Образ города в поэзии серебряного века сочинение
Обновлено: 02.07.2024
Образ Петербурга оставил глубокий след в русской литературе. Во все времена он привлекал многих наших писателей и художников своей неповторимостью и противоречивостью. Больше всего упоминаний о нем можно встретить в произведениях прозаиков XIX века.
Петербург — город контрастов. Для одних литераторов это место собрания униженных и оскорбленных, для других объединение светского общества и высшей аристократии. Это город, в котором происходит противостояние мира величественных дворцов, парадных подъездов, таинственных садов грязным зловонным улицам и проспектам, где царит нищета, пьянство и распутство.
Петербург зачастую играет роль не только фона, где разворачиваются основные события произведений, но и полноценного героя, постоянно взаимодействующего с другими персонажами, и каждому предрекая свою судьбу.
Так А.С. Пушкин видит Петербург со светлой стороны, так как здесь он провёл большую часть своей жизни. В его произведениях город несёт миротворную, благословенную надежду на будущее. Для самого писателя он является отражением целой эпохи и символизирует величие Российской империи.
Для Анны Ахматовой Петербург образ, с которым связаны самые яркие переживания и жизненные впечатления. Поэтесса представляет город во всей величественной красоте. Как у Пушкина ее Петербург полон противоречий: он холодный, трагичный, жестокий, но при этом величавый и пёстрый. В нем, по ее мнению, возможна только неразделенная любовь.
У Николая Некрасова Петербург обширный и великолепный город. Здесь работали лучшие архитекторы, благодаря которым выстроены изумительные дворцы, неповторимые ансамбли, роскошные зеленые парки. В своих произведениях поэт восхвалял только непревзойдённую красоту северной столицы.
Исходя из мнений разных прозаиков, Петербург может показывать себя с совершенно разных сторон. Его образ в лирических произведениях двойственный: от блестящей столицы до несчастного города, возведенного на костях крепостных.
Петербург в русской литературе является значащим, несмотря на всю свою тёмную характеристику, несёт историческую ценность и достояние для России.
ВВЕДЕНИЕ
Таким образом, интерес к этому поистине великому городу не угасал практически с самого его возведения и до наших дней. В произведениях всех живущих здесь писателей и поэтов Северная столица становилась не только местом действия, но и равноправным действующим лицом. Актуальность нашего исследования заключается в том, чтобы сквозь призму столетий взглянуть и оценить образ Петербурга в произведениях русских писателей II половины XIX века и поэтов Серебряного века.
Цель исследования заключается в том, чтобы показать особое очарования образа Петербурга в произведениях русских поэтов и писателей как равноправное действующее лицо Северная столица. Петербург, пожалуй, самый знаменитый, необычный и противоречивый город в нашей стране. Для того чтобы достигнуть поставленной цели были поставлены следующие задачи:
Таким образом, в ходе нашего исследования мы прогуляемся по знаковым местам Петербурга и прислушаемся к эху утраченной эпохи.
Эволюция образа Петербурга в русской литературе
Город Петра в сознании русских писателей и поэтов всегда обладал особой значимостью. Петербург вошел в русскую литературу XVIII века на максимально мажорной ноте. Смысл творческой задачи авторами XVIII века виделся в том, чтобы найти оригинальные приёмы, образы сравнения для передачи понятного и близкого всем: удивления и восторга.
Сегодняшнему читателю, несомненно, бросится в глаза в стихах поэтов XVIII века, посвященных Петербургу, обилие исторических и мифологических параллелей, частые упоминания античных богов и героев. В этом сказалось стремление поэтов вписать своего “героя” в мировой культурно-исторический контекст, подчеркнуть неслучайный и в то же время чудесный характер его появления.
В художественном творчестве Гаврилы Романовича Державина Петербург — это гордая столица молодой, полной сил Империи, это город величаво простой, ясный, отмеченный изяществом вкуса своих строителей, город гармоничный, лишенный всякого трагизма.
Цельное и многообразное отражение получил образ северной столицы в творчестве Достоевского. Выдающийся исследователь петербургской темы в русской литературе Николай Павлович Анциферов отмечал, что из тридцати романов, повестей, рассказов, составляющих литературное наследие Достоевского, можно выделить двадцать, где Петербург является главным местом действия.
Петербург- город контрастов. Пышность и серость, богатство и нищета сочетаются в этом городе.
Город пышный, город бедный,
Дух неволи, стройный вид,
Свод небес зелёно – бледный,
Скука, холод и гранит…[1]
И у Пушкина, и у Достоевского картина Петербурга достоверна и объективна. У Гоголя изображение северной столицы расширяется, обрастает подробностями, образ города становится метафоричным: Невский проспект, например, олицетворяет собою двуличное существо, он живет двойной жизнью.
К образу Петербурга обращались многие писатели. Петербург как персонаж живет и действует на страницах романов Достоевского. Нередко авторы с первых же строчек информируют нас, что действие происходит, или герой живёт, или герой родился в Петербурге, как это делает, например, И.А.Гончаров. И эту деталь никак нельзя не заметить, возможно, что она вообще определяющая.
Рубрика Путешествие
Начало нового века
Повести, написанные в начале XX века, отражают один из самых драматических периодов нашей истории, связанные с народными волнениями. Страшные и ужасные (в прошлом) провинциальные города теперь все больше вызывают чувство жалости.
Образ Петербурга в произведениях русских писателей II половины XIX века и поэтов Серебряного века
Пожалуй, не было в XIX веке писателя или поэта, который не написал бы о Петербурге. Город этот стал тайной, загадкой, которую каждый пытался разгадать по-своему.
Русское искусство запечатлело сложный многопланный образ великого города в его внешнем выражении, во всём богатстве и во всей красоте его монументальных форм. Но изобразительное искусство по природе своей, не могло в полной мере воплотить чувство Петербурга как явления культурной истории и темы душевных переживаний. Зеркалом, вобравшим в себя многообразные отражения Петербурга в сознании русского общества, явилась художественная литература.
Петербург — один из “вечных образов” русской литературы. Образ этот, естественно, не оставался неизменным на протяжении двух столетий “петербургского периода” русской истории. Каждая историческая эпоха накладывала на Петербург свой отпечаток и вносила нечто новое в его понимание. Каждое поколение по-своему чувствовало Петербург.
Множество русских писателей в стихах и в прозе в той или иной мере затронули тему Петербурга. Но, если не вдаваться в частности, нужно назвать четырёх великих художников слова, для которых эта тема стала органической и в творчестве которых нашли наиболее полное и чёткое художественное воплощение главные аспекты восприятия Петербурга в разные эпохи его истории. Это — Пушкин, Гоголь, Достоевский и Блок.
К сороковым годам 19 столетия в русской литературе явно прослеживается тенденция изображение образа Петербурга в серых мрачных тонах.
Писатели второй половины XIX века вслед за Пушкиным полюбили окраины города и искали в них раскрытия еще не исследованных сторон многогранного города.
В то время, когда, казалось, совсем померк город Петра, незаметно началось возрождение в русском обществе чувства Петербурга. Достоевский открыл в городе, самом прозаическом в мире, незримый мир, полный фантастики. Образ его Петербурга чрезвычайно широк и значителен, он охватывает многие черты предшествующей эпохи образа Северной Пальмиры и предопределяет в основном и во многих деталях подход к нему Достоевского.
Достоевский подчеркивает бесхарактерность внешнего облика города:
«Вообще архитектура всего Петербурга чрезвычайно характеристична и оригинальна и всегда поражала меня именно тем, что выражает всю его бесхарактерность и безличность за все время существования. Характерного в положительном смысле, своего собственного, в нем вот разве эти деревянные гнилые домишки, еще уцелевшие даже на самых блестящих улицах, рядом с громаднейшими домами и вдруг поражающие ваш взгляд, словно куча дров возле мраморного палаццо.
Таким образом, Достоевский в новой столице видит его символ и его выражение. Ничего своего, все вывезено на кораблях, что со всех концов устремлялись к богатым пристаням. Чувство Достоевского к Петербургу многогранно и с трудом поддается анализу.
Что же касается образа Петербурга в творчестве поэтов серебряного века, у каждого поэта этого времени был свой Петербург. В сознании и творчестве Александра Блока тема и образ Петербурга играли исключительно важную роль. Для Блока Петербург был поистине “действенным” городом, сильно и глубоко действовавшим на его художественно сознание. Не будет преувеличением сказать, что Блок — наиболее “петербургский” из всех русских поэтов. И это при том, что он сравнительно скупо и бегло описывал Петербург — его площади, улицы, памятники и здания. Но всё творчество Блока проникнуто духом Петербурга, насыщено его атмосферой. Хотя Блок очень редко называет в своих стихах вещественные детали петербургского пейзажа, весь ландшафт его поэзии неотделим в нашем восприятии и представлении от этого пейзажа — от петербургских туманов, белых ночей, бледной зари, широкого течения Невы и свежего морского ветра. С громадной силой Блок сумел поэтически выразить самое чувство Петербурга.
Литературные критики девятисотых годов единодушно аттестовали Блока как “поэта города”, и не просто города, а именно Петербурга, и ещё точнее — “как гениального поэта Невского проспекта”.
Пусть в стихах Блока мы сравнительно редко встречаем конкретно-вещественные детали петербургского пейзажа, но при всём том эти стихи (и не только составляющие в собрании лирики Блока раздел “Город”) очень локальны. И в “Снежной маске”, и в “Страшном мире”, и в других лирических циклах Блока перед нами возникает цельный и сложный образ не безликого большого города, но именно Петербурга.
Используя художественные образы Петербурга, созданные его предшественниками, с помощью прямых литературных ассоциаций, А.Белый на небольшом временном романном пространстве как бы концентрирует всю историю послепетровской России, приведшей ее народ к искусственной, омертвленной бессмысленным порядком жизни.
Совершенно другой, непохожий образ города на Неве предстаёт перед нами в творчестве А. Ахматовой. С 1890 года по 1916 Анна Ахматова жила в Царском селе. Почти вся её связана с Петербургом.
Уже первая встреча с образом Петербурга в лирике Ахматовой создает впечатление о городе, который живет, заблуждается, страдает, меняется, подобно человеку; он бывает беспутен, несправедлив, жесток, но он прекрасен, душа его божественна.
Деревня как воплощение морального идеала в русской прозе и поэзии
В своих повестях Григорович описывает одно и то же время года осень. Т.е. это почти постоянный дождь, каша под ногами, низкое темное небо… в общем, сплошная депрессия. И настроение повестей такое же беды, несчастья, тяготы и тревоги… перспективы нет, горизонта нет, сплошная безнадежность и безвыходность. Люди там живут такие же унылые и серые, как и окружающий пейзаж. В повестях нет детей, следовательно, нет и указания (надежды) на какое-то будущее.
Он писал и романы о крестьянской жизни, которые не имели успеха. Также написал мемуары довольно подробные, из которых можно создать впечатление о его современниках, о его друзьях. Григорович так и не сумел выйти за рамки натуральной школы, вследствии чего и не занял приличного места в истории литературы в отличие от Тургенева, который позже заменил натурализм реализмом, описав также и внутренний мир героев.
Основные черты и значение “Серебряного века” для России
Художественная литература рубежа веков – важнейшая страничка в культурном наследии России. Идейная двойственность, многозначность были присущи не лишь художественным фронтам и течениям, однако и творчеству отдельных писателей, живописцев, композиторов. Это был период обновления различных видов и жанров художественного творчества, переосмысления, “всеобщей переоценки ценностей”, сообразно выражению М. В. Нестерова. Разноплановым было отношение к наследию революционных демократов даже в среде последовательно думающих деятелей культуры. Суровой критике со стороны почти всех художников-реалистов подвергся примат социальности в передвижничестве.
Начало XX столетия вошло в историю литературы под красивым именем “серебряного века”. На этот период пришелся великий взлет русской культуры, обогативший поэзию новыми именами. Начало “серебряного века” пришлось на 90-е годы XIX столетия, его связывают с появлением таких замечательных поэтов, как В. Брюсов, И. Анненский, К. Бальмонт. Расцветом этого периода в русской культуре считают 1915 год — время его наивысшего подъема.
Нам известны тревожные исторические события этого времени. Поэты, как и политики, пытались открыть для себя что-то новое. Политики добивались социальных перемен, поэты искали новые формы художественного отображения мира. На смену классике XIX века приходят новые литературные течения: символизм, акмеизм, футуризм.
Одним из первых альтернативных литературных течений стал символизм, объединивший таких поэтов, как К. Бальмонт, В. Брюсов, А. Белый и других. Символисты считали, что новое искусство должно передавать настроения, чувства и мысли поэта при помощи образов-символов. При этом художник познает окружающий мир не в результате раздумий, а в процессе литературного творчества — в момент ниспосланного ему свыше творческого экстаза.
Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене…
Полусонно чертят звуки
В звонко-звучной тишине…
Так описывал ощущение зарождения творческой идеи наиболее яркий представитель символизма В. Брюсов. Он сформулировал в своем творчестве идеи этого литературного направления. В стихотворении “Юному поэту” мы находим такие строки:
Юноша бледный со взором горящим,
Ныне даю я тебе три завета.
Первый прими: не живи настоящим,
Только грядущее — область поэта.
Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему, безраздумно, бесцельно.
Но эти заветы не означают, что поэт не должен видеть жизни, создавать искусство ради искусства. Это доказывает многогранная поэзия самого Брюсова, отображающая жизнь во всем ее разнообразии. Поэт находит удачное сочетание формы и содержания. Он пишет:
И я хочу, чтоб все мои мечты,
Дошедшие до слова и до света,
Нашли себе желанные черты.
Для символистов характерна сосредоточенность на внутреннем мире поэта. У К. Бальмонта, например, внешний мир существовал лишь для того, чтобы поэт мог выразить в нем свои собственные переживания:
Я ненавижу человечество,
Я от него бегу, спеша.
Мое единое отечество —
Моя пустынная душа.
Это видно и на примере следующих строк, где обращенность Бальмонта к внутреннему миру отражена не только содержанием, но и формой (частое использование местоимения “я”):
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
В поэзии К.Бальмонта можно найти отражение всех его душевных переживаний. Именно они, по мнению символистов, заслуживали особого внимания. Бальмонт старался запечатлеть в образе, в словах любое, пусть даже мимолетное, ощущение. Поэт пишет:
Я не знаю мудрости, годной для других,
Только мимолетности я влагаю в стих.
В каждой мимолетности вижу я миры,
Полные изменчивой радужной игры.
В споре с символизмом родилось новое литературное течение “серебряного века” — акмеизм. Поэты этого направления — Н.Гумилев, А.Ахматова, О.Мандельштам — отвергали тягу символизма к неизведанному, чрезмерную сосредоточенность поэта на внутреннем мире. Они проповедовали идею отображения реальной жизни, обращения поэта к тому, что можно познать. А посредством отображения реальности художник-акмеист становится причастным к ней.
И действительно, в творчестве Николая Гумилева мы находим в первую очередь отражение окружающего мира во всех его красках. В его поэзии мы находим экзотические пейзажи и обычаи Африки. Поэт глубоко проникает в мир легенд и преданий Абиссинии, Рима, Египта. Об этом говорят такие строки:
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере
Чад Изысканный бродит жираф.
Каждое стихотворение Гумилева открывает новую грань взглядов поэта, его настроений, видения мира. Например, в стихотворении “Капитаны” он предстает перед нами как певец отваги, риска, смелости. Поэт поет гимн людям, бросающим вызов судьбе и стихиям:
Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пылью затерянных хартий —
Сольто моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь.
Содержание и изысканный стиль стихов Гумилева помогают нам ощутить полноту жизни. Они являются подтверждением того, что человек сам может создать яркий, красочный мир, уйдя от серой будничности.
К миру прекрасного приобщает нас и поэзия Анны Ахматовой. Ее стихи поражают внутренней силой чувства. Поэзия Ахматовой — это и исповедь влюбленной женской души, и чувства человека, живущего всеми страстями XX века. По словам О. Мандельштама, Ахматова “принесла в русскую лирику всю огромную сложность и психологическое богатство русского романа XIX века”. И действительно, любовная лирика Ахматовой воспринимается как огромный роман, в котором переплетаются многие человеческие судьбы. Но чаще всего мы встречаем образ женщины, жаждущей любви, счастья:
Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мне плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви.
Как я знаю эти упорные
Несытые взгляды твои!
Пришедшее на смену акмеизму новое литературное течение “серебряного века” — футуризм — отличалось агрессивной оппозиционностью традиционным стихам поэтов-классиков. Первый сборник футуристов назывался “Пощечина общественному вкусу”. С футуризмом было связано раннее творчество Владимира Маяковского. В ранних стихах поэта чувствуется желание поразить читателя необычностью своего видения мира. Например, в стихотворении “Ночь” Маяковский использует неожиданное сравнение. У поэта освещенные окна ночного города вызывают ассоциацию с веером карт. В представлении читателя возникает образ города-игрока:
Багровый и белый отброшен и скомкан,
В зеленый бросали горстями дукаты,
А черным ладоням сбежавшихся окон
Раздали горящие желтые карты.
Поэты-футуристы В. Маяковский, В. Хлебников, В. Каменский противопоставляли себя классической поэзии, они старались найти новые поэтические ритмы и образы, создать поэзию будущего.
Поэзия “серебряного века” открывает нам неповторимый и удивительный мир красоты и гармонии. Она учит нас видеть прекрасное в обыденном, глубже понимать внутренний мир человека. А поиски поэтами “серебряного века” новых стихотворных форм, переосмысление ими роли творчества дают нам более глубокое понимание поэзии.
о б ъ я с н я е т с я с в я з ь ю п о э т о в и и х т в о р ч е с т в а с г о р о д о м н а Н е в е .
л и т е р а т у р ы и и с к у с с т в а и п р о х о д и т п о д з н а к о м п е р е о с м ы с л е н и я
л и т е р а т у р ы , э т о с л о в о с о ч е т а н и е п о н а ч а л у и с п о л ь з о в а л о с ь д л я
х а р а к т е р и с т и к и в е р ш и н н ы х п р о я в л е н и й п о э т и ч е с к о й к у л ь т у р ы
ч а с т ь в с е й х у д о ж е с т в е н н о й к у л ь т у р ы Р о с с и и к о н ц а X I X – н а ч а л а
и с ч е р п а н н о с т и п р е д ш е с т в у ю щ е й э п о х и , с т а л и п о я в л я т ь с я п р я м о
м и р о в о з з р е н ч е с к и х с п о р о в , р а з г о р е в ш и х с я в с т р а н е к к о н ц у X I X
К р и з и с н о с т ь – к л ю ч е в о е с л о в о э п о х и , к о ч е в а в ш е е п о с т р а н и ц а м
ф у т у р и с т и ч е с к о г о б у н т а п р о т и в т р а д и ц и й а к м е и з м в ы с т у п и л з а
с о х р а н е н и е к у л ь т у р н ы х ц е н н о с т е й , п о т о м у ч т о м и р о в а я к у л ь т у р а
б ы л а д л я н и х т о ж д е с т в е н н о й о б щ е й п а м я т и ч е л о в е ч е с т в а . Н о в о е
л и т е р а т у р н о е т е ч е н и е , с п л о т и в ш е е б о л ь ш и х р у с с к и х п о э т о в ,
п р е д е л ы а к м е и з м а . Д а ж е Н . Г у м и л ё в – п о э т р о м а н т и з и р о в а н н о й
э в о л ю ц и о н и р о в а л в с т о р о н у р е л и г и о з н о - м и с т и ч е с к о г о п о и с к а
т р а д и ц и я м и р у с с к о й к л а с с и к и , а в д а л ь н е й ш е м е ё о р и е н т а ц и я н а
и с т о р и и и в ы д е л я л а с ь п о в ы ш е н н о й а с с о ц и а т и в н о с т ь ю о б р а з н о г о
з а п а д н и ч е с к и е , в М о с к в е п р е и м у щ е с т в е н н о с л а в я н о ф и л ь с к и е .
н е о д н о з н а ч н ы й п р о ц е с с с о ц и а л ь н о - п о л и т и ч е с к о г о , д у х о в н о -
н р а в с т в е н н о г о , э с т е т и ч е с к о г о и к у л ь т у р н о г о р а з в и т и я Р о с с и и в
о с о б е н н о с т р а ш н о й д л я н а с – в о й н о й в н у т р е н н е й , г р а ж д а н с к о й
Л е н и н г р а д е с е р д ц е т я н е т с я к о с о б е н н о д о р о г о м у , п а м я т н о м у – к
о б р а щ ё н н ы е к в п о л н е к о н к р е т н о м у , а н е а б с т р а к т н о м у г е р о ю , в
п е р е ж и в а н и я в ы с т у п а л и в р е д к о с т н о м о р г а н и ч е с к о м е д и н с т в е
т р и д ц а т и м е с я ц е в б л о к а д ы . Г о р о д б е з с в е т а , б е з т р а н с п о р т а , б е з
т е п л а , б е з в о д ы . К р о х и х л е б а , ч т о е щ ё в ы д а в а л и с ь п о к а р т о ч к а м ,
у м и р а н и е . Н о в с ё э т о п р е д с т а в и т ь с е б е н у ж н о н е д л я т о г о , ч т о б ы
Г о р о д р у с с к о й п о э з и и , р у с с к о й р е в о л ю ц и и , р у с с к о г о б у д у щ е г о …
с а м о в а ж н е й ш и х . О н а и н е о т д е л и м а о т е г о г л а в н ы х , г е н е р а л ь н ы х
у б е д и т е л ь н о с т ь ю , н е ж е л и в т а к и х ш е д е в р а х е г о г р а ж д а н с т в е н н о -
к о т о р у ю п е р е ж и в а л а в т о в р е м я в с я Р о с с и я , с т о я в ш а я н а п о р о г е
в н е ш н е б л е с т я щ а я , и м п о з а н т н а я с т о л и ц а р а с ш а т а н н о й и м п е р и и
п р о т и в о р е ч и я м и и к о н ф л и к т а м и с в о е г о с о ц и а л ь н о г о б ы т и я . Э т о
х а р а к т е р и с т и ч е с к а я ч е р т а р е а л ь н о г о , и с т о р и ч е с к о г о П е т е р б у р г а
в о п л о щ ё н н о г о в с т и х а х и п о э м а х Б л о к а п о э т и ч е с к о г о в о с п и т а н и я
с у щ е е , у в и д е н н о е , п р о в е р е н н о е , п е р е ж и т о е . П е т е р б у р г п о э т а –
о б ы д е н н о м у с у щ е с т в о в а н и ю с и л ь н о с к а з а л о с ь н а е г о в о с п р и я т и и
П е т е р б у р г а , н а л о ж и л о н е и з г л а д и м ы й о т п е ч а т о к н а е г о г о р о д с к и е
с т и х и и о п р е д е л и л о с о в е р ш е н н о о с о б ы й х а р а к т е р п е т е р б у р г с к о й
т е м ы в е г о т в о р ч е с т в е с р а в н и т е л ь н о с т е м , к а к , в п о д а в л я ю щ е м
б о л ь ш и н с т в е , р е ш а л и э т у т е м у д р у г и е р у с с к и е п о э т ы н а ч а л а X X
м е н я ю щ а я о с в е щ е н и е п е й з а ж а и д у ш е в н о е н а с т р о е н и е ч е л о в е к а .
Москва у нее – город – символ, город – образ, город – душевное состояние, город – мистическое чудо [98; 400].
У меня в Москве – купола горят,
У меня в Москве – колокола звенят.[7; 148]
Светлое золото символизирует радость и счастье, а звон колокола – полет, возвышенность душевную. Именно так воспринимает М. Цветаева Москву и вводит ее в свой мир поэтический, и поэтому появляются строки:
В дивном граде сем,
В мирном граде сем,
Где и мертвой мне
Будет радостно…[7; 152]
Над городом, отвернутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
Царю Петру и вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари: колокола.
Пока они гремят из синевы –
Неоспоримо первенство Москвы. [4; 267]
Если Петербург чаще жесток, Москва воспринимается как свое, восточное, близкое, теплое. Для Марины Цветаевой Москва – часть ее души, часть биографии и судьбы.
Как было отмечено, Марина Цветаева родилась в Москве, прожила здесь большую часть своей жизни. Но поэтессе не присуща та любовь к архитектуре города, которую мы находим у петербургских поэтов, например, О. Мандельштама. Для нее имеет значение не сам город с его памятниками архитектуры, историей, не она в городе, а город в ней [49].
Москва для Марины Цветаевой стала поистине живым существом, с которым поэт соединял себя, свое сознание, свет и сумрак своей жизни. Это город, который отождествляла она с православием, со святыней.
| Это было в доме старом, доме чудном. Чудный дом, наш дивный дом в Трехпрудном, Превратившийся теперь в стихи. [7; 156] |
Трехпрудный переулок начал застраиваться в середине XIX в. Дом №8 был обыкновенным одноэтажным деревянным домом на каменном фундаменте. Впоследствии этот дом приобрел историк Дмитрий Иловайский, а когда его дочь Варвара вышла замуж за Ивана Владимировича Цветаева, отец отдал ей этот дом в приданое. Иван Владимирович Цветаев преподавал на кафедре римской словесности историко-филологического факультета университета. В 1883 г. у них родилась дочь Валерия, а в 1890 - сын Андрей. Вскоре после этого Варвара Дмитриевна умерла, а в 1891 Иван Владимирович Цветаев женился вторично на Марии Александровне Мейн. В 1892 у них родилась дочь Марина, в 1894 - Анастасия.
В доме в Трехпрудном бывали многие замечательные люди: университетские профессора, искусствоведы, историки. В этом доме зародилась идея создания Музея изящных искусств, основателем и первым директором которого был Иван Владимирович Цветаев.
Вместе с родным домом ушел навсегда мир детства.
Марине 22 . Она, счастливая, с мужем Сергеев Эфроном и дочерью Ариадной поселятся в доме №6 по Борисоглебскому переулку.
В этом доме было создано много стихов, пьес, сюда приходили друзья Марины Цветаевой и ее мужа: Бальмонт, Эренбург, Мандельштам. Здесь родилась вторая дочь - Ирина. После революции квартира стала коммунальной - в ней жили 40 человек. Дом пришел в полнейший упадок. Из этого дома в 1922 году Марина Цветаева с дочерью уехала за границу, когда выяснилось, что ее муж Сергей Эфрон после разгрома белой армии остался в Европе [61;118]. В 1916 году Марина Цветаева познакомилась в Петербурге с Осипом Мандельштамом, а когда Марина вернулась в Москву, в Борисоглебский переулок, Мандельштам поехал за ней. Они гуляли по Москве, ходили по Кремлю, а Марина, как истинная царица, делала царские подарки.
Сочетание церковнославянизмов и просторечий невозможно представить в стихотворении, посвященном, например, Петербургу, этому академическому, строгому, правильному городу. Москва же настолько разная, в ней и столичное, и провинциальное, и новомодное, и патриархальное, и современное, и традиционное, что использование по отношению к ней слов столь разной стилистической окраски кажется вполне закономерным. Москва согреет, спасет, даст приют каждому, кто в нем нуждается.
– Москва!– Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси – бездомный.
Мы все к тебе придем. (1916) [7; 160]
(московская тема в творчестве М.Цветаевой)
В поэзии М. Цветаевой Москва стала заветной лирической темой – от ранних стихотворений до вершинных поэтических созданий [51; 128]. Цветаева изображает город, именитые дома, дает портреты ее обитателям.
Отметим, что рисуя психологический портрет каждого города, М.Цветаева формирует творческую мифологию, а с другой стороны и запечатлевает дух самой эпохи.
В созданных поэтом произведениях чувствуется трагедия утраты родного города, которую переживает Цветаева в 21-30-е годы. Эта трагедия отождествляется и с изменением отношения к религиозному, с неверием, которое возникает в послереволюционные годы.
Кудри, склоненные к пяльцам.
Взгляды портретов в упор…
Странно постукивать пальцем
О деревянный забор! [4; 315]
Москва в дореволюционной поэзии для М.Цветаевой является хранительницей вековых православных традиций [14] , во многом в качестве сакрализованного пространства, находящемся далеко от мирской суеты и этой духовной свободы родственного рвущейся ввысь душе лирической героини:
Облака – вокруг;
Купола – вокруг.
Надо всей Москвой –
Сколько хватит рук![7; 163]
В поэзии М.Цветаевой сакральные реалии городского мира неразрывны с подспудным стремлением сохранить духовные основы бытия в пору надвигающейся смуты. Город выступает у нее как органическое единство рукотворного и природного, реального и надмирного (иногда сказочного), торжественного и житейски-обыденного.
Где римский судия судил чужой народ,
Стоит бaзилика,- и, рaдостный и первый,
Как некогда Адaм, расплaстывая нервы,
Игрaет мышцами крестовый легкий свод.
Но выдaет себя снaружи тайный план:
Здесь позаботилaсь подпружных арок сила,
Чтоб масса грузная стены не сокрушила,
И свода дерзкого бездействует таран.(1912)
А этот колокол там, что кремлевских тяжелее
Безостановочно ходит и ходит в груди, –
Это – кто знает? – не знаю, – быть может, – должно быть
Мне загоститься не дать на российской земле![8; 178]
Во многих цветаевских стихотворениях дарение Москвы другому человеку выступает как дарение ему собственных чувств, открытие нового, бытийного измерения жизни родного города, как неотъемлемая составляющая родственного, дружеского или творческого общения. С этим связано частое присутствие образа Москвы – в самых различных ипостасях – в раздумьях М.Цветаевой о судьбах других поэтов – от А.С.Пушкина до А.Блока, А.Белого, А.Ахматовой и О.Мандельштама.
Через целостный образ Москвы, отдельные московские мотивы и сюжеты в поэзии М.Цветаевой становилось возможным масштабное художественное обобщение важнейших исторических и культурных эпох ХХ столетия, судеб их ключевых представителей.
И проходишь ты над своей Невой
О ту пору, как над рекой-Москвой
Я стою с опущенной головой,
И слипаются фонари.[7; 178]
В певучем граде моем купола горят,
И Спаса светлого славит слепец бродячий…
– И я дарю тебе свой колокольный град,
Ахматова! – и сердце свое в придачу.[4; 143]
Провожай же меня, весь московский сброд
Юродивый, воровской, хлыстовский. [8; 312]
Немалая роль в художественном оформлении образа Москвы принадлежит в поэзии М.Цветаевой цветописи.
Когда-то сказала: – Купи! –
Сверкнув на кремлевские башни.
Кремль – твой от рождения. – Спи,
Мой первенец светлый и страшный.
– Сивилла! Зачем моему
Ребенку – такая судьбина?
Ведь русская доля – ему…
И век ей: Россия, рябина…[7; 156]
И думаю: когда-нибудь и я,
Устав от вас, враги, от вас, друзья,
И от уступчивости речи русской, –
Надену крест серебряный на грудь,
Перекрещусь – и тихо тронусь в путь
По старой по дороге по Калужской.[8; 341]
Мимо ночных башен
Площади нас мчат.
Ох, как в ночи страшен
Рев молодых солдат!
Греми, громкое сердце!
Жарко целуй, любовь!
Ох, этот рев зверский!
Дерзкая – ох! – кровь![8; 178]
Сегодня ночью я целую в грудь –
Всю круглую воюющую землю [7; 165]
Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной, отвергнутой тобой [8; 123].
Будет скоро тот мир погублен,
Погляди на него тайком,
Пока тополь еще не срублен
И не продан еще наш дом.
– Где кресты твои святые? – Сбиты.
– Где сыны твои, Москва? – Убиты [8; 148].
Первородство – на сиротство!
Не спокаюсь.
Велико твое дородство:
Отрекаюсь [8; 267].
Во многих цветаевских стихотворениях дарение Москвы другому человеку выступает как дарение ему собственных чувств, веры, открытие нового, бытийного измерения жизни родного города, как неотъемлемая составляющая родственного, дружеского или творческого общения.
Немалая роль в художественном оформлении образа Москвы принадлежит в поэзии М.Цветаевой цветописи и звукописи.
В постэмигрантский период в стихотворениях поэта наблюдаются ноты вызова Богу, что связано с жизненными событиями.
Читайте также: