Сообщение о деревенской жизни

Обновлено: 17.05.2024

Сегодняшняя статья - ответ всем тем, кто утверждает, что все у нас в стране супер, жизнь налаживается и российская деревня живее всех живых и возрождается семимильными шагами.

Я наблюдаю все эти изменения год за годом, я еще помню как жила деревня 20 лет назад и как живет сейчас. Мне есть с чем сравнивать, хотя конечно, Россия большая и наверняка, все живут по разному.

Я расскажу только то, что наблюдаю своими глазами на примере сел и деревень юга Нижегородской области (Починковский, Лукояновский и др. районы). Только голые факты и мои наблюдения - как было в начале 2000 и как стало сейчас.

Работа в селе

2001 год - практически все 100 % населения сел работают по месту жительства, в колхозах, совхозах, кто то на предприятиях в районном центре - хлебозаводе, молокозаводе, газовых компрессорных станциях и т.д.

Никто никуда не рвется за большим рублем. Все живут с семьями и работают по месту жительства. Отцы видят как растут их дети, могут участвовать в жизни и воспитании своего ребенка.

2021 год - работы по месту жительства уже практически нет. Точнее она есть примерно для 20 % населения. Остальные вынуждены работать вахтовым методом, ездить в Москву, на Север и т.д.

Что значит вахта? Это значит что человек месяцами не видит свою жену, которая вынуждена одна, как ломовая лошадь, тянуть на себе все хозяйство. Это значит что мужчина работая на вахте месяцами, а то и годами, не видит своих детей, а те, его.

Он не может чисто физически видеть как растет его ребенок, не может участвовать в его воспитании. Ребенок же просто отвыкает от отца и забывает его, поскольку папа в доме, явление временное. Приехал - немного пожил - уехал. Он для него уже не авторитет! И это страшно!

Супружеские отношения при таком образе жизни, отдельная тема. Очень большой процент семей не выдерживают и распадаются.

Да, в некоторых селах, еще как то худо - бедно функционируют колхозы и даже платят зарплату, но таких остались единицы. Современные колхозы, а точнее агропредприятия, работают по такому принципу - пригнали технику, распахали поля, посеяли, угнали технику. Осенью опять пригонят убирать урожай. Трактористы и комбайнеры все у них свои, в местных кадрах они не нуждаются! Животноводством заниматься они тоже не хотят.

Что остается местным мужикам? Почетная должность охранника в Москве. Там и обосновалась вся мужская половина нашей деревни. Только вот обратно работать на земле их уже не заманишь. Отвыкли? Им привычнее уже за эти же деньги поднимать шлагбаум и разгадывать сканворды.

Что нового, казалось бы, можно рассказать о жизни в деревне. Самые обычные будни: тихая однообразная жизнь с ежедневным физическим трудом, хлопотами по дому, отсутствием полноценного общения и каких-либо ярких событий. Лишь изредка в её спокойное течение может ворваться что-то особенное, например, чей-то приезд из города, и ненадолго изменить её устоявшийся ритм, наполнив впечатлениями о совершенно другом укладе жизни.

Деревенская жизнь – особенная жизнь. Понять это можно лишь тогда, когда увидишь всё своими глазами. И вдруг поймёшь, что ещё остались те, кто не выживает в деревне, а живёт. И не мыслит иной жизни. Вот об этом у меня и возникло желание рассказать.

В деревню Забегаиху, расположенную в трёх километрах от села Семёново, судьба привела меня спустя шесть лет после последнего её посещения. Небольшая деревенька в одну улицу, приютившаяся на пороге подступающего леса, всё также пряталась в густой кроне деревьев от любопытных глаз проезжающих мимо по автомобильной трассе путников. Знакомая тропинка бежала вдоль заросшего высокой травой поля к окраине деревни. Царившая вокруг тишина, нарушаемая лишь стрёкотом кузнечиков, завораживала, настраивая на философские размышления, отсеивая всё ненужное и напускное. Казалось, что здесь и листва на деревьях шелестит как-то по-особенному, и облака в небе плывут таинственнее, и солнце светит ярче. Эта безмятежная тишина позволяла услышать собственные мысли.

Внешне в деревне мало что изменилось. Тихая деревенская улица не подавала особых признаков жизни. О том, что жизнь здесь всё-таки теплится, можно было догадаться по посаженным кое-где грядкам и цветущим в палисадниках цветам. Как выяснилось позже, в деревне на сегодняшний день шесть жилых домов с постоянными жителями и три – с приезжающими на лето дачниками. Кто-то за несколько дней моего пребывания здесь так и не вышел ни разу из дома, кого-то случайно удалось встретить на пути к автобусной остановке. Как я поняла, между собой жители деревни общаются редко, в гости друг к другу почти не ходят. Познакомиться получилось только с семьёй Бархатовых, о ней и будет мой рассказ.

Нина Васильевна и Виктор Михайлович Бархатовы познакомились в 1987 году. Она родом с Украины. Он местный житель, уроженец деревни Хмелево. Познакомились на курсах повышения квалификации в Зелёном городе. Нина к тому времени была в разводе с мужем, воспитывала двух дочерей. Виктор не побоялся взять на себя ответственность по воспитанию детей этой бойкой симпатичной молодой женщины, которая ему сразу приглянулась. Сначала жили с родителями Виктора в Хмелеве, потом в Семёнове, затем купили дом в Забегаихе, развели хозяйство и живут здесь уже 25 лет.

Когда в этих местах ещё существовал колхоз, работы было достаточно. Нина Васильевна работала и в свинарнике, и на ферме. Заведующей фермой была. Муж трудился бригадиром полеводческой бригады. А когда колхоза не стало, где только не приходилось работать – не покидать же обжитое место. Задумываясь о завтрашнем дне, стали постепенно расширять собственное хозяйство, начали понемногу приобретать технику: понимали, что самостоятельно без техники в деревне не выжить, хотя бы свой трактор да надо иметь.

Нина Васильевна оказалась приветливой, словоохотливой женщиной и легко согласилась на беседу.

– Как вам живётся в деревне? – поинтересовалась я.

– А хорошо живётся! – весело, с улыбкой ответила она. – Конечно, в деревне жить непросто, если к тому же иметь большое хозяйство, огород. Трудиться приходится много. В общем, не хуже и не лучше, чем в городе. Просто по-другому.

– Нина Васильевна, расскажите, как обычно проходит ваш день?

– Встаём в половине шестого. Поим телят. Выпускаем гусей. Выносим маленьких гусят на улицу. Запариваем в печке-прачке кашу для всей живности. Открываем теплицы, парники. В 7.30 у нас завтрак. Еда самая простейшая, деревенская. Как говорится, щи да каша – пища наша. Затем муж технику осматривает, я за это время на велосипеде прокачусь вокруг деревни. Затем гоним с внучкой гусей на пруд, который специально для них выкопали. Потом в огороде покопаемся. А тут и время обеда подходит. Снова поим скотину, даём ей травы. После этого устраиваем себе отдых часа на полтора-два. Опять выгоняем гусей, пасём. В четыре часа управляемся: чистим, подсыпаем у скотины – на ночь должны быть чистые подстилки, кормим. Поливаем огород. Ужинаем. И отправляемся отдыхать до следующего дня. В сенокосную пору ещё и время для косьбы травы и уборки сена надо выделить. Тут побольше приходится потрудиться. А утром – всё сначала.

– Смотрю, у вас ещё хватает времени цветы разводить, – спросила я, увидев в палисаднике цветущие розы.

– Как же без этого! Цветы очень люблю. Пусть красота глаз радует. Это мы с внучкой занимаемся. Даже колодчик соорудили! Маша у меня умница, во всём помогает. И полить, и прополоть, и за гусями присмотреть. Так уж сложилось, что внучка у нас пока живёт. Всё бы ничего, с уроками только непросто приходится. Особенно в период самоизоляции тяжело было. Выручала Машина мама. Выполненные уроки сначала в Москву отправляли, где она сейчас живёт, а уж потом они поступали в Терсенскую школу, где учится Маша.

Активности и оптимизму Нины Васильевны можно только позавидовать. Помимо всех домашних хлопот и забот она ещё, как оказалось, староста деревни.

– Слежу за тем, чтобы жителям Забегаихи комфортнее жилось. Хоть и небольшая деревня, но порядок надо поддерживать. Чтобы освещение исправно работало, зимой чистились дороги. Бывает, проблемы с мусором возникают. Берём мешки и идём собирать вдоль дороги к деревне. Из МЧС в пожароопасные периоды звонят, просят предупредить жителей, чтобы не ходили в лес. Да мало ли вопросов приходится решать! Вот, к примеру, добились того, чтобы у дороги появился указатель с названием деревни. Пусть люди знают, что есть такая деревня – Забегаиха – и мы в ней живём. Теперь вот два тополя надо бы спилить. Упадут – останемся без света, не дай Бог! – рассказывает она.

– Как же вы всё успеваете? – вновь удивляюсь я.

– Да и сами не знаем как. Просто делаем всё с душой и с любовью. Скотина, к примеру, человека понимает. С ней разговаривать надо. На ласку и добро откликается. Как человеку, так и животному любовь нужна. Вот кот наш, например, в ответ на любовь нас лечит, когда заболеем. Ластится, ложится рядом, на больное место норовит пристроиться. Вот недавно меня вылечил, теперь к мужу перешёл. А если вдруг поссоримся с мужем, я к телятам иду на него жаловаться; а он поросятам обо мне рассказывает, если вдруг обижу.

– Скажите, а что вы делаете с полученной продукцией?

– Свинину для себя оставляем. Тушёнку готовим, сало солим. Бывает, продаём, если кто попросит. Быков сдаём. На вырученные деньги приобретаем всё необходимое для хозяйства. Гусей тоже и продаём, и для себя оставляем.

– Нина Васильевна, как я поняла, деревенская жизнь для вас лучше городской, несмотря на трудности. Никогда не хотелось уехать? – всё же не удержалась я от вопроса.

– Даже мысли не возникало. Ни о чём не жалею. Всё сложилось так, как должно было сложиться. Деревню люблю. На земле люблю работать. Мужа люблю. Сына, дочек, внуков. Что ещё для счастья нужно человеку?! Было бы здоровье. Так, деревня меня и лечит! Раньше болячек много было. Теперь обо всех забыла. Здесь без дела не посидишь. А посмотрите, природа вокруг какая! А воздух! Дыши не надышишься, – вновь смеётся Нина Васильевна и продолжает размышлять:

– Можно, конечно, и без такого большого хозяйства обойтись. Например, держать кур да козу, а можно только кошку и собаку. А можно вообще никого не держать.

Наша беседа подходила к концу (Нине Васильевне пора было поить скотину). Мы попрощались. Я пыталась понять, как можно находить радость в этом тяжёлом труде. Да, в каждом из нас есть потребность создавать. Кто-то пишет картины, кто-то строит дома, кто-то воспитывает детей, вкладывая в это свою душу. А кто-то работает на земле. Надо просто очень любить то, что делаешь. Тогда, видимо, и каждодневный труд, если он сознателен и в радость, оправдан.

Дневная жара спала. Потянуло вечерней прохладой. В воздухе повисла звенящая тишина. Вы когда-нибудь слушали тишину?

Удивительное ощущение. Вдруг за деревней послышался шум работающего трактора. Там, несмотря на сгущающиеся сумерки, трудилась, убирая высохшее сено, семья Бархатовых.

Из города в село

В Петербурге у Нади Артес была престижная должность руководителя отдела маркетинга в строительном холдинге, модные друзья, тусовки и квартира с мансардой, выходящей на Дворцовую площадь. Сейчас из окон ее избы — деревянных и с вышитыми занавесками — открывается вид на просторы Владимирской области.

Маршрут село — город односторонний, вектор этого движения почти никогда не меняется. Мегаполисы растут, деревни пустеют, и связь между ними постепенно утрачивается. А вместе с ней исчезает и культура большой страны, которая весело и задорно празднует День народного единства, толком даже не зная, единства кого и с кем. Как в этих условиях начать изучать Россию, что нужно и чего не следует делать, чтобы правильно помогать селам, и почему важно нащупать точку равновесия между модернизацией и аутентичностью?

Помогать там, где больно и некрасиво

То, что на первый взгляд кажется блажью, экзотикой и не поддается объяснению, на деле оказывается четкой и верной жизненной установкой: помогать там, где больно и некрасиво.

Так родилась и идея общественной уборки, которую Надя устроила еще до переезда.

Кто-то поднимал с земли банку йогурта 2008 года, смотрел на нее и приходил в ужас от того, что за 10 лет с ней ничего не случилось. Кого-то тошнило. Те, кто были со мной там, сказали потом, что больше никогда не смогут пользоваться пластиком. После уборки мы все почему-то молчали.

Я боялась, что никто не согласится больше на что-либо подобное. Но уже с утра меня завалили вопросами, когда будет следующая уборка. Я ответила, что это не главная моя цель. Я хотела вдохновить, дать новый паттерн действий и понимание, что каждый из нас может инициировать любые проекты и обязательно найдутся бренды, которые поддержат. Потому что я тоже когда-то думала, что в России вообще ничего невозможно сделать. Вот готовый сценарий, берите и пользуйтесь.

Туртино нашло Надю само. Она оказалась в архитектурном бюро, которое занималось проектом развития села. Тогда же Надя познакомилась с Вадимом Дымовым (тот самый, что делает колбаски) и заразилась его идеей восстановления молочного производства в регионе, взяв на себя разработку туристических проектов и инфраструктуры для местных.

И чем больше Надя ездила вдоль разноцветных, строго расчерченных полей Владимирской области от Суздаля к Туртину, тем лучше понимала, что совсем не хочет в город. Однажды она просто осталась в селе, чтобы посвящать его заботам всё время.

Зачем селу программисты

Жители Туртина, правда, охотнее доверили Наде собственную жизнь, чем своих буренок, хотя поначалу с подозрением отнеслись к такому энтузиазму. Сейчас ее главная цель — создать привлекательную инфраструктуру для приезжающих специалистов и туристов. Поднимающееся молочное производство не только обеспечило Туртину рабочие места и приток населения, но и вернуло веру в людей за пределами села в то, что и они могут быть неравнодушными.

И если местные соглашаются, они реально делают. Сельский человек всегда выполнит обещанное, и ему не нужны никакие бумаги.

У бизнеса в селе есть свои особенности. Проекты могут обсуждаться и в бане, и за рюмкой водки. Монастыри, морозы, тулупы — русская душа здесь обязательно в какой-то момент поднимается за хреновухой. Но мы, конечно, не пьем целыми сутками. Не больше городских уж точно! У нас много дел.

Городские всегда удивляются, когда узнают, что селу нужны даже программисты. Мы планируем запуск современного молочного комплекса, и нам на фермы требуются IT-кадры. Так что крестьянин, бегающий по полю с плугом и мотыгой, — это стереотип, не имеющий ничего общего с реальностью.

Культуре возделывания сельские и обязаны своим здоровьем. У них огромная связь с землей, они ей благодарны. Поэтому в деревнях такой культ хлеба и мяса.

Сейчас в Туртине зимний отпуск. Но летом, во время сбора урожая, в селе бывают пробки, жизнь бурлит, в столовой снова становится шумно. Надя уверена: это заслуга и социальная миссия бизнеса, обеспечившего селу зарплаты, которых здесь не было десятилетиями.

Местным с их завидным здоровьем легко дается физический труд, работают они много и, кажется, лучше городских знают, как жить селу. Но им нужна помощь извне, когда речь заходит об управлении процессами.

Главным источником информации в Туртине до приезда Нади были объявления в газете. Она переформатировала службу строительства и попробовала научить всех пользоваться электронными ресурсами и почтой.

«Помогать селу — обязанность бизнеса и государства. Устоявшееся мнение, что диалог с властью невозможен, — это стереотип. Я общалась со многими местными чиновниками — очень адекватными людьми. Просто у государства, как игрока, свой интерес, и его надо понимать.

Например, школы в Туртине нуждаются в восстановлении. Но сперва население должно вырасти минимум до тысячи человек, что логично: любое образовательное учреждение — это затраты на обслуживание и ответственность, оно не может стоять пустым.

Но когда ярые активисты приезжают в село и видят нерабочую школу, сразу заводят разговоры: „Государство опять наворовало, а делать ничего не хочет“. Эти процессы гораздо сложнее, громких фраз и голого энтузиазма здесь мало.

Помощь казенная

Но упадок российских сел связан не только с финансированием регионов, и одними деньгами его не преодолеть. Современное состояние глубинки — это печальное отражение коренных социальных изменений в стране за последние три столетия ее истории.

Волны урбанизации и дезурбанизации в России сменяли друг друга. Жизнь деревни в советский период, например, сильно зависела от сельскохозяйственных предприятий, которые и сдерживали людей. Тем не менее в 60-е годы жители массово мигрировали в большие города, население старело, а уровень рождаемости не мог компенсировать этих потерь.

Распад СССР ненадолго замедлил процесс урбанизации, обеспечив приток беженцев и мигрантов из бывших союзных республик, но при этом спровоцировал кризис сельского хозяйства и увеличил разрыв в доходах между городом и деревней. В годы, последовавшие за земельной реформой 90-х, производство во многих селах вымирало. Не видя перспектив трудоустройства, молодежь стремилась в города. Модернизация происходила выборочно, и всё заметнее становилась социальная поляризация периферия — центр.

В общем виде проблема сформулирована давно: современная российская деревня — территория массовой и застойной бедности.

В основном сельские регионы по инерции выживают за счет инфраструктуры, построенной в советские годы, но и она постепенно приходит в негодность.

Такие люди, как Надя, пытаются препятствовать этому процессу и вносят огромный вклад в выживание российской деревни, но без участия властей их помощь остается точечной. Да и сама Надя теперь убеждена: координация с государством очень важна.

К федеральным программам такого рода есть много вопросов. Во-первых, плановая государственная политика поддержки сел чаще всего однобока. Пытаясь оживлять производство (например, выдавая молодым фермерам удвоенные гранты в связи с программой импортозамещения), государство практически не занимается решением социальных проблем села. Во-вторых, сложно оценить их реальную эффективность.

Ответственные ведомства гордо заявляют, что целевые показатели выполняются и даже перевыполняются. Так говорят и про введенную в 2006-м программу развития агропромышленного комплекса, благодаря которой к 2013 году уровень фактической заработной платы в селе якобы превысил плановую отметку на 20 %.

Очевидно, кризис села, который приобрел системный и перманентный характер, во многом спровоцирован неэффективной аграрной политикой государства. И сказывается он не только на объективных экономических показателях, но и на человеческом потенциале. Деградация сельскохозяйственного труда разрушает и извращает понятие крестьянства, с которым до сих пор ассоциируют себя сельские жители. Когда-то крестьянин был хозяином своей земли — покорной и плодородной. Сегодня он лишился этих владений — поля опустели и одичали.

Если государство должно менять вектор политики в отношении сел, то у бизнеса своя миссия — инвестировать в региональные проекты. Но и у каждого из нас, у общества в целом есть возможность помочь. И для этого не обязательно менять уютную квартиру в новостройке на избу в поле.

Россия, которую мы не знаем

Если вы не Надин подписчик в инстаграме, то почти наверняка о селе Туртине слышите впервые. Большинство из нас видит Россию большим серым пятном на карте с маленькими знакомыми огоньками вроде Москвы, Санкт-Петербурга, Казани или Екатеринбурга. Культура внутреннего туризма развита очень слабо, и мы совершенно не знаем страну, в которой живем.

Но это всё та же Россия, и никакого противостояния нет — разве что безразличие и разобщенность.

Разница городского и сельского менталитета

Разница в менталитете обусловлена принципиально другим образом жизни. Сохранившееся и сегодня мышление крестьянина или поденщика выдвигает на первый план проблему выживания. Жизнь в селе предполагает ведение собственного хозяйства, от которого очень зависят местные.

С другой стороны, деревня — территория уникальных межличностных отношений, с особой, отличной от городской, границей между общественным и приватным. Социальные роли и статусы здесь часто накладываются друг на друга. Директор школы, продавец молока на местном рынке, организатор мероприятий в доме культуры вполне может оказаться одним человеком, да еще и вашим троюродным братом.

Возможно, за счет своей сплоченности и закрытости селам и деревням удается сохранять ту русскую культуру, о которой мы уже ничего не помним. Главными пунктами здесь продолжают оставаться столовая и дом культуры.

В Туртине, например, есть свой местный хор, который выступает на сцене ДК и даже соревнуется с коллективами из соседних деревень. В столовой, рассказывает Надя, происходит обсуждение всех важных вопросов, а продолжается оно в общественной бане.

Это волшебство — кто-то сидит в предбаннике и подбрасывает дрова на стук! Всё основано на абсолютном доверии: человек в парилке всецело поручает себя ответственному лицу за стеной!

Оказалось, что баня — это не просто постройка, чтобы закидывать туда дрова и потеть. Когда открывают дверь и выходит пар, здесь о нем говорят как о человеке: вот пар пришел и ушел. Его обсуждают. И это не абсурд, а культура с ее символами и образами, и люди в них верят.

Выражаясь философским языком, это колониальная практика в чистом виде.

Поэтому реальная ситуация очень отличалась от той черно-белой метафоры, которую все искали и хотели найти.

У ребят, конечно, были благие намерения, но что-то не срослось. Рассказывали, как местные сидели с бутылками пива и наблюдали за приезжими, которые продавали морских ежей по 600 рублей за штуку.

Мы должны понимать, что люди не всегда хотят, чтобы их развивали и поднимали с колен.

Такие инициативы работают, когда человек приезжает и долго живет, посвящает свою жизнь этому месту, становится частью сообщества. Но во время гостевых визитов ты остаешься гостем.

Наде удалось быстро стать своей в Туртине, несмотря на то что в селах так важна выслуга лет. И поняла она это, когда ей первый раз в столовой дали вафлю после обеда. Обряд разделения еды в русской культуре — знак доверия, о чем мы, кстати, тоже забыли. А если человека зовут за стол и он отказывается, значит ему нельзя доверять.

Как-то раз я шла по деревне, мимо проезжал трактор. Тракторист остановился, предложил подвезти — и через пять минут уже сделал мне предложение. В городе, чтобы услышать что-то подобное, нужно быть красивым, образованным, поющим и танцующим одновременно. В деревне, как выяснилось, достаточно носить нерваную одежду и иметь две ноги.

Деревенские жители — интересующиеся и опасающиеся одновременно, и они куда больше нас заботятся о своей идентичности. Социолог Артемий Позаненко, специализирующийся на проблемах изолированных сел (то есть отрезанных от связи с ближайшими поселениями), выводит парадоксальную закономерность: их жители осознают преимущества своего положения и зачастую считают, что хорошая дорога им бы навредила, привлекла бы массу ненужных чужаков и разрушила бы их образ жизни. Тем не менее они очень гостеприимны и открыты. Однако полноценным членом сообщества стороннему человеку стать крайне трудно. Ну а к чужакам, желающим без спроса порыбачить или поохотиться в их округе, местные относятся крайне отрицательно.

Говорить о едином паттерне отношения к гостям в российских деревнях всё же нельзя. Это зависит от многих факторов: переживает ли местное сообщество травму, как в случае с Териберкой; заняты ли жители в данный момент решением проблем, требующих помощи извне.

Искреннее желание помочь, с одной стороны, и столкновение полюсов город — село, с другой, наводят на важный этический вопрос: где та грань между модернизацией и аутентичностью, за которую мы не имеем права заходить?

Фото: Светлана Булатова

Катя, как социолог, выступает против навязывания обществу чуждых ему идей в любом виде:

Правильные формы помощи не политические. Мы не социальные инженеры и не имеем права менять людей. Должны работать образовательные формы: показывать и рассказывать. Люди либо перенимают этот опыт, либо нет.

Нужно давать не директивный пинок в будущее, а поле возможностей. У человека есть право отказаться и закопаться в прошлом. Есть право закладывать семечко за щеку и только потом положить его в землю, чтобы оно прорастало с любовью.

И не стоит подменять собой государство. Вы поднапряжетесь, построите кому-то дорогу, а через два года ее размоет. С другой стороны, вы можете приехать в деревню и рассказать людям про политическую грамотность, чтобы в будущем они выбрали себе другого главу.

В вопросе определения границы между технологиями и аутентичностью большую роль играют люди, занимающиеся бренд-стратегиями. Их задача — поддерживать не туристические бренды, а регион с его самобытностью.

С проблемой сохранения аутентичности Туртина Надя столкнулась, когда пригласила именитых дизайнеров и архитекторов из Москвы, которые представили отличные проекты в лучших традициях скандинавского минимализма. Если бы не одно но: все они не имели никакого отношения к Туртину и истории региона.

Да, должны быть канализация и удобства. Но как трактор парковался прямо у двери столовой, так он там и должен парковаться.

Так и не должно быть тротуаров, потому что все ходят вдоль дороги по тропинке. Здесь не нужна пешеходная зона. У нас нет задачи построить какую-нибудь неорганичную инопланетную тарелку. У людей нельзя забрать культуру, в которой они прожили сотни лет.

Автопутешествия и приключения Копытного или пение бороды в скитании праздника

Деревенские истории — рубрика о жизни селян. О человеческих судьбах, о простых людях. О сёлах и деревнях нашего времени.

Рассказы и фото о сельской жизни, быте сёл и деревень, о селянах. Фотоотчёты из моих автопутешествий. Всё, что так или иначе связано с жизнью нашей деревни, сёл. Истории деревень, хуторов, простых селян.

Фото: Дети певчих на хорах одного из монастырей во время пасхальной службы

Деревенские истории. Меню рубрики:

Розыгрыш, ставший печальной историей Деревенская быль. История, которая произошла в жизни. Историю эту рассказали мне в одной из деревень вологодских, куда я случаем заехал однажды в одном из своих автопутешествий по этим местам. Дело было так… Деревенская быль. невыдуманная история В селе одном, в Вологодской волости, зарезали на дворе кабанчика. Как полагается в деревне, отметили […]

Павел Чилин — Левша, построивший свою, действующую, ж/д Железную дорогу и паровоз своими руками построил житель села Ульяновка в Ленинградской области. Не перевелись на Руси талантливые люди. И этот рассказ именно о таком человеке. Увлечённым своими идеями. И воплощающим их в свою жизнь. Это очередное моё автопутешествие по Ленинградской области получилось спонтанным. (Как часто, впрочем, […]

Простая деревенская история. Шура Деревенская история простой русской женщины В избе тихо. Слышно как потрескивают угли в печи. Жарко. Вечереет, и возвращаться придётся в ночи, через пролесок. Засиделся за чаем у Шуры. Теперь чего уж? Места здесь глухие, деревня и дом на отшибе. По пути встречаются волчьи и медвежьи следы. Зверь тут непуганый и гость […]

Читайте также: