Сочинение стилизация записки старого петербуржца
Обновлено: 04.07.2024
TO WRITE OR NOT TO WRITE?
Когда мне предложил взяться за книгу, озаглавленную так, как значится на ее переплете, я впал в нерешительность. "Ту райт ор нот ту райт?" – "писать или не писать?". Вопрос показался мне не менее значительным, чем гамлетовский.
"Записки"! Что "записки", что "мемуары" пли "воспоминания" – разница невелика. А кто я такой, чтобы стать мемуаристом?
Когда я раскрываю журнал и вижу, что там напечатаны воспоминания маршала Конева, я уже прячу эту книгу подальше от жадных глаз, чтобы никто не перехватил ее у меня.
Сразу и каждому понятно: маршал Конев вправе писать и быть уверенным, что его будут читать не отрываясь… А я?
Или – другое. Мы ловим каждое слово Пушкина, в котором он сказал – так мало, так скупо! – хоть что-либо о своей жизни. Это понятно. Друг Пушкина Алексей Вульф не блистал ни талантами, ни личными достоинствами. Но мы с жадностью читаем все, что написал он о себе: как же! Его друг!
Эккерман просто стоял рядом с Гете, был девять лет его секретарем. Нам нужны "Записки" этого Эккермана, хотя сам по себе он был, по-видимому, не бог весть какого обширного ума и интересной жизни немцем.
Но если человек не только не водил армий к столицам других государств, не только не вершил судьбы народов, – он не был даже близок ни к кому из великих людей?
"Райт" ему "ор нот ту райт?" Может быть, не стоит?
Первое, что заставило меня поколебаться, было вот какое – совершенно случайное – воспоминание.
Когда большого французского историка, нашего современника (по-моему – Олара), спросили, какие документы ценятся сейчас выше всего на рынке, торгующем архивными сокровищами, он ответил не задумываясь: "Если бы вы предложили антиквару неопубликованное письмо Наполеона I, вы стали бы очень богатым человеком, мсье… Впрочем… Минутку! Вы получили бы еще намного больше, если бы в ваших руках оказалась совсем простая вещь – приходо-расходная книжка французской хозяйки, матери семьи, с записями ее трат и поступлений за годы 1789-1794… Сколько она заплатила за пучок лука в день взятия Бастилии. Что стоила ей кринка молока утром того дня, когда голова Луи Капета слетела в корзину в ряду многих других голов? Как вознаграждала она в год падения Робеспьера "citoyenne une telle" [1] за мытье полов и "ситуайена" такого-то за набивку нового матраса. Если у вас есть надежда разыскать на вашем чердаке такие записи – ищите, ищите! И, буде вам предложат за них столько золота, сколько они весят, выгоните вон наглецов: вы получите в сто раз больше. Ибо письма Наполеона хранят, а приходные книжки бабушек выбрасывают в печку. Настоящая же драгоценность для историка – именно они".
Когда это пришло мне в голову, я призадумался.
Да, конечно, воспоминания больших людей подобны письмам Наполеона. Но – кто его знает? – может быть, то, что живет в памяти человека среднего, можно сравнить с такой домовой бухгалтерской записью, особенно если в ней, в памяти этой, отражается не обычное время, а великий переломный период истории – живая половина нашего века? Так, может быть, все-таки – "ту райт"?
Я взглянул в окно. Там был перегруженный трамваями, автобусами, машинами мост Лейтенанта Шмидта, и – правее – Академия художеств со сфинксами из Древних Фив, и – левее – гранитная стела, против места, где стояла "Аврора" в октябрьскую ночь. Там был Ленинград. И если я не стоял рядом ни с кем великим за всю мою жизнь, то с чем-то великим – с Ленинградом – я не только стоял рядом. Я жид им и в нем.
И тут доказательства тому, что писать – надо, дождем посыпались на меня. Всех их – несчетное множество; я приведу лишь некоторые.
Я родился в Петербурге, на Бассейной улице, в зимнюю вьюжную ночь 27 января девятисотого года, считая по юлианскому календарю. А за три дня до этого, существенного лишь для семьи межевого инженера В. В. Успенского, события тихий профессор физики Александр Степанович Попов в шхерах возле тогдашнего Бьерке (потом оно стало Койвисто, потом – Приморском) впервые в мире связался по беспроволочному телеграфу с сидящим на камнях в заливе броненосцем "Генерал-адмирал Апраксин". Передал на судно и принял с судна вести.
Теперь же, лет через шестьдесят с небольшим, я сижу в покойном кресле, и экран моего телевизора – правнук поповского "грозоотметчика" – мерцает, и я вижу на этом экране, как открывается лючок в космическом корабле и из него в бесконечность мира выкарабкивается человек в скафандре и мчится вокруг Земли с непредставимой скоростью, и там, за его плечами, за его головой, намечается – точь-в-точь такое, как на глобусе, – восточное побережье Черного моря и степи Кубани, и завитые спиралями циклонов облака над моей Землей, и что-то еще никогда не виданное и потому почти неразличимое на неопытный глаз…
И я вижу совсем близко от себя камни, валяющиеся на поверхности Лупы. И я слышу "Интернационал", передаваемый не из Москвы, а оттуда, с лунного лика, где столько тысячелетий человеческий взор различал то рыбака с неводом, то дровосека с вязанкой, то Каина с Авелем на плече…
День в день через три года после моего появления на свет японские крейсера блокировали "Варяга" и "Корейца" в Чемульпо. Через четыре года и неполных одиннадцать месяцев поп Георгий Гапон привел тысячи безоружных людей под дула винтовок под окна Зимнего дворца… Четырнадцать с половиной лет спустя грянул в Сараеве выстрел гимназиста Принципа, открывший первую мировую войну. Еще два с половиной года – и кончилась царская Россия. Еще восемь коротких месяцев – и залпом "Авроры" означился рубеж новой эры… А 1924 год и кончина Ленина? А годы пятилеток? А величайшая трагедия и великое торжество нашей Отечественной войны, с блокадой Ленинграда, с подвигом Сталинграда, с Советской Армией в Берлине! А первый спутник в просторах космоса на моем пятьдесят седьмом году… А тот день, когда все мы, и я, шестидесятилетний (шестидесятиоднолетний, но так не говорят), увидели на экранах телевизоров "гражданина Советского Союза Юрия Алексеевича Гагарина", идущего по красному ковру славы и почестей, превосходящих славу Христофора Колумба и Фернандо Магеллана и честь, оказанную им?
И все это я видел своими глазами… Так ведь, пожалуй, – надо писать!
Человеческая натура устроена причудливо. Из общего круга людей она – может быть, и без достаточных оснований – выделяет с особой приязнью, казалось бы, случайные группки: тех, кто родился и живет в одном селе или на одной улице с тобою, тех, кто учился в одной школе, а еще лучше – в том же классе, что и ты, соучеников. Тех, наконец, кто пришел с тобой в этот мир в одном году – одногодков, ровесников.
Я встречался на моем веку со многими своими одногодками (ох, сколько из них – Всеволод Вишневский в том числе – уже никогда не пожмут моей руки!). Мы, видя друг друга, каждый раз улыбались приязненно: как же! Ровесники! В девятисотом родились!
И вот в сороковом году, накануне нового рубежа нашего века, мне пришла в голову странная идея: если существуют мои одногодки, то должны же существовать а "однодневки". Те, кто появился на свет в один день сo мной. Должны или не должны?
Есть полезнейшая, хотя порою немного жутковатая, наука – статистика. Стоило обратиться к ней с вопросом, она ответила с совершенной точностью: "Милый, не заносись со своей исключительностью! Ничего в тебе исключительного нет. В один день с тобою, согласно данным о рождаемости, на территории Европейской части тогдашней Российской империи "разверзли ложе сна" своих матерей столько-то – ну, скажем, две тысячи двести – мальчишек и девчонок. Данных по Сибири и Дальнему Востоку у нас для того времени нет…"
Две тысячи двести абсолютных сверстников! Вот это да! А много ли среди них пришлось на Санкт-Петербург? С этим дело оказалось проще: данные по столице были более точными. В Санкт-Петербурге в среду 27 января 1900 года закричали "ува-ува", засучили ножками, стали беззубыми ртами ловить воздух первой своей зимы сто пятьдесят семь младенцев, и я в том числе.
9 Смотреть ответы Добавь ответ +10 баллов
Ответы 9
1) Вечером было темно.
2) В комнате темно, только свет луны пробивался едва-едва.
3) На улице морозно, но ветра не было.
4) Утро было морозно.
5) На душе у меня было светло и радостно.
6) К этому часу стало совсем светло.
7) Все присутствующие радостно улыбались.
8) На востоке небо еще светло.
9) В саду было совсем тихо.
10) Малыш говорил тихо, оглядываясь по сторонам.
***Предложения, где сказуемые выражены словами категории состоянии: 1, 2 (в 1-м простом), 3 (в 1-м простом), 5, 6, 9.
Все слова, что выделены жирным жрифтом, но не подчеркнуты, - сказуемые===
обследовали, нашли- сказуемое
песни, стихи, романсы, Московский Кремль- дополнение
англ., нем., франц.-определение
Тася и Волошин-подлежащее
ложка из серебра
говорить с радостью
слушать с вниманием
бегают-выражено глаголом, простое глагольное, односоставное,неопред.-личное
пахнет-выражено глаголом, простое глагольное,односоставное, безличное
Москва, палаты-выражены сущ., односоставное, назывное
будем служить-выражено глаголом, составное глагольное, односоставное, определенно-личное
не хватает-выражено глаголом, простое глагольное,односоставное, безличное
установились дни-выражены сущ. и глаг., двусоставное,установились- простое глагольное
рассвело-выражено глаголом, простое глагольное,односоставное, безличное
Сообщили-выражено глаголом, простое глагольное, односоставное,неопред.-личное
нет-частица, в данном случае глагол, простое глагоольное, односоставное, безличное
Б)Книга в счастье украшает а в несчастье утешает.
В жаркое лето и наступила осень.
Мама ласково посмотрела на меня и сказала мне, чтобы я помыла посуду
отец спросил меня , выходя из кухни, что не видел ли я случайно ключей от машины
Что Каникулы начались, восклицала Маша и бежала по коридору.
Билет №20
1. Данные слова с приложениями пишутся так:
город-герой, девочки-подростки, гражданин Иванов,
Москва-река, город Киев, озеро Байкал, колхозники-новаторы,
гриб подосиновик, брат Петя, Иван-царевич.
2. Согласованные определения + чем выражены:
1) своя (притяж. мест.), золотая (прилаг.), несбывшаяся (прич.). – необособленные.
2) квадратный, широкоплечий (прилаг.) – однородные обособленные нераспространенные.
5) тёмные, тёплые (прилаг.) – однор. обособл. нераспр.
Несогласованные определения + чем выражены:
1) стать столяром (н.ф. гл.+сущ.) – обособленное.
2) с огромной кудрявой головой (сущ. с завис. словами) – обособленное.
3) в плаще (сущ. в предложно-падежной форме) – обособленное;
верхом на вороной лошади (нареч. с завис. словами) – обособленное.
4) вся в новогодних гирляндах (определит. местоим. с завис. словами) – обособленное.
5) с лиловыми тучами (сущ. с завис. словом) – обособленное.
Билет №21
1. Вставлены пропущенные буквы + условия выбора.
(*В форме вр. будет тот же суффикс, что и в инфинитиве.
Для -ова-/-ева, -ыва-/ива-: поставить глагол в 1-е л. наст./буд. вр.
Если суффикс меняется на суффикс -У-, то надо -ОВА-/-ЕВА-).
растаЯл (растаЯть)
использОвали (использУю)
примерИвался (примерИВАюсь)
захватЫвала (захватЫВАю)
увидЕл (увидЕть)
записЫвала (записЫВАю)
переоборудОвать (переоборудУю)
укладЫваться (укладЫВАюсь)
разбрасЫвать (разбрасЫВАю)
рассматрИвать (рассматрИВАю)
2. Односоставные предложения:
1) Не всякий гриб в лукошко КЛАДУТ. (неопр.-личн.)
2) К вечеру ПОХОЛОДАЛО. (безличное)
6) Во всём ДОВЕРЬСЯ высокой совести своей. (опред.-личн.)
8) Мне НЕ СПАЛОСЬ. (неопр.-личн.)
9) НЕ ПОЗВОЛЯЙ душе лениться! (крылатое выр., обобщ.-личн.)
12) Что СТОИШЬ, качаясь, тонкая рябина? (опред.-личн.)
14) На морозном воздухе ТРУДНО ДЫШАТЬ. (неопр.-личн.)
Двусоставные предложения:
3) СЕНО ПАХНЕТ над лугами.
4) Утренний СОН СЛАДОК.
5) СОЛНЦЕ словно ЗАЖГЛО осенний лес.
7) Трое суток НЕ СМОЛКАЛА БУРЯ.
10) КЛЮКВА – болотная ЯГОДА.
11) Чуть ТЯНЕТ морозный утренний ВЕТЕРОК.
13) За окном ВИДНЕЛОСЬ уже вспаханное ПОЛЕ.
15) УЛИЦЫ завалены ЗАВАЛЕНЫ.
*грамматические основы выделены заглавным шрифтом.
Билет №22
1. Вставлены пропущенные буквы + условие выбора
(окончание в каждом слове выделено заглавным шрифтом):
в библиотекЕ – 1 скл., П. п.
на опушкЕ – 1 скл., П. п.
на небосклонЕ – 2 скл., П. п.
на местностИ – 3 скл., П. п.
в КарелиИ – (сущ. на -ия, П. п.)
без задней мыслИ – 3 скл., Р. п.
отойти от берёзкИ – 1 скл., Р. п.
ошибиться в заданиИ – (2 скл., но сущ. на -ие, П. п.)
идти по аллеЕ – 1 скл., Д. п.
уступать в скоростИ – 3 скл., П. п.
2. Предложение с составным именным сказуемым:
4) С пригорка БЫЛА ВИДНА вся деревня. (гл.-связка + кр. прилаг.)
Билет №23
1. НН в суффиксах данных наречий
(пишется столько Н, сколько и в прилагательном или причастии,
от которого наречие образовано):
медлеННо, неожидаННо, таинствеННо, мыслеННо, отчаяННо, испугаННо, нечаяННо, несказаННо, постояННо, непремеННо.
2. Вставлены пропущенные буквы + объяснение
(*грамматические основы выделены ЗАГЛАВНЫМ ШРИФТОМ).
ЧЕТВЕРО ГРЕБЦОВ слаженно РАБОТАЛИ вёслами.
(активность лиц, мн. ч.)
БРАТ с сестрой ОТПРАВИТСЯ на дачу на электричке.
(по контексту, возможны и ед.ч., и мн.ч.; если мн.ч., то подлеж. БРАТ С СЕСТРОЙ)
РЯД ДОМОВ СТОЯЛ в конце деревни.
(собират. сущ., подлеж. обозначает неодуш. предметы)
ТРИ КНИГИ ЛЕЖАЛИ на полке.
(числит. три требует мн.ч.)
В ряду СТОЯЛА ТЫСЯЧА КНИГ.
(числит. тысяча – ед.ч., ж. р.)
На предприятии РАБОТАЛА ГНИ (Государственная налоговая инспекция).
(ед.ч., ж. р. по корневому слову инспекция)
ДВОЕ уже ОБОГНАЛИ меня.
(активность лиц, мн.ч.)
Билет №24
1. Так пишутся данные существительные с НЕ:
не друг, а враг
не заяц
нелепость
далеко не красавица
неистовство
нелепость
неожиданность
вовсе не победитель
совсем не художник
не книга
2. Предложение с простым глагольным сказуемым
4) В воздухе густо ПАХЛО смолой. (глагол в изъявит. накл.)
Билет №25
1. Слитно, раздельно, через дефис + часть речи:
лесопильного, черно-свинцовые – прилагательные
в одиночку, досуха, во-первых, по-моему – наречия
некто, что-то, какое-то – неопределенные местоимения
кое-где – неопределенное местоименное наречие
2. Типы сказуемых
- простые глагольные: 2, 8
2) будет
8) пахло
- составные глагольные: 1, 3, 8
1) начинало ронять
3) должна была пройти
6) принялся объяснять
- составные именные: 4, 5, 7
4) была видна
5) заминированы
7) оказались правильными
Издание 1990 года. Сохранность хорошая.
Главы из книги известного ленинградского писателя, блестящего знатока и летописца города на Неве, доносят до нас живые и яркие картины жизни Петербурга в начале XX века.
Содержит фотоиллюстрации. Показать
Очень мне нравится, как писал этот автор, и давно хотела прочитать именно эту книгу, так как и сама его землячка.
Лев Успенский родился в 1900 году, а книгу написал в 1970 г. И его история попадает примерно в указанный период. Интересно было читать о дореволюционном Петербурге и революционном Петрограде от очевидца событий, а не от историков, которые копаются в отредактированных источниках. Конечно, в книгу попал и блокадный Ленинград, но у Успенского его совсем мало, лучше почитать другие источники, мне опять же интересно было читать на эту тему дневники очевидцев.
Рекомендую любителям истории, Петербурга, просто интересных историй из прошлой жизни.
Лев Успенский - ровесник века: рожденный в 1900-м году, он видел 3 революции, видел 3 и прошел 2 войны. И "сейчас", на момент написания книги, а это конец 1960-х, удивляется новому городу, отстроенному, перестроенному, застроенному. Создается намыв на Васильевском острове, где планируется возвести современный жилой квартал - и в то же время по дороге из Мартышкино в Ораниенбаум, спустя четверть века после Великой Отечественной, литератор натыкается на неубранный с войны наблюдательный пункт, на который, скорее всего, он иногда взбирался в 1941-м, чтобы глянуть на позиции неприятеля.
Писатель пытался больше передать свои ощущения от того времени, чем запечатлеть конкретные факты и события. Февральской и Октябрьской революциям в книге отведена большая часть страниц: чувствовал ли сам Лев и его ровесники, приятели, что происходит что-то историческое, грандиозное? Конечно, трудно было не почувствовать, посколько город буквально кипел боевым настроением. Сам Лев, гуляя вечером 25 октября 1917 года в непосредственной близости от Дворцовой площади, тем не менее не стал свидетелем переворота, хотя вполне мог бы - чувство было, но предвидения нет. Зато оглушение от залпа Авроры он запомнил на всю жизнь. Полстолетия спустя он сетует на то, что не почувствовал "историю", не остался на Дворцовой, хотя мог бы. Хороший вышел бы рассказ наверняка: вышел гулять при монархе, пришел домой при власти народа.
Писатель очень любит свой город, и у него хорошо получается передать это через книгу, причем любит довольно наблюдательно, внимательно, с архитектурными "любимчиками" и искренним сетованием по поводу безалаберного истребления исторического наследния города. По последнему пункту: это он еще не знает, как сегодня, 50 лет спустя, решаются вопросы неудобно исторически застроенных площадей: бензин, спичка - и можно строить, выгрузив исторические обгорелые бревна на свалку.
Книга приятно читается, хотя мне было немного скучновато на центральных, октябрьских, главах, поскольку довольно много автор однообразно оправдывался, объясняя, почему ему не удалось лично засвидетельствовать свержение монархии. Интересные и волнующие получились главы про блокаду Ленинграда: каждый персонаж, от зяблика в клетке в заводском цеху до командира бронепоезда на Ораниенбаумском пятачке, харАктерные и внесли свою - великую - дань в дело освобождения Родины от тех, кто на нее посягнул.
Лев Успенский - Записки старого петербуржца краткое содержание
Записки старого петербуржца - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Забавная история? По-моему – забавная! И она тем более убеждает меня в правильности моего отношения к обитателям великого музея скульптуры – Ленинграда. К его мраморному и металлическому населению. Они – по-своему живые. Они живут рядом с нами. И спасибо им за это.
ИМЕНИ БАРМАЛЕЯ?
Года два-три назад я ехал в автобусе по Большому проспекту Петроградской стороны.
Молодая мама с пятилетней дочкой встала, чтобы выйти на ближайшей остановке.
Водитель громко объявил по радио:
– Сле-дую-щая оста-нов-ка Бар-ма-леева улица!
И тотчас же прозвенел перепуганный голосенок де вочки:
– Мамочка, не надо тут сходить! Я – боюсь!
– Что ты, Таточка, чего ты боишься?
В вагоне засмеялись, а у меня – топонимиста – сразу же зашевелился в голове вопрос: "А почему, собственно, такое название?? Почему улицу назвали Бармалеевой? Не потому ведь, что есть созданный К. И. Чуковским страшный разбойник Бармалей? Или, наоборот: как пришло в голову Корнею Чуковскому так окрестить своего крайне отрицательного героя, если в Ленинграде на Петроградской стороне еще с петербургских времен существует Бармалеева улица? Улица имени Бармалея. "
Вернувшись домой, я записал "проблему" на карточку и установил карточку на подобающее ей место в картотеке, в разделе "вопросы". Она оказалась тут недалеко от другой, однотипной, с записью: "Как возникло в голове Алексея (Николаевича) Толстого имя злой крысы в "Золотом ключике"? Крысу зовут Шушара, а между Ленинградом и Пушкином, где много лет жил Толстой, искони веков существует деревушка, а затем и железнодорожный полустанок, Шушары… Какая между этими двумя именами связь?"
Долгое время секрет Бармалея оставался в рубрике "нерешенное". Собственно, в принципе топоним "Бармалеева" не составлял особой тайны. В Ленинграде бесчисленное множество проездов, переулков, городских урочищ носят названия, произведенные от имен и фамилий (а порою – прозвищ) их давних владельцев или первых насельников. В частности, многие улочки Петроградской стороны именованы именно так; различие между ними главным образом в том, кто являлся "эпонимом", крестным отцом той или другой из них.
В одних случаях у них явно аристократическое происхождение: Белосельский проспект на Крестовском несомненно был связан с фамилией князей Белозерских-Белосельских. Им же обязана своим названием и соседняя Эсперова улица, названная в честь одного из этих князей, имевших тут земельные владения (звали его Эспером); дореволюционный Дункин переулок, может быть, восходит к родовитой фамилии шотландских выходцев Дункан, владевших некогда участками у нынешней мечети и у давно снесенного деревянного цирка "Модерн" [58]. В других – и таких несравненно больше – названия возникали по именам куда менее славных владетелей – купчиков, городских мещан, почетных граждан, фабрикантов, собственников земель на захолустной, еще в начале XX века имевшей полудачный, усадебный характер, Петербургской стороне. Из этих лиц весьма многие владели тут, может быть, еще в старых "слободах" – Зелейной, Ружейной, Пушкарской – не чем-либо другим, а кабаками, трактирами: народ имел давно установившееся обыкновение нарекать улицу, примечать ее либо по храму божию, либо по злачному месту – кабаку. Рядом с Введенской (по церкви Введения), Матвеевской (на которой стояла Матвеевская церковь), Церковной (к ней примыкал северной частью здания Князь-Владимирский собор) появились многочисленные Плуталовы, Шамшевы, Полозовы, а вероятно, и Бармалеева улица.
Таким образом, ее основу, несомненно, составляет личное имя – фамилия Бармалеев или прозвище Бармалей. Но как только вы по архивным ли данным, путем ли чисто теоретического анализа слова – дойдете до этой гипотезы, становится ясным, что это – не окончательное решение проблемы, ибо откуда могли взяться и такая фамилия и такое имя? Что они-то значат?
Тайной в квадрате оставалось происхождение этого же имени в славной на протяжении нескольких поколений между малыми детьми и их родителями сказке Корнея Чуковского.
Довольно долго я как-то не рисковал в этом последнем случае пойти по наиболее простому и прямому пути: попросить объяснения у самого автора. Это казалось не вполне удобным: каждый сказочник имеет полнейшее право выдумывать какие угодно клички и прозвания своим персонажам и чуть не обязан докладывать читателям, почему он остановился на таком-то из них…
Но топонимисты (и я в том числе; можно это распространить шире – все коллекционеры) – люди одержимые; в этой одержимости мы способны на все.
Я написал Корнею Ивановичу письмо. Написал, отправил, но полагал, что, всего вернее, он любезно ответит мне: "Да знаете, как-то так, без особых задних мыслей… Пришло в голову устрашающее имя, и назвал злодея Бар-ма-ле-ем…"
Но еще прежде чем мое письмо попало к адресату, мне случилось самому побывать у него. И вот тут-то, в Москве, в Барвихе, я выслушал от него такую преинтересную историю.
В далекие времена (не скажу – до революции или в первые годы ее)
Корней Чуковский и художник Мстислав Добужинский гуляли однажды по городу. Они забрели на Петербургскую сторону, им не слишком известную, и на углу узешенького проулка увидели надпись: "Бармалеева улица".
Художник Добужинский был человек любознательный. Он потребовал от литератора Чуковского объяснения этого названия. "Если улица – чья? – Бармалеева, значит был – кто? – Бармалей", – резонно утверждал он и желал узнать, кто это – Бармалей, почему он Бармалей и по какой причине в его честь назвали улицу?
Прикинув возможности, Корней Иванович выдвинул такую гипотезу. Легко могло случиться, что в XVIII, скажем, веке в Санкт-Петербург переехал из Англии человек, носивший довольно обычную для выходцев из этой страны фамилию Бромлей. Он мог оказаться тут в качестве какого-нибудь заморского галантного умельца – ну хотя бы в качестве придворного цирюльника, кондитера, еще кого-либо. Носители этой фамилии в России были известны. Один из них свободно мог приобрести землю на Петроградской, построить тут дом или дома вдоль какого-нибудь незначительного и пустого прогона или вдоль дороги… Получившуюся так улицу могли прозвать Бромлеевой. Но ведь вот переделали же название "Холлидэев остров" в "остров Голодай". Могли "перестроить" и Бромлееву улицу в Бармалееву. При переходе имен из языка в язык и не то еще случается.
Казалось бы, объяснение получилось не хуже, чем любое другое. Но Мстислав Валерианович Добужинский возмутился:
– Не хочу! – решительно запротестовал он. – Не хочу ни парикмахеров, ни парфюмеров! Я сам знаю, кто был Бармалей. Это был – страшный разбойник. Вот такой.
Читайте также: