Сочинение на тему голод

Обновлено: 04.07.2024

У каждого из нас, переживших войну, свои воспоминания о голоде,
и каждый по-своему его оценивает и переживает. Голод и нищета у
каждого из нас остались в памяти до последнего вздоха. И, сейчас,
об этом больно и тяжело вспоминать. Но напоминать об этом, нашим
потомкам надо, чтобы не черствели их души. Чтобы знали, что жизнь
без этих чудовищных явлений надо ценить, беречь и за неё надо бороться.
Казахстан, это укрытие от фашистов, от фронта, от бомбёжки, но не
от голода. Голод подбирается постепенно, замедленно. Это когда
ложишься спать, а уснуть не можешь, сосёт под ложечкой. Это, когда
по утрам нет силы, встать с постели. Это когда своими маленькими
ручонками обнимаешь талию указательными и большими пальцами и
они касаются друг друга. Это, наконец, когда есть позывы в туалет и
при всех потугах ничего не получается. Это уже конец. Но хочется жить.
Надо искать еду. И мы, дети её находили.
Мы в деревне съели всех воробышек, кроме тех которые несли нам
крохотные яйца. Мы знали все воробьиные гнезда и ежедневно
собирали дань. Запомнились мне гнезда в колодцах. Колодцы были
выложены круглыми шахтами из булыжников и камней, среди которых
были ниши с гнездами. Мы спускались вглубь шахты и собирали яйца
в кепку. Для нас, ребятишек 7 – 10 лет это был подвиг. Было страшно
смотреть вниз, но голод гнал. Вокруг колодца тебя ждала ватага из
братьев и сестер младших по возрасту. Сейчас трудно даже представить
эти крохотульки, вареными или жареными, но это так. Это была
борьба за выживание.
Другой источник для выживания были суслики. Нам повезло, что на
бывших полях их развелось достаточно много. Довольно часто, после
сбора яиц, мы выходили в степь. За сусликами. Со временем была
отработана технология. Малыши выходили в степь, высматривали
сусликов, загоняли в норы и караулили, чтобы те не сбежали. Ребята
постарше подносили воду. Вода была далеко так, что приходилось
наполнять по полведра и цепью, за каждое ведро с двух сторон несли.
Это был тяжелый малопроизводительный труд загонять сусликов в
норы, таскать воду, отливать норы и вылавливать мокрых с выпученными
глазками зверьков, но мы должны это делать, чтобы поесть. Мы хотели
есть. Усталые, измученные тяжелым трудом и палящим солнцем мы
возвращались домой и только к вечеру грызли сухо обжаренные косточки.
Иной раз, это было не часто, нас, мальчишек приглашали в степь
заработать, где паслись артельные овцы. Нам ставилась задача помогать
охранять стадо от волков. В то лето в Казахстане развелось много волков.
Они наносили ощутимый ущерб. Мальчишки окружали стадо, чтобы
овцы не разбегались. Кругом степь, ковыль. И вот в этом солнцепеке и
появлялись волки. Жуть! Мороз по коже, но мы же будущие мужчины
бояться не должны, и мы скрывали свой страх. Мы поднимали крик,
начинали стучать в железные банки, собирать в нужном направлении
взрослых, травить собак. Однако, волки иногда достигали своей цели.
Волки таскали ягнят. Было очень страшно, да и ягнят жалко. Сами мы-то
голодные. Оставалось только смотреть вслед убегающей стае, уносящей
закинутого на спину ягненка. Иногда удавалось отстоять ягнят, и волки
задирали зарвавшуюся собаку и уходили. Наблюдать за этими
сражениями было довольно страшно, но мы, дети, были свидетелями
этих трагедий.
За наш труд, проведённый в страхе и на солнцепеке, нам наливали в
железную консервную баночку молока один раз в день. Больше нельзя.
Из остального сдоенного молока делали брынзу для фронта.
Каждая кружка молока была на учете.
Так мы, дети, добывали себе пропитание. Других источников еды у
нас не было. Война научила нас выживать, не бояться трудностей,
находить выход из безвыходной ситуации и работать. Только совместный
труд, забота друг о друге, нам обеспечили и сохранили жизнь.

Зашла на ВАШУ страницу, хотя вижу, вся она на во-
енную тему. Очень уже давно сказала себе---о войне не
читаю, не смотрю, не слушаю. Хватит, нет больше сил. Вы
пишете о чувстве голода, а мы с сестрой в блокаду даже
этого чувства уже не испытывали, ничего не хотели, только
спать, ходить уже не могли. В 41-ом мне было 4 года. Папа умер от голода прямо на рабочем месте в конструк-
торском бюро. Мама(врач) каждый день ходила на вызовы к
умирающим. Эвакуировались еле живые.
Читаю ВАС и не знаю, что легче---уже нчего не хотеть или
испытывать такое мучительное чувство? К счастью, в эваку-
ации (Ирк. обл.) мы жили уже полегче, чем Вы описываете.
Вашу страницу я дочитаю, но больше---ничего никогда.
Спасибо. С уважением. И.Н.

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Что такое голод? Л. В. Пожедаева поднимает и освещает эту проблему.

Чтобы ответить на этот вопрос, автор рассказывает о том, как трудно было выживать зимой в Ленинграде.

В центре повествования произведения находится девочка, которая столкнулась с голодом во время блокады. Она рассказывает о том, что её тревожит: о голосе Левитана, о маме с папой, об ожидании окончания войны.

Но в конечном итоге все её мысли уходят на второй план, потому что она вспоминает о своем пренебрежительном отношении к хлебу до войны (предложение 17).

Из этого можно сделать вывод, что до блокады пищу воспринимали как должное. Отсутствовал такой дефицит в еде. Хлеб не был настолько ценен, поэтому главная героиня бросала его на пол. Таким образом она показывала, что ей нравится, а что нет. Но с наступлением войны девочка лишилась привилегии выбора, потому что его у неё не стало из-за недостатка пищи.

Отношение к хлебу до и во время блокады понятно. А как же люди рассуждали о еде в послевоенные годы?

Например, главная героиня вспоминает, что говорила её мама (предложения 38, 39). Из её слов можно понять, насколько страшен был голод. Человек готов был обречь себя на жизнь в нищете, только был бы хлеб.

Следовательно, становится ясно, что для людей, переживших голодные военные годы, еда обретает другой смысл. Она становится самым важным, никто не хочет заново переживать время, когда даже хлеба становится мало.

Позиция автора очевидна: голод — самое страшное, что может случиться с человеком.

Я полностью согласен с автором и тоже считаю, что голод — чудовищная пытка, которая доводит человека до состояния, когда он уже не осознает, что съедобно, а что нет. Люди лишаются рассудка, становятся больше похожи на диких зверей.

Чтобы подтвердить свою мысль, вспомним о фактах , которые происходили во время 872 дней блокады Ленинграда. Люди ели абсолютно все: деревья, собак, кошек, крыс, делали желе из кожаных вещей, доходило даже до случаев каннибализма. То есть человек не может выдержать пытку голодом, рано или поздно он теряет рассудок. Вместе с ним и все то, что делало из него разумное существо.

Таким образом, голод — это ужас и боль, доводящий людей до состояния безумия. Горе тому, на чью душу выпадет такое испытания. И мне понятно, почему Пожедаева пишет с таким ужасом о том мрачном времени голода во время войны.

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Я не спорю с ним, так как он больше меня видел в этой жизни, да и большее пережил. Но про себя думаю, что обращение к прошлому позволяет лучше понять себя в настоящем и создать задел для будущего.

У меня были родители, и я вырос в средней советской семье в собственной комнате частного дома с богатым садом, виноградником и огородом. Я не видел послевоенного детдома, драк из-за куска хлеба, и мой голод не годится в жалкие подмётки старшему поколению. Я помню, как поучала меня мама относиться бережно к куску хлеба, хотя он у нас регулярно черствел, им кормили кур и свиней и добавляли в брагу. В детстве я мечтал похудеть, чтобы быстрее бежать и, увлекшись Брэгом, сознательно устраивал голодовки. Двадцать четыре часа, тридцать шесть, в планах было неделя, но вовремя остановился.

В 70-х голода уже не было. Наша многодетная семья содержала свиней, кур, нутрий, вела приусадебное хозяйство. Мама с отчимом работали в одном продуктовом, каждый вечер я относил сумки из магазина, и мы были обеспечены дефицитами и деликатесами. Отчим любил ловить рыбу, жарить шашлык, коптить и учил меня, как охотиться на голубей из воздушного ружья, а потом готовить их на огне. На зиму мы засыпали в погреб пол тонны картошки и ставили три-четыре бочки разномастных солений.

Прабабушка по отчиму Харитина рассказывала, как в 30-х увезла детей с Украины в азербайджанский Хачмас, где смогла прокормить их бОльшую часть. Лишь через сорок лет выросшие дети забрали её обратно, так как векторы снабжения поменялись. Мне кажется, что она как никто другой, по-настоящему любила хлеб, и на столе никогда не оставляла крошек. Да и готовила она почти безотходно. А так как она больше никто не чистил картошку. Запомнились её пирожки из лебеды. Это не привычные вареники с вишней, но мною они ценились на порядок выше. Она учила меня, как правильно выбирать побеги, как их срезать и как готовить пресное тесто. В ту пору не говорили о голодном прошлом, даже в кругу семьи. Так жило большинство, и кичиться было нечем.

На первое января я ходил по квартирам и засевал словами, которым научила меня Харитина, и они живут со мной по сей день:

А в поле-поле сам плужок ходив

А за тим плужком сам Господь ходив

Дiва Мария ийсти носила

Ийсти носила, Бога просила

Ой, роди, Боже, жито-пшеницю

Жито-пшеницю всяку пашницю.

Меня одаривали деньгами, конфетами и прочими сладостями.

В конце 80-х я ушел солдатом в армию. В первую неделю похудел на пять килограмм. Кормили скудно и хуже чем мы дома собак и свиней. При этом действовало ограничение времени на прием пищи. И наказание. За вынос рафинада и кусков хлеба в карманах галифе полагался наряд или удар от старшины в грудь. Запомнилась харьковская мороженая рябина, по вкусу напоминавшая изюм. Я научился делать свой первый десерт — каряк. Это сливочное масло, яичный желток и сахар, который соединял вместе и смаковал с чаем почти три года. В армии я оценил и полюбил сало, и понял, что кроме себя самого, никто лучше о мне не позаботиться.

Мама часто вспоминает, как приезжала ко мне в Питер на пару-тройку дней, чтобы соприкоснуться с театром и музеями. А в съемной квартире, на кухонных полках было шаром покати. Лишь в холодильнике засохшая мультизерновая каша из остатков гречи, риса и пшена. В курсантские годы я долго соприкасался с голодом. Можно конечно было стать на довольствие в столовой, но после второго курса гордость и дефицит времени не позволяли. Помимо учебы и службы хотелось тренироваться, а также надо было работать и расти.

Это отрезвило, и я выписал из Новосибирска книги о вкусной и здоровой пище, чтобы научиться готовить из того, что выдает Родина на паек. Это было увлекательно и спасало от продуктовой тоски, так как несвоевременно выдаваемого денежного довольствия офицера хватало максимум на неделю скудного питания. Остальные три недели проходили в долг под запись в амбарную книгу владельца магазина.

Я адаптировался к жизни там, и за выполнение прыжковой программы мы начисляли дополнительные банки тушенки, сгущенки и сливочного масла. Я ставил капельницы, ходил по квартирам, а за детоксы меня вознаграждали, кто чем мог. Вареньем, квашеной капустой, рыбой, дичью или добрым словом.

На дивизионных построениях нас пугали. Сначала показали три трупа с отрезанными головами. Замполит дивизии толкнул речь, что их пригласили на обед, и они продали жизнь за желание быть сытыми. Потом устроили показательный суд над солдатами, которые поменяли боеприпасы на шоколадки, сгущенку, сигареты и магнитофон, где в качестве покупателя выступал переодетый оперативник. Наш комбат любил повторять, что это вам не американская армия, где на завтрак дают клубнику со сливками и ценность человека определяется не сытостью желудка. Я знал, что ему готовят не из общего котла и в офицерской столовой мы его застали только единожды, в самый первый день, когда еще только разворачивали палатки для жизни.

А потом был снова Питер и затем Москва. Постулат о том, что в Большом городе можно не бояться голода, опять подтвердился, и почти пятнадцать лет прошли беззаботно. До 2020-го, и до того момента, когда объявили локдаун. Ввели школьные и детсадовские пайки, а магазинные полки напомнили о 90-х. Я тоже поддался мобилизационной панике и покупал тушенку, сникерсы, макароны и масло. Но вспомнилось прошлое, и я понял, что хуже уже не будет.

*Когда постоянно вспоминаешь о прошлом, — стареешь. Еще рано тебе записываться в деды (перевод с укр.).

Роман, написанный от первого лица, отчасти носит автобиографический характер, он воскрешает события 1886 года в Христиании (нынешний Осло), когда Гамсун находился на пороге голодной смерти.

Рассказчик ютится в жалкой каморке на чердаке, его постоянно терзают муки голода. Начинающий литератор пытается зарабатывать, пристраивая в газеты свои статьи, заметки, фельетоны, но для жизни этого мало, и он впадает в полную нищету. Он тоскливо размышляет о том, как медленно

Кажется, единственный выход – подыскать постоянный заработок, и он принимается изучать объявления в газетах о найме на работу. Но для того, чтобы занять место кассира, требуется внести залог, а денег нет, в пожарники же его не берут, поскольку он носит очки.

Герой испытывает слабость, головокружение, тошноту. Хронический голод вызывает перевозбуждение. Он взвинчен, нервозен и раздражителен. Днем он предпочитает проводить время в парке – там он обдумывает темы будущих работ, делает наброски.

Странные мысли, слова, образы, фантастические картины проносятся в его мозгу.

поочередно отдал в залог все, что у него было, – все хозяйственные домашние мелочи, все книги до одной. Когда проводятся аукционы, он развлекает себя тем, что следит, в чьи руки переходят его вещи, и если им достается хороший хозяин, ощущает удовлетворение.

Тяжелый затяжной голод вызывает неадекватное поведение героя, часто он поступает вопреки житейским нормам. Следуя внезапному порыву, он отдает ростовщику свой жилет, а деньги вручает нищему калеке, и одинокий, голодающий продолжает бродить среди массы сытых людей, остро чувствуя полное пренебрежение окружающих.

Голод мучает его постоянно, и чтобы заглушить его, он то жует щепку или оторванный от куртки карман, то сосет камешек или подбирает почерневшую апельсиновую корку. На глаза попадается объявление, что есть место счетовода у торговца, но снова неудача.

Размышляя о преследующих его злоключениях, герой задается вопросом, почему же именно его избрал Бог для своих упражнений, и приходит к неутешительному выводу: видимо, попросту решил погубить.

Нечем заплатить за квартиру, нависла опасность оказаться на улице. Надо написать статью, на этот раз ее обязательно примут – подбадривает он себя, а получив деньги, можно будет хоть как-то продержаться. Но, как нарочно, работа не двигается, нужные слова не приходят. Но вот наконец найдена удачная фраза, а дальше только успевай записывать.

Наутро готово пятнадцать страниц, он испытывает своеобразную эйфорию – обманчивый подъем сил. Герой с трепетом ожидает отзыва – что, если статья покажется посредственной.

Долгожданного гонорара хватает ненадолго. Квартирная хозяйка рекомендует подыскать другое жилье, он вынужден провести ночь в лесу. Приходит мысль отдать старьевщику одеяло, которое некогда одолжил у приятеля, – единственное свое оставшееся достояние, но тот отказывается. Поскольку герой вынужден повсюду носить одеяло с собой, он заходит в магазин и просит приказчика запаковать его в бумагу, якобы внутри две дорогие вазы, предназначенные к пересылке.

Встретив с этим свертком на улице знакомого, уверяет его, что получил хорошее место и купил ткани на костюм, нужно же приодеться. Подобные встречи выбивают его из колеи, сознавая, сколь жалок его вид, он страдает от унизительности своего положения.

Голод становится вечным спутником, физические мучения вызывают отчаяние, гнев, озлобленность. Безуспешными оказываются все попытки раздобыть хоть немного денег. Почти на грани голодного обморока герой раздумывает, не зайти ли в булочную и попросить хлеба.

Потом он выпрашивает у мясника кость, якобы для собаки, и, свернув в глухой переулок, пробует глодать ее, обливаясь слезами.

Однажды приходится даже искать ночлега в полицейском участке под вымышленным предлогом, что засиделся в кофейне и потерял ключи от квартиры. Герой проводит в любезно предоставленной ему отдельной камере ужасную ночь, сознавая, что к нему подступает безумие. Утром он с досадой наблюдает, как задержанным раздают талоны на питание, ему-то, к сожалению, не дадут, ведь накануне, не желая, чтобы в нем видели бездомного бродягу, он представился стражам порядка журналистом.

Герой размышляет о вопросах морали: сейчас бы он безо всякого зазрения совести присвоил потерянный школьницей на улице кошелек или подобрал бы монетку, оброненную бедной вдовой, будь она у нее даже единственной.

На улице он сталкивается с редактором газеты, который из сочувствия дает ему некоторую сумму денег в счет будущего гонорара. Это помогает герою вновь обрести крышу над головой, снять жалкую, грязную “комнату для приезжих”. В нерешительности он приходит в лавку за свечой, которую намеревается попросить в долг.

Он напряженно работает дни и ночи напролет. Приказчик же по ошибке вместе со свечой вручает ему еще сдачу. Не веря неожиданной удаче, нищий литератор спешит покинуть лавку, но его мучает стыд, и он отдает деньги уличной торговке пирожками, весьма озадачив старуху.

Спустя некоторое время герой решает покаяться приказчику в содеянном, но не встречает понимания, его принимают за помешанного. Шатаясь от голода, он находит торговку пирожками, рассчитывая хоть немного подкрепиться – ведь он однажды сделал для нее доброе дело и вправе рассчитывать на отзывчивость, – но старуха с руганью отгоняет его, отнимает пирожки.

Однажды герой встречает в парке двух женщин и увязывается за ними, при этом ведет себя нахально, назойливо и довольно глупо. Фантазии по поводу возможного романа, как всегда, заводят его весьма далеко, но, к его удивлению, история эта имеет продолжение. Он называет незнакомку Илаяли – бессмысленным, музыкально звучащим именем, передающим ее обаяние и загадочность.

Но их отношениям не суждено развиться, они не могут преодолеть разобщенности.

И снова нищенское, голодное существование, перепады настроения, привычная замкнутость на себе, своих мыслях, ощущениях, переживаниях, неудовлетворенная потребность в естественных человеческих взаимоотношениях.

Решив, что необходимо кардинальным образом изменить жизнь, герой поступает матросом на корабль.

Читайте также: