой отпечаток на местные нравы.
В ту весну мы кончали девятый класс. У каждого из нас были планы на будущее. Я (Володя Белов), например, собирался стать геологом. Саша Кригер должен был пойти в медицинский институт, потому что врачом был его отец. Витька Аникин хотел стать учителем.
Сашка и Витька дружили с Катей и Женей. Я — с Инкой Ильиной; она была младше нас на два года. Мы жили в городе на берегу Чёрного моря.
После выпускного экзамена по математике нас троих и Павла Баулина, матроса из порта (он был чемпионом Крыма по боксу), вызвали в горком комсомола и предложили поступить в военное училище.
Мы были согласны. Но что скажут наши родители? Хотя за маму я был спокоен. Я гордился мамой, её известностью в городе, гордился тем, что она сидела в царской тюрьме и отбывала ссылку.
Сестры мои Лена и Нина работали в Заполярье. Старшая, Нина, была замужем. Ее муж Сережа в восемнадцать лет уже командовал эскадроном, потом учился на рабфаке, кончил Промакадемию. Он был геологом.
Утром меня разбудил Витька. Расспрашивать его о разговоре с отцом не было никакой нужды: под правым его глазом лиловел синяк. Дело в том, что его отец, дядя Петя, прямо-таки жил мечтой увидеть сына учителем.
Когда мы зашли за Сашкой, в его квартире кричали.
Мы вошли в подъезд. В темноте светились её глаза. Потом к моим губам прикоснулись Инкины губы. Мне показалось, я падаю.
Разумный мир, единственно достойный человека, был воплощён в нашей стране. Вся остальная планета ждала освобождения от страданий. Мы считали, что миссия освободителей ляжет на наши плечи.
Вечером мы пошли в курзал слушать короля гавайской гитары Джона Денкера. Мне ещё днём, когда Инка сказала, что познакомилась с ним на пляже, это не понравилось. А на концерте я ясно понял: среди множества голосов он слышал Инкин голос и пел то, что просила она.
На нас пришла разнарядка: мне с Витькой досталось пехотное училище. А Сашке — Военно-морская медицинская академия.
Потом мне суждено будет узнать, что Витьку убили под Ново-Ржевом в 41-м, а Сашку арестовали в 52-м. Он умер в тюрьме: не выдержало сердце.
Когда наш поезд тронулся, на перроне появилась мама: она задержалась на мои проводы из-за бюро. Больше я никогда не видел её — даже мёртвой. За станцией на пустой дороге я углядел маленькую фигурку, спустился, повис на поручнях. Близко, под ногами, пролетала назад земля.
Пересказала И. Н. Слюсарева. Источник: Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Русская литература XX века / Ред. и сост. В. И. Новиков. — М. : Олимп : ACT, 1997. — 896 с.
Понравился ли пересказ?
Ваши оценки помогают понять, какие пересказы написаны хорошо, а какие надо улучшить. Пожалуйста, оцените пересказ:
Что скажете о пересказе?
Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.
— А я что говорил? Он уже тут, — сказал Сашка.
— Где Инка? Сдала экзамен? — спросила, подходя, Женя.
Удивительно глупые вопросы. Если бы Инка сдала экзамен, где бы она могла быть, как не здесь, со мной? Я и не подумал отвечать Жене. На голове у нее была новая соломенная шляпа с широкими полями, и Женя воображала, что выглядит в ней чрезвычайно элегантной. Я повернулся к Жене спиной и спросил Витьку:
— Поеду, если в Ленинград.
— Мы же ясно написали в заявлении: военно-морское училище, город Ленинград, — сказал Сашка.
— Не знаю, что писали вы, а я завтра посылаю документы в Ленинградскую консерваторию.
Женя демонстрировала свой твердый характер. Нашла чем удивить. Как будто мы не знали, что она может ездить на Витьке верхом.
— Все понятно. Нет, вы видели, чтобы на пляже в такую рань было столько народу? Пошли. Иначе вам придется лезть на крышу навеса.
— Мне надо зайти в школу за Инкой.
— Начинается, — сказал Сашка. — Чтобы через час был на пляже. Мы будем там под третьим навесом. Имей в виду, через час тебя будет ждать партнер.
Они вышли на мостовую и сразу посветлели: на солнце все кажется светлее. Они перешли мостовую и противоположный тротуар. Катя и Женя присели на низкую и широкую каменную ограду, отделявшую пляж от улицы, и стали снимать туфли. Витька нагнулся и развязывал шнурки на Жениных туфлях. Сашка стоял и смотрел, как Катя, положив ногу на колено, расстегивала перепонки. Я тоже смотрел. После вчерашнего разговора с Сашкой я улавливал каждую мелочь, которая могла подтвердить мои догадки. Я больше не мог смотреть на Катю и Женю просто как на подруг. Катю в моих глазах окружала волнующая таинственность. А Женя мне не нравилась как девчонка, и мне становилось неприятно, когда я думал, что у нее с Витькой могут быть такие же отношения, как у меня с Инкой.
Катя перекинула через ограду ноги, спрыгнула на пляжный песок и пошла к морю. Сашка положил руку на ее плечо и что-то ей говорил. Катя поднимала к нему лицо и смеялась. Ноги у нее заплетались, потому что неудобно было идти по сыпучему песку с поднятым вверх лицом.
Я достал папиросы. И прежде чем закурить, почувствовал во рту горький, шершавый дым. Но я все равно закурил и неторопливо пошел по улице. Потом я сидел в холодке в углу школьного двора и ждал Инку. Ждать пришлось недолго. Надо было бы, конечно, сейчас закурить, но от одной мысли об этом меня затошнило.
— Инка! — крикнул я, когда она вышла во двор.
Инка не пошла ко мне, а ждала, пока я подойду. Поэтому я сразу понял: что-то случилось.
— Ничего не провалилась.
Во двор вышли несколько мальчиков и девочек из Инкиного класса. Инка громко сказала:
— Пусть что хотят делают, а я не поеду, — сказала Инка.
— Куда не поедешь?
— Не знаешь куда? Не знаешь? На прополку овощей, вот куда.
— Когда надо ехать?
— Говорила с ребятами?
— Со всеми говорила, всем объясняла. Никто ничего не хочет слушать. У всех, говорят, найдутся уважительные причины. Ну, какие причины? Какие причины?
На что я надеялся? Зачем задавал вопросы? Как только Инка сказала, зачем и куда она должна ехать, я понял: деваться некуда — Инка уедет. Но мне самому надо было привыкнуть к мысли, что через семь дней ее не будет. К этому невозможно было привыкнуть. Еще вчера неизбежность разлуки была такой неопределенной: когда-то, через какое-то время должен был уехать я. Но представить себя в нашем городе без Инки я не мог.
— Поговори с Юркой.
Мы прошли сквер. Молодые деревья совсем не давали тени, и пустые скамейки жарились на солнце. Я шел молча. А что я мог говорить? Я знал, что не буду просить Юрку разрешить Инке остаться в городе. Не буду потому, что сам бы никому не разрешил остаться, если бы весь класс уезжал в подшефный колхоз. Но сказать это Инке прямо я почему-то не решался.
— Поговоришь с Юркой? — Инка подняла ко мне лицо. В глазах ее, полных слез, блеснули радужные искры. Лучше было не смотреть в Инкины глаза.
— Хорошо, посоветуемся, — сказала Инка. Мне показалось, что она за что-то меня осуждает. Такого я не мог вытерпеть.
— Вообще не вижу никакой трагедии; если мы задержимся в городе, я приеду к тебе. Слышишь?
Я не понимал тогда то, что понял теперь: прав был не я, а Инка. Она не могла согласиться на преждевременную разлуку. А я не смог пойти к Юрке Городецкому и объяснить ему, что Инка имела на это право. Может быть, я просто испугался за свою репутацию комсомольского вожака? Наверно, и это было. Но даже наедине с собой я не позволял себе думать, что Инка права. И злился. Не на себя, а на Инку, за то, что она заставляла меня чувствовать мое бессилие…
Если бы я сумел тогда взглянуть на все это человеческими глазами…
— Почему я должен носить твои туфли?
— Не носи. — Инка даже головы не повернула.
— Имей в виду, я сейчас брошу их на песок.
Я и не думал бросать. Мне было приятно нести Инкины туфли. Просто меня злила ее самоуверенность. Мы нашли Катю. Она сидела одна недалеко от воды.
— Как сдала? — спросила Катя.
— Где все? — спросил я.
— Витя и Женя купаются. А Сашка где-то носится. Прибегал два раза, тебя спрашивал.
Катя сидела лицом к морю. Ее вытянутые ноги были засыпаны песком. Она смотрела на нас, повернув голову и откинув ее назад. Глаза у Кати были, как у Нюры, Алешкиной сестры, переменчивы, как цвет моря. Такие глаза часто бывают у морских девчонок; голубизна их глаз то сгущается до синевы, то бледнеет, становясь почти прозрачной. Море и Катины глаза были одного цвета.
— Такая жара, а ты не купаешься. — Инка расстегнула крючки на юбке, и она скользнула вниз по ее ногам.
Инка переступила через нее и села и, сидя, стала снимать через голову кофту.
— Сашка запретил. Велел вас ждать.
Инка нагнулась к Кате, что-то быстро сказала ей на ухо, засмеялась, и ее верхние зубы чуть прижимали нижнюю губу. По воде шла Женя. Она обходила купающихся, но на берег не вышла, а осталась стоять по колено в воде, отжимая шаровары. У Жени были очень худые ноги выше колен, и, чтобы это скрыть, она носила пышные шаровары. Шаровары намокли и липли к телу, поэтому Женя их отжимала. По-моему, Инка что-то сказала по поводу Жениных ног. Мои сестры не ошиблись: Женя потом стала красавицей, но сейчас она была похожа на мокрую курицу. По берегу бежал Сашка. Вслед ему поднимались головы пляжников, которых он обсыпал песком.
— Чуточку позже ты не мог прийти? — крикнул Сашка и только после этого остановился против меня. Со стороны, наверно, можно было подумать, что он собирается со мной драться.
— Когда смог, тогда пришел. Не приставай. — Я стоял над Инкой, старался не смотреть на нее, и все равно смотрел. После разговора на бульваре мы были с ней на пляже впервые. Я смотрел на Инку, и все в ней казалось мне новым. Конечно, ничего нового в ней не было. Просто я теперь относился к ней по-другому. И она ко мне тоже.
— Ты что, статую из себя изображаешь? — спросил Сашка.
Инка засмеялась. Она смотрела на меня и смеялась.
— Пойдем, — сказал я.
И когда пошел вслед за Сашкой, Инка позвала:
— Володя! Володя, подойди на минуточку! — Я подошел. Инка сидела, подогнув ноги. — Нагнись. — Я присел на корточки и нагнул голову. Инка зашептала: — Если выиграешь, пойдем кушать мороженое. Пойдем?
— Подумаем, — сказал я, оперся на ее колено и поднялся.
— Еще, еще нагнись, — сказала Инка. Я нагнулся. — Не забудь, ты обещал посоветоваться с нашими.
— Хватит шептаться, — сказал Сашка. — Катя, без меня не купайся.
— Ну хоть разок окунусь. Смотри, какая жара.
— Ей жарко, а мне не жарко. Ладно, разок окунись.
— Тоже мне Али-паша, — сказал я.
— А ты не вмешивайся, — ответил Сашка.
Он пошел впереди меня, забирая вправо от берега, чтобы избежать повторной встречи с пляжниками, которых он только что обсыпал песком. Он предпринял этот маневр не задумываясь, по инстинкту самосохранения. Понять не могу, как он умудрился бежать: мы с трудом пробирались шагом между раскинутых по песку рук и ног. Множество людей одновременно разговаривали, кричали, смеялись. Вся эта разноголосица существовала сама по себе в звонкой и гулкой тишине пляжей: так всегда бывает возле открытых пространств воды. Когда Сашка хотел мне что-нибудь сказать, он останавливался и ждал, пока я к нему подойду.
Борис Балтер - До свидания, мальчики! краткое содержание
До свидания, мальчики! - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
До свидания, мальчики!
Константину Георгиевичу Паустовскому
ТРОЕ ИЗ ОДНОГО ГОРОДА
Зимой и летом город выглядел по-разному, и зимняя его жизнь не походила на летнюю.
Зимой холодные норд-осты врывались в улицы и загоняли жителей в дома. Город казался вымершим, и в самых отдаленных концах его слышался разгневанный рев моря. Во всем городе работал один кинотеатр, в котором давали только три сеанса, – последний кончался в десять часов вечера. Мы все дни и вечера проводили в школе и в Доме пионеров, а в наших собственных домах были редкими гостями.
Весь город делился на три части: Новый, Старый и Пересыпь. Наша школа была в Новом городе, в Новом городе был и курорт с пляжем, санаториями, курзалом. Курортники очень удивлялись, когда узнавали, что в нашем городе есть Пересыпь. Они почему-то воображали, что Пересыпь может быть только в Одессе. Чепуха. Море пересыпает пески, намывая вдали от берега песчаные дюны, не только в Одессе. И поселки, построенные на этих дюнах, называются Пересыпью во всех южных городах.
Витька жил на Пересыпи, а я и Сашка – в Новом городе. Сашка и Витька дружили с Катей и Женей – девчонками из нашего класса. Я – с Инкой Ильиной; она была младше нас на два года. И хотя все мы жили в разных концах города, это не мешало нам каждый день после школы проводить вместе. Мы не искали уединения: вместе мы чувствовали себя свободней и проще.
Мы бродили в голых и озябших парках, и между деревьями белели здания санаториев с заколоченными окнами. Мы не могли долго выдержать тишины и заброшенности пустынных мест. Тогда мы начинали петь и кричать. Сашка Кригер взбегал вверх по длинной с широкими ступенями каменной лестнице и, обернувшись к нам, читал:
Хожу,
Гляжу в окно ли я -
Цветы да небо синее,
То в нос тебе магнолия,
То в глаз тебе глициния.
Читал он, конечно, и другие стихи, но мне почему-то запомнились именно эти. Наверное, потому, что над нами было синее небо, светило солнце, но было холодно и не было цветов.
Мы не сторонились других наших сверстников. У каждого из нас были друзья вне нашей компании. Но вшестером мы были неразлучны.
Осенью и весной старшеклассники выезжали в колхозы. В школе у нас были хорошие мастерские. Две яхты, сработанные нашими руками, ходили в Севастополь и Ялту. С наших ладоней круглый год не сходили мозоли, желтые и твердые, как ракушечник.
Читайте также: