Усадебная поэзия голенищева кутузова кратко

Обновлено: 01.07.2024

Войти

Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal

Родина Кутузова.

Михаила Илларионовича Кутузова знает каждый. Сколько ему посвящено книг, стихов, сколько памятников поставлено, сколько наград его именем названо. Великий человек. Но есть ли в России музей лично самого Кутузова? Как ни вспоминайте - не припомните ничего. Есть Панорама Бородинская битва в Москве и "кутузовская" изба, есть дом, где жил Кутузов в Петербурге, но нет музея. Зато есть в России место, откуда произошел род Кутузовых и кое что на родине великого полководца уцелело, хотя нет там родовой усадьбы, да и мало кто об этом месте знает. Это нынешняя псковская область - рядом со знаменитым заповедником Михайловское. Добраться туда, так же, как до музея Мусоргского , о котором я недавно писала, так же не легко - это примерно 800 км от Москвы, да не по прямой, а крюками и загогулинками. В общем, место это - тайное и сокровенное, но очаровательное.

В последнюю поездку в Михайловское - в начале мая этого года - мы много уделили времени обследованию окрестных Михайловскому и мало известных нынче усадеб. Большинство из них - в руинах. Некоторые, упоминаются в письмах Пушкина - это его ближайшие соседи. Повезло нам побывать в двух деревнях, где были имения Кутузовых - Матюшкино и Теребени. Матюшкино принадлежало сестре Кутузова, а в Теребени похоронены отец и мать Кутузова. Сами места - потрясающей красоты и нереальной пустоты, но деревни все обитаемы и довольно ухожены по меркам дальнего подмосковья, что типично для уютной псковской области, слегка напоминающей прибалтику, особенно у границ.

О том, что ветви, идущие от основателя рода Голенищевых-Кутузовых, прочно обосновались на Псковской земле, говорят копии жалованных гра мот царей Михаила Фёдоровича, Алек сея Михайловича, Фёдора, Иоанна и Петра Алексеевичей Романовых, хранящиеся в Псковском архиве. Землями на Псковщине жалуются за верную службу царю четырежды правнуки Ва силия Ананьевича Голенищева-Кутузова: Фёдор, Елизар, Ульян Александрови чи и их двоюродные родственники, братья Михаил и Иван Савиновичи.

В Матюшкино сохранилась деревянная церковь, построеная сестрой Кутузова. Она действующая, но, как водится в провинции, закрыта - батюшка, наверное, в полях. Еще там есть чудесная школа в здании 19 ого века - работающая. Сохранился парк - но он теперь среди деревни, угадывается по липам на крестьянских дворах. Живописная деревня, окруженная сосновыми лесами. Находится она на нынешней дороге от Михайловского в Опочку, добраться до нее легко, и, проездом из Михайловского, можно запросто заехать туда.

Это и есть школа.

А это храм, построенный - вид у него довольно странный. Почему так - нам никто сказать не мог. Но все в целости и сохранности - вокруг кладбище. Храм охраняется государством.

Михаилу Илларионовичу не часто приходилось бывать в кругу своей се мьи, ведь 28 лет он провёл в походах и сражениях, но он с трогательным вни манием и заботой относился к своей жене и дочерям. Женился М. И. Голенищев-Кутузов в 1788 г. на дочери инже нер-генерал-поручика Ильи Александровича Бибикова - Екатерине. У них было 6 детей. К сожалению, единствен ный сын Николай умер в грудном возрасте от оспы.

Дочери полководца не были связа ны с Псковской землёй. Но на опочецкой, великолукской, псковской, гдовской землях остались его брат и сестры. Не так часто бывал Михаил Илларионович в родных местах, где провёл детство.

Дарья Илларионовна не только по строила на свои деньги церковь, но и весь интерьер и церковная утварь были устроены ею же.

За ней с 1794 г. в Матюшкине числится небольшой винокуренный завод. По данным 1807-1808 годов он выра батывал 90 вёдер вина в год, то есть на самом деле был винокурней. В 1813 г. этот заводик числится за Прасковьей Осиповной Снавидовой, племянницей Дарьи Илларионовны.

После 1823 г. её имя в документах не встречается. Конечно же, помещица должна была быть похоронена в Ма тюшкине.

Остатки барского парка.

За камнем поставленным в честь основания села - храм и погост.

В деревню Теребени мы поехали в другой день, так как это довольно далеко от Михайловского и совершенно в другую строну. Ехали через Ново Ржев, по пути смотрели разные другие усадьбы. В самой деревне Теребени нет ничего кроме храма дивной красоты и трогательности. Жаль мы не нашли никого, кто открыл бы нам храм. Все как вымерли в тот жаркий день - перед грозой. Встретили одну корову, она была очень общительной, но ничем помочь нам не смогла, увы.

Церковь находится в деревне Теребени Опочецкого района. Построена во второй половине 18 века, по одним данным – местным помещиком Карауловым, по другим – бригадиром Михаилом Илларионовичем Кутузовым (будущим великим полководцем) над прахом его родителей. Церковь деревянная, обшита тесом.

Церковь Воскресения Словущего – один из немногих памятников деревянного зодчества на Псковщине, сохранившихся до наших дней. В 1895 году при церкви была открыта церковно-приходская школа. В подвале храма находится склеп, где похоронены генерал-поручик Илларион Матвеевич Голенищев-Кутузов и его жена Анна Илларионовна (урожденная Бедринская). Имение Голенищевых-Кутузовых – Ступино (ныне не сохранившееся) – находилось неподалеку от Теребеней. На кладбище возле храма сохранился родовой склеп помещиков Львовых, могилы помещиков Карауловых и несколько древних каменных крестов.

Умер Илларион Матвее вич в 1784 г.

Так храм выглядит со стороны ворот и деревни:

Это деревня с любопытными котами (привет котику Джозику!)

Надо сказать, что в деревнях там ничего не прячется, не запирается, а забор существует только в виде изгороди от скотины между огородом и полями, или парадных ворот у дома, а так: полная идилия без замков и многометровых заборов.

Церковь не только полностью деревянная, не только 18 века, но и топится до сих пор дровами, коих тут очень много вокруг.

Снаружи, на кладбище сохранилось несколько интересных надгробий.


Обойдя храм вокруг, мы увидели совершенно прекрасный пейзаж с храмом на холме на фоне предгрозового неба. И . очень удивили местную корову - туристы там не частые гости.

Местные валуны, что свойственны псковской земле, так красиво смотрятся в пейзаже. Попадаются просто огромные, как этот.

Местные низкие, каменные ограды цервей и кладбищ - просто очаровательны.

Парка и усадьбы там нет. Правда совсем рядом, километрах в 15, есть бывшие усадьбы других помещиков - не Кутузовых. О них как нибуть потом расскажу еще, если Бог даст. Они того стоят.

Такие вот сокровища красоты и истории таит в себе псковская земля - родина Кутузова. Влюблена в эти места и их спокойную красоту, которая, как только там немного побудешь, начинает заполнять собой всю душу и сердце человека - все его существо.


Два года назад я написал о русском поэте Серебряного века Арсении Голенищеве-Кутузове. С тех пор мне хотелось взглянуть на те места, на те темные аллеи, откуда явился в русскую поэзию этот грузный и нежный человек, отторгнутый современниками и забытый потомками. Аллеи эти мне хорошо почему-то представлялись – липовые, полные застенчивого сумрака и уютной древности.

Звонок по мобильному:

– Помните, вы писали про нашего графа?

– Какого графа? – не понял я.

– Голенищева-Кутузова? Помню, конечно.

– Тогда приезжайте! Встречаемся в Кимрах, у библиотеки, в полдесятого утра, и едем в Печетово.

– А что случилось?

– Война двенадцатого года. Печетово… памятная доска… дедушка…

Связь пропала, и я остался в недоумении: а дедушка-то при чем тут?

Я приехал в Кимры рано утром. Город лежал как неживой. Сумеречно, глухо. На память пришли строки:

Светает. Я один. Все тихо. Ночь уходит

И тени за собой последние уводит…

Впрочем, Арсений Аркадьевич в этих местах не только мечтательно бродил по аллеям, но и был предводителем дворянства. О газовых фонарях, дорогах и земской больнице, наверное, хлопотал.

Но оказалось, что памятную доску в Печетове открывают не поэту Голенищеву-Кутузову, а его деду, участнику войны 1812 года. Я с трудом скрыл свое удивление: в истории фигура Павла Васильевича Голенищева-Кутузова, деда поэта, выглядит несколько мрачновато. В 1825 году он стал генерал-губернатором Петербурга, сменив на этом посту убитого на Сенатской площади генерала Милорадовича. Николай I назначил Голенищева-Кутузова руководить казнью декабристов, и тот не отказался.

Вот и мне отказываться было поздно. Пусть, утешал я себя, и не тот Голенищев-Кутузов, пусть дедушка, но – аллеи! имение! графские развалины! – вот куда я влекусь мечтою давней…

Асфальт быстро закончился, пошла разбитая грунтовка, подобная стиральной доске. Солнце бежало над лесом, и наконец-то позади осталась чудовищная свалка вдоль Ильинского шоссе и сами несчастные Кимры скрылись из виду…

Можно было вздохнуть и вспоминать любимые стихи, и любоваться на осень, проезжая сквозь девичий строй берез, посаженных здесь после войны школьниками и фронтовиками.

Но почему-то всё стояли перед глазами кимрские темные улочки с редкими вставками ярко освещенных магазинов и коммерческих ларьков. Право же, несчастнее Кимр трудно что-то найти в 130 километрах от Москвы. Бываю здесь на протяжении двадцати лет и каждый раз уезжаю с перевернутой душой.

Славный городок на берегу Волги, застроенный в конце XIX – начале XX века красивейшими особнячками в стиле модерн, в 1990-е годы оказался фактически захвачен наркодельцами и криминалом. И сегодня он лежит в руинах. Повсюду полусгоревшие или полуразрушенные здания. На центральной площади в витрине бывшего магазина среди битого стекла, окурков и бутылок сидит котенок и неотрывно смотрит на прохожих, будто спрашивая: вы люди или уже нет?

Маргарита Аркадьевна соглашается и рассказывает, как пытается достучаться до своего начальства, но бюджет района хронически пуст. Вслед за фабриками и заводами умерло льноводство, птицеводство, животноводство. И правда: по пути в Печетово, за полтора часа дороги, я видел лишь двух коров и небольшую отару овец. Немногих здешних фермеров доконала африканская чума свиней – преду­преждающие о ней плакаты стоят здесь вдоль дорог, довершая бедственную картину.

В самих Кимрах бюджет худо-бедно пополняется, но городская и районная администрации, мягко говоря, не дружат, поэтому городу нет дела до районных библиотек.

Одна из последних обсуждаемых тем на кимрских интернетфорумах: в здании, где еще недавно была детская музыкальная студия, расположилось… похоронное бюро.

Первое, что мы увидели, добравшись до Печетова, – величественный храм Святого великомученика Димитрия Солунского с двумя колокольнями. Специалисты говорят, что он был построен по образцу Преображенского всей гвардии собора в Санкт-Петербурге. Храм возвели в 1830-е годы на средства Павла Васильевича и окрестных помещиков в память о павших в Отечественной войне 1812 года.

Очевидно, что эта война была для графа главным событием в жизни. Он прошел ее с первых дней и до самого конца. Именно Павел Голенищев-Кутузов был послан Александром I в Петербург с вестью о взятии Парижа и завершении войны.

Семейный склеп Голенищевых-Кутузовых в Димитриевском храме был разрыт и разграблен в 1960-е годы. Очевидно, целью мародеров была наградная сабля Павла Васильевича. Она пропала бесследно.

Кстати, в имении Голенищевых-Кутузовых не только храм напоминал о войне 1812 года, но и две наполеоновские пушки, которые Павел Васильевич привез с войны в качестве трофея. Два раза в год – на Пасху и на престольный праздник – по приказу барина пушки производили салют.

Храм в Печетове закрыли в 1930-е. Там сначала хранили зерно, потом солили кожи. Сейчас невозможно войти в храм без слез – часть крыши сорвана, стены с фресками позеленели от плесени, фрески разрушаются, пол в алтаре частично провалился, старинный иконостас, восстановленный было нынешним настоятелем храма отцом Михаилом Бакуном, вновь разграблен и зияет пустотами. Один Тихон Задонский скорбно взирает на нас, и невозможно смотреть ему в глаза.

Помню, и в советскую пору больно ранили заброшенные провинциальные храмы, но тогда совесть как-то обманывалась новостройками: вот дом культуры или магазин – почти как в городе, а вот светлая школа, и из нее выбегают веселые дети…

Глядя на все это, начинаешь чувствовать какое-то вязкое бессилие. Тут невольно вспомнишь о барине, о Павле Васильевиче, и вообще об институте военных губернаторов, назначавшихся императором в самые беспокойные регионы. И Павел Васильевич ведь не только подавлял свободомыслие. В Петербурге он завершил возведение здания Главного штаба, отстроил и открыл Мариинскую больницу на Васильевском острове и театральное училище. При нем (а он губернаторствовал всего четыре с небольшим года) было построено пять мостов, началось строительство зданий Александринского театра, Сената и Синода, трех институтов.

Таким же крепким хозяйственником он был и на своих землях в Тверской губернии. И это очевидно даже два столетия спустя – в деревнях Сельцы и Шубино люди и сегодня (!) живут в каменных домах, построенных для своих крестьян Павлом Васильевичем. И это вовсе не вросшие в землю лачуги, а крепкие красивые дома из красного кирпича, в которых зимой тепло, а летом прохладно.

На открытии памятной доски Голенищеву-Кутузову вдруг кто-то вспомнил пожары 2010 года: как подошел огонь к деревне Неклюдово и как первыми бросились сражаться с огнем школьники. Благодаря им деревню отстояли.

В избе, где помещается печетовская администрация, я увидел выцветший стенд, посвященный Гене Воронову – шестикласснику Печетовской школы, который в 1973 году погиб, спасая колхозное поле от огня. Пожар начался от упавшего на поле высоковольтного провода.

Я спросил о проблемах с оборудованием, достал блокнот, готовясь записывать.

– Проблем нет, – сказал доктор.

Я удивленно посмотрел в его строгие серо-голубые глаза.

– Совсем никаких проблем?

Я растерянно затих.

– Мне надо на вызов, извините.

Мы простились в коридоре. Доктор ушел.

Я стал дальше читать на стенде про Гену Воронова. Библиотекарь (печетовская библиотека в этой же избе) спросила:

– А вы доктора-то нашего видели?

– Так это младший брат Гены.

Переехал в село Малое Василево и многодетный отец Михаил, ведь у него уже и внукам сейчас нужна школа. Государство, как и в 1920–1930-е годы, стало детонатором распада и запустения на селе. Тогда закрывали храмы, сейчас – школы, а результат один – сокрушение основ русской деревни.

Читатель скажет мне: да сколько можно плакать, скажите лучше, что делать. Хорошо, попробую сказать (хотя, наверное, это будут очевидные вещи, которые приходят в голову каждому, кто ездит по нашей глубинке).

Среднерусской провинции, где нет нефти и газа, самой уже не выбраться. Поэтому с земством, о возрождении которого так горячо пекся двадцать лет назад Александр Исаевич Солженицын, мы опоздали. Время упущено. Те сильные, самодостаточные люди, на которых могло бы опереться земство, – они или уехали, или погибли.

Здесь закрутиться все может с очень простых сердечных движений. Вот столичный банк берет на буксир костромскую глубинку, создавая рабочие места и привлекая инвестиции. Вот московский храм, сияющий новенькими куполами, принимает под опеку дальний вятский приход. Вот престижная московская гимназия с воодушевлением берет патронат над сельской школой в тверских лесах…

Кто-то закричит: нельзя поощрять иждивенческие настроения! Пусть лучше меньше пьют! Сами дошли до такой жизни, пусть сами и выбираются.

Но тогда у нас не будет одной страны для всех. Будут Рублевки и Барвихи для немногих – и нищие резервации для всех остальных. Будет беда.

Во всей бывшей кутузовской округе осталась одна воцерковленная бабушка – Антонина Александровна Базанова. Во время войны ее, девчонку-подростка, арестовали за неявку на разработку торфа и отправили на воркутинские шахты. Когда война закончилась, девушку отпустили домой. Непосильная, надсадная работа отозвалась на здоровье, детей уже быть не могло. Было от чего обидеться на Бога и на людей, но не найти сейчас в округе более радостного, отзывчивого и приветливого человека, чем баба Тоня. С весны до осени она нянчится с детьми дачников, и они обожают ее.

В Кимрском районе есть замечательный праздник, которого нет, кажется, нигде в России. Каждый год 30 сентября, в день святых Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, в Кимрах отмечают человека не за какие-то успехи и тем более не за популярность или богатство, а просто за то, что он – хороший человек. Праздник так и называется – День хорошего человека. Быть может, в этом году очередь дойдет и до тети Тони Базановой? На открытие памятной доски она пришла из своей деревни Сельцы, обнималась с печетовскими подругами, плакала и любовно глядела на ребятишек Неклюдовской школы, всю церемонию стоявших в почетном карауле у портрета генерала от кавалерии Павла Васильевича Голенищева-Кутузова.

Портрет нарисовал художник Юрий Михайлович Рылеев с литографии Джорджа Доу. У кимрского художника генерал получился как-то добрее и мягче, чем на литографии, где он уж очень воинственный. Портрет раньше висел в Печетовской школе, напоминая ребятам о том, кто они и откуда.

Такая улица могла бы быть в каждом нашем городе и в каждой деревне – в память о русских людях, пропавших в своей же стране.

В 1917 году исчезла из своего имения вдова поэта Арсения Голенищева-Кутузова графиня Ольга Андреевна, и до сих пор никто не ведает ее судьбы. А потом пропавших с каждым годом становилось все больше и больше. Исчезали навсегда в лагерях и на войнах священнослужители, крестьяне, врачи, учителя…

Вьется под сводами печетовского храма – высоко-высоко, там, где фрески с ангелами, – какая-то белая птица. Очевидно, влетела через дыру в кровле, а обратной дороги найти не может. И не знаешь, как ей помочь…


У графа Арсения Аркадьевича Голенищева-Кутузова в отечественной литературе уникальное место. Он словно призрак классицизма, попавший в Серебряный век. Впрочем, его муза достаточна многолика. Высокопарный слог и драматичные военные сюжеты сменяются мистическими переживаниями и обращениями к собратьям-поэтам. Любовь в его стихах не знает компромиссов, малейшая тень непонимания – уже шаг к расставанию. Миссию поэта граф воспринимает старомодно, как светильник самого Бога. Значительная часть произведений посвящена исследованию феномена красоты в жизни и искусстве. Вполне оригинальна и тема ничтожества человека перед отнюдь не добродушным, а грозным ликом природы. Он стал своеобразным предшественником символистов.

Его поздние стихи полны фатализма, предчувствия грядущих бед в истории России. Собственно, эти опасения вскоре полностью оправдались. Известно также плодотворное сотрудничество поэта с композитором Модестом Мусоргским. Поэзия Голенищева-Кутузова – колоритная, хотя и несколько архаичная, страница русской поэзии, до сих пор привлекающая внимание вдумчивого читателя.

Мои_любимые_поэты_Голенищев-Кутузов

Мои_любимые_поэты_Голенищев-Кутузов

Текст: Дмитрий Шеваров

Из сумерек библиотечных стеллажей хранитель вынесла старый том и бережно опустила передо мной на стол. Еще не открывая книги, а лишь коснувшись темно-синего переплета, я вдруг испытал странное волнение: будто перед мной не картонная обложка, а родная дверь, к которой я, мальчишка, запыхавшись, приник после целого дня беготни во дворе. И вот так, приникнув разгоряченным лбом к прохладному коленкору, нетерпеливо жду, когда мне откроют. Не открывают, не слышат. Тогда я сам толкаю двери…

Арсений Голенищев-Кутузов

Тут же, на книжном развороте, лежала крохотная сухая ромашка. Боясь дышать, не то что прикоснуться, я смотрел на нее. Она испуганно взглянула на меня. Так, должно быть, взглянула бы на незнакомца та барышня, что век назад бродила с этой книгой по дальним аллеям парка.

Как ее звали – Анна… Аня… Аннет.

Мы знаем о ней лишь то, что когда ее звали к обеду, она срывала цветы, чтобы как закладки вложить их в заветный том.

Я стал листать книгу дальше и увидел лепесток тюльпана, им были заложены вот эти строки:

Какая ночь! Редеют облака,

То здесь, то там звезда блеснет умильно

И скроется… Тиха и глубока

Нисходит тень…

Плотные страницы, по фактуре подобные накрахмаленной скатерти, листались неохотно. Чуть видимым облачком в воздух поднималась не то пыль, не то цветочная пыльца.

У меня было ощущение, что я потревожил… нет, не ценный гербарий, но какую-то затаившуюся жизнь, законов протекания которой мы не знаем,

а потому нам остается лишь вздыхать над ней.

Вздыхать, силясь хоть на мгновенье представить себе ту эпоху, осколком которой осталась нам эта книга.

Я помню счастье вешних дней,

Когда красу души твоей

Душой усталой от страстей

Я вдруг постиг

И кроткий свет твоих лучей

В меня проник…

Мои-любимые-поэты.-Март

За обликом этой книги, любовно переплетенной, угадывался дом, где она жила, дубовая резная библиотека, где не одно поколение коротало ненастные дни и долгие зимние вечера.

А вот на этой странице лежал еще один сухой цветок. Анютины глазки.

…И в тех садах, сквозь мрак их сонный,

На тот приют уединенный,

Где, грусть разлуки затая,

Родное сердце ждет меня.

Но, к счастью, нашелся литературовед, который хорошо знал и искренне любил поэзию Голенищева-Кутузова. Им был Вадим Валерьянович Кожинов. Он тут же написал письмо Шаламову, где просил его непредвзято перечитать Голенищева-Кутузова.

«Голенищев-Кутузов — огромный кусок поэтической русской классики бесспорно, - писал Варлам Тихонович, - и кроме стыда за свое опрометчивое суждение я ничего не испытываю…

Поразительно, но, читая стихи графа, принадлежавшего к высшей аристократии, старый лагерник увидел пересечения своих исканий, с тем, что сделал в поэзии граф Арсений Аркадьевич Голенищев-Кутузов.

*
*
*
*
*
*

Об этом ему деликатно написал литературовед Вадим Кожинов, — просто посоветовав прочитать стихи графа Арсения Голенищева-Кутузова. Забегая вперед, скажу, что, взявшись за чтение, Шаламов устыдился, — открыв для себя забытого и удивительного поэта.

. А теперь я перенесусь в 1940-е годы.

И — целиком приводит стихотворение, которое я сейчас прочитаю.

Бывают времена, когда десница Бога,
Как будто отстраняясь от мира и людей,
Даёт победу злу — и в мраке смутных дней
Царят вражда и ложь, насилье и тревога;
Когда завет веков минувших позабыт,
А смысл грядущего ещё покрыт туманом,
Когда глас истины в бессилии молчит
Пред торжествующим обманом,

Голенищев-Кутузов отошёл к Господу в 1913-м году, — накануне страшных потрясений, кончившихся большевизмом и крушением русской цивилизации.

В годину смут, унынья и разврата
Не осуждай заблудшегося брата;

Но, ополчась молитвой и крестом,
Пред гордостью — свою смиряй гордыню,
Пред злобою — любви познай святыню
И духа тьмы казни в себе самом.

Смирись душой — и мощь свою постигнешь;
Поверь любви — и горы ты подвигнешь;
И укротишь пучину бурных вод!

Скачайте приложение для мобильного устройства и Радио ВЕРА будет всегда у вас под рукой, где бы вы ни были, дома или в дороге.



Слушайте подкасты в iTunes и Яндекс.Музыка, а также смотрите наши программы на Youtube канале Радио ВЕРА.

Читайте также: