Г ибрагимов глубокие корни краткое содержание

Обновлено: 03.07.2024

Ибрагимов Галимджан Гирфанович (1887-1938).

Родился 12 марта 1887 г. в семье муллы в деревне Султан-Муратово Стерлитамакского уезда. До 11 лет учился в сельской школе, затем – в Оренбурге в медресе Вали-муллы, откуда за протест против схоластической системы воспитания был исключен.

Вскоре Г. Ибрагимов переехал в Уфу и поступил в высшее восточное мусульманское учебное заведение – медресе “Галия”, из которого его тоже исключили за выступление против администрации.

Г. Ибрагимов учительствовал в Казахстане, на Кавказе, а в конце 1909 г. приехал в Казань с намерениями поступить в университет (он жил на ул. Армянская, ныне Спартаковская, д. 15). Но двери “храма науки” для политически неблагонадежного татарского юноши были закрыты. В 1912 г. он уехал в Киев, где в качестве вольнослушателя учился в университете.

2. Работа в журналах и политическая деятельность

ибрагимов писатель татарский творчество

С осени 1913 г. по февраль 1914 г. Г. Ибрагимов работал ответственным секретарем в татарском литературно-художественном журнале “Разум”. В 1917 г. совместно с Ф. Сайфи-Казанлы и Ш. Сунчалеем издавал газету “Ирек”. Г. Ибрагимов – один из организаторов и руководителей Партии татаро-башкирских мусульманских левых эсеров. В 1917-1918 гг. он избирался депутатом Милли Меджлиса. В 1918 г. Г. Ибрагимов вместе с М. Вахитовым и Ш. Манатовым участвовал в организации Комиссариата по делам мусульман, был заместителем председателя Комиссариата. В 1919-1920 гг. он являлся членом Центральной мусульманской военной коллегии и одновременно руководил редколлегией отдела печати Центральной мусульманской военной коллегии и редколлегией отдела печати Центрального бюро коммунистических организаций народов Востока , сотрудничал в журнале “Красный Восток”.

С 1920 г. Ибрагимов работал в аппарате Наркомата просвещения ТАССР. В 1925 г. он возглавил Академический центр и одновременно являлся председателем Татарского бюро краеведения. Пятым съездом Советов Ибрагимов был избран членом Президиума ТатЦИКа. Он сыграл большую роль в образовании, развитии татарской культуры и народного просвещения.

С 1918 г. по 1924 г. Ибрагимов жил в доме 21 по ул. Чернышевского (ныне ул. Кремлевская). Позднее жил в доме 33 по ул. Комиссариатская (ныне ул. Муштари). В 1927 г. он уехал лечиться в Крым. Несмотря на тяжелую болезнь (туберкулез), он продолжил свою литературную и общественную деятельность. В 1928 г. Ибрагимов избирался членом Государственной академии художественных наук СССР. 13 августа 1928 г. ему было присвоено звание Героя Труда.

В 1937 г. в Ялте по подозрению в “участии в контрреволюционной националистической организации и проведении вредительской работы, направленной на подрыв народного хозяйства республики”, Г. Ибрагимов был арестован и под конвоем доставлен в Казань. В скором времени его перевели в тюремную больницу. 21 января 1938 г. писатель умер в больничной палате тюрьмы .

3. Литературная деятельность

Романтические искания Г.Ибрагимова и его современников-неотъемлемая страница духовного развития татарского народа. Романтическая заостренность и яркость образов дополнилась в первом романе Ибрагимова реалистической полнотой характеров. Внутренние монологи как средство психологического анализа в татарскую прозу впервые ввел именно Г.Ибрагимов. Он опиралсяна достижения русской классической литературы, особенно Л.Н.Толстого.

Широта и разнообразие человеческих характеров, глубина социально-философского осмысления действительности в богатом творческом наследии Г.Ибрагимова объясняют долговечность и притягательную силу его произведений.

Имя Г. Ибрагимова носит Институт языка, литературы и истории Казанского филиала АН РФ.

Перед татарской гимназией № 17 (бывшей школой № 89) на ул. Восстания в 1967 г. ему установлен памятник.

Имя выдающегося общественного деятеля в Казани носит проспект Ибрагимова, который пересекает Ново-Савиновский и Московский районы города.

После объяснения задержки книги, о выходе которой давно было объявлено, нужно добавить и следующее. Пролетарская революция выдвинула в числе прочих задач необходимость углубленного изучения Востока и различных ступеней развития общества. Когда наступило время издания этой книги, я, естественно, пересмотрел рукопись. Изменению подверглись некоторые герои, сюжетная интрига. Сущность осталась прежней.

Сентябрь 1923 г., Казань

I

Было у казахов два среднего достатка многолюдных рода — Кара-Айгыр и Сарман. С тысячными табунами коней, породистыми верблюдами и несчетными отарами овец привольно кочевали они с одного джайляу [1] на другое, ставя юрты на обширных степях Сары-Арка.

На судьбу они не могли жаловаться. Но с некоторого времени племена, хвастающие родословной, восходящей якобы к Чингису, стали притеснять их, ограничивая права на пастбища. Рождалось беспокойство, надвигалась опасность междоусобицы.

Однажды старейшины родов на большом, многолюдном сборище по случаю поминок Тнычбай-ата завели разговор о тяжелых временах, стали жаловаться на происки врагов. Во время беседы один из старейшин, играя плеткой, молвил:

— Ходят слухи, что почтеннейшие семьи двух наших родов стали сватьями. Правда ли это, не знаю. Если правда, если при общей земле наши роды будут еще связаны кровным родством, какой враг отважится поднять на нас руку?

Эти слова, под видом слуха выразившие заветное желание старика, были осторожным предложением породниться. Иносказательная речь пришлась собравшимся по вкусу.

— Найманы и Дюрткара [2] причиняют обоим нашим родам беспокойство, умыкают девушек, совершают набеги на джайляу, угоняют скот. Сватовство Сарманов и Кара-Айгыр спалит сердца врагов, лишит их рассудка. Поздравляю со сватовством, — поддержал и уважаемый аксакал [3] Биремджан-эке.

Дальше говорить было не о чем. Новость облетела все джайляу, и радость, по поговорке казахов, не помещалась за пазухой. В тот же день состоялся сговор. К концу недели разослали во все стороны гонцов, созвали гостей. Кумыса было в ту пору вдоволь, овцы были жирны, кони полны сил. Собрались и стар и млад, и храбрые джигиты и пригожие девушки. Пели песни, играли на домбре, состязались в скачке — словом, как говорится, тридцать дней пировали, сорок дней угощались. Так отпраздновали кровное сближение двух родов.

Много торговались о калыме [4] . После долгих споров поладили на сотне голов скота, четырех сотнях золотых, двух сундуках дорогой одежды.

С этого дня полуторагодовалая дочь Сарсембая Карлыгач [5] стала невестой полуторамесячного мальчика из рода Кара-Айгыр — Калтая.

Шли месяцы, годы. Казахи перекочевывали на новые и новые джайляу…

Сватьи находились в постоянном общении, совместно устраивали угощения и празднества. Только помолвленные дети не смели показываться будущим свекру и свекрови, тестю и теще, должны были прятаться при встречах с ними.

В степи, среди веселого кочевья, окруженные многоголосым скотом, участвуя в играх в бабки, в конских состязаниях, соревнуясь на свадьбах с джигитами и девушками в песнях, выросли Калтай и Карлыгач. Но не тянуло их друг к другу. Карлыгач при встречах с женихом смотрела на него пренебрежительно. Калтай же терялся, робел перед этой красивой, высокой, находчивой девушкой.

Карлыгач выросла первой на всю степь красавицей. За голос прозвали ее соловьем. Акыны [6] в своих песнях сравнивали ее стан с гибким камышом, ресницы со стрелами, лицо с ясным месяцем, воспевали ее тонкую талию, глубокие глаза. И в народе называли ее не иначе как Карлыгач-Слу [7] .

Когда девушка вступила в восемнадцатую весну своей жизни, решили, что пора уже отпраздновать пышную свадьбу. Калым был весь уплачен. По обычаю казахов, с этого дня жених получал право, при содействии молодух, но тайком от родителей и старших, проводить у невесты ночи. Вечерами, когда затихал джайляу, Калтая стало тянуть к юрте Карлыгач-Слу.

II

Была ясная, лунная летняя ночь.

Жених надел дорогие наряды, оседлал любимого иноходца Байчубара, заткнул за пояс камчу [8] и прискакал в Алтын-Куль, на джайляу Сарсембая.

У южного берега большого озера на зеленой траве раскинулись двенадцать юрт. Три средние принадлежали баю. Жених знал, что девушка находится в левой. Но, по обычаю, идти туда прямо было нельзя. Молодуха, которая исполняла поручения нареченных, жила на самом краю селения в бедной юрте. Жених соскочил с коня и вошел в юрту. После взаимных приветствий джигит без обиняков заявил:

— Карагым [9] , чувства мои ты знаешь, извести мою Слу: я пришел потому, что истомился по ней.

И отдал приготовленный подарок. Таков был обычай, известный каждому. Айбала ни чуточки не смутилась и только, лукаво поблескивая глазами, ответила:

Глубокие корни, Галимджан Ибрагимов - рейтинг книги по отзывам читателей, краткое содержание

Автор:

Категория:

Классическая и современная проза

О книге

Краткое содержание

Выдающийся татарский писатель-коммунист Галимджан Ибрагимов по праву считается основоположником новой татарской литературы. В книгу вошли социально-бытовой роман "Дочь степи", где на фоне романтической истории юной свободолюбивой казашки показано классовое расслоение казахского общества на рубеже XIX-XX веков, и "Глубокие корни", дающий широкую панораму жизни татарской деревни первых лет Советской власти.

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Дочь степи. Глубокие корни: краткое содержание, описание и аннотация

Галимджан Ибрагимов: другие книги автора

Кто написал Дочь степи. Глубокие корни? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

Дочь степи. Глубокие корни — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

— Давно не пил. Пройдет ли? — отозвался Джиганша, сделав глоток.

Все со смехом стали поощрять его. Джиганша погладил бороду, усмехнулся и заговорил:

— Эх, в молодости выпивали мы с башкирскими парнями! Был у меня приятель Алимгул. Умер он в весеннее половодье, когда сплавляли плот. Голос был у покойного замечательный. Как увидит, бывало, водку, затянет:

Узки берега у шаловливого ручейка,
Оттого не стал он многоводной рекой.
Ай, не хуже человека человек,
Только нет у них счастья равного.

Такая уж манера у Джиганши. Не скоро остановишь поток его речей. Гости принялись за еду, а старик, погруженный в воспоминания, продолжал рассказ:

Если посмотрю ранним утром,
Прикует мой взгляд девичья коса,
Смотрю я на богатого, смотрю на бедного —
Понапрасну проходит жизнь бедняка.

С этой песней и заснул. Утром мы распрощались и больше уже не встретились. На следующую весну узнал я о смерти Алимгула.

— Выпей же, Джиганша-бабай, в память своего друга. Остальные ждут, — перебил его Шенгерей.

Старик поднес чашку ко рту, сделал несколько глотков и остановился.

— Нет, не идет! — и отодвинул недопитую чашку.

Нагима и Айша не пили. У Шаяхмета было большое желание, щекотавшее горло, но он удержался. Два месяца тому назад он сильно выпил с приятелями. Опьянел, как свинья. Не сознавая окружающего, выбежал утром без рубашки и брюк на улицу, пытался пройтись по забору, чуть не сломал себе шею. За это попал в контрольную комиссию и получил хороший нагоняй. Помня это, не пил и сейчас.

Шенгерей его не упрашивал, а разделил оставшуюся водку между собой и Шарафием.

— Ладно, ладно… Люблю я непьющих! — пошутил он, ставя под стол пустую бутылку.

Когда голод был утолен, Нагима обратилась к Джиганше:

— Бабай, почему ты мне ничего не ответил?

— А что отвечать? — усмехнулся Джиганша. — Времена такие.

Снова погрузился старик в воспоминания:

— Четыре месяца тянули мы баржу от Нижнего до Астрахани. Тогда еще были бурлаки. В четыре месяца справил я одежду, положил в кошелек двадцать целковых. У меня еще тогда отец с матерью живы были. Сосватали они мне девушку из соседнего села, а у меня и не спросили. Никто не сказал мне, хочешь ли, мол, жениться, люба ли она тебе. Я через других услышал, что хотят меня женить.

Шенгерей чокнулся с Шарафием, выпил, крякнул.

Старик не спеша продолжал:

— Расспросил я, кто моя суженая, и решил посмотреть ее. Интересно ведь знать, какая она из себя. Ночь темная, осенняя. Взял я с ночного чью-то лошадь, вскочил верхом и поскакал в село невесты — Шелангу. Ночь хоть глаз выколи, а я еду. Только подкрался к окну, как хватят меня сзади дубинкой. Думал, дух из меня вон. Поднялся шум. Залаяли собаки. Насилу ноги унес. Две недели руку поднять не мог. На плече синяк, что твоя ладонь. Вот как нас женили. А Шарафий что! Они нонешние!

— Неужто и ты, Нагима, ничего не знала? А ведь мы думали, что ты на свадьбе пировала, — вмешалась в разговор Айша.

Нагима махнула рукой.

— Как же, пировала! Только сейчас узнала.

За чаем гости стали требовать, чтобы Шарафий рассказал историю своей женитьбы. Но он не любил и не умел много говорить. Рассказ вышел короткий.

Два года тому назад, посещая кружок марксизма, они сильно поспорили на докладе по диалектическому материализму. Спорили долго, горячо. С этого началось знакомство, стали встречаться, полюбили друг друга и вот уже неделя, как женились. Таков был роман Шарафия.

Рассказ не удовлетворил Нагиму. Она хотела знать подробности и собиралась их выпытать у несловоохотливого Шарафия, но, вспомнив о времени, вскочила и заторопилась. Ее пытались удержать.

— Нет, не могу. Ребенок заболел. Пока в аптеке готовили лекарство, решила забежать к тебе, — объяснила она.

Читайте также: