Байрон паломничество чайльд гарольда реферат
Обновлено: 05.07.2024
- Для учеников 1-11 классов и дошкольников
- Бесплатные сертификаты учителям и участникам
2. Идейный смысл поэмы. Проблема свободы в творчестве Байрона и воплощение ее в поэме.
3. Характеристика особенностей жанра и художественной структуры произведения. Взаимоотношение эпического и лирического пластов повествования.
3) . Первая поэма Байрона, написанная в романтическом стиле. Её отличала прежде всего жанровая форма – лиро-эпическая поэма, сочетающая в себе историю жизни и путешествий героя со свободными импровизациями поэта. Первые две песни по форме напоминают и лирический дневник поэта-путешественника, и внутренний драматический монолог героя, вступающего в самостоятельную жизнь, и поэтическое эссе о судьбах народов в период наполеоновских войн.
Не сковывая себя жанровыми правилами, экспериментирует в области содержания и языка. Поэма написана спенсеровой строфой, которая позволяет воссоздать сложный внутренний мир Герольда, поболтать с читателем о других культурах и цивилизациях. Много описаний других стран.
Новая жанровая форма определила композиционную структуру: Байрон вольно обращался с повествовательной структурой, разбивая её вставками – балладами, стансами, лирическими отступлениями. Также вольно и с героем – то предоставляет его читателю, то личность Гарольда размывается в потоке впечатлений автора от лично им увиденного и пережитого.
4) . Лирический герой: Чайльд Гарольда – новый герой в литературе, романтический тип, воплотивший в себя главнейшее черты своего времени.
Отличие от просветительского героя, для которого путешествие связано с приобретением опыта. От сентименталистского – где мотив путешествия показывает сложные метания героя.
Чайльд Гарольд – отпрыск старинного дворянского рода, который провёл довольно праздную жизнь, пресытился ей, но не был счастлив. Болезнь, вызванная опустошённостью устроенного и внешнеблагополучного существования. Чайльд – личность романтическая, рвущаяся в неведомое, которое кажется ему лучше, жаждет страшных и опасных приключений. Его манит энергичная, полная страсти жизнь, а не уединенная и располагающая к размышлениям, которая есть в него.
Однако все эти качества, присущие Гарольду, всеобщи и универсальны.
Но в первых двух песнях Байрон разделял себя и своего героя → повесть от третьего лица в большей степени рассуждает Байрон, а не Гарольд. Тем не менее образы Автора и героя тесно переплетаются.
Образ Чайльд Гарольда стал символом своего времени, вызвал массу подражаний. Это было начало господства байронического героя.
Тем же словом "байронизм" мы привыкли обозначать факты влияния поэзии Байрона на творчество наших поэтов, преимущественно Пушкина и Лермонтова.
И прежде всего русской поэзии и русскому самосознанию нравилась эта субъективная меланхолия, или иначе, личная разочарованность, недовольство самим собой.
Пушкин, удаленный на юг осенью 1820 г., изучает английский язык, чтобы прочесть Байрона в подлиннике, быстро осваивается с английским поэтом и под влиянием его творчества пишет своего "Кавказского пленника" .
Сопоставление этой поэмы со стихами Чайльд-Гарольда обнаруживает влияние Байрона как в изображении горцев и в личности пленника. Но Пушкин был богат впечатлениями Кавказа, и это освободило его от подражательности в описательной части поэмы.
Что касается личности пленника, то и здесь выражено пережитое самим поэтом, который 20-ти лет от роду ощущал неудовлетворенность теми успехами, "где праздный ум блестит, а сердце дремлет", и обществом тех "питомцев наслаждений", тех "минутной младости минутных друзей", и тех "наперстниц порочных заблуждений", среди которых имели место "заблуждения, измучившие" душу юноши Пушкина. Но если эти "заблуждения исчезают с измученной души" поэта, как он говорит о том в своем стихотворении "Возрождение" (Художник-варвар кистью сонной картину гения чернит), написанном еще года за полтора до появления "Кавказского пленника", то он дает своему герою не возрождение, а лишь "равнодушие к жизни в ее наслаждениях, преждевременную старость души, которая сделалась отличительной чертой молодежи XIX века".
Так писал Пушкин к одному из своих друзей, по поводу своей поэмы; но не надо забывать, что почти то же было сказано и Байроном во введении к Чайльд-Гарольду: "Я хотел показать, что ранняя испорченность характера и нравственности ведет к пресыщению прошедшими наслаждениями и к разочарованию в новых". Грациозный образ черкешенки в той же поэме Пушкина есть непосредственное отражение двух женских характеров Байрона (Гаиде в "Дон-Жуане" и Гюльнары в "Корсаре"). Остается прибавить, что сам Пушкин, тотчас после создания поэмы, уже сознавая неудачность характера пленника, долго не мог решиться ее напечатать.
Осенью следующего 1821 года Пушкин пишет "Бахчисарайский фонтан". Этот лироэпический рассказ дышит байронизмом, быть может, еще более, чем "Кавказский пленник". Выведенный здесь хан Гирей, "скучающий бранной славой", "задумчивый властитель", таящий в сердце любовь, перед которой поблекли все прежние радости его жизни и которая обращена к существу невинному и чистому, оставляющему эту любовь без ответа, гораздо более напоминает Чайльд-Гарольда или самого Байрона, нежели крымского татарина.
В неопределенном характере Гирея отразились все черты героев Байрона: разочарованность, неудовлетворенность всем окружающим, сила страсти, непреклонность перед внешними врагами, мстительность людям зa личное несчастие (Конрад), способность ненавидеть с такой же силой, с какой они любят (Гяур и Конрад) и страдать безмолвно. Девять лет спустя, Пушкин беспощадно критиковал это свое произведение, говоря: "Бахчисарайский фонтан слабее Пленника и, как он, отражается чтением Байрона, от которого я тогда с ума сходил".
Вслед за "Бахчисарайским фонтаном" Пушкин принимается за "Онегина", и к концу 1823 г. уже готовы первые две главы этого произведения, составившего главный труд его жизни, каким для Гете был Фауст, для Байрона сначала "Чайльд-Гарольд", а потом "Дон-Жуан". Выпуская в печать первую главу своего романа, Пушкин предпослал ей предисловие, в котором говорит: "Первая глава представляет нечто целое. Она в себе заключает описание светской жизни петербургского молодого человека в конце 1819 г. и напоминает Беппо, шуточное произведение мрачного Байрона". Сравнение I главы Евгения Онегина с "Беппо" показывает, что это сходство ограничивается, главным образом, внешним приемом изложения, усвоенным Пушкиным у английского поэта. В своей повести Байрон беспрестанно прерывает повествование намеками о всевозможных предметах: тут есть строфы, касающиеся любви, ветреных венецианских нравов, женщин всех наций, светского общества, славы Наполеона, счастия, плохих поэтов, даже соусов. и все это переплетается с воспоминаниями личной жизни и сатирическими выходками против лондонских нравов, порой и с задушевным воспоминанием о счастливом исключении, которое повстречал в жизни.
Поэт несколько раз ловит сам себя на этих отступлениях. Все это мы видим и у Пушкина; равно должно отметить и внешнее сходство самого героя I гл. "Евгения Онегина" с легким очерком графа в повести "Беппо"; это был "шалун, привыкший шумно жить, богатый граф, мотавший денег груду. Он музыку и танцы изучил и по-французски бойко говорил". Нужно ли рядом с этими стихами ставить пушкинские: "Он по-французски совершенно мог изъясняться и писал, легко мазурку танцевал и кланялся непринужденно". В 4-ой строфе 1 песни "Евгения Онегина", высказывая мечту увидеть Италию, услышать "язык Петрарки и любви", говорит про этот язык: "По гордой лире Альбиона он мне знаком, он мне родной".
Печатно Пушкин заявлял о сходстве I песни "Евгения Онегина" с "Беппо"; в письмах к друзьям, в период создания этих строф, он сближал их преимущественно с "Дон-Жуаном", прямо говоря, что пишет роман в стихах вроде "Дон-Жуана" и сомневается в возможности напечатать этот роман, написанный, как ему тогда казалось, "строфами едва ли не вольнее строф Дон-Жуана". В разгар своей работы Пушкин поражен трагической смертью Байрона. В посвященном его памяти стихотворении "К морю", он прямо называл его "властитель наших дум"; в его глазах это певец, "оплаканный свободой".
Так же Пушкин сосредоточился на произведении, которое дало ему почву рассчитаться с байронизмом и обратиться к изображению родной действительности. Это были "Цыгане". Главное лицо поэмы, Алеко, есть, несомненно, характер байронический, но он поставлен в условия действительности, изображаемой реальными чертами, вынесенными из непосредственных впечатлений нашего поэта, во время его поездки из Кишенева в Измаил, когда он сопровождал цыганский табор, скитавшийся по Буджакской степи. В поэмах Байрона лирический элемент преобладает, действительность изображается, поскольку она составляет обстановку, среди которой его герои выступают, отражая лишь душевные волнения самого поэта. Пушкин, введя своего героя под сень "разодранных шатров" детей природы, равномерно дал жизнь всем персонажам возникшей в его воображении драмы, и каждый характер получил надлежащее освещение. Байрону и герой-то сам нужен был лишь для того, чтобы самому красноречиво говорить его устами, не давая свободы действию. Эта свобода действия дана Пушкиным его Алеко, и это-то и раскрыло сполна всю душу героя поэмы. Обнаружилось внутреннее противоречие с основной идеей байронизма: глухое недовольство людьми, презрение к ним и вызов, при неимении никакой иной опоры, кроме безграничной энергии и неясного чувства правды. Своим Алеко Пушкин дал точное понимание байронизма, указав его ахиллесову пяту:
С высоты своего гордого одиночества байронический характер видит только свои страдания, считает только себя достойным сочувствия и гибнет в бессильной борьбе со своим эгоизмом, заставляющим уходить в свой собственный душевный мир, что, конечно, составляет источник мучительной тоски и лишает мыслящее человечество каких бы то ни было активных стремлений.
Поняв байронизм, Пушкин тем самым освободился от него и пошел своей дорогой. Уже в заключителных строфах первой песни Евгения Онегина видно, как поэт отбивался от подозрения, что "намарал" он "свой портрет, как Байрон, гордости поэт", и тут же замечает: "Как будто нам уже невозможно писать поэмы о другом, как только о себе самом".
"Нет, я не Байрон, я другой, еще неведомый избранник".
В этих стихах Лермонтов определенно выражает как точку соприкосновения нашей поэзии с Байроном, так и залог преуспеяния русского творчества. Юный наш поэт мирился с тем, что он так же как Байрон, "гонимый миром странник", оговаривая при этом свою самобытность прибавкой слов: "Но только с русскою душой"! Эта "русская душа" сказалась в "Песне о купце Калашникове", сказалась в изящной простоте языка, но судьба заставила умолкнуть лучезарного титана поэзии. Наше общественное самосознание склонно возводить к Печорину генеалогию всех позднейших литературных героев, которые являлись выразителями неудовлетворенности настоящим и стремились к неизвестной, но безусловно необходимой правде, без которой жить нельзя.
Когда под пером А. С. Пушкина рождалась крылатая строка, исчерпывающе определявшая облик и характер его любимого героя: "Москвич в Гарольдовом плаще", - ее создатель, думается, отнюдь не стремился поразить соотечественников оригинальностью. Цель его, уместно предположить, была не столь амбициозна, хотя и не менее ответственна: вместить в одно слово превалирующее умонастроение времени, дать емкое воплощение мировоззренческой позиции и одновременно житейской, поведенческой "позе" довольно широкого круга дворянской молодежи (не только российской, но и европейской), чье сознание собственной отчужденности от окружающего вылилось в форме романтического протеста. Самым ярким выразителем этого критического мироощущения явился Байрон, а литературным героем, наиболее полно и законченно воплотившим этот этико-эмоциональный комплекс, - главный персонаж его обширной, создававшейся на протяжении чуть ли не десятилетия лирической поэмы "Паломничество Чайльд Гарольда" - произведения, которому Байрон был обязан столь сенсационной международной известностью.
Вместив в себя немало разнообразных событий бурной авторской биографии, эта написанная "спенсеровой строфой" (название данной формы восходит к имени английского поэта елизаветинской эпохи Эдмунда Спенсера, автора нашумевшей в свое время "Королевы фей") поэма путевых впечатлений, родившаяся из опыта поездок молодого Байрона по странам Южной и Юго-Восточной Европы в 1809-1811 гг. и последующей жизни поэта в Швейцарии и Италии (третья и четвертая песни), в полной мере выразила лирическую мощь и идейно-тематическую широту поэтического гения Байрона.
У ее создателя были все основания в письме к своему другу Джону Хобхаузу, адресату ее посвящения, характеризовать "Паломничество Чайльд Гарольда" как "самое большое, самое богатое мыслями и наиболее широкое по охвату из моих произведений". На десятилетия вперед став эталоном романтической поэтики в общеевропейском масштабе, она вошла в историю литературы как волнующее, проникновенное свидетельство "о времени и о себе", пережившее ее автора.
Новаторским на фоне современной Байрону английской (и не только английской) поэзии явился не только запечатленный в "Паломничестве Чайльд Гарольда" взгляд на действительность; принципиально новым было и типично романтическое соотношение главного героя и повествователя, во многих чертах схожих, но, как подчеркивал Байрон в предисловии к первым двум песням (1812) и в дополнении к предисловию (1813), отнюдь не идентичных один другому.
Предвосхищая многих творцов романтической и постромантической ориентации, в частности и в России (скажем, автора "Героя нашего времени" М. Ю. Лермонтова, не говоря уже о Пушкине и его романе "Евгений Онегин"), Байрон констатировал в герое своего произведения болезнь века: ". ранняя развращенность сердца и пренебрежение моралью ведут к пресыщенности прошлыми наслаждениями и разочарованию в новых, и красоты природы, и радость путешествий, и вообще все побуждения, за исключением только честолюбия - самого могущественного из всех, потеряны для души, так созданной, или, вернее, ложно направленной". И тем не менее именно этот во многом несовершенный персонаж оказывается вместилищем сокровенных чаяний и дум необыкновенно проницательного к порокам современников и судящего современность и прошлое с максималистских гуманистических позиций поэта, перед именем которого трепетали ханжи, лицемеры, ревнители официальной нравственности и обыватели не только чопорного Альбиона, но и всей стонавшей под бременем Священного союза монархов и реакционеров Европы. В заключительной песни поэмы это слияние повествователя и его героя достигает апогея, воплощаясь в новое для больших поэтических форм XIX столетия художественное целое.
Это целое можно определить как необыкновенно чуткое к конфликтам окружающего, мыслящее сознание, которое по справедливости и является главным героем "Паломничества Чайльд Гарольда".
Это сознание не назовешь иначе, как тончайшим сейсмографом действительности; и то, что в глазах непредубежденного читателя предстает как безусловные художественные достоинства взволнованной лирической исповеди, закономерно становится почти непреодолимым препятствием, когда пытаешься "перевести" порхающие байроновские строфы в регистр беспристрастной хроники. Поэма, по сути, бессюжетна; весь ее повествовательный "зачин" сводится к нескольким ненароком оброненным строкам об английском юноше из знатного рода, уже к девятнадцати годам пресытившемся излюбленным набором светских удовольствий, разочаровавшемся в интеллектуальных способностях соотечественников и чарах соотечественниц и - пускающемся путешествовать. В первой песни Чайльд посещает Португалию, Испанию; во второй - Грецию, Албанию, столицу Оттоманской империи Стамбул; в третьей, после возвращения и непродолжительного пребывания на родине, - Бельгию, Германию и надолго задерживается в Швейцарии; наконец четвертая песнь посвящена путешествию байроновского лирического героя по хранящим следы величественного прошлого городам Италии. И только пристально вглядевшись в то, что выделяет в окружающем, что выхватывает из калейдоскопического разнообразия пейзажей, архитектурных и этнографических красот, бытовых примет, житейских ситуаций цепкий, пронзительный, в полном смысле слова мыслящий взор повествователя, можем мы вынести для себя представление о том, каков в гражданском, философском и чисто человеческом плане этот герой - это байроновское поэтическое "я", которое язык не поворачивается назвать "вторым".
И тогда неожиданно убеждаешься, что пространное, в пять тысяч стихов, лирическое повествование "Паломничества Чайльд Гарольда" в определенном смысле не что иное, как аналог хорошо знакомого нашим современникам текущего обозрения международных событий. Даже сильнее и короче: горячих точек, если не опасаться приевшегося газетного штампа.
Но обозрение, как нельзя более чуждое какой бы то ни было сословной, национальной, партийной, конфессиональной предвзятости. Европа, как и ныне, на рубеже третьего тысячелетия, объята пламенем больших и малых военных конфликтов; ее поля усеяны грудами оружия и телами павших. И если Чайльд выступает чуть отвлеченным созерцателем развертывающихся на его глазах драм и трагедий, то стоящий за его плечами Байрон, напротив, никогда не упускает возможности высказать свое отношение к происходящему, вглядеться в его истоки, осмыслить его уроки на будущее.
Так, Португалия, строгие красоты чьих ландшафтов чаруют пришельца (песнь первая), в мясорубке наполеоновских войн стала разменной монетой в конфликте крупных европейских держав; и у Байрона нет иллюзий насчет истинных намерений их правящих кругов, включая те, что определяют внешнюю политику его собственной островной отчизны.
То же самое и по отношению к Испании, ослепляющей великолепием красок и фейерверками национального темперамента. Немало прекрасных строк посвящает он легендарной красоте испанок, способных тронуть сердце даже пресыщенного всем на свете Чайль-да ("Но нет в испанках крови амазонок, / Для чар любви там дева создана"). Но важно, что видит и живописует носительниц этих чар повествователь в ситуации массового общественного подъема, в атмосфере общенародного сопротивления наполеоновской агрессии: "Любимый ранен - слез она не льет, / Пал капитан - она ведет дружину, / Свои бегут - она кричит: вперед! / И натиск новый смел врагов лавину. / Кто облегчит сраженному кончину? / Кто отомстит, коль лучший воин пал?/ Кто мужеством одушевит мужчину? / Все, все она! Когда надменный галл / Пред женщинами столь позорно отступал? " Так и в стонущей под пятой османской деспотии Греции, чей героический дух поэт старается возродить, напоминая о героях Фермопил и Саламина. Так и в Албании, упорно отстаивающей свою национальную самобытность, пусть даже ценой каждодневного кровопролитного мщения оккупантам, ценой поголовного превращения всего мужского населения в бесстрашных, беспощадных гяуров, грозящих сонному покою турок-поработителей.
Иные интонации появляются на устах Байрона - Гарольда, замедлившего шаг на грандиозном пепелище Европы - Ватерлоо: "Он бил, твой час, - и где ж Величье, Сила? / Все - Власть и Сила - обратилось в дым. / В последний раз, еще непобедим, / Взлетел орел - и пал с небес, пронзенны. " В очередной раз размышляя о парадоксальном жребии Наполеона, поэт убеждается: военное противостояние, принося неисчислимые жертвы народам, не приносит освобождения ("То смерть не тирании - лишь тирана"). Трезвы при всей очевидной "еретичности" для своего времени и его размышления над озером Ле-ман - прибежищем Жан Жака Руссо, неизменно восхищавшего Байрона (песнь третья).
Французские философы, апостолы Свободы, Равенства и Братства, разбудили народ к невиданному бунту. Но всегда ли праведны пути возмездия и не несет ли в себе революция роковое семя собственного грядущего поражения? "И страшен след их воли роковой.
/ Они сорвали с Правды покрывало, / Разрушив ложных представлений строй, / И взорам сокровенное предстало. / Они, смешав Добра и Зла начала, / Все прошлое низвергли. Для чего? / Чтоб новый трон потомство основало. / Чтоб выстроило тюрьмы для него, / И мир опять узрел насилья торжество".
"Так не должно, не может долго длиться!" - восклицает поэт, не утративший веры в исконную идею исторической справедливости.
Дух - единственное, что не вызывает у Байрона сомнения; в тщете и превратностях судеб держав и цивилизаций он - единственный факел, свету которого можно до конца доверять: "Так будем смело мыслить! Отстоим / Последний форт средь общего паденья. / Пускай хоть ты останешься моим, / Святое право мысли и сужденья, / Ты, божий дар!" Залог подлинной свободы, он наполняет смыслом бытие; залогом же человеческого бессмертия, по мысли Байрона, становится вдохновенное, одухотворенное творчество. Потому вряд ли случайно апофеозом гарольдовского странствия по миру становится Италия (песнь чевертая) - колыбель общечеловеческой культуры, страна, где красноречиво заявляют о своем величии даже камни гробниц Данте, Петрарки, Тассо, руины римского Форума, Колизея. Униженный удел итальянцев в пору Священного союза становится для повествователя источником незатихающей душевной боли и одновременно стимулом к действию.
Хорошо известные эпизоды "итальянского периода" биографии Байрона- своеобразный комментарий к заключительной песни поэмы. Сама же поэма, включая и неповторимый облик ее лирического героя, - символ веры автора, завещавшего современникам и потомкам незыблемые принципы своей жизненной философии: "Я изучил наречия другие, / К чужим входил не чужестранцем я. / Кто независим, тот в своей стихии, / В какие ни попал бы он края, - / И меж людей, и там, где нет жилья. / Но я рожден на острове Свободы / И Разума - там родина моя. " Чайльд Гарольд - юноша, которого побуждает к беспредельному скепсису "тоски язвительная сила", сделавшаяся отличительным свойством целого поколения, заставшего только закат героической эпохи революционных потрясений и освободительных войн.
Пушкинское определение - "преждевременная старость души" - выделяет самое существенное качество воплотившегося в Г. мирочувствования. Окрасившее собой целый период европейской духовной жизни, подобное умонастроение, средоточием и выразителем которого выступает Г., придало рассказу о его "паломничестве" значительность яркого документа эпохи и одного из крупнейших событий в истории романтизма. Ощущая себя родившимся под "бесславной звездой" и оставивший надежду отыскать цель, достойную дремлющих в нем сил, Г. в свои неполные девятнадцать лет мечтает лишь о забвении, которое могло бы принести бегство "от самого себя", но разъедающее неверие преследует его, "и в сердце места нет покою". Позицией Г. становится тотальная ирония, которая за масками благородства обнаруживает мелочное своекорыстие, а за высокими словами - пустоту смысла, ставшую хронической болезнью эпохи, когда утратилось ощущение содержательности и целенаправленности существования.
В Испании, проезжая полями "скорбной славы", оставшейся как память о сопротивлении наполеоновскому нашествию, даже в Греции, где "свободных в прошлом чтят сыны Свободы", и в красочной суровой Албании Г., путешествующий с единственным желанием не вдыхать отравленного воздуха родной земли, испытывает только чувство, мучительное и для него самого, - безучастность. "Паломничество" предстает не как духовное странствие, не как подвиг рыцаря, движимого мечтами о славе, а как осуществление давнего замысла "хоть в ад бежать, но бросить Альбион". Предыстория Г. рассказана в первых же строфах, говорящих о единственной, но им самим отвергнутой любви, поскольку герой предпочел "прельщать любовью многих" - с надеждой этим внешним многообразием притупить ощущение скуки среди "шума людных зал". Его ранимая гордость, соединившаяся с тоской и безысходным разочарованием, самим Г. осознана как "болезнь ума и сердца роковая", но "жизне-отрицающая печаль" оказывается сильнее всех других побуждений. Подавляя "чувств невольный пыл", он в равнодушии ищет защиты от травм, причиненных соприкосновением с реальным порядком вещей в мире, каким Г. его знает. Скорбь, владеющая Г., органична, неподдельна и не может быть объяснена ни его "несчастным характером", как полагали первые критики, ни кажущейся неотличимостью персонажа от автора, тогда как на самом деле поэма отнюдь не носит характера лирической исповеди. В гораздо большей степени целью Байрона был портрет его поколения, представленного в образе юного скептика, который чужд всех обольщений, томится бесцельностью и пустотой своих будней и слишком хорошо знает цену прекрасным обманам любви, мечтательности, бескорыстия, самопожертвования. Понятие "байронический герой" возникло и закрепилось вместе с публикацией первых песен поэмы. Как представитель эпохи Г. обрел намного более широкую и устойчивую известность, чем как литературный герой, обладающий своей индивидуальностью.
ГОСТ
Романтизм – это направление в европейской и американской культуре конца 18 – начала 19 века, для которого характерны утверждение самоценности духовно-творческой жизни личности, изображение сильных характеров, одухотворенной природы.
Итальянский период творчества Дж. Байрона
С 1817 года начинается новый период творчества Байрона. Свои произведения поэт создает в обстановке нарастающего движения карбонариев за свободу Италии. Поэт сам являлся участником этого движения.
Итальянский период творчества Дж. Байрона стал наиболее плодотворным. В этот период Байрон написал множество произведений:
Этот период был периодом сознательных поисков, целью которых было окончательное решение вопроса о назначении поэта в современном мире. Героям Байрона свойственны душевное величие, внутренняя сложность, самоотверженность.
Разнообразие творчества английского поэта отражает его стремление к идеалу мыслителей прошлого, прекрасному и гармоничному. Однако действительность, в которой поэт жил, не могла быть почвой для поиска идеала ни в искусстве, ни в жизни. Ощущение неосуществленного поиска стало причиной дисгармонии в миропонимании поэта и в противоречиях мотивов его творчества.
Образ Чайльд-Гарольда
Готовые работы на аналогичную тему
Чайльд-Гарольд одержим желанием бежать от привычного уклада жизни. Герой поэмы разочарован жизнью. Чайльд-Гарольд отправляется в далекие страны. Все внимание героя занято переживаниями, которые вызваны разрывом с обществом. Чайльд-Гарольд только созерцает то, что открывается перед ним во время странствий. Тоска героя не имеет конкретного повода. Скорее, это его мироощущение. Герой поэмы Байрона не борется, а только лишь присматривается к современному миру, пытается осмыслить его состояние.
Сюжетное движение произведения связано со странствиями Чайльд-Гарольда, а также с развитием взглядов и чувств как героя поэмы, так и автора. Исследователи отмечают, что некоторые черты образа героя близки автору, например:
- Биографические факты;
- Бегство от высшего света;
- Чувство тоски;
- Одиночество;
- Протест против лицемерия общества;
- Непримиримость с недостатками общества.
Но при этом очевидна и разница между личностью героя поэмы и автором. Байрон отрицал сходство между собой и своим героем. Поэт иронически относился к образу разочарованного скитальца, наблюдающего за тем, что видит во время путешествий, к извращенности нравственных чувств и ума пассивной личности.
Тема народного восстания в поэме
Произведение проникнуто гражданским пафосом, вызванным обращением к событиям современности. Значительную роль в поэме играет тема народного восстания. Байрон приветствует освободительное движение народов Греции и Испании. В поэме появляются образы простых людей. Они хоть и эпизодические, но при этом впечатляющие. Например, Байрон создает героический образ испанки, которая принимает участие в защите Сарагосы.
Саркастические стихи сменяют стихи героического содержания. В саркастических строках Байрон обличает британскую политику в Греции и на Пиренейском полуострове, когда Британия, вместо помощи народу в освободительной борьбе занимается ограблением, вывозя из страны национальные ценности.
Героическая тема произведения связана с образом восставшего народа, изображением борьбы греческих и испанских патриотов. Поэт чувствует, что в народе еще живы свободолюбивые стремления. Но главным героем произведения не является народ. Чайльд-Гарольд, далекий от народа, тоже не становится героической фигурой. В поэме эпическое содержание народной освободительной борьбы преимущественно раскрывается через эмоциональное отношение автора. Движение от лирической темы героя, страдающего от одиночества, к эпической теме борьбы народа за освобождение дается автором как смена эмоциональных сфер героя и поэта. Между лирическим началом поэмы и эпическим не происходит синтеза.
Поэму можно назвать политической из-за обращения Байрона к значительным фактам своего времени. Главной идеей произведения является апофеоз народного возмущения против тирании, а также закономерность революционного выступления народа. Через все произведение проходит образ времени, который связан с идеей справедливого и неизбежного возмездия.
Образ героя в третьей и четвертой песнях постепенно вытесняется образом автора. Байрон высказывает мысль об одном из ключевых событий эпохи – Французской буржуазной революции, о Вольтере и Руссо.
Однако поэт не склоняется перед роком. Байрон верит в возможность человека противостоять судьбе. Поэт является сторонником активного отношения человека к жизни, о чем свидетельствуют его призывы к борьбе за свободу народа и личности.
Великий английский поэт-романтик Джордж Ноэл Гордон Байрон вошел в историю литературы не только как непревзойденный мастер стиха, но и как человек-легенда, яркая личность. Он принадлежал к роду старинной, хотя и обедневшей, аристократической семьи, в десять лет унаследовал титул лорда, учился в престижной школе в Гарроу, а затем в Кембриджском университете. В кругу его интересов были не только занятия литературой, но и какой-то мере политикой. И это его увлечение было отнюдь не проявлением честолюбия; дело в том, что Байрон был одним из тех людей начала XIX в., кто с особенной болью воспринимал общественную несправедливость, кто жаждал свободы и боролся с тиранией — боролся и в английском парламенте, и в кругу итальянских карбонариев, и, прежде всего, в своих поэмах и стихах. При этом Байрон не был ни сторонником масс, ни оптимистом.
Содержание
Работа содержит 1 файл
Курсовая_0.docx
Итак, творчество Байрона находилось в центре внимания всей просвещенной Европы. Однако не будет преувеличением сказать, что одним из наиболее резонансных произведений была в нем поэма "Паломничество Чайльд-Гарольда", особенно первая и вторая ее песни.
Глава 2. Раскрытие образа Гарольда
Романтическая поэма "Паломничество Чайльд- Гарольда" создавалась Байроном в течение многих лет. Первая и вторая песни были начаты во время средиземноморского путешествия 1809-1811 гг, а закончены по возвращению в Англию в 1812 г. Третья песня написана в Швейцарии в 1816 г., после того как Байрон навсегда покинул родину. Четвертая песня связана с итальянским периодом в жизни и творчестве Байрона и доведена до конца в 1817 г. Между первыми строками поэмы, написанными в Албании в октябре 1809 г., и последними, завершенными в Венеции, прошло восемь лет. Это были годы суровых испытаний для великого поэта.
Вместе все четыре части произведения составляют форму своеобразного путевого дневника поэта, в котором он выразил свое отношение к жизни, дал оценку своей эпохи, европейских стран, социальных конфликтов общества. Поэта, с одной стороны, восхищает красота, яркость и многоплановость человеческой личности, а с другой - он отрицает одну за другой все основы европейской жизни, не находя в них высокого и вечного. Максимализм поэта-романтика, его непримиримость с несовершенным устройством мира, его неутомимый поиск новых впечатлений, других мест, где возможно достичь высокого идеала, вдохновляли поэта на создание поэмы-путешествия. Португалия, Испания, Албания, Греция, Швейцария, Италия предстают перед читателями поэмы в ярких картинах, наполненных животрепещущим интересом, впечатлениями, но в тоже время болью и чувством горечи. Проблемы свободы и рабства, смысла человеческой жизни, цивилизации и варварства, любви и искусства, войны и мира, патриотизма и религии были затронуты в поэме. О каждой из них автор высказал свое мнение, каждая из них были прочувствованы им как личное переживание. Тем не менее, как это и положено для жанра поэмы, в произведении есть главный герой и повествование о событиях, с ним связанных.
В поэме два пласта: эпический, связанный с путешествием Чайльд-Гарольда, и лирический, связанный с размышлениями автора. При этом Чайльд-Гарольд то расходится с лирическим героем, то сливается с ним. Начало поэмы традиционно и в нем еще присутствуют эпические черты: автор знакомит нас с главным героем, его образом жизни и окружением.
… Жил в Альбионе юноша. Свой век
Он посвящал лишь развлеченьям праздным.
В безумной жажде радостей и нег
Распутством не гнушаясь безобразным,
Душою предан низменным соблазнам,
Но чужд равно и чести и стыду,
Он в мире возлюбил многообразном,
Увы! лишь кратких связей череду,
Да собутыльников веселую орду. 5
В поэме появляется новый герой романтической литературы: Чайльд-Гарольд – мечтатель, порывающий всякие связи с лицемерным обществом, рефлектирующий герой, подвергающий анализу свои переживания. Здесь мы видим первоистоки темы духовных исканий молодого человека, которая станет затем одной из ведущих в литературе XIX века.
Этот байроновский герой рано пресытился жизнью, нравственные устои общества, в котором он живет, перестают его удовлетворять. Чайльд осознает, что у него нет настоящих, преданных друзей, и что его по сути никто не любит. Он одинок, хотя окружен множеством людей. У героя много знакомых, но нет тех, кто дал бы совет и к чьему совету он прислушался бы. Ни с кем не вел он дружеских бесед.
Когда смятенье душу омрачало,
В часы раздумий, в дни сердечных бед
Презреньем он встречал сочувственный совет.
И в мире был он одинок. Хоть многих
Поил он щедро за столом своим,
Он знал их, прихлебателей убогих,
Друзей на час - он ведал цену им. 6
Герой женат, но это не мешает ему вести разгульную жизнь и, следуя зову взыгравшей в нем крови, предаваться страсти, наслаждаться любовными утехами с разными дамами по малейшей его прихоти. В любви он ищет не спокойствия и стабильности, наоборот, его прельщают пламенные, внезапно нахлынувшие чувства, которые столь же внезапно и угасают.
Он совести не знал укоров строгих
И слепо шел дорогою страстей.
Любил одну - прельщал любовью многих,
Любил - и не назвал ее своей.
И благо ускользнувшей от сетей
Развратника, что, близ жены скучая,
Бежал бы вновь на буйный пир друзей
И, все, что взял приданым, расточая,
Чуждался б радостей супружеского рая. 7
Свои чувства, переживания он скрывает даже от самых близких ему людей. Отправляясь в странствия по свету, полный удушающей тоски, не в силах больше оставаться на месте, Чайльд однако же не прощается ни с матерью, ни с сестрой, ни с женой.
У Чайльда мать была, но наш герой,
Собравшись бурной ввериться стихии,
Ни с ней не попрощался, ни с сестрой -
Единственной подругой в дни былые.
Ни близкие не знали, ни родные,
Что едет он… 8
Героя охватила меланхолия, он утратил связь с окружающим миром, страшное чувство одиночества стало для него привычным. Доведенный до предела эгоцентризм приводит к тому, что герой перестает испытывать укоры совести, совершая дурные поступки, он всегда считает себя правым. Свободный от общества герой несчастен, но независимость для него дороже покоя и счастья. Ему чуждо лицемерие. Единственное чувство, которое он признает, — это чувство большой любви, перерастающее во всепоглощающую страсть. Одержимый желанием бежать от привычного жизненного уклада, разочарованный и непримиримый, Чайльд Гарольд устремляется в далекие страны. Активный самоанализ делает его пассивным в практической сфере. Все его внимание поглощено переживаниями, вызванными разрывом с обществом, и он лишь созерцает то новое, что появляется перед его взором во время странствий. Его тоска не имеет конкретного повода; она является мироощущением человека, живущего при смутном состоянии мира.
Чайльд-Гарольд не борется, он лишь присматривается к современному миру, стараясь осмыслить его трагическое состояние. Он типично романтический герой: разочарованный и скучающий, он находится в непримиримом конфликте с буржуазным обществом и его моралью. Мир, который широко раскинулся перед неугомонным беглецом, не развевает его грусти, а заставляет искать смысл жизни и проклинать пороки недавней юности. Настолько пресытившись всеми изведанными ему земными наслаждениями, он даже в любви остается холодным и мрачным.
Гарольд не раз любил, иль видел сон,
Да, сон любви, - любовь ведь сновиденье.
Но стал угрюмо-равнодушным он…
…В нем прелесть женщин чувства не будила,
Он стал к ним равнодушней мудреца,
Хотя его не мудрость охладила,
Свой жар высокий льющая в сердца. 9
В песне о любви "Инесе" он изнемогает от тоски и не надеется, что его поймут. "Прощание Чайльд-Гарольда", один из самых волнующих мест в поэме, выразительно завершает характеристику героя:
Вверяюсь ветру и волне,
Я в мире одинок.
Кто может вспомнить обо мне,
Кого б я вспомнить мог?
Мой пес поплачет день, другой,
Разбудит воем тьму
И станет первому слугой,
Кто бросит кость ему. 10
Эти слова героя говорят о том, насколько он не доверяет людям, в каждом он видит лживую, предательскую натуру, в каждом, как ему кажется, произрастают пороки буржуазного общества с его продажностью и расчетливостью.
Образ Чайльд-Гарольда связывает воедино отдельные части поэмы, рассказ о его путешествии позволяет поэту попутно описывать картины природы, обычаев, дает возможность рассуждать о важнейших событиях эпохи.
В четырнадцатой строфе Байрон обрывает рассказ о своем герое. Картины Лиссабона, исторические воспоминания, рассказы о борьбе испанцев против наполеоновских войск оттесняют на второй план образ отчаявшегося путешественника. Однако автор уже пытается наметить некий перелом в его сознании:
Меж горных круч угрюмый Чайльд стремится.
Он рад уйти, бежать от всех забот,
Он рвется вдаль, неутомим, как птица.
Иль совесть в нем впервые шевелится?
Да, он клянет пороки буйных лет,
Он юности растраченной стыдится,
Ее безумств и призрачных побед,
И все мрачнее взор, узревший Правды свет. 11
Казалось бы, герой осознал свои ошибки, увидел порочность своей прежней жизни, узрел, наконец, истину. Однако это озарение мало что меняет в поведении героя, отчаявшегося в жизни и равнодушной к нему. По своему возвращению домой герой снова с головой окунается в светскую жизнь общества.
Чайльд ищет вновь средь вихря светской моды,
В толкучке зал, где суета кипит,
Для мысли пищу, как в былые годы
Под небом стран чужих, среди чудес природы . 12
Он надеется, что недавняя перемена обстановки, путешествие по отдаленным местам заново пробудит в нем интерес к светской жизни, но эти надежды тщетны. Недолго насладившись радостями жизни, привычными для него в молодости, он снова впадает депрессию, тоску, одиночество.
Но видит он опять, что не рожден
Для светских зал, для чуждой их стихии,
Что подчинять свой ум не может он,
Что он не может мыслить, как другие.
И хоть сжигала сердце в дни былые
Язвительная мысль его, но ей
Он мненья не навязывал чужие.
И в гордости безрадостной своей
Он снова ищет путь - подальше от людей. 13
Пассивно-созерцательному отношению к жизни этого мрачного отчужденного героя поэт противопоставляет свою активную жизненную позицию. Так появляется второй герой поэмы. Образ этого лирического героя поэмы, пытливого и неугомонного путешественника, страстно, волнующе воспевающего борьбу народов за свою свободу, безусловно не совпадает с образом опустошенного, ко всему безразличного Чайльд-Гарольда, каким он предстает в первых строфах поэмы. Это два разных героя. Автор поэмы, хотя и разделяет с Гарольдом тоску разочарования, но в отличие от последнего он весьма эмоционально, иногда со злобой, иногда с восторгом воспринимает все узнанное в этом путешествие. Роскошная природа Лузитании, героическая Испания, морская буря и ясное небо, чувство свободы и поэтическое вдохновение, освободительная война восхищают Байрона. Его мир величественный, динамичный, он очень яркий наряду с бледными впечатлениями героя, который устал от всего вокруг. Поэт полон страсти по отношению ко всему, словно море во время бури, его до глубины души волнуют глубокие жизненные противоречия. Поэт-романтик ищет справедливости в мире, который предстает в поэме как возможность гармонии, которая всегда остается недостижимой. Очаровательная природа Синтры соседствует с грязным Лиссабоном, мужественные и суровые испанцы вынуждены быть рабами иностранных завоевателей, веселая Севилья окружена кровавыми картинами войны. Героизм, смелость, способность на смертельный риск, присущие народу Испании, не завоевывают свободы. Байрон, такой не похожий на своего героя, также обречен на отчаяние, трагизм, одиночество. Стремление найти родную, верную себе душу не находит отклика в целом свете. Однако это разочарование морально не убивает поэта. Он и дальше верит в гармонию жизни, в то, что идеал все-таки где-то есть и отыскать его возможно и необходимо. Свобода и любовь, природа и поэзия для Байрона даже в периоды скорби и грусти остаются нетленным ценностям. Непрестанная вера в будущую победу народов звучит во многих строфах поэмы
Читайте также: