Ключ последняя москва сочинение

Обновлено: 05.07.2024

Кончилось это тем, что отец сбежал из дома, поступив в военное училище, вместо того чтобы прекрасно учиться наукам в Москве. Судьба устроила всё так, что на Дальнем Востоке в военном городке Манзовке он нашел мою маму, и родилась я.

Тут уж нельзя снова и снова не изумиться затейливости жизни: не случись цепочки этих событий, от пощечины до бегства отца из дома, – не родиться мне на свет и не писать эти строки.

Меня всегда тревожил мир взрослых, он казался мне скрытым завесой недомолвок, умолчаний, уверток. Я очень рано поняла, что ответы можно найти в книгах. И я любила их до головокружения. С детства я подбиралась в любом доме к книжному шкафу и начинала ощупывать, обшаривать каждую книжку. Взрослые, видимо, думали, что я некий гоголевский Петрушка, и не могли понять, почему я перерабатываю книги в таком количестве. Я и сама не понимала того, что творилось в моей голове, которая наполнялась детскими и недетскими книгами, атеистическими брошюрами, словарями, книгами по биологии и физике, философии и теории литературы.

Я никак не могла увидеть целого, понять, что же произошло в стране задолго до моего рождения. История, преподаваемая в школе, содержала столько нестыковок, нелепиц, что я давно перестала ей доверять. Прошлое представлялось сценой в театре, где погасили свет; видно, что движутся какие-то фигуры, кто-то что-то шепчет, выкрикивает, иногда с грохотом падает, но ничего нельзя понять.

Не помню, что привело меня в газетный зал на пятый этаж. Но это было жестокое испытание. Все-таки между книгой, журналом и читателем есть некая дистанция во времени. Газета из-за своей сиюминутности действует как удар по голове, как пощечина – непосредственно. Я не думала, что бумага может передавать такой импульс ненависти, такую энергию человеконенавистничества. Часами я читала стенограммы процессов и не могла поверить, что всё написанное там было сказано, что эти люди, проклинающие и наставляющие, пригвождающие к позорному столбу врагов народа, – настоящие, такие же, как мы, теплокровные, рожденные от матерей.

Но вскоре со мной произошла история, которая завершила переворот в моем сознании. Я уже вышла замуж, у меня был маленький сын, было лето, он жил вместе с моей свекровью возле Дома творчества в Болшеве, иногда я приезжала, чтобы отпустить ее по делам. Вечером с верхнего этажа зашла очень красивая пожилая дама, которая приходила к свекрови пить чай и беседовать о внуках. Кажется, звали ее Лидия Алексеевна. У нее был шелковый голубой халат. Очень стройная и красивая. Как потом выяснилось, в юности она была балериной. Мы мирно пили чай, дети были уложены, шел июнь, и закат был поздним, а светлый вечер навевал мирное состояние духа. Моя соседка говорила о довоенном Ленинграде, о театрах, о знаменитостях. Я, честно говоря, ее слушала невнимательно. Но упоминание Ленинграда всегда выносило меня мыслями на войну и блокаду. Я не замедлила спросить ее:

– А во время войны вы тоже были в Ленинграде?

– В блокаду я не была в Ленинграде, – почти по слогам произнесла она и замолчала. Молчание было столь продолжительным, что я заерзала на стуле, не зная, как выбраться из столь неловкой ситуации. Я видела, что моя собеседница так далеко от меня, что неизвестно, вернется она на эту кухню или нет.

– А сколько лет вы там были? – не унималась я.

– Я пришла в Большой дом узнать о судьбе моего арестованного мужа, он был физик. Меня тут же взяли.

С этого момента время перестало течь, оно встало. Когда я очнулась, было светло, как оказалось, занимался рассвет.

– Этот страшный лагерь стал моим университетом, там я обрела друзей, с которыми не расставалась всю жизнь. Там было множество горя. Что говорить про отобранных детей, расстрелянных мужей, исчезнувших родственников! Но мы старались оставаться людьми.

После того как ее срок закончился, за ней приехала мать и увезла домой. Но все эти встреченные люди навсегда остались с ней.

Она еще много рассказывала, и чем больше она говорила, тем сильнее подымался в моей крови какой-то темный ужас. Словно это я была виновата в ее судьбе, словно я что-то делала не так. Я трясла головой и вспоминала, что нет, я здесь, в 1986 году, и никакого отношения к той жизни не имею.

Наша жизнь начинается задолго до нашего рождения. Это я поняла, когда ехала из Болшева в электричке домой. Между этой женщиной, страдания которой я чувствовала каждым нервом, и моим дедом натянулась невидимая нить, которая проходила через мое сердце.

(1)Но вскоре со мной произошла история, которая завершила переворот в моём сознании. (2)Я уже вышла замуж, у меня был маленький сын, было лето, он жил вместе с моей свекровью возле Дома творчества в Болшеве, иногда я приезжала, чтобы отпустить её по делам. (3)Вечером с верхнего этажа зашла очень красивая пожилая дама, которая приходила к свекрови пить чай и беседовать о внуках. (4)Кажется, звали её Лидия Алексеевна. (5)У неё был шёлковый голубой халат. (6)Очень стройная и красивая. (7)Как потом выяснилось, в юности она была балериной. (8)Мы мирно пили чай, дети были уложены, шёл июнь, и закат был поздним, а светлый вечер навевал мирное состояние духа. (9)Моя соседка говорила о довоенном Ленинграде, о театрах, о знаменитостях. (10)Я, честно говоря, её слушала невнимательно. (11)Но упоминание Лениниграда всегда выносило меня мыслями на войну и блокаду. (12)Я не замедлила спросить её:

-(13)А во время войны вы тоже были в Ленинграде?

-(14)В блокаду я не была в Ленинграде, - почти по слогам произнесла она и замолчала. (15)Молчание было столь продолжительным, что я заёрзала на стуле, не зная, как выбраться из столь неловкой ситуации. (16)Я видела, что моя собеседница так далеко от меня, что неизвестно, вернётся она на эту кухню или нет.

- (18)А сколько лет вы там были?

- (21)Я пришла в Большой дом узнать о судьбе моего арестованного мужа, он был физик. (22)Меня тут же взяли.

(23)С этого момента время перестало течь, оно встало. (24)Когда я очнулась, было светло, как оказалось, занимался рассвет.

-(34)Этот страшный лагерь был моим университетом, там я обрела друзей, с которыми не расставалась всю жизнь. (35)Там было множество горя. (36)Что говорить про отобранных детей, расстрелянных мужей, исчезнувших родственников! (37)Но мы старались оставаться людьми.

(44)После того как её срок закончился, за ней приехала мать и увезла домой. (45)Но все эти встреченные люди навсегда остались с ней. (46)Она ещё много рассказывала, и чем больше она говорила, тем сильнее подымался в моей крови какой-то тёмный ужас. (47)Словно это я была виновата в её судьбе, словно я что-то делала не так. (48)Я трясла головой и вспоминала, что нет, я здесь, в 1986 году, и никакого отношения к той жизни не имею.

(49)Но горечь не уходила.

*Наталья Александровна Громова – российский прозаик, драматург, историк литературы, литературовед, член Союза писателей Москвы.

Для учеников 1-11 классов и дошкольников
Бесплатные сертификаты учителям и участникам

Прочитайте текст и выполните задания 1 - 6.

(1)Но вскоре со мной произошла история, которая завершила переворот в моем сознании. (2)Я уже вышла замуж, у меня был маленький сын, было лето, он жил вместе с моей свекровью возле Дома творчества в Болшеве, иногда я приезжала, чтобы отпустить ее по делам. (3)Вечером с верхнего этажа зашла очень красивая пожилая дама, которая приходила к свекрови пить чай и беседовать о внуках. (4)Кажется, звали ее Лидия Алексеевна. (5)У нее был шёлковый голубой халат. (6)Очень стройная и красивая. (7)Как потом выяснилось, в юности она была балериной. (8)Мы мирно пили чай, дети были уложены, шел июнь, и закат был поздним, а светлый вечер навевал мирное состояние духа. (9)Моя соседка говорила о довоенном Ленинграде, о театрах, о знаменитостях. (10)Я, честно говоря, ее слушала невнимательно. (11)Но упоминание Лениниграда всегда выносило меня мыслями на войну и блокаду. (12)Я не замедлила спросить ее:

-(13)А во время войны вы тоже были в Ленинграде?

-(14)В блокаду я не была в Ленинграде, - почти по слогам произнесла она и замолчала. (15)Молчание было столь продолжительным, что я заерзала на стуле, не зная, как выбраться из столь неловкой ситуации. (16)Я видела, что моя собеседница так далеко от меня, что неизвестно, вернется она на эту кухню или нет.

- (18)А сколько лет вы там были?

- (21)Я пришла в Большой дом узнать о судьбе моего арестованного мужа, он был физик. (22)Меня тут же взяли.

Наталья Громова – писатель, драматург, автор книг о литературном быте 20-30-х, военных и послевоенных лет. Все ее книги основаны на обширных архивных материалах и рассказах реальных людей – свидетелей времени.

1)Главная героиня встретила Лидию Алексеевну в квартире свекрови.

2)Лидия Алексеевна была в блокадном Ленинграде.

3)Лидия Алексеевна попала в лагерь жен врагов народа и провела там семь лет.

4)Искусство спасало лагерниц от горьких раздумий.

1)Предложения 4-7 содержат описательный фрагмент.

3)Предложения 10-12 содержат повествование.

4)Предложения 30-32 содержат рассуждение.

5)В предложениях 15-16 содержится рассуждение.

3.Из предложений 14-16 выпишите антонимы.

4.Среди предложений 3-11 найдите такое, которое связано с предыдущим с помощью личного местоимения и противительного союза.

1)вопросно-ответная форма изложения

7)ряд однородных членов предложения

6.Какие проблемы затрагивает автор в данном отрывке?

Напишите сочинение по прочитанному тексту, формулируя и комментируя одну из проблем, поставленных автором текста.

1.Проблема влияния исторических событий на судьбу отдельной личности.

Судьба человека отражает историю своей страны.

2.Проблема памяти (Что из пережитого остается в нашей памяти?)

Люди запоминают не только самые счастливые, но и самые трагичные минуты их жизни)

3.Проблема влияния искусства на душу человека.

Даже в самых тяжелых условиях жизни искусство помогает выжить, является источником радости.

Часть I Ключ

…Это был огромный амбарный ключ. Тяжелый, украшенный резьбой. Я нашла его на дороге в густой пыли в селе Хортица на Днепре. Где-то здесь запорожцы писали письмо турецкому султану. Мне было тринадцать лет. Я взяла ключ в руки, и в тот момент мне показалось, что я непременно найду дверь, которую он откроет.

Уже на следующий день я спускалась по веревке через широкую щель в подвал деревенской школы. Мы, дети, знали, что во время войны там располагался немецкий штаб. Было страшно, но я была совершенно уверена, что сейчас, прямо здесь, коснувшись пола, обнаружу тайную дверь, найду сокровища или важные документы. На самом деле подвал был пуст, дверь никак не открывалась, и казалось, я навсегда там останусь. Конечно, странно было надеяться, что найденный на дороге ключ войдет именно в эту подвальную дверь.

Но спустя годы, когда я странствовала уже по иным подвалам – человеческой памяти, архивным хранилищам, книжным указателям, – случалось так, что вдруг несоединимое, что невозможно было представить рядом, соединялось в последовательные цепочки и звенья. И в той реальности, куда я попала, ключи неожиданно находили свою замочную скважину и открывали дверь. Иногда для этого нужно было много времени, а иногда удача приходила быстро…

Стучите, и откроется…

А еще рябь указателей – вчитываешься в них и начинаешь видеть, как то одно, то другое нужное тебе имя соединяется с другими, вьется нить еще никому не видной связи. Текст письма открывает фрагмент жизни без начала и конца. Он вступает, сам не зная об этом, в незримый диалог с другими письмами и документами, обнаруженными ранее. Перед тобой постепенно разворачивается живая лента человеческих историй, плотно переплетенных и связанных, и ты почти физически чувствуешь, что она дотягивается до тебя, а сам ты – лишь маленький завиток огромного кружева.

Такое же чувство я испытала снова спустя много лет, когда девяностолетняя писательница Мария Иосифовна Белкина у себя на квартире в Лаврушинском рассказывала мне о том, как Цветаева до войны ходила к ней в дом на Конюшки – так назывался Конюшковский переулок, упиравшийся в Садово-Кудринскую площадь. Тогда я вдруг ясно увидела, как стою перед балконной дверью нашей квартиры на двенадцатом этаже, выходящей на проспект Калинина – теперь это Новый Арбат; мне десять лет, а передо мной лежат ряды Конюшковской деревянной слободы, которые через несколько лет запылают и совсем исчезнут с лица земли. И все те дома, и переулок, о котором я сейчас услышала, я знала в своем детстве почти на ощупь. И Мария Иосифовна, выросшая в Конюшках, знала эти места точно так же.

И вдруг я вижу, как та девочка, стоящая на балконе, смотрит сквозь дома и переулки на меня, уже нынешнюю и слушающую этот рассказ про Конюшки. И наши взгляды встретились.

Можно начать так

Эти письма стали началом моей первой книги и отходящих от нее нитями сюжетов; уже тогда потребовались некоторые усилия, чтобы разгадать все умолчания и тайны, которые в них были.

Если вначале я думала, что сама ищу, сама нахожу документы, то с течением времени становилось ясно: это тебя находят, тебе словно выбрасывают нечто из пространства.

Наталья Громова - писатель, историк литературы, исследователь литературного быта 1920-1950-х гг. Ее книги ("Узел. Поэты: дружбы и разрывы", "Странники войны. Воспоминания детей писателей", "Скатерть Лидии Либединской") основаны на частных архивах, дневниках и живых беседах с реальными людьми.
"Ключ: Последняя Москва" - это книга об исчезнувшей Москве, которую можно найти только на старых картах, и о времени, которое никуда не уходит. Здесь много героев - без них не случилась бы вся эта история, - но главный - сам автор. Встреча с "уходящей натурой" перевернула и выстроила ее собственную судьбу.

Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.

Книга Натальи Горомовой - это книга о Москве, которой больше нет. Недаром подзаголовок книги "Ключ. Последняя Москва" - "Архивный роман". Чтение его - это прекрасная возможность окунуться в ту неповторимую московскую литературную эпоху, когда герои ее еще жили и творили.
Очень значимые для всех любителей литературы географические названия - Лаврушинский, Борисоглебский, Переделкино, известные дома - Скрябинский дом, дом Добровых, легендарные имена: Мария Белкина, Лидия.

Читайте также: