Реальная критика добролюбова кратко

Обновлено: 27.06.2024

Являясь продолжателем идей Чернышевского, критик, однако, оценивал явления в литературе более резко – он ужесточил требования к литературе и в качестве основного критерия идейности произведений рассматривал степень наличия в них:

  • идей угнетаемых сословий;
  • критики правящего класса.

Критическая деятельность Добролюбова — темы, идеи, вопросы

Так, в своём труде автор:

Подобное толкование понятия и легло в основу обличительных мотивов критических статей этого критика.

Роль гражданской позиции

В отличие от Чернышевского, автор полагал, что конечный результат творчества автора важнее, нежели его идеологические предпочтения и гражданская позиция, т.е. главным для критика является не то, что автор намеревался сказать, а то, что имеется в конечном результате.

Вместе с тем, он был склонен к широким обобщениям, поэтому в разнообразных статьях Добролюбова часто можно встретить крайне схожие выводы, сводящиеся к констатации порочности политического устройства в России.

Критическая методология Добролюбова

Анализ авторского языка

Эти произведения подтверждали идею критика об отличии отечественной литературы от мировых художественных образцов и о недопустимости их оценки по общекультурным критериям.

Вместе с тем, отечественная литература в целом, как полагал автор, ещё не была готова к осознанию и рефлексии необходимых перемен, а, следовательно, и к рождению соответствующих героев.

Попробуйте отгадать тематический кроссворд о творчестве этого писателя на нашем сайте здесь

Содержание

Добролюбов был прав, восставая против крохоборства в критике. Но он ошибочно относил на первых порах к крохоборам Тихонравова и Буслаева. Добролюбову пришлось пересмотреть свои утверждения, когда он столкнулся с дельными фактографическими и текстологическими уточнениями и открытиями.

Истории о том, как лежит и спит добряк-ленивец Обломов и как ни дружба, ни любовь не могут пробудить и поднять его,- не бог весть какая важная история. Но в ней отразилась русская жизнь, в ней предстает перед нами живой, современный русский тип, отчеканенный с беспощадною строгостью и правильностью; в ней сказалось новое слово нашего общественного развития, произнесенное ясно и твердо, без отчаяния и без ребяческих надежд, но с полным сознанием истины. Слово это - обломовщина; оно служит ключом к разгадке многих явлений русской жизни, и оно придает роману Гончарова гораздо более общественного значения, нежели сколько имеют его все наши обличительные повести.

«Разве я мечусь, разве работаю? Мало ем, что ли? худощав или жалок на вид? Разве недостает мне чего-нибудь? Кажется, подать, сделать есть кому! Я ни разу не натянул себе чулок на ноги, как живу, слава богу!

Далее в своей статье Добролюбов делает художественные разборы искусственности образа Штольца («Штольцев, людей с цельным, деятельным характером, при котором всякая мысль тотчас же является стремлением и переходит в дело, еще нет в жизни нашего общества (разумеем образованное общество, которому доступны высшие стремления; в массе, где идеи и стремления ограничены очень близкими и немногими предметами, такие люди беспрестанно попадаются). Сам автор сознавал это, говоря о нашем обществе: "Вот, глаза очнулись от дремоты, послышались бойкие, широкие шаги, живые голоса. Сколько Штольцев должно явиться под русскими именами!"

Таким образом, мы видим, что, уделяя столь серьезное внимание идеологической подоплеке литературного творчества, Добролюбов не исключает обращение к индивидуальным художественным особенностям произведения.

Талант автора, художественная убедительность его творений остается для Добролюбова важным критерием оценки.

В отличие от Чернышевского, Н.А. Добролюбов…

а) считает главным критерием художественности не идейность автора и книги, а правдивость созданных типов;

б) связывает успех произведения с личной интуицией писателя (которую приравнивает к таланту), а не с объективно верной идеологической установкой.

В обоих этих пунктах Н.А. Добролюбов оказывается ближе к В.Г. Белинскому, нежели Н.Г. Чернышевский.




Этот момент позволяет говорить, что критика Н.А. Добролюбова оставляла писателю более свободы, чем взгляды Чернышевского или Д.И. Писарева, а тем более позднейшие концепции марксистов и Г.В. Плеханова. Разделив интенции художника и критика, Н.А. Добролюбов оставил художнику свободу творческого высказывания, предполагая, что произведение хорошо именно в той форме, которую ему придаст гениальное наитие художника. А любое насильственное преобразование этой формы помешает объективности отражения, художественной правде. В связи с этим, метод Н.А. Добролюбова предполагал достаточно высокий внутренний статус эстетики и поэтики произведения, уважение к его органической целостности. Правда, эти возможности не всегда полно реализовывались самим Н.А. Добролюбовым.

Методика. По Н.А. Добролюбову, работа критика состоит в том, чтобы проанализировать художественную реальность произведения и интерпретировать его в свете своего преобладающего знания о реальности внехудожественной — общественной жизни и ее задачах.

Критик, в таком случае, оценивает все, что сделал художник, исходя из его собственного (критика) идеала, высказывая свое отношение и к предмету (книге), и к предмету книги (действительности); и к типу литературному, и к типу социальному, и к идеалам художника. В итоге, критик действует как литературный и социальный просветитель, высказывая к литературной критике социальные идеи. Критический (суровый, негативный) взгляд на действительность реальная критика считала наиболее плодотворным и наиболее востребованным современностью.

Но при необходимости построить понятийный аппарат реальная критика смело (и часто удачно) создает специальные словесные формулы, придавая им метаязыковой характер. Так. Чернышевский создал термин диалектика души, Н.А. Добролюбов — термин реальная критика. Симптоматично, что некоторые из этих формул носили характер скорее социальных, чем литературных определений (например, темное царство у Н.А. Добролюбова). Публицистический характер реальной критики сказался и в том, что все эти термины созданы на основе поэтических метафор.

Собирая отдельные черты и обобщая их в один законченный образ обломовщины, Добролюбов разъясняет читателю жизненные явления, которые отразились в художественном типе, созданном фантазией Гончарова.

Добролюбов сравнивает Обломова с целой галереей его литературных предков. Русской литературе хорошо известен тип умного человека, понимающего низость существующих жизненных порядков, но неспособного найти применение своей жажде деятельности, своим талантам и желанию добра. Отсюда одиночество, разочарование, сплин, иногда презрение к людям. Это тип умной ненужности, по выражению Герцена, тип лишнего человека, безусловно жизненный и характерный для русской дворянской интеллигенции первой половины XIX века. Таковы Онегин Пушкина, Печорин Лермонтова, Рудин Тургенева, Бельтов Герцена. Историк Ключевский находил предков Евгения Онегина и в более отдаленные времена. Но что может быть общего между этими выдающимися личностями и лежебокой Обломовым? Все они - обломовцы, в каждом из них сидит частица его недостатков. Обломов - их предельная величина, их дальнейшее и притом не выдуманное, а реальное развитие. Появление в литературе типа, подобного Обломову, показывает, что "фраза потеряла свое значение; явилась в самом обществе потребность настоящего дела".

Благодаря критике Добролюбова слово обломовщина вошло в обиходную речь русского народа как выражение тех отрицательных черт, с которыми всегда боролась передовая Россия.

В отличие от Чернышевского, Н.А. Добролюбов…

а) считает главным критерием художественности не идейность автора и книги, а правдивость созданных типов;

б) связывает успех произведения с личной интуицией писателя (которую приравнивает к таланту), а не с объективно верной идеологической установкой.

В обоих этих пунктах Н.А. Добролюбов оказывается ближе к В.Г. Белинскому, нежели Н.Г. Чернышевский.

Этот момент позволяет говорить, что критика Н.А. Добролюбова оставляла писателю более свободы, чем взгляды Чернышевского или Д.И. Писарева, а тем более позднейшие концепции марксистов и Г.В. Плеханова. Разделив интенции художника и критика, Н.А. Добролюбов оставил художнику свободу творческого высказывания, предполагая, что произведение хорошо именно в той форме, которую ему придаст гениальное наитие художника. А любое насильственное преобразование этой формы помешает объективности отражения, художественной правде. В связи с этим, метод Н.А. Добролюбова предполагал достаточно высокий внутренний статус эстетики и поэтики произведения, уважение к его органической целостности. Правда, эти возможности не всегда полно реализовывались самим Н.А. Добролюбовым.

Методика. По Н.А. Добролюбову, работа критика состоит в том, чтобы проанализировать художественную реальность произведения и интерпретировать его в свете своего преобладающего знания о реальности внехудожественной — общественной жизни и ее задачах.

Критик, в таком случае, оценивает все, что сделал художник, исходя из его собственного (критика) идеала, высказывая свое отношение и к предмету (книге), и к предмету книги (действительности); и к типу литературному, и к типу социальному, и к идеалам художника. В итоге, критик действует как литературный и социальный просветитель, высказывая к литературной критике социальные идеи. Критический (суровый, негативный) взгляд на действительность реальная критика считала наиболее плодотворным и наиболее востребованным современностью.

Но при необходимости построить понятийный аппарат реальная критика смело (и часто удачно) создает специальные словесные формулы, придавая им метаязыковой характер. Так. Чернышевский создал термин диалектика души, Н.А. Добролюбов — термин реальная критика. Симптоматично, что некоторые из этих формул носили характер скорее социальных, чем литературных определений (например, темное царство у Н.А. Добролюбова). Публицистический характер реальной критики сказался и в том, что все эти термины созданы на основе поэтических метафор.

Собирая отдельные черты и обобщая их в один законченный образ обломовщины, Добролюбов разъясняет читателю жизненные явления, которые отразились в художественном типе, созданном фантазией Гончарова.

Добролюбов сравнивает Обломова с целой галереей его литературных предков. Русской литературе хорошо известен тип умного человека, понимающего низость существующих жизненных порядков, но неспособного найти применение своей жажде деятельности, своим талантам и желанию добра. Отсюда одиночество, разочарование, сплин, иногда презрение к людям. Это тип умной ненужности, по выражению Герцена, тип лишнего человека, безусловно жизненный и характерный для русской дворянской интеллигенции первой половины XIX века. Таковы Онегин Пушкина, Печорин Лермонтова, Рудин Тургенева, Бельтов Герцена. Историк Ключевский находил предков Евгения Онегина и в более отдаленные времена. Но что может быть общего между этими выдающимися личностями и лежебокой Обломовым? Все они - обломовцы, в каждом из них сидит частица его недостатков. Обломов - их предельная величина, их дальнейшее и притом не выдуманное, а реальное развитие. Появление в литературе типа, подобного Обломову, показывает, что "фраза потеряла свое значение; явилась в самом обществе потребность настоящего дела".

Благодаря критике Добролюбова слово обломовщина вошло в обиходную речь русского народа как выражение тех отрицательных черт, с которыми всегда боролась передовая Россия.

Николай Александрович Добролюбов

Чернышевский отмечал, что никакие личные отношения не могли поколебать Добролюбова в его деятельности. Он не сближался с теми людьми, с которыми, по его убеждению, не стоило сближаться. Ему казалось, что плохие союзники — не союзники. Тут напрасны были всякие просьбы. Взаимное понимание между Чернышевским и Добролюбовым было на редкость полное.

В области общефилософских принципов Добролюбов полностью солидаризировался с Белинским и Чернышевским.

Главному вопросу эстетики — об отношении искусства к действительности — Добролюбов придавал острый публицистический поворот.

Глубокими у Добролюбова здесь являются вот какие моменты. Миросозерцание художника надо искать в его образах, а не в силлогизмах. Образы — это плоть произведения, и главное, в произведении не желаемое, а окончательный результат; миросозерцание включает не только собственно идеологию, но и художественный метод творчества.

В важнейших своих статьях Добролюбов серьезно разбирал художественную форму произведений Гончарова, Тургенева, Островского.

В эстетической концепции Добролюбова имеют важное значение проблемы сатиры и народности.

Исследователи уже отмечали, что все, и в особенности известнейшие статьи Добролюбова о классиках современной ему литературы, представляют собой нечто логически стройное, целостный мир взаимно связанных идей.

Это был перевал в самой общественной жизни, и он отразился в художественной литературе.

Критики отмечали у Островского дар наблюдательности. Но у какого писателя его нет? Меткость народного языка, обыденность характера у него хвалили, недостатки экономии в плане и построении пьес, случайность развязок порицали.

Добролюбов назвал Достоевского одним из замечательнейших русских писателей.
По направлению своего таланта Достоевский — гуманист. Но отношение Добролюбова к Достоевскому сильно отличается от его отношения к Гончарову, Тургеневу и Островскому. Достоевский импонирует ему социальной силой своего творчества, вниманием к маленьким людям. Но отвращает от него болезненная углубленность в психологизм, неясность перспектив в трактовке зла и общественных ненормальностей. Винит критик Достоевского и за нечетко проводимое объяснение причин измельчания забитых людей, их сумасшествия, раздвоения.

Но дело не только в неясности трактовок героев. И за Островского иногда приходилось делать выводы. Тут все сложнее.

Добролюбов не мог, конечно, удовлетвориться тем, что различные писатели-художники давали ему только правдивые материалы о жизни, а выводы он должен был всегда делать сам. Ему хотелось и прямого, демократического искусства, сознающего свои цели. И он нашел его в
М. Щедрине. Этот писатель был наиболее идейно близок Добролюбову.

Критик мечтал о новом поэте, который бы объединил в себе черты Пушкина и Лермонтова и проникся бы идеями того демократизма, которому был верен сам Добролюбов. Мыслью об этом идеале поэта, который все больше начинал сливаться у Добролюбова с образом Некрасова, и замыкалась вся цепь историко-литературных построений критика. Они соответствовали логике социальной борьбы и типологических расслоений внутри критического реализма 60-х годов.

Читайте также: