Мирра лохвицкая биография кратко

Обновлено: 30.06.2024

К сожалению, документальные биографические сведения о Мирре Лохвицкой весьма скудны, современники редко вспоминали ее. Существующие же биографические справки изобилуют неточностями. Наиболее полным и правдивым источником сведений о ней является ее собственная поэзия.

Узнаем, почему в поэтическом кругу того времени отношение к поэтессе было неоднозначным. Поговорим о том, какой характер носили отношения Лохвицкой с поэтом Константином Бальмонтом. Правда ли, что Бальмонт способствовал душевному нездоровью поэтессы, повлекшему за собой преждевременную смерть?

И, самое главное, почему быстрое признание, восторги читателей, похвалы старших, престижная Пушкинская премия, присужденная молодой поэтессе уже за первый ее сборник, по прошествии каких-то пятнадцати лет сменились холодными насмешками законодателей литературной моды, мелочными придирками критиков и равнодушием читающей публики, не удостоившей прежнюю любимицу даже живых цветов на похоронах?

Большое семейство

Мать, Варвара Александровна (урожденная Гойер), происходила из обрусевшей французской (или немецкой?) семьи. Она была начитанна, увлекалась литературой.

30 ноября 1869 года девочка была крещена в Сергиевском соборе, находившемся по соседству с домом №3 по улице Сергиевской, в котором Лохвицкие жили . Крестными Мирры стали подполковник В.А. фон-Гойер и Е.А. Бестужева-Рюмина, жена профессора Петербургского университета К.Н. Бестужева-Рюмина (от имени которого получили название известные Высшие женские курсы). Бестужев-Рюмин был другом А.В. Лохвицкого. Вообще-то Мирру звали Марией, Миррой она стала только в юности — почему, точно неизвестно.

Следующим ребенком в семье была Надежда Александровна (1872-1952) — знаменитая Тэффи. Из ее автобиографических рассказов явствует, что семья была многодетной, а разница в возрасте между старшими и младшими детьми — довольно значительной. Выяснить точное количество братьев и сестер по церковным метрическим книгам сложно, поскольку семья несколько раз переезжала из города в город (отец окончил Московский университет, затем учился в Германии, преподавал в Одессе, Петербурге и, наконец, вернулся в Москву, где состоял присяжным поверенным); менялись адреса и в пределах одного города.

В 1874 г. семья переехала в Москву. В 1882 году Мария поступила в Московское Александровское училище (в 90-е гг. переименованное в Александровский институт), где обучалась, живя пансионеркой за счет родителей. В институте ее учителем литературы был библиограф Д.Д. Языков (сведения о том, что литературу преподавал поэт А.Н. Майков — грубая ошибка, никак не согласующаяся с биографией поэта).

После смерти мужа Варвара Александровна с младшими дочерьми вернулась в Петербург. В 1888 г., кончив курс и получив свидетельство домашней учительницы, Мария переехала туда же, к своим.

Пятнадцатилетняя поэтесса

Сочинять стихи она начала очень рано, поэтом осознала себя в возрасте 15 лет. Незадолго до окончания института два ее стихотворения с разрешения начальства были изданы отдельной небольшой брошюрой.

Самая целомудренная замужняя дама Петербурга

По соседству с Лохвицкими снимала дачу семья известного профессора архитектуры Эрнеста Жибера (1823-1909). Это был один из многочисленных иностранных зодчих, чья судьба оказалась связана с Россией. Чистокровный француз, он родился в Париже, в 40-е гг. приехал в Петербург, окончил Академию художеств и остался в России навсегда. Довольно много строил — в Петербурге и провинции.

Примерно через год после свадьбы молодые уехали из Петербурга, какое-то время жили в Тихвине и Ярославле (адрес: Романовская ул., дом Кулешова), затем на несколько лет их постоянным местом жительства стала Москва (адрес: дом Бриллиантова на углу 2-го Знаменского и Большого Спасского переулков, – ныне переулки носят названия 2-й Колобовский и Большой Каретный).

Осенью 1898 г. семья снова переехала в Петербург. Постоянный адрес в Петербурге — Стремянная ул., д. 4, кв. 7.

Детей у поэтессы было пятеро, все — мальчики. Трое: Михаил, Евгений и Владимир — появились на свет в первые годы ее замужества, один за другим.

Около 1900 г. родился четвертый ребенок, Измаил. К началу 1900-х гг. относится шуточное стихотворение, сохранившееся в рабочей тетради поэтессы, — стихотворение, посвященное ее детям, в котором она дает шутливую характеристику каждому из них и совершенно всерьез говорит о своих материнских чувствах.

Михаил мой — бравый воин,

Крепок в жизненном бою,

Говорлив и беспокоен,

Отравляет жизнь мою.

Мой Женюшка — мальчик ясный,

Мой исправленный портрет,

С волей маминой согласный,

Неизбежный как поэт.

Мой Володя суеверный

Любит спорить без конца,

Но учтивостью примерной

Покоряет все сердца.

Измаил мой — сын Востока,

Шелест пальмовых вершин,

Целый день он спит глубоко,

Ночью бодрствует один.

Но и почести и славу

Пусть отвергну я скорей,

Чем отдам свою ораву:

Вкус славы и первые огорчения

Первый сборник стихотворений Лохвицкой вышел в 1896 г. и был удостоен Пушкинской премии (половинной — что, впрочем, не уменьшало чести, полная присуждалась редко).

Распространено мнение, что как-то особо покровительствовал Лохвицкой маститый поэт Аполлон Николаевич Майков, но никаких свидетельств их общения не сохранилось.

Следовательно, Майков с Лохвицкой знаком не был. Скорее всего, смутные воспоминания о том, что поэт-академик был как-то причастен к присуждению ей Пушкинской премии, а также наличие у нее антологических стихотворений на темы античности создали миф о каком-то особом покровительстве Лохвицкой со стороны Майкова.

Далее сборники стихотворений поэтессы выходили в 1898, 1900, 1903 и 1904 гг. Третий и четвертый сборники были удостоены почетного отзыва Академии наук.

Однако, судя по дневниковым записям Ф.Ф. Фидлера, и в этом тесном кругу отношение к поэтессе было неоднозначно. Вообще круг литературных связей Лохвицкой довольно узок. Из символистов наиболее дружественно относился к ней, пожалуй, Ф.К. Сологуб.

В кругу друзей Лохвицкую окружала своеобразная аура легкой влюбленности — и, как ее негативное отражение — туман слухов и домыслов. Хотя внешность непосредственного отношения к литературе не имеет, в ее случае она сыграла свою важную, хотя и неоднозначную роль.

Мемуаристы подчеркивают некоторую экзотичность ее облика, соответствующую экзотичности ее поэзии. На начальном этапе литературной карьеры эффектная внешность, вероятно, помогла Лохвицкой, но впоследствии она же стала препятствием к пониманию ее поэзии. Далеко не все хотели видеть, что внешняя привлекательность сочетается в поэтессе с живым умом, который со временем вся яснее стал обнаруживать себя в ее лирике.

Драма Лохвицкой — обычная драма красивой женщины, в которой отказываются замечать что бы то ни было, помимо красоты.

Лохвицкая и сама признавала за собой это свойство. Так что ставить ее славу в зависимость от личного обаяния неправомерно.

Поэтическая дружба, любовный роман или драматический конфликт?

Однако даже в контексте наблюдений Фидлера возникает подозрение, что поэт скорее выдает желаемое за действительное, нежели сообщает факты, тем более, что в многолетней и откровенной переписке с ближайшим другом Валерием Брюсовым он ни разу не обмолвился ни о чем подобном.

Представляется, что все это верно лишь отчасти. Что же касается красочно описанных Бальмонтом интимных отношений, то их, возможно, и не было. Документальных свидетельств общения двух поэтов почти не сохранилось. В архиве Бальмонта нет ни одного письма Лохвицкой, в ее архиве уцелело лишь одно его письмо, весьма официальное по тону. Однако и по этому единственному письму можно понять, что существовали и другие письма, но, видимо, по какой-то причине они были уничтожены.

По косвенным намекам можно предположить, что знакомство и определенные этапы взаимоотношений были связаны с пребыванием в Крыму (в 1895 (?) и в 1898 гг.).

О том, как развивались эти отношения, можно судить лишь по отрывочным упоминаниям в переписке поэтов с другими адресатами и крайне скупых репликах в автобиографической прозе Бальмонта. Но и молчание само по себе значимо. При почти полном отсутствии эпистолярных и мемуарных источников, обильный материал дает стихотворная перекличка, запечатленная в творчестве обоих. Во всяком случае, в поэзии Лохвицкой Бальмонт узнается легко.

Из этой переклички можно сделать вывод о том, что отношения между двумя поэтами были далеки от идиллии. После сравнительно недолгого периода, когда они чувствовали себя близкими друзьями и единомышленниками, наметилось резкое расхождение во взглядах — о чем свидетельствуют и критические отзывы Бальмонта. Есть основания полагать, что своим демонстративным пренебрежением к чувствам и репутации возлюбленной он сыграл в ее судьбе весьма неблаговидную роль, — чем и вызвано странное молчание.

В моем незнаньи — так много веры

В расцвет весенних грядущих дней,

Мои надежды, мои химеры,

Тем ярче светят, чем мрак темней.

В моем молчаньи — так много муки,

Страданий гордых, незримых слез,

Ночей бессонных, веков разлуки,

Неразделенных, сожженных грез.

В моем безумьи — так много счастья,

Восторгов жадных, могучих сил,

Что сердцу страшен покой бесстрастья,

Как мертвый холод немых могил.

Но щит мой крепкий — в моем незнаньи

От страха смерти и бытия.

В моем молчаньи — мое призванье,

Мое безумье — любовь моя.

Тайна смерти

Я хочу, чтоб на камне моем

Истомленные долгой враждой

Находили блаженство вдвоем…

Я хочу умереть молодой!

Схороните меня в стороне

От докучных и шумных дорог,

Там, где верба склонилась к волне,

Где желтеет некошеный дрок.

Чтобы сонные маки цвели,

Чтобы ветер дышал надо мной

Ароматами дальней земли…

Я хочу умереть молодой!

Не смотрю я на пройденный путь,

На безумье растраченных лет;

Я могу беззаботно уснуть,

Если гимн мой последний допет.

Пусть не меркнет огонь до конца

И останется память о той,

Что для жизни будила сердца…

Я хочу умереть молодой!

В декабре 1904 г., вскоре после пятых родов, болезнь дала обострение, в 1905 году поэтесса была уже практически прикована к постели. Последний период улучшения был летом 1905 г., на даче, затем больной внезапно стало резко хуже. Умирала она мучительно. Смерть наступила 27 августа 1905 г.

Похороны состоялись 29 августа. Народу на них было мало. Описанная Фидлером цинично-равнодушная реакция даже тех, кто соизволил почтить память почившей своим присутствием, свидетельствует о глубоком одиночестве поэтессы в кругу литераторов и об окружавшем ее непонимании. Отпевали Лохвицкую в Духовской церкви Александро-Невской лавры, там же, на Никольском кладбище, и похоронили.

Следует отметить медицинский факт: развитие Базедовой болезни часто бывает следствием какого-то потрясения или постоянного нервного напряжения. Сохранившиеся фотографии Лохвицкой (одна из последних, которую приблизительно можно датировать 1903-1904 гг.) не отражают внешних признаков этой болезни — вероятно, она прогрессировала в последний период жизни поэтессы.

История любви двух поэтов имела продолжение…

Что было дальше — понять нельзя. Отвергла ли девушка любовь молодого поэта, или почему-то испортились его отношения с Бальмонтом, или просто он не мог найти себя в новой эмигрантской жизни — но через полтора года Измаил застрелился. В предсмертном письме он просил передать Мирре пакет, в котором были его стихи, записки и портрет его матери. Об этом сообщал Бальмонт в письме очередной своей возлюбленной, Дагмар Шаховской, которая родила ему двоих детей. Их дочь, родившаяся в том же году, была названа Светланой.

Последующая судьба Мирры Бальмонт была не менее трагична. Неудачное замужество, рождение более чем десяти детей, чудовищная нищета. Умерла она в 1970 г. За несколько лет до смерти попала в автомобильную аварию и потеряла способность двигаться.

Мелькали сведения, что еще один сын (очевидно, младший, Валерий) жил в Париже в 70-е гг. XX в., но ничего точнее сказать нельзя.

Могила Мирры Лохвицкой на Никольском кладбище сохранилась. Судя по расположению захоронения, предполагалось, что рядом впоследствии будет погребен муж, но место осталось пустым. Долгое время состояние могилы долго оставляло желать лучшего. Никаких указаний на то, что она была поэтом, до 2012 года не было, и потому могила не привлекала к себе внимания.

И только 2 года назад родственники поэтессы (ее племянница И.В. Пландовская вместе с сыном Н. Пландовским-Тимофеевым и его супругой Натальей) восстановили памятник. Теперь на нем можно прочитать сведения о том, что поэтесса была отмечена Пушкинской премией, строки из Игоря-Северянина и главное — значимые строки из стихотворения самой Лохвицкой:

Семья А. В. Лохвицкого была многодетной, а разница в возрасте между старшими и младшими детьми — значительной (точное их число установлено не было). Известность получил брат Марии Николай Александрович Лохвицкий (1868—1933), генерал, во время Первой мировой войны командовавший корпусом во Франции, в Гражданскую войну участвовавший в Белом движении (и некоторое время командовавший 2-й колчаковской армией). Тэффи часто упоминала сестру Елену (1874—1919, по мужу — Пландовскую), с которой была очень дружна[2]. Елена тоже писала стихи, впоследствии совместно с Тэффи переводила Мопассана, состояла в обществе драматических писателей, но профессиональным литератором себя не считала. Известны имена ещё двух старших сестёр — Варвары Александровны (в замужестве Поповой) и Лидии Александровны (Кожиной).

О М. А. Лохвицкой осталось немного воспоминаний, что было обусловлено несколькими причинами. Замкнутая и застенчивая, поэтесса редко выходила в свет, оправдывая своё затворничество домашними делами, болезнями детей, позже — ухудшившимся самочувствием. Многие из тех, с кем она поддерживала дружеские отношения, принадлежали к старшему поколению и умерли раньше неё (К. К. Случевский, Вс. Соловьёв, А. И. Урусов), не оставив воспоминаний. Её отношения со сверстниками были непростыми, причём, если Брюсов и Гиппиус открыто выражали ей свою антипатию, то другие проявили в мемуарах, на первый взгляд, необъяснимую сдержанность: так, почти ничего не написали о поэтессе люди, лучше других знавшие её: Тэффи и Бальмонт (который в течение всей своей жизни держал на письменном столе портрет Лохвицкой).

Возможно, самый яркий (но при этом, как отмечалось позже, почти наверняка идеализированный) портрет поэтессы создал в своих воспоминаниях Василий Немирович-Данченко, с которым у юной Лохвицкой сложились доверительные отношения:

…Родилась и выросла в тусклом, точащем нездоровые соки из бесчисленных пролежней Петербурге, — а вся казалась чудесным тропическим цветком, наполнявшим мой уголок странным ароматом иного, более благословенного небесами края… Чудилась душа, совсем не родственная скучному и скудному, размеренному укладу нашей жизни. И мне казалось: молодая поэтесса и сама отогревается в неудержимых порывах вдохновения, опьяняется настоящею музыкою свободно льющегося стиха.

Она была одна из первых женщин, так же откровенно говоривших о любви с женской точки зрения, как раньше говорили о ней, со своей стороны, только поэты. Но как ни смотреть на эту непосредственность её поэтической исповеди, в ней была великая искренность, которая и создала её успех, вместе со звучною, блестящею, чрезвычайно отвечавшею настроению данного стихотворения, формой.

Горят вершины в огне заката,

Душа трепещет и внемлет зову,

Ей слышен шепот: «Ты внидешь в вечность

К сожалению, документальные биографические сведения о Мирре Лохвицкой весьма скудны, современники редко вспоминали ее. Да и внешняя канва ее биографии не слишком богата событиями. Наиболее полным и правдивым источником сведений о ней является ее собственная поэзия, в которой отразилась ее своеобразная личность. Существующие же биографические справки изобилуют неточностями. Попробуем вычленить наиболее достоверные сведения.

Мария Александровна Лохвицкая родилась 19 ноября (2 декабря) 1869 г. в Петербурге в семье известного в то время адвоката, Александра Владимировича Лохвицкого (18301884).

Мать, Варвара Александровна (урожденная Гойер (Hoer), † не ранее 1917 г.), происходила из обрусевшей французской (или немецкой?) семьи. Она была начитанна, увлекалась литературой.

30 ноября 1869 г. девочка была крещена в Сергиевском всей артиллерии соборе, находившемся по соседству с домом, в котором Лохвицкие жили (адрес – Сергиевская ул., д. 3). Восприемниками при крещении были подполковник В.А. фон-Гойер и Е.А. Бестужева-Рюмина, жена профессора Петербургского университета К.Н. Бестужева-Рюмина (от имени которого получили название известные Высшие женские курсы). Бестужев-Рюмин был другом А.В. Лохвицкого.

Следующим ребенком в семье была Надежда Александровна (18721952) – знаменитая Тэффи.

Из ее автобиографических рассказов явствует, что семья была многодетной, а разница в возрасте между старшими и младшими детьми – довольно значительной. Выяснить точное количество братьев и сестер по церковным метрическим книгам сложно, поскольку семья несколько раз переезжала из города в город (отец окончил Московский университет, затем учился в Германии, преподавал в Одессе, Петербурге и наконец вернулся в Москву, где состоял присяжным поверенным); менялись адреса и в пределах одного города. Достоверно известны годы жизни только старшего брата Николая (18681933) и младшей из сестер, Елены (18741919).

Брат избрал военное поприще, дослужился до генеральского чина, во время Первой мировой войны командовал экспедиционным корпусом во Франции, в гражданскую войну участвовал в белом движении, некоторое время был командующим 2-й колчаковской армией. Среди множества его наград георгиевский крест четвертой и третьей степени; свидетельство личного мужества. В эмиграции он участвовал в различных патриотических организациях, был председателем общества монархистов-легитимистов.

В 1874 г. семья переехала в Москву. В 1882 г. Мария поступила в Московское Александровское училище (в 90-е гг. переименованное в Александровский институт), где обучалась, живя пансионеркой за счет родителей. В институте ее учителем литературы был библиограф Д.Д. Языков (сведения о том, что литературу преподавал поэт А.Н. Майков грубая ошибка, никак не согласующаяся с биографией поэта).

По соседству с Лохвицкими снимала дачу семья известного профессора архитектуры Эрнеста Жибера (Ernest Gibert, 18231909). Это был один из многочисленных иностранных зодчих, чья судьба оказалась связана с Россией. Чистокровный француз, он родился в Париже, в 40-е гг. приехал в Петербург, окончил Академию художеств и остался в России навсегда. Довольно много строил в Петербурге и провинции. Эрнест Иванович, как его стали звать на новой родине, прожил долгую жизнь (похоронен на Смоленском лютеранском кладбище,* хотя по вероисповеданию он, скорее всего, был католиком). Со временем он женился очевидно, тоже на обрусевшей француженке, Ольге Фегин (18381900). У них была дочь, Ольга Эрнестовна, и несколько сыновей, за одного из которых, Евгения Эрнестовича, Мирра Лохвицкая вышла замуж.

Свадьба состоялась в конце 1891 г. Позднее, отвечая на вопросы анкеты, Лохвицкая писала, что ее муж был тогда студентом Санкт-Петербургского университета. Впрочем, возможно, что имелся в виду институт гражданских инженеров, профессором которого долгие годы состоял Э.И.Жибер. Е.Э. Жибер по профессии был инженером-строителем (так значится в справочнике «Весь Петербург"). Ф.Ф. Фидлер сообщает, что он служил в страховой компании. Как бы то ни было, его работа была связана с переездами и продолжительными командировками.

Осенью 1898 г. семья снова перехала в Петербург. Постоянный адрес в Петербурге – Стремянная ул., д. 4, кв. 7.

Детей у поэтессы было пятеро, все мальчики. Трое: Михаил, Евгений и Владимир появились на свет в первые годы ее замужества, один за другим.

Около 1900 г. родился четвертый ребенок, Измаил. К началу 1900-х гг. относится шуточное стихотворение, сохранившееся в рабочей тетради поэтессы, стихотворение, посвященное ее детям, в котором она дает шутливую характеристику каждому из них и совершенно всерьез говорит о своих материнских чувствах.

Документальных свидетельств общения двух поэтов почти не сохранилось. В архиве Бальмонта нет ни одного письма Лохвицкой, в ее архиве уцелело лишь одно его письмо, весьма официальное по тону. Однако и по этому единственному письму можно понять, что существовали и другие письма, но, видимо, по какой-то причине они были уничтожены.

Здоровье Лохвицкой заметно ухудшается с конца 1890-х гг. Она часто болеет, жалуется на боли в сердце, хроническую депрессию, ночные кошмары (симптомы начинающейся Базедовой болезни, усугубленной душевными переживаниями). В декабре 1904 г., вскоре после пятых родов, болезнь дала обострение, в 1905 году поэтесса была уже практически прикована к постели. Последний период улучшения был летом 1905 г., на даче, затем больной внезапно стало резко хуже. Умирала она мучительно (см. ст. Ю. Загуляевой). Смерть наступила 27 августа 1905 г. Похороны состоялись 29 августа. Народу на них было мало. Описанная Фидлером цинично-равнодушная реакция даже тех, кто соизволил почтить память почившей своим присутствием, свидетельствует о глубоком одиночестве поэтессы в кругу литераторов и об окружавшем ее непонимании. Отпевали Лохвицкую в Духовской церкви Александро-Невской лавры, там же, на Никольском кладбище, и похоронили.

Специально о Лохвицкой в прозе он ничего не написал, но в поэзии продолжал откликаться на ее стихи до конца жизни и выстроил некую мистику любви с надеждой на последующее воссоединение (продолжающую мистику любви самой поэтессы).

Судьбы других сыновей Лохвицкой также сложились нерадостно. Евгений и Владимир остались в России и умерли во время блокады Ленинграда. Старший сын Михаил эмигрировал, долго жил в эмиграции, сначала во Франции, потом в США, в 1967 г. покончил с собой от горя, потеряв жену. Мелькали сведения, что еще один сын (очевидно, младший, Валерий) жил в Париже в 70-е гг. XX в., но ничего точнее сказать нельзя.

В 2012 г. родственники поэтессы (ее племянница И.В. Пландовская вместе с сыном Н. Пландовским-Тимофеевым и его супругой Натальей) восстановили памятник.

Теперь на нем можно прочитать сведения о том, что поэтесса была отмечена Пушкинской премией, строки из Игоря-Северянина и главное значимые строки из стихотворения самой Лохвицкой:

"Люблю я солнца красоту

И музы эллинской создания,

Но поклоняюсь я Кресту,

Кресту как символу страдания.

Может быть, это не лучшие стихи поэтессы, но это лучшее, что можно было написать на ее могиле.

Фото взято из посвященной Лохвицкой группы ВКонтакте (надеюсь, автор фото не обидится, что я поместила его сюда).

* Приношу благодарность сотрудникам Литературного музея Пушкинского дома за предоставление фотографий Мирры Лохвицкой (фотографии напечатаны в альманахе «Российский архив"), а также исследовательнице творчества Лохвицкой, В. Макашиной, за указание места захоронения Э. Жибера, и исследовательнице творчества Тэффи, Е. Трубиловой, за уточнение девичьей фамилии Варвары Александровны Лохвицкой, а также Л. и С. Новосельцевым за предоставленные сведения о судьбе сыновей поэтессы.

Мирра Александровна Лохвицкая родилась в семье довольно известного адвоката Александра Владимировича Лохвицкого (1830–1884). Он был ученым, доктором права и талантливым автором многих статей и трудов, в частности написал курс уголовного права. А.В. Лохвицкий был практикующим адвокатом и присяжным поверенным. Остроумие и блестящая диалектика его выступлений привлекали большую аудиторию. Мать Мирры Лохвицкой, Варвара Александровна Лохвицкая (урожденная Гойер), была просвещенной и начитанной женщиной. Она родилась в обрусевшей французской семье, весьма увлекалась литературой, передав это увлечение своим детям.

Мирра Лохвицкая росла в многодетной семье. Семья довольно часто переезжала как из города в город, так и в пределах городов. Отец семейства окончил Московский университет, после чего проходил обучение в Германии, а затем преподавал в Одессе и Петербурге. В дальнейшем семья Лохвицких снова вернулась в Москву. Поэтому точное количество детей в семье неизвестно. Известно, что Мирра была вторым ребенком. Старшим сыном был Николай (1868–1933), который выбрал военную карьеру, имел множество наград и дослужился до генерала. Младшей сестрой Мирры была Надежда (1872–1952), которая весьма известна в литературном мире под псевдонимом Тэффи.

Мирра Лохвицкая была крещена 30 ноября 1869 года в Сергиевском соборе. Спустя несколько лет, в 1874 году, Лохвицкие переехали в Москву. В 1882 году Лохвицкая поступила в Александровское училище, которое в дальнейшем было переименовано в Александровский институт. Учась там, она жила пансионеркой за родительский счет. В 1884 году после смерти мужа ее мать Варвара Александровна снова переехала в Петербург вместе с младшими детьми. В 1888 году Мирра Лохвицкая окончила курс обучения, получила свидетельство домашней учительницы и вернулась в Петербург к семье.

Учась в училище, Мирра Лохвицкая начала сочинять стихи. В возрасте пятнадцати лет она окончательно осознала себя поэтом. В 1888 году, незадолго до окончания обучения, с разрешения руководства училища она опубликовала два своих стихотворения.

Здесь же Мирра Лохвицкая познакомилась со своим будущим мужем, Евгением Эрнестовичем Жибером. Он был сыном Эрнеста Жибера (1823–1909), известного профессора архитектуры, который вместе с семьей снимал дачу по соседству с дачей Лохвицких. Эрнест Жибер был французом, родившимся в Париже, приехавшим в Петербург в 1840-х годах и оставшимся в России навсегда. Эрнест Жибер был женат на Ольге Фегин (1838–1900), которая также была обрусевшей француженкой.

Евгений Эрнестович был студентом Петербургского университета, а в дальнейшем работал инженером-строителем. Эта работа была сопряжена с частыми командировками и переездами. В конце 1891 года Мирра Лохвицкая и Евгений Жибер поженились, а спустя год уехали из Петербурга. Какое-то время они жили в Ярославле, Тихвине, потом несколько лет провели в Москве. Осенью 1898 года супруги вернулись в Петербург.

О развитии их отношений можно узнать из обрывочных упоминаний в переписке с различными адресатами, а также из их стихотворной переклички из более чем ста стихотворений обоих поэтов. Образ Константина Бальмонта легко узнать в творчестве Мирры Лохвицкой. Отсюда можно заключить, что их отношения не были гладкими. Период их дружбы был относительно недолгим, после чего возникли расхождения в их взглядах, что видно также из критических отзывов Бальмонта.

Их так называемый роман в стихах не был свидетельством того, что чувства между поэтами были надуманны. В реальности они не имели возможности пережить то, что воспели в своем творчестве, и это привело к ухудшению и последующему разрыву отношений. Но стихотворный поединок между Миррой Лохвицкой и Константином Бальмонтом продолжался.

Судя по всему, изначальные чувства поэтов были взаимны, но, возможно, чувства Мирры Лохвицкой были более глубокими, но она подавляла их, позволяя им проявляться только в творчестве. А Константин Бальмонт, стремившийся в соответствии с принципами модернистов к объединению жизни и творчества, продолжал расшатывать душевное равновесие Мирры Лохвицкой, которое она с трудом сохраняла стабильным.

Мирра Лохвицкая родила пятерых сыновей. В первые годы брака родились трое из них: Михаил, Евгений и Владимир. В 1900 году у Мирры Лохвицкой родился четвертый сын по имени Измаил. В начале 1900-х годов Мирра Лохвицкая посвятила детям шутливое стихотворение, где она рассказала о своих материнских чувствах и описала характеры сыновей. Осенью 1904 года родился пятый сын Лохвицкой, Валерий. В дальнейшем она не раз посвящала свои стихотворения каждому из своих детей в отдельности.

Мирра Лохвицкая была весьма одаренной поэтессой. Музыкальность, эмоциональность, блестящие метафоры были неотъемлемыми чертами ее поэзии. Мирра Лохвицкая ? основоположница женской русской поэзии. Ее славе сопутствовал некий налет скандальности, несмотря на то что ни творчество Мирры Лохвицкой, ни ее манера поведения не предполагали никакого эпатажа. Чувственная любовь, которая описывалась в ее поэзии, любовь к жизни, описание женщины, счастье которой состоит в подчинении любимому мужчине, были проникнуты душевной чистотой, простодушием, глубокой религиозностью. Несмотря на всю новизну и смелость ее произведений, Мирра Лохвицкая была добродетельной и целомудренной женщиной, прекрасной женой и матерью.

В 1896 году вышел первый стихотворный сборник Мирры Лохвицкой. Вскоре после этого она получила за него Пушкинскую премию. Последующие сборники стихотворений Мирры Лохвицкой были изданы в 1898, 1900, 1903 и 1904 гг., причем два из них получили почетные отзывы Академии наук.

Переехав в очередной раз в Петербург, Мирра Лохвицкая стала участвовать в литературном кружке К.К. Случевского, который очень тепло к ней относился. На литературных встречах кружка она всегда была желанной гостей, хотя и посещала их не слишком часто.

Выступая на литературных вечерах, Мирра Лохвицкая была довольно застенчива, что слегка портило впечатление от ее весьма эффектной внешности. Из воспоминаний современников следует, что ее красота была несколько экзотичной, как и ее творчество. Внешность, которая обычно имеет мало отношения к литературной деятельности, для Мирры Лохвицкой сыграла существенную роль. В начале литературной карьеры поэтессы ее внешность скорее даже помогала ей, но позднее она стала препятствовать пониманию ее творчества, поскольку лишь немногие хотели разглядеть живой ум за внешней привлекательностью. Мирра Лохвицкая оказалась в обычной для красивой женщины ситуации, когда окружающие отказываются видеть в ней что-либо, кроме внешности.

В конце 1890-х годов здоровье Мирры Лохвицкой стало ухудшаться. Возможно, это было связано с драматическими переживаниями. Она часто болела, страдал от болей в сердце и депрессии. В 1905 году она уже была прикована к постели. В конце августа 1905 года Мирра Лохвицкая скончалась. Существуют различные сведения о причине смерти поэтессы: от туберкулеза легких до стенокардии. В любом случае болезнь ее была связана с состоянием души.

Отношения Мирры Лохвицкой и Константина Бальмонта были продолжены в судьбах их детей. Бальмонт назвал ее именем свою дочь, которую также хотел видеть поэтессой. А четвертый сын Мирры Лохвицкой был назван Измаилом, так же как и главный герой одного из ее произведений, в котором она отражала свои отношения с Бальмонтом. Впоследствии сын Мирры Лохвицкой Измаил Жибер влюбился в Мирру Бальмонт, но она не ответила ему взаимностью. Вскоре Измаил Жибер застрелился.

Творчество Мирры Лохвицкой было признано современниками и положительно оценено критиками, но не оказало значительного влияния на следующие поколения поэтов. Последователем Мирры Лохвицкой был Игорь Северянин. Он создал своеобразный культ поэтессы, и ее имя вошло в декларации эгофутуристов, которые называли ее своей предтечей наравне с К.М. Фофановым. Но восхищение Северянина ее творчеством не способствовало росту популярности произведений Мирры Лохвицкой, и в советскую эпоху ее слава окончательно угасла. Это было связано также с тем, что ее любовная, философская и религиозная лирика не могла вписаться в советскую идеологию. Произведения Мирры Лохвицкой не издавались отдельно больше девяноста лет. Тем не менее фактически она оказала большее влияние на литературный мир, чем об этом принято говорить.

Читайте также: