Философия сознания м к мамардашвили реферат

Обновлено: 30.06.2024

Мера́б Константи́нович Мамардашви́ли (15 сентября 1930, Гори, Грузинская ССР, СССР — 25 ноября 1990, Москва) — советский философ, доктор философских наук (1970), профессор (1972).

Философия — это:

одно из орудий самоконструирования человека. По Мамардашвили, человек — это внеприродная, сверхприродная сущность, которая к природным силам не сводится и, соответственно, не может быть выражена в терминах сил природы. Главное - что человек саморазвивается, и природа ему для этого не нужна. Природа является предметом его деятельности;

учение о бытии как объяснение того, почему мир именно таков, почему существует человек, почему существует именно такое отношение между человеком и миром;

учение о мышлении: Мамардашвили исходит из тождества бытия и мышления. Поскольку человек — мыслящее существо, а бытие — это то, где находится и действует мыслящее существо, то никакого различия нет, бытие — это существование мыслящего человека;

учение о тайне бытия: основная тайна бытия — это совесть, наличие этических отношений; поэтому различение добра и зла составляет ядро философии;

учение о свободе и ее условиях;

гигиена, которая нужна при понимании незнания, как способ, позволяющий человеку в условиях колоссального давления окружающего его незнания не поддаться ему и не сойти с ума;

"машина переживания" как схематизм объяснения смысла;

философия как учение о вечных проблемах: в этом смысле предметом философии является сама она.

Философские взгляды

Маркса, а не от Гуссерля; изыскания по буддийской философии Пятигорского; семиотические исследования культуры, развиваемые Тартуской школой (Ю.Лотман). Этот труд заслуживает специального развернутого анализа. За неимением места придется ограничиться лишь характеристикой представленного в ней обобщенного взгляда на формы сознания.

Авторов не удовлетворяет стандартный семиотический подход к явлениям сознания и культуры. Они подчеркивают, что феномен сознания это не просто текст, а акт его производства и исполнения. Особого внимания заслуживает теория символических форм. Символ не является знаком некоего объекта. Он скорее представляет феномен сознания. Так, символ змеи есть не обозначение реального или мифического существа, а репрезентация мудрости (в одной культуре) либо женской силы (в другой). Объективный онтологический подход к феноменам сознания создает твердые методологические основания для гуманитарных наук, начиная с логики и лингвистики и кончая этнологией, этикой и эстетикой.

Антипсихологизм делает возможными гуманитарные науки, но он же таит в себе и опасность обезличивания истории и культуры.

Перед мыслителем встает главнейший философский вопрос: каким образом совместить научный подход и к истории, и к сознанию с феноменом свободы, уникальности человеческой личности, ее достоинства. В этой связи он работает одновременно по трем направлениям: анализ самого феномена человеческой личности, свободы; выявление предпосылок классического рационализма, с одной стороны, обеспечившего объективность научного знания и четко провозгласившего самоценность человеческой личности, а с другой — не сумевшего их объединить, и, наконец, на основе достижений философии и науки XX века формулирование нового неклассического идеала рациональности, картины мира, в которой было бы место человеческой личности, феноменам сознания.

Без традиций, усвоенных культурных форм человек гол, является прекрасным объектом для манипуляции его сознанием. Но владение культурными формами есть лишь условие мышления и сознания человека. Необходимы самостоятельные усилия, труд, исполнение мысли. Более того, в ряде случаев требуется осознание самих этих форм, условий их функционирования, выход за их пределы, творение новых культурных форм. Если этого усилия нет, индивид, наука или человеческая общность живут по инерции, не могут не быть объектами манипуляции, рабами внешних сил. Без усилия, живой мысли деградируются, не воспроизводятся даже старые культурные формы.

Такое понимание сознания (как усилие, творчество, осуществляемое в определенных культурных формах), с одной стороны, сохраняет многомерный объективный подход к нему и его формам, научный подход, выработанный Марксом, феноменологией, семиотикой и т.п., а с другой — позволяет рассматривать личность как уникальное образование, созидающее, воспроизводящее самого себя в качестве творящего историю, науку и культуру.

М.К. Мамардашвили обращается к выявлению предпосылок классического мышления, и прежде всего к Рене Декарту и Иммануилу Канту. С точки зрения историко-философских норм исследования к нему можно предъявить серьезные претензии. Но он и не претендовал на роль историка философии. Его задачи были иными — обращение к Декарту и Канту для того, чтобы выявить и сформулировать предпосылки классического мышления, классического типа рациональности.

М.К.Мамардашвили показывает, что феномен сознания, реализация человеческой личности существуют. Мы часто рассматриваем сознание только как отражение бытия. Но необходимо сознание видеть онтологически как событие, имеющее место в мире. Свобода — отнюдь не иллюзорная форма осознания общественного бытия, а событие мира.

Сразу чтобы было всё ясно: раскрыть тему мне не удалось. Тем не менее, позволю себе назвать это сочинение работой, так как некоторый круг проблем и выводов всё-таки был очерчен. Кроме того, за неимением лучшего, здесь будет уместна ссылка на авторитеты. Из общего курса философии нам известно, что её основатель Сократ, обсуждая со своим собеседником какую-либо тему, не ставил перед собой жёсткой задачи, а с любопытством наблюдал, куда его заведёт то или иное рассуждение. Так что и философия Мераба Константинвича Мамардашвили (ММ), вполне могла бы быть тем предметом, которому не помешает ещё одна точка зрения.

Тем не менее, если всё вышеизложенное не может быть принято за норму, предлагаю считать его вступлением, ни к чему не обязывающим ни читателя, ни компилятора, ни автора рассматриваемых работ.

Так воспитывается вкус, искусство – ММ – быть понятым. То есть едва ли не самая важная составляющая обучения, да и всей нашей жизни.

Это важно, даже выделяю отдельной строкой. Кроме того, такая работа предполагает чтение перед аудиторией, то есть разговорный стиль, и если данный текст когда-нибудь будет прочитан, выступающему это значительно облегчит задачу. Так что, если данный реферат и не будет содержать никакой свежей мысли, не вызывет никаких эмоций, свою роль он, тем не менее, сыграет. Чему я и рад.

Возможно, Вас удивит особенность моего изложения, постоянно возвращающая читателя к приведённому ранее тексту, постоянные ссылки на одни и те же слова. Это привычка среднего ученика из прочитанного минимума выдавить максимум возможного. И в школе и в институте преподаватель требует определённый объём текста. Пусть и покажется слишком откровенно, но сейчас я к этому не стремлюсь. Тем не менее, навыки остались. Не смотря на всю эту самокритику, ссылки будут приводиться только по делу и там, где это необходимо для нормального повествования.

Второй отличительный момент более серьёзен и интересен для нашего наблюдения. Говоря о человеческой искусственности ММ называет существующие чувства, эмоции, психологические установки, социальные нормы, никак не основанные на биологических предпосылках. Утверждается, что человек – существо ни на чём в природе не основанное. В качестве примера приводятся такие явления как запрет инцеста и отвращение к каннибализму. ММ утверждает, что раз эти вещи отсутствуют у животных, которые есть часть природы, то человек от действительности оторван. С этим можно поспорить. Во-первых, многие виды животных делаю какие-то вещи, нехарактерные и не понятные для всех остальных; к примеру, это вполне определённо было установлено во время наблюдения за гориллами. Во-вторых, ещё Даниил Андреев показал, что природа так же (в той же степени) дифференцирована, как и человеческое сознание. Следовательно, можно утверждать, что люди оказываются такой же частью природы как птицы, грибы, медузы и все остальные.

Тем не менее, эта психологическая искусственность, о которой говорит ММ существует. На это указывает те самые отличия, о которых мы говорили. Действительно, мир дан на всех один, условия существования одинаковы. Одинаковы не в отношении благоприятствования выживанию, а в не только индивидуальных, но и характерных видовых отличиях: так собака остаётся собакой и на экваторе и в Антарктике, так же лает, защищает хозяина и т. д., т. е. восприятие, реакция, сознание не изменяется. А вот пингвин и кабан этого не делают, даже не уговаривайте.

Таким образом, мы можем утверждать, что некоторая искусственность в сознании существует у всех, а значит и у человека. На мой взгляд, это определяет тот самый платоновский мир идей, и каждый воспринимает только часть его, причём свою индивидуальную, неповторимую. Пример? Вот мечтают люди летать к звёздам, или хотя бы к облакам. Неестественное желание.

То, что мы называем идеями, может существовать независимо от нас, хотя пока мы не способны удовлетворительно ответить на вопрос об их природе. Здесь очень много материала для рассуждений. Но вернёмся к разговору об искусстве.

Данное расхождение в моём понимании работы сознания с концепцией ММ не влияет на сам механизм появления мыслей. Утверждается, что прежнее мироощущение нужно как бы разбивать на куски и из обломков что-нибудь собирать на каких-то других основах. Трудный для понимания момент: эти основы содержат свои собственные, т. е. неизменные основания, на которых бесконечно может видоизменяться надстройка. Плакать – это естественно, а испытывать горе – искусственно. Поэтому слом мира обязателен: на одном фундаменте невозможно выстроить сразу два дома. Это означает, что когда человек хочет полностью обновить себя (например, избавиться от воспоминаний при большом горе, преодолеть психологические трудности и т. д.), он вытесняет себя прежнего из сознания не полностью. Основание остаётся. Случаи, когда основание пропадает, называются сумасшествием. И это очень мощное трансцендирующее усилие.

Другой важной целью философии является её способность настраивать мыслителя на необходимое состояние. Это характерно и для искусства в целом. Всилу своей биологии человек со временем забывает прошлые состояние своей души. Разломанное на множество осколков, оно, тем не менее, может быть приведено к нужному знаменателю. Его гармония может быть задана ситуациями, определённо влияющими на психику человека. Это могут быть предметы искусства, философские концепции, религиозные обряды и т.п.. Проживая конечное количество времени, конечное число жизненных ситуаций, человек не может охватить сразу всё, побывать сразу везде. Следовательно, огромное количество полезной информации будет потеряно. Чтобы свести эти потери к минимуму и создаются, моделируются некоторые ситуации, позволяющие передать навыки, смысловые принципы, необходимые человеку для выживания. То есть, даже не пережив смерти, мы можем предположить что чувствует умирающий. Как говорил Мераб Мамардашвили, трагедия от биологии не зависит. Мудрость есть искусство, а всякое искусство предполагает технику. Сократ называл её майевтикой, как бы воспоминание о том знании, которое уже было. А если не было? В любом случае необходимо помнить, что получаемый эффект – это всего лишь имитация идеи, какие бы восторженные чувства она не вызывала. Спасибо ей можно сказать только за то, что она облегчает нам жизнь. Но улучшает ли? В целом философия отвечает на этот вопрос положительно, иначе она сама себе подписала бы смертный приговор. Так ли это на самом деле? С этого я начинал данную работу – философ на этот вопрос не ответит, иначе он автоматически перестаёт быть таковым. Но и буддистская традиция здесь не самодостаточна. Познание всего через собственный опыт напоминает анекдот:

- Классный домик! Наверное, человек десять строили?

- Всё сам. Всё своими руками.

- Ну, кровельщиков-то всё равно звал!

- Всё сам. Всё своими руками.

- И коммутации подводил?!

- Всё сам. Всё своими руками.

- Слушай, а ты женат?

- Всё сам. Всё своими руками.

Гражданство неизвестной родины.

Науке очень сложно ответить на вопрос, что такое сознание, мышление. А мыслить приходится. В самых различных проявлениях на помощь призывается искусство, философия. Известно высказывание, что Энштейн не был бы великим физиком, если бы не играл на скрипке. Но заниматься этим произвольно значит надеяться на авось, куда кривая выведет. А это уже не только ненаучно, это просто опасно. Мамардашвили – матёрый материалист. Очень строгий и требовательный. Любой полёт мысли у него начинается на твёрдой почве и облекается, выражаясь научно, в математический аппарат. Он постоянно помнит, что в состоянии трансцендирования мыслителю не достаточно просто настроиться на нужную мысль, в момент встречи необходимо сознательно совершить духовное усилие. Только тогда неопределённость пространства идей продублируется, отфильтруется через твоё сознание. Именно тогда появляется некая гармония, облагораживающая человека, его психику, поведение, социальные отношения, весь окружающий мир.

Библиографический список.

План исследования.

1. Глава 1 - предпосылки к объяснению особенностей нашего мышления.

а) Искусственность и искусство – действительно ли это так важно?

б) Философия как инструмент воспроизведения мысли.

2. Глава 2 - Как происходит трансцендирование. Чем понимание отличается от повторения.

Философия как форма индивидуального самосознания. Главным пред­метом философии Мамардашвили является феномен сознания, концеп­ция философии как формы индивидуального • самосознания. Свою мысль он разъяснял следующим образом. Все человеческие изобрете­ния, институты, нравственные нормы, мысленные образования, все, что содержится в человеческой памяти и передается культурой, есть со­вершенно особые вещи, которые сами по себе не живут, в отличие, к примеру, от деревьев. Деревья существуют вне зависимости от нашего сознания и воспроизводятся природой. А любая нравственная, юриди­ческая или какая-либо другая норма жива только в той мере, в какой постоянно воспроизводится внутреннее условие ее существования, со­стоящее в том, чтобы в каждый момент времени достаточно большое количество людей, невзирая ни на что, даже ценой собственной жизни, шло на то, чтобы эта норма существовала.

Раздел VIII. Русская философия

Это опредмеченное сознание таит опасность, так как становится доступным для производства, технологизации и массового тиражиро­вания. Пример тому — массовая культура. Такое массовое производ­ство сознания создает опасность его фрагментаризации, отрыва от подлинных глубинных структур. Поэтому Мамардашвили считал, что ответственность интеллектуала, философа и ученого сегодня состоит в постоянном усилии по выполнению таких актов мысли, которые воспроизводили бы ее полное и целостное интеллектуальное содержа­ние в культуре.

Вопросы для самопроверки

1. Как вы думаете, почему В.И. Вернадский не верил в то, что жизнь могла самопроизвольно зародиться из неживой материи? Обоснуйте ваше отношение к точке зрения ученого, что жизнь во Вселенной была вечно и никогда не возникала.

2. Приведите примеры общепланетарной, геологической деятельности человечества, подтверждающие существование ноосферы.

3. Приведите примеры, поясняющие точку зрения А.Ф. Лосева о том, что человек изначально живет в мифе.

4. В чем, по Лосеву, причина социальных потрясений и катастроф?

5. Почему Бахтин общение считал основой бытия?

6. Поразмышляйте в духе Бахтина о том, какие черты — самозванство, паразитизм или двойничество - свойственны современной российской

7. Что имел в виду Бахтин, говоря: «Жить — значит участвовать в диало­ге: вопрошать, внимать, ответствовать, соглашаться и т.д. В этом диалоге че­ловек участвует весь и всею жизнью: глазами, руками, душой, духом, всем телом, поступками. Он вкладывает всего себя в слово, и это слово входит. в

8. Как вы думаете, в какой стадии этногенеза, по теории Гумилева, нахо­дится сегодняшняя Россия? Докажите свою точку зрения.

Литература

1. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

2. Вернадский В.И. Биосфера и ноосфера. М., 1989.

3. Гумилев Л.Н. Этносфера: История людей и история природы. М., 1993.

Декарт на себе, овладевая собой в философской мысли, рвал (и порвал) одну из самых фактически страшных наших зависимостей, из которых мы почти никогда не вырываемся, так и волоча за собой куски разрушенного страданием сознания. Это — внутренняя зависимость от якобы несправедливости мира, любовная прикованность к какому-либо предмету, лучшие и прекрасные стороны которого, нам кажется, мы видим, но который, тем не менее, почему-то оборачивается незаслуженным равнодушием.

Декарт как бы говорит нам: в мире есть основания (вот детерминистическая цепь) для строгого, точного и последовательного мышления, и эти основания строгого и точного мышления таковы, что не только оставляют место для нашей воли и свободы выбора, но и делают их необходимыми в составе общей гармонии мира.

Сомнение — нахождение места моей воли в мире, в предположении, что без этой воли нет и мира. Ибо последнее, в чем нельзя сомневаться, так это в воле; сомнение упирается в твердую точку воли. И третье — если забуду, т.е. забуду то в мире, что обязано только мне и только из меня вырастает, то в мире ничего не будет; не будет порядка, не будет добра, не будет красоты, не будет чисел, не будет треугольников, не будет идеальных сущностей: порядок, добро, красота — и теперь я могу сказать, что весь смысл этого эксперимента, решающего для философии, состоит для Декарта в ответе на вопрос: почему вообще бывает в мире порядок?

Размышление седьмое

Приведу еще одну поясняющую ассоциацию, связанную теперь уже с кантовской теорией пространства, согласно которой пространство идеально, субъективно и т.п.

Да, в мире есть психические существа и есть тела, и, сравнивая их, мы абстрагируем два свойства: свойство мышления и свойство протяжения, различаем их

Поскольку я могу понять естество мысли, только полностью отделив ее от всяких оттенков протяженности, а понять протяженность как естество могу, лишь устранив какой-либо оттенок мысли из этого естества, то это значит, что я имею две, несводимые одна к другой, субстанции. Но не в том смысле, что в мире есть материальная субстанция и еще какая-то таинственная мыслящая субстанция, как мы могли бы об этом подумать, пытаясь представить себе это наглядно. Повторяю, если можно понять мышление, отделив его от пространства, и ясно понять пространство, отделив его от мышления, то они различны. И должны удерживаться в этом их различии, никогда не смешиваться.

Но давайте все же вглядимся пристальнее в декартовское различение души и тела со стороны тела , поскольку со стороны души мы это уже проделали. Я говорил о трансцендентальном сознании и показал, что некоторые понятия сознания являются теми первичными или независимыми понятиями, которыми мы вообще описываем мир. Описываем именно мир, а не сознание. И описываем его как пространственныйСам ход мысли не имеет объекта, поэтому и нужно его все время держать (это и есть то, что можно назвать безобъектным сознанием). Безобъектное сознание есть условие того, что мы можем понимать то, о чем мы утверждаем в нашем предметном сознании. Декарт утверждал: если я мыслю о физическом мире, то не могу допустить никаких внутренних монадологических или чувствующих состояний в вещах.

Я говорил, что различение мысли и материи есть способ мыслить таким образом, чтобы не попасть в плен майи и обмана, который индуцируется в нас нашим наглядным, повседневным опытом. В физике нет места такому опыту. Или, как сказал бы Декарт, нет места воображению, представлению. Воображение здесь понимается мной и в кантовском, и в декартовском смысле как способность представлять наглядно модельность нашего мышления. Напомню вам определение трансцендентального сознания, повернув его несколько иначе. Трансцендентальное сознание — это сознание субъекта, который может быть нами реконструирован в качестве конечного и окончательного источника всех тех знаний, которыми он обладает. То есть тезис декартовского рационализма (или, что то же самое, трансцендентализма) сводится к тому, что знанием считается только то знание, которое порождается субъектом. (я могу о них только догадываться), которые, зародившись в вас, привели к появлению его в моем поле фактов. Все мои утверждения о стакане будут неконтролируемы, потому что в них будет содержаться нечто, что порождено. повторяю, не мной, т.е. не на основе моей апперцепции. Значит, субъект трансцендентального сознания может принять только такое знание, относительно которого показано, что он — конечный и единственный его источник.

Так вот, вся параферналия трансцендентального сознания и строится на этом: на доказательстве рационального как такового, которое не имеет внутри себя ничего, что порождалось бы другим целым.

Следовательно, лишь допущение в материи пространства или сведение ее к пространству способно устранить или избавить нас от злого гения. В этом смысле пространство есть не какое-то физическое явление, а условие нашего знания. Вот почему Декарт говорил, что между вещью и пространством нет никакого отличия.

Таким образом, когда мы мыслим о предметах (любых), то схемой нашего сознания является пространство или пространственность предмета, но мы можем познавать предмет только тогда, когда одновременно с познанием его содержания держим в сознании схему его данности, т.е. в данном случае — пространство. Лишь такие предметы мы познаем и понимаем рационально. Это и есть, согласно Декарту, определение того, что такое ясные понятия. Во французском языке ясность — это один термин, а отчетливость — другой. Отчетливое — значит, дистинктное. Например, чувство голода, в той мере, в какой я беру его как осознанное и не вношу в пространство, есть дистинктное чувство.

См.: Лейбниц Г. Замечания к общей части декартовых начал (1692) // Соч. в 4-х томах. Т.3. М.1984.

Особое место проблемы сознания в истории культуры и философии объясняется по меньшей мере двумя обстоятельствами.

Во-первых, сознание – предельное понятие философии как таковой, о чем бы она ни была. Будь то философия природы, общества, права, науки, морали и т. д. Основным орудием и предпосылкой анализа в любом случае здесь будет являться и выступать так или иначе понимаемое сознание, открывающее философу возможность его личностной реализации, находящей выражение в тексте и тем самым существующей в культуре. Не просто в виде достигнутой суммы знаний, а в виде именно реализованной мысли и способа бытия.

И второе обстоятельство, делающее эту проблему особенно сложной, состоит в том, что одновременно сознание – это весьма странное явление, которое есть и которое в то же время нельзя ухватить, представить как вещь, т. е. о нем в принципе нельзя построить теорию. Ни в виде предельного философского понятия, ни в виде реального явления, описываемого психологическими и другими средствами, сознание не поддается теоретизации, объективированию. Любая попытка в этом направлении неминуемо кончается неудачей. По мере приближения к нему сознание, как тень, ускользает от исследователя. Поэтому в философии остается лишь один способ – рассуждения о подобного рода явлениях. О них можно говорить или рассуждать, только используя опосредованный, косвенный язык описания, т. е. опираясь на уже существующие правила и представления, относящиеся к самому рассуждению о явлении.

Следовательно, всякий подход к философии как к уже реализованному сознанию неизбежно предполагает

осторожность. Эта осторожность может быть либо продуктом уже существующей культуры, либо результатом нашего личного усилия, но в любом случае она необходима. Например, можно определить, что такое наука или право, но нельзя определить, что такое философия. Ведь это было бы равносильно тому, чтобы найти окончательный ответ на любопытство, какое у человека вызывает он сам, т. е. в конечном счете ответить на вопрос о самой причине любопытства, что, разумеется, невозможно.

Ближним охотно служу, но – увы! – имею к ним склонность.

Вот и гложет вопрос: вправду ли нравственен я?

Я говорю не о том, мог бы сказать Кант, нужно ли обязательно выполнять нравственный долг с приятностью или нужно насиловать себя, и не о том, что мы будем тем более нравственны, чем неприятнее нам выполнение долга. Нет, мой аргумент трансцендентальный, сказал бы Кант, – я говорю не об этом. А о чем же?

Все это так, ответил бы Кант, эмпирически это верно, и эмпирически, может быть, надо полагаться на то, чтобы наши чувства удовольствия или пользы были связаны с выполнением нами наших нравственных норм и обязанностей, но понять природу нравственных обязанностей с помощью аргументов, заимствованных из эмпирического материала, невозможно Ведь посмотрите, говорит Кант, перед нами десятки и сотни разных культуp , и что мы видим в них, кроме относительности и пестроты нравственных норм, обычаев, традиций? Вы хотите вывести мораль из чувства удовольствия-неудовольствия? Но это невозможно сделать. Аргумент оказывается в бесконечности: можно бесконечно приводить как доводы за , так

Подобная реконструкция кантовского ответа вполне правомерна и вытекает из всего духа его философии

[См.: 2, с. 351–588; 5, с. 93].

и против . Поэтому, сказал бы Кант, если философская формулировка и удается, она не есть указание на факты, она говорит о радикальном изменении подхода философа к фактам, об особом характере его рассуждения. А рассуждение такое: я знаю, конечно, что эмпирически любое нравственное деяние всегда связано с чувственной материей, но осуществляется при этом что-то другое. И указание на это другое и есть кантовский метод абстракции, когда он отделяет долг, нравственный императив от ссылок на какие-либо эмпирические состояния.

Приведу еще пример, но уже из другой области, связанной с имевшей место в истории философии критикой декартовского учения о восприятии. Известно, что в философии Декарта проблема восприятия, прежде всего зрительного, разработанная

Итак, мы можем заключить, что внутри психологии, этики и других наук существуют уже совершившиеся в качестве предпосылок и условий возможного опытного, научного познания некие акты философствования. Сам акт познания имплицирует какие-то философские акты независимо от того, знаем мы об этом или не знаем. Назовем эту совокупность философских операций, которые имплицированы внутри научных операций при образовании и познании объектов науки,

реальной , или натуральной , философией и попытаемся раскрыть это понятие на примере нашего отношения к природе.

себе какие-то мифологические сущности, это что – не природа? Нет. Следовательно, рассматривать мир как природу нужно под иным углом зрения, а именно, скажем, так: под углом зрения некоего целого, в которое существует естественный порядок. Это и есть природа. Природой является не мир, который мы склонны населять сказочными существами, а мир, рассматриваемый под углом зрения его естественной упорядоченности, в нем имеют место только физические события. Это не просто события, которые происходят вне нас. Это события, которые происходят естественно-причинно, т. е. без участия в них каких-либо произвольных сил или существ. Научное восприятие или познание мира есть абстракция. Ведь на протяжении тысячелетий человечество обходилось без науки. Воспринимать мир научно – совсем не естественно, а условно в том смысле, что это предполагает какие-то предпосылки, которые сами еще должны возникнуть или быть человеком осуществлены.

устроенным), нужно что-то предположить, что-то допустить, лишь тогда мир предстает как естественно-упорядоченный. Значит, у философии есть не только свой язык, но и грамматика. И только зная эту грамматику, т. е. определенную совокупность условностей, мы можем понять, что в этом случае говорится.

Итак, существуют некие философские акты, уже содержащиеся в самой культуре научного мышления, которые мы назвали реальной философией. Эта реальная философия является неким мысленным, духовным полем, в котором совершаются акты научного познания, представляющие собой неотъемлемый элемент культуры. (Мы говорим здесь только о европейской культуре и о европейской науке.) Попытаемся теперь более конкретно охарактеризовать понятие реальной философии.

Иначе говоря, философия отличается от науки тем, что она начинает на своем языке развивать именно этот факт и по ходу дела приводит в движение те понятия и проблемы, которые относятся в том числе и к самой науке.

Читайте также: