Глядя на мир нельзя не удивляться сочинение

Обновлено: 05.07.2024

Зачем нужна эта книга, кому предназначена? И на чем основана, на какие краеугольные камни опирается в понимании природы, мироздания, общества?

Цель книги — частично заполнить философский вакуум в сознании людей, возникший в последние годы, устранить или уменьшить путаницу в миропонимании, систематизировать накопленные знания последних лет. В книге сделана также попытка дать ответ на вечные вопросы — почему наш странный мир так устроен, почему в нем так много зла, что является источником гармонии и дисгармонии и в чем заключено предначертание человека, а также на ряд других важных вопросов мироздания.

Автор написал научно-популярную книгу для читающей публики, интересующейся этими вопросами, особенно для подрастающего поколения. В ней он поделился своими знаниями с целью заочно пообщаться с читателями с надеждой получить отзывы, замечания, опровержения для проверки своих взглядов.

Эта книга — не продолжение и не популяризация диалектического материализма, а результат совершенно другого подхода к раскрытию основ современного мировоззрения с точки зрения последних достижений синергетики, системотехники, кибернетики, философии и других наук.

Книга родилась в результате длительного поиска истины и объективного анализа закономерностей, странностей, а также парадоксов окружающего нас мира, человеческой общности, сознания. В ней обобщены и систематизированы результаты исследования многих известных авторов по данной тематике, а также изложены собственные взгляды автора.

ПАРАДОКСЫ СТРАННОГО МИРА ИЛИ ПРОРЕХИ МИРОЗДАНИЯ.

ПАРАДОКС ПЕРВЫЙ.

Творец наш, видимо, имел широкую натуру и буйный характер, создав нам мир полный парадоксов, странностей и противоречий. К счастью, а может быть и к несчастью, мы к ним привыкли в достаточной мере для того, чтобы их не замечать. Нам некогда обращать на них внимание — в борьбе с этими неожиданностями и противоречиями мы постоянно озабочены тем, что бы нам еще предпринять и устоять, удержаться на плаву, а иногда и попытаться даже плыть против течения. В чем же заключены эти странности?

Со времен Канта человечество сделало принципиально важный шаг в сторону раскрытия физической природы этих понятий. Было установлено наличие в природе энтропийных и негэнтропийных процессов — разрушительных и созидательных сил, порождающих гармонию и дисгармонию. Не обошлось и без пессимизма — зародилась иррациональная философия (Шопенгауэр, Ницше и др.), утверждавшая полное господство чужой воли и дисгармонии в природе, ее враждебность к человеку. Как ни странно, в религии этот мотив существовал еще раньше - Армагеддон, Апокалипсис, конец света. Перед человечеством стала серьезная мировоззренческая проблема - в каком соотношении находятся гармония и дисгармония, Порядок и Хаос и каковы тенденции развития вызывающих их сил.

ПАРАДОКС ВТОРОЙ

ПАРАДОКС ТРЕТИЙ И НЕ ПОСЛЕДНИЙ

Для понимания сложных явлений, происходящих в процессах самоорганизации материи, ниже предлагается некоторая аллегорическая модель мироздания.

УДОБНАЯ МОДЕЛЬ МИРОЗДАНИЯ – ТВОРЕЦ МИРА И ЕГО

СПОДВИЖНИКИ.

НАЧАЛО НАЧАЛ – РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ДОЛЖНОСТЕЙ.

Известно всему ученому миру, что Творец начал строить мироздание отнюдь не с мирного акта, а с Большого Взрыва, прогремевшего в момент рождения Вселенной 15 млрд. лет назад. В первую же секунду после взрыва к Творцу явился Хронос — первый его сподвижник в великих творениях и убедил Творца начать счет времени в новом мире. Он взял на себя ответственность по синхронизации всех явлений и событий. Вторым сподвижником оказался Стохас, брат Хроноса, заявивший о том, что новый мир надо заполнять самыми разнообразными квантами, частицами, атомами и другими образованиями и в случайном порядке распределять их по всей Вселенной, пределы которой быстро расширялись. Третьим сподвижником был братец Хаос, также убедивший Творца в том, что в таком большом хозяйстве как Вселенная, необходимо иметь хранилища некондиционной и бракованной продукции, разбросанной доселе в великом беспорядке братцем Стохасом по всей новостройке начатого мироздания.

Братец Стохас из всех сподвижников оказался самым активным и доказал Творцу, что творить надо с размахом — многообразно и многолико во всевозможных комбинациях, мыслимых и немыслимых сочетаниях исходных материалов с тем, чтобы потом можно было отобрать тот образец, который полностью соответствует помыслу Творца по своему совершенству. Остальная негодная продукция передавалась Хаосу для демонтажа и хранения как исходный материал для новых экспериментов.

В одном из значений слова оказия — редкий, из ряда вон выходящий случай. Так определяет её Толковый словарь русского языка под ред. Д.Н. Ушакова. Случай Козьмы Пруткова вполне удовлетворяет этому значению.

Так начинается биография самого поразительного русского классика — классика, которого не было.

Случаев мистификаций и создания литературных масок не счесть. Но все они были обречены на короткую жизнь и в лучшем случае известны лишь литературоведам. А Козьма Прутков завоевал народное признание. Кто ж такой Козьма Прутков?

Биографический очерк, помещённый в первом собрании сочинений Козьмы Пруткова и перепечатанный во всех дальнейших, даёт следующие основные сведения о жизни поэта.

Умер Козьма Прутков 13 января 1863 года в звании директора Пробирной палатки, имея чин действительного статского советника.

Все эти сведения, за исключением библиографических указаний, как вы уже поняли, вымышлены. Изложенные выше события на самом деле не происходили. Вымышлен и самый объект биографии. Директор Пробирной палатки Козьма Петрович Прутков в действительности никогда не существовал. Эта личность со всем её жизненным и творческим путём, с резко очерченными особенностями внешности и характера — такой же плод художественного вымысла, как и произведения Козьмы Пруткова.

Цельность личности и творчества Козьмы Пруткова не уменьшилась оттого, что тут сотрудничало несколько авторов, каждый из которых, конечно, вносил свои художественные устремления и особенности своего таланта, расширяя тем самым творческий диапазон вымышленного поэта. Образ Козьмы Пруткова настолько скрепил произведения этих авторов, что возник единственный в истории литературы случай, когда вымышленный автор-герой стал в один ряд с реальными писателями; сочинения Козьмы Пруткова не разбиваются на произведения отдельных авторов, а издаются и изучаются как творческое наследие одного автора. Правда, разнести сочинения Пруткова по отдельным авторам до конца и невозможно, так как часть произведений написана сообща.

Заметки на полях

Неприязнь к деспотизму и бюрократии вообще характерна для Алексея Толстого, — но в ней нет ничего революционного. Алексей Толстой враждебен революционной мысли; его оппозиционность в отношении властей носит характер аристократического фрондёрства против обезличивающего деспотизма и всесилия чиновничества.

В круг подобных проказ и выдумок входили и литературные шалости весёлых братьев.

Алексей Толстой ко времени создания Козьмы Пруткова имел уже пятнадцатилетний (по меньшей мере) опыт самого разнузданного балагурства на бумаге. Его письма 30-х годов — это какой-то поток дурашливости, в котором многое, за неизвестностью реалий, совершенно нам непонятно, — а местами появляются забавные куплеты, пародии, нелепые баллады.

Алексея Толстого, как и его кузенов, увлекал комизм нелепости. Можно себе представить, каков был в молодости этот зуд зубоскальства, если в старости А. Толстой мог начать письмо чем-нибудь вроде:

Младшие братья тоже рано вступили на стезю зубоскальства, проложенную старшими. Александр буффонил в стихах и прозе, как и в жизни. Нелепые басни — видный жанр в творчестве Козьмы Пруткова — начал культивировать он. На копиях некоторых произведений Александра, попавших в печать с именем Козьмы Пруткова, но не включённых в собрание его сочинений, имеется одинаковая пометка редактора собрания Владимира Жемчужникова:

Младший брат Владимир был по преимуществу пародистом. У него был замечательный дар художественной имитации. Он легко и тонко высмеивал манеру любого поэта, соперничая с Алексеем Толстым. Этим двум авторам в основном принадлежат пародии Козьмы Пруткова. Судя по датам произведений, на которые направлено жало пародий, часть этих пародий едва ли не относится ещё к 1840-м годам.

Литературные шалости молодой компании отнюдь не были в то время чем-то исключительным. У богатого дворянства было слишком много досуга. Устройство обильных и разнообразных развлечений было постоянной заботой в этом кругу; поэтому всякого рода таланты, служащие для приятного препровождения времени в обществе, тщательно выращивались в культурных дворянских семьях. Высоко ценились острословы и забавники. Наряду с живыми картинами, домашними спектаклями, процветали карикатуры, эпиграммы, весёлые послания, стихотворные буффонады и всяческая домашняя литературная галиматья.

Таких шутливых пьес для домашних подмостков было, вероятно, написано множество. Лев Жемчужников вспоминает, что его брат Алексей ещё в 30-е годы

Сам сюжет пьесы утрирует и доводит до абсурда банальные водевильные ситуации. Шесть женихов, в числе которых немец, грек и татарин, добиваются руки Лизы,

Вообще уникальный способ выражаться в сочетании с государственническим мышлением — это очень важная штука. И в творчестве Пруткова абсолютно чётко воспроизведен косноязычный стиль, когда из афоризма возникает мысль, ясно формулирующая то, что происходит в стране.

Без сомнения, мысли и афоризмы стали самым знаменитым разделом творчества Козьмы Пруткова, прославившим его без преувеличения на века.

Особенность этого жанра у Козьмы Пруткова состоит в том, что его афоризмы далеки от западноевропейских в духе Ларошфуко, Паскаля или Лабрюйера. Перед нами рассуждает не бесстрастный учёный муж, не рафинированный эстет, не великий мыслитель. Нет, размышлениям предается директор Пробирной Палатки, кавалер ордена Святого Станислава I степени, чиновник с большим стажем любоначалия и беспорочной службы, семьянин — самовлюблённый и самодовольный, добродушный и комичный, большой любитель банальностей и наряду с тем автор оригинальных метафор, весёлого абсурда. Мы наслаждаемся игрой, в которую вовлекает нас автор, — сам же он сохраняет серьёзность и даже важность, солидную философичность.

Какое одновременно и яркое и тонкое отражение управленческих принципов. Управление любым процессом, действительно, можно представить как реку:

область нормального течения процесса можно уподобить фарватеру на реке — лодка в его пределах может плыть безбоязненно и спокойно,
области допустимых отклонений можно уподобить тем зонам, что простираются от границы фарватера до берегов — тут можно встретить мели, рифы и прочие неприятности, которые усиливаются по мере отдаления от фарватера,
области краха управления можно уподобить берегам — когда лодку выносит на берег, происходит выпадение её из процессе движения по реке.

фарватер — это то, что называют Промыслом Божиим,
области допустимых отклонений — это Попущение,
берега — выход за пределы Попущения.

В собрании мыслей и афоризмов Козьмы Пруткова масса изречений-сравнений:

Слабеющая память подобна потухающему светильнику.
Воображение поэта, удручённого горем, подобно ноге, заключённой в новый сапог.
Умные речи подобны строкам, напечатанным курсивом.
Перо, пишущее для денег, смело уподоблю шарманке в руках скитающегося иностранца.
Болтун подобен маятнику: того и другой надо остановить.
Есть приметы жизненного опыта: Что имеем — не храним; потерявши — плачем.
Лучше скажи мало, но хорошо
Страждущему предлагай бальзам
И при железных дорогах лучше сохранить двуколку.
А вот итог: тщетность честолюбивых стремлений, переданная со щемящей выразительностью:
Чиновник умирает, и ордена его остаются на лице земли.

Вообще, ходячее представление о Козьме Пруткове как о неком до тупости ограниченном ретрограде с амбициями гения; представление, отчасти внедрявшееся в сознание читателей его опекунами, соответствует лишь намеренно карикатурной составляющей образа. Таковая, конечно, имеется — и играет далеко не последнюю роль. Однако в действительности Прутков гораздо интереснее, содержательнее, богаче той маски, которую задумали и воплощали опекуны, потому что сами его создатели много интереснее нарисованных ими схематичных карикатурных изломов.

Тому, кто не доверяет себе, разумнее всего молчать.
Старики потому так любят давать хорошие советы, что уже не способны подавать дурные примеры.
Хитрость и предательство свидетельствуют лишь о недостатке ловкости.
В людях не так смешны те качества, которыми они обладают, как те, на которые они претендуют.
Порядочные люди уважают нас за наши достоинства, а толпа — за благосклонность судьбы.
Порою человек так же мало похож на себя, как и на других.
Уклонение от похвалы — это просьба повторить её.

Максимы Ларошфуко основываются на жизненном опыте автора, в его афоризмах поражают удивительная зоркость наблюдений и способность спрессовывать их в чеканную словесную формулу.

Ничего комического в них нет. Они не смешат, а, напротив, вызывают почтение своей проницательностью.

В целом, наблюдения Ларошфуко в высшей мере серьёзны. Нашу радость вызывает их оригинальность, а улыбку — острая игра ума.

Теперь возвращаемся к герою настоящего жизнеописания.

Что скажут о тебе другие, если сам ты о себе ничего сказать не можешь?
Иного прогуливающегося старца смело уподоблю песочным часам.
Говоря с хитрецом, взвешивай ответ свой.
Никто не обнимет необъятного.
Не будь цветов, все ходили бы в одноцветных одеяниях!
Добрая сигара подобна земному шару: она вертится для удовольствия человека.
Поощрение столь же необходимо гениальному писателю, сколь необходима канифоль смычку виртуоза.

Первый афоризм пытается спровоцировать молчуна; автор пребывает в уверенности, что о людях судят исключительно по их собственному мнению о себе.

Второй афоризм — всего лишь производная от метафоры о старике: из него песок сыплется.

Третий и четвертый — утверждение самого очевидного.

Шестой афоризм — сравнение. При этом остается за кадром: каким образом кружение земного шара может вызвать удовольствие у человека, если он этого кружения даже не замечает? Непонятно, зато смешно. А смешно, потому что смешано.

В отличие от классических образцов афоризмы Пруткова, как правило, привлекают внимание вовсе не проницательностью или положительным остроумием. Их новизна в том, что они забавны главным образом тем глубокомыслием, с которым высказывается очередная банальность. Прутков неистощим — любую жизненную ситуацию он готов объяснять с помощью избитых формулировок. Улыбку читателя вызывает не тупоумие его выражений (как казалось опекунам), но претензии на глубину и серьёзность. А, согласно Ларошфуко, в людях особенно потешны как раз их притязания на то, чего они не способны достичь.

Говоря о Пруткове — сочинителе басен, приходишь к выводу, что если классический баснописец (Крылов) высмеивает человеческие пороки, то Козьма подвергает осмеянию морализирующую басню как устаревший литературный жанр и заодно шутит над самим баснописцем. Он пишет пародию, придавая неожиданную свежесть тому, что казалось архаикой.

То же и с афоризмами. Если классический афорист (Ларошфуко) кристаллизует в своих максимах человеческую мудрость, то Козьма под маской кристаллизации мудрости потешается над афористом и над сентенциями как модным литературным жанром. Он пишет не афоризмы, а пародии на афоризмы.

Исследователь В. Сквозников справедливо замечает:

Такова реакция XIX века на век XVII, декларировавший победу разума и просвещения.

За глубокомысленным тоном и формальной строгостью афоризмов Козьмы Пруткова, как правило, скрывается такая непроходимая, такая дремучая тривиальность, нечто настолько самоочевидное, что вот уже полтора столетия они невольно вызывают улыбки читателей.

Когда афористика и пародирование входили в моду, в этот жанр устремилось множество подражателей, которые бросились осмеивать всё подряд — и хорошее, и дурное, — под маской мудрости или веселья плодя пошлые глупости. Это их пытался урезонить Ларошфуко, говоря:

Помимо афоризмов гражданских Козьма Петрович не забыл и про афоризмы военные, накапливавшиеся, очевидно, с середины 1860-х годов до начала 1870-х. Они также не были напечатаны при жизни авторов; опубликованы они только в 1922 году.

«Начнём с того обрусение,
Что каждый выберет себе имение.

Для чего, в самом деле, нужно было оборвать жизнь поэта менее чем через десять лет после начала его гласной литературной деятельности? В. Жемчужников в письме к Пыпину дал впоследствии такое объяснение:

Со времени первого собрания сочинений слава Козьмы Пруткова стала нерушимой. Козьма Прутков вошёл в обиход русского читателя, завоевал репутацию классика без всякой критической указки, ибо ни один сколько-нибудь значительный русский критик не писал о нём. Особенно популярны афоризмы Козьмы Пруткова. Они постоянно цитируются, и многие употребляются как пословицы. К Пруткову часто обращаются публицисты. Из марксистских публицистов нередко цитировал афоризмы и стихи Козьмы Пруткова Плеханов. В статьях и речах Ленина нет цитат из Пруткова; тем не менее мы знаем, что Владимир Ильич знал и любил Козьму Пруткова.

Безусловно, и каждый из нас когда-либо слышал какой-нибудь из афоризмов Козьмы Пруткова. Его произведения и сам образ по-прежнему популярны в России, поскольку многие его изречения остаются удивительно актуальными.

Разделяя это его мнение, мы убеждены, что необходимо постоянно заниматься самообразованием и просветительской работой, способствуя самообразованию других.

Мы все учимся понемногу у жизни и у великих мира сего. На моей полке несколько видавших виды, читанных — перечитанных, переживших несколько переездов книг.

рубаи Омара Хайяма

Было время, что рубаи Омара Хайяма были моей настольной книгой.

Он писал о превратностях жизни, о любви и дружбе, о счастье, о вине. В его рубаях заложен глубокий философский смысл.

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Всего четыре строки, а как емко и красиво. И, главное, актуально. Трудно поверить, что Омар Хайям жил и творил много веков назад. Датой его рождения считается 1048 год.

Образ великого поэта Востока Омара Хайяма овеян легендами, а биография полна тайн и загадок. Древний Восток знал Омара Хайяма в первую очередь как выдающегося ученого: математика, физика, астронома, философа. В современном мире Омар Хайям известен более как поэт, создатель оригинальных философско-лирических четверостиший – мудрых, полных юмора, лукавства и дерзости.

Жертвуй ради любимой всего ты себя,
Жертвуй тем, что дороже всего для тебя.
Не хитри никогда, одаряя любовью,
Жертвуй жизнью, будь мужествен, сердце губя!

Обложка моей книги

Для Омара Хайяма человек и его душевный мир превыше всего. Он ценит удовольствие и радость жизни, наслаждение от каждой минуты. А его стиль изложения выражает то, чего нельзя было сказать вслух открытым текстом.

Пусть хрустальный бокал и осадок на дне
Возвещают о дне наступающем мне.
Горьким это вино иногда называют,
Если так – значит, истина скрыта в вине!

Как то была на фестивале вина, а потом каждый абзац поста предваряла рубаями Омара Хайяма.

Мне чаша чистого вина всегда желанна,
И стоны нежных флейт я б слушал неустанно.

А самое любимое:

За мгновеньем мгновенье — и жизнь промелькнет.
Пусть весельем мгновение это блеснет!
Берегись, ибо жизнь — это сущность творенья,
Как ее проведешь, так она и пройдет.

С ранней юности знакома с искрометными афоризмами Козьмы Пруткова. С тех пор, как вместе с подружками выпускали школьную стенную газету.

Книжка Козьмы Пруткова. Ей больше сорока лет.

Смотри в корень!

Никто не обнимет необъятного.

Лучше скажи мало, но хорошо.

На дне каждого сердца есть осадок.

Глядя на мир, нельзя не удивляться.

Принимаясь за дело, соберись с духом!

Если хочешь быть счастливым, будь им.

Пояснительные выражения объясняют темные мысли.

Из всех плодов наилучшие приносит хорошее воспитание

Что имеем, не храним; потерявши — плачем.

Наука изощряет ум; учение вострит память.

Специалист подобен флюсу, полнота его одностороння.

Где начало того конца, которым заканчивается начало?

Действительно, разошлась. Есть еще автор, который всегда со мной.

Антуан де Сент-Экзюпери

Так можно продолжать до бесконечности. Нужно помнить,

Никто не обнимет необъятного.

На сем решила поставить точку.

Праздник, который всегда со мной — книги.

Праздник, который всегда с тобой - книга Хемингуэя

Давайте закроем глаза на общеизвестную истину, что автор этой книги никогда не существовал, и отнесемся к нему как к реальному человеку. Тем более что о жизни его нам известно больше, чем о жизни многих из тех, кто реально существовал. Он оставил после себя немало открытий, озарений и наставлений будущим поколениям. Это он открыл, что нельзя объять необъятное, установил, что человек раздвоен снизу, а не сверху, потому что две опоры надежней одной, и завещал нам, его читателям: бросая в воду камешки, смотрите на круги, ими образуемые, иначе такое бросание будет пустою забавою. Он оставил нам немало мудрых мыслей, которые при ближайшем рассмотрении могут показаться глупостями, но мы их помним, повторяем, цитируем, нам нужна эта мудрость, которая при ближайшем рассмотрении глупость, в отличие от многих мудростей, которые мы готовы забыть навсегда. Каким-то загадочным образом в произведениях этого автора мудрость переходит в глупость, а глупость в мудрость, и мы не в силах ответить на поставленный им же вопрос: где начало того конца, которым оканчивается начало?

…Как истинно великий писатель, Козьма Прутков не тратил времени на детские и юношеские годы, он родился — и сразу стал печататься. И даже раньше стал печататься, чем родился. Произведения его вышли в свет за три года до того, как он появился на свет, — факт сам по себе весьма примечательный. Более того: как мы узнаем из посмертной его биографии, ко времени своего рождения он был не только зрелый пятидесятилетний писатель, но также директор Пробирной Палатки и разных орденов кавалер. Загадка времени рождения может быть объяснена местом рождения. Родился Козьма Петрович Прутков в журнале „Современник“ в 1854 году, после того, как дважды напечатался в нем безымянно. В „Современнике“ родились многие замечательные русские писатели, так что рождение в нем Козьмы Пруткова делало этому автору честь. Хотя сам он так не считал. Он считал, что сам может сделать честь кому угодно. И об этом он прямо заявил при своем рождении в 1854 году. Это были трудные годы в русской сатирической литературе. Гоголь умер, Чехов еще не родился, Салтыков-Щедрин сослан в Вятку и, получив должность губернского советника, вынужден воздерживаться от советов в литературе.

…Самое замечательное в этом человеке, в этом действительном статском советнике, было то, что он совмещал роль сатирика с ролью сатирического персонажа, был одновременно субъектом и объектом критики, и это, естественно, удваивало его славу. Не потому ли он до сих пор пользуется симпатией читателей, что он не только объект критики, но и субъект? Еще одно важное качество Козьмы Пруткова (по наблюдению Владимира Жемчужникова) — „патриотическое предпочтение даже худшего родного лучшему чужестранному“.

…Скорее всего, Кузьмой, а впоследствии Козьмой, его назвали, желая читателя подкузьмить. А Прутковым, — вероятно, желая читателя высечь. Нет, не высечь в мраморе, на что мог рассчитывать только Козьма Прутков, а высечь насмешкой, причем не только читателя и не столько читателя, сколько самого себя — самодовольного и напыщенного поэта-чиновника. Высечь в мраморе и одновременно высечь насмешкой,— вот как, видимо, расшифровывается это загадочное имя. Ведь в том и состояло его предназначение, чтобы сечь самого себя, выставляя на общий обзор и позор свои смешные и нелепые качества, в которых легко узнавались качества современных ему поэтов — Бенедиктова, Хомякова, Щербины и других. Это был популярный в то время литературный прием: отрицание утверждением, разоблачение восхвалением. Это была ирония — самое убийственное оружие сатиры. И все смеялись. Сама „несмеющаяся эпоха“ (так назвал ее Блок) смеялась, читая и созерцая Козьму Пруткова, и только он один был серьезен. Всегда серьезен. Потому что сознавал всю возложенную на него ответственность. Как директор Пробирной Палатки, как ответственный писатель (один из немногих ответственных писателей, чье имя осталось в литературе). Как ответственный писатель своего времени, Козьма Прутков на многое дал ответ, но при этом старался обойтись без вопросов. Ответы — да, но вопросов чтоб не было. „Я враг всех так называемых вопросов“,— прямо заявлял он. Н.А. Добролюбов, помогавший ему печататься в „Современнике“, свидетельствует, что Козьма Петрович просто-напросто исчезал, когда поднимались великие общественные вопросы. Так о нем ничего не было слышно в течение пяти лет, когда после смерти царя Николая в России началось общественное оживление. И появился он, лишь окончательно убедившись, что „все в обществе осталось по-прежнему: там много неоконченного“.

Читайте также: