Современные тенденции развития исторической науки кратко
Обновлено: 05.07.2024
1. Дисциплинарный статус, предмет, объект, функции исторической науки в обществе.
2. Историческая наука в контексте мировых и общероссийских социальных процессов.
3. Основные направления, проблемы и противоречия в российской исторической науке на современном этапе.
Дисциплинарный статус, предмет, объект, функции исторической науки в обществе
Дисциплинарный статус исторической науки в России определяется на классификационных характеристиках российской исторической науки в системе общепринятой классификации наук. С этой точки зрения историческая наука в России является:
- частной или конкретной, поскольку история как и все частные науки имеет ограниченный предмет изучения (классификация наук по пространственно-временной характеристике предмета изучения);
- фундаментальной. Если частной или конкретной историю можно назвать и в зарубежье, то фундаментальной её характер признаётся только в российской науке (классификация наук по целям познавательной деятельности);
Фундаментальная наука – это наука, которая имеет целью объяснить мир, прикладная – изменить мир. В российской научной традиции, окончательно оформившейся к середине XX века, историческая наука была признана важнейшей фундаментальной общественной дисциплиной, которая имеет целью рациональное познание и объяснение исторического процесса. Этот статус сохраняется несмотря на сложности и противоречия и в настоящее время. В западной традиции фундаментальный характер исторической науки отрицается, она признаётся областью знания близкой к искусству (все дипломы об историческом образовании там выдаются в категории “Art”).
- гуманитарной (классификация наук по качественной характеристике). Совпадает с западным пониманием и статусом исторической науки.
- переходной из категории эмпирических в категорию теоритических наук (классификация наук по уровню познавательной деятельности). Теоритические – это те, у которых над эмпирическим надстроен более высокий уровень – теоритический.
Предмет и объект исторической науки в настоящее время поняты и отражены в науке не полностью. Предметом является исторический процесс с момента его возникновения. Верхняя граница предмета исследования исторической науки является дискуссионной (в латентной форме).
Историческое знание – это знание о прошлом собственного народа и государства. Историческое знание возникает одновременно с обществом в форме представлений о собственном прошлом. По завершении процесса антропосоциогенеза в сороковом тысячелетии до н. э. исторические представления оформились в историческое сознание, без которого не может существовать ни одно общество.
Историческое сознание является частью общественного сознания, на основе которого только и может осуществляться коллективная социальная деятельность.
Общество – социальный организм, основанный на коллективной жизнедеятельности людей.
На протяжении существования человечества историческое сознание меняло свои формы. Первая, самая древняя форма фиксации и трансляции исторических знаний – это мифология как совокупность мифов, преданий, сказаний, легенд и произведений фольклора.
Вторая форма исторического сознания – хроники и летописи, которые возникают вместе с государством и письменностью.
Третья форма исторического сознания пришла на смену летописанию и хроникам приблизительно одновременно и этой новой формой стала историческая наука.
Таким образом, российская историческая наука – это фундаментальная общественная наука, предметом изучения которой является исторический процесс – развитие общества с момента его возникновения и до наших дней.
Историческое знание на всех его уровнях (от простейших в виде мифологии и сказаний до научных знаний) выполняет в обществе четыре важнейшие функции:
1) Формирование исторического сознания как основы национального самосознания народа;
2) Социальное управление. В начале XXI века человечеством было осознано, что управление обществом и всё воздействия на него, как деструктивные, так и конструктивные возможны лишь при данном развитии исторического знания;
3) Социальное прогнозирование. Аксиомой является: будущее может быть просмотрено ровно настолько, насколько просмотрено прошлое;
4) Политико-идеологическая функция, которая заключается в том, что определённая часть исторической науки всегда будет вынуждена обосновывать политическую практику господствующих в обществе социальных сил (обслуживать интересы господствующего класса).
Таким образом, современная российская историческая наука – это наука не только общественная и фундаментальная, это наука мировоззренческая, в высокой степени политизированная. В ближайшем обозримом будущем значение исторической науки будет возрастать, а политическое, идеологическое, информационное и клирикальное давление на неё будут усиливаться.
Историческая антропология — это дисциплина, занимающаяся изучением социокультурной истории при помощи методов антропологической, исторической наук и кросс-культурных исследований.
Если характеризовать антропологическую историю как определенный научный подход, то можно выделить признаки:
В 1960—1990-е годы новым качеством исторической науки стало обращение к антропологии. Исследователи стали использовать значение культуры в расширенном смысле. В США, Франции, Великобритании ученые, переняв идеи антропологии, выработали подход, известный под названием исторической антропологии.
Тогда же наметился переход к вопросу о том, как переживалось событие. Такой переход характерен для поколения ученых. Спрос на антропологию можно объяснить тем, что междисциплинарные и межкультурные контакты легко совмещаются друг с другом. В сторонней на первый взгляд культуре интересны идеи, имеющие сходство с родной культурой, одновременно родное и чужое. Сравниваемые культуры в итоге становятся все более подобны. Теория и практика исторической антропологии помогали историкам продвигаться по пути, на котором они стояли.
Изучая чужие народы, историки для себя открыли символическое измерение повседневности, все время бывшее рядом. В итоге идеи классиков антропологии помогали историкам решать ряд проблем.
Готовые работы на аналогичную тему
Историческая антропология сформировалась примерно к 1970-м годам. До этого историческая наука изучала в основном массовые явления. Важными исследованиями была работа с социально-экономическими явлениями. Активно использовалась клиометрика, совокупность статистических и математических методов в исторических исследованиях. Однако в 1940-х годах выяснилось, что сам человек исчез за явлениями массового характера, и история стала наукой без живых людей. На фоне разрушения колониальных империй и ухода в прошлое европоцентристских взглядов, вырабатывались новые подходы. Рост влияния социальной и культурной антропологии привел к тому, что в 1960—1970-х годах в Европе и Америке появляются выдающиеся новаторские работы в этой сфере.
История ментальностей
История ментальностей — это дисциплина, обращающая свое внимание не на войны, личности и политику, являющиеся объектом европейских историографий, а на образ мышления в различных культурах и социальных группах прошлого.
Микроистория
Микроисторический анализ предполагает изучение отдельных явлений в жизни людей прошлого для выявления господствующих тенденций и представлений в обществе в целом.
Микроистория появилась в 1970-е годы в Италии как реакция на увлечение западноевропейскими историками социальной историей Школы анналов. Становление микроистории как самостоятельной сферы научных исследований стоит связать с ситуацией постмодерна в современной гуманитарной науке.
Известные представители микроистории:
- Карло Гинзбург;
- Эммануэль Ле Руа Ладюри;
- Натали Земон Дэвис;
- Ханс Медик;
- Джованни Леви.
История повседневности
В Великобритании влияние на развитие истории повседневности имели труды Э. Томпсона, а также исследования либеральных британских историков, которые работали в области социальной истории и пытались создать картину реальной мозаики разных сторон повседневной жизни различных социальных групп и индивидов.
В Германии адептам истории повседневности в процессе её становления пришлось выдержать критику авторитетных историков, видевших в оппонентах сторонников левых идей, а историю повседневности расценивавших как альтернативное течение социально-научной истории, отрицающее идею рациональности и изменяющее ценностям европейской цивилизации. Сейчас отношение традиционалистов к истории повседневности стало более доброжелательно. Окончательное признание ее составной частью исторической науки состоялось только в конце 1980-х годов.
Ha протяжении длительного времени, вплоть до XIX в., историков интересовали войны, восстания, политические преобразования, деятельность выдающихся людей. Отношения простых людей, различные стороны экономического бытования долгое время находились на периферии исследовательских интересов.
Ha протяжении XX в. в сознании многих людей в самых разных странах произошли серьезные изменения. Историческая наука не могла не отразить эти сложные изменения.
Параллельно развивалась историческая антропология, которая стремилась всю историческую действительность показать через состояние и развитие человеческого сознания.
K числу популярных современных направлений относится история повседневности. Предметом исследований стала частная жизнь в самых разных проявлениях — отношения между родственниками, условия существования и труда, эмоциональная жизнь людей и т. д.
B советский период отечественная историческая наука была поставлена в жесткие рамки формационного подхода. Советские историки были оторваны от процессов, развивавшихся в европейской и мировой исторической науке. B последние десятилетия ситуация стала меняться.
Карта современных историографических новаций. Начало столетия глазами историка-профессионала
Профессора 14.06.2017 // 12 052
© Мраморный бюст Геродота. II век.
Оригинальное изображение: The Metropolitan Museum of Art [CC0 1.0]
Дважды два уже четыре, а будет еще лучше.
Генрих Ягодзинский
Социальные и гуманитарные науки
Историки научились мыслить социологически
Я собираюсь говорить об исторической науке XXI века, но начать мне придется с 1960-х годов — оптимальной точки отсчета для того, чтобы показать эволюцию и механизмы изменения исторической науки. Это время, когда теории были большими, законы универсальными, методы точными. Во всяком случае, в той части историографии, которая считалась образцовой.
В середине прошлого века обратиться за теориями и методами можно было почти исключительно к экономике, социологии или демографии. Собственно, других дисциплинарных моделей и инструментов для переноса в мастерскую историка тогда и не было. Поэтому теоретичность истории преимущественно измерялась ее социологичностью. Рискну утверждать, что социологическими понятиями и концепциями мыслили в то время и экономические историки (теория модернизации, стадии роста, мира системы и др.). Мыслить социологически историки учились массово, хотя не стоит все же преувеличивать степень освоения социологических теорий. Многие историки научились мыслить социологически в том смысле, какой имел в виду Зигмунт Бауман: не знать социологию, а мыслить социологически (только не о повседневности, а о прошлом, но отчасти как о повседневности) [4].
Структурирование предмета
— социальные институты: школа, фирма, приход, армия, тюрьма, клиника, бордель и т.д. / детство, семья, старость, наука и т.д. (в принципе дальше от институтов можно производить группы и практики);
— социальные группы: этносы, дети, молодежь, старики, профессии, женщины, прокаженные, безумные, преступники, субалтерны, маргиналы, меньшинства и т.д.;
— социальные практики: переговоры, игры, церемонии, труд, демонстрации, посиделки, чтение, разбой, доносы, наказания и все возможные др. интеракции.
Одна из важных причин состоит в том, что в исторической науке полвека работало поколение, которое и создало новую научную историю, более того, именно это поколение вошло в силу в 1990-е. Многие крупнейшие историки, начав в 1960-е, создали себе имена, приобрели репутации, основали и возглавили лучшие до сих пор журналы, поэтому эпоха в определенном смысле длилась.
Повороты или переворот?
Основные понятия
В 1960–1970-е годы опорными понятиями исторических трудов были: общество, прогресс, процесс, эволюция, детерминизм, рост, традиция, модернизация (и производные от нее), конструкция, структура, модель, порядок, механизм, конфликт, класс, парадигма, циклы, кризис, стадии, культура, личность и т.д.
С 1980-х утверждается существующий поныне новый словарь понятий: культура, парадигма, дисциплинирование, эпистема, трансфер, идентичность, коммуникация, ритуал, дискурс, деконструкция, случайность (контингентность), выбор, гендер, субалтерн, гибридность, метисизация, расизация, лиминальность, граница, пограничье, agency, reciprocity, mediation, participation, negotiation и т.д.
Последние четыре понятия даже нет смысла переводить — используется калька. Все эти новые конструкты (кстати, тоже новое слово) остаются в словаре исторической науки до сих пор, хотя какие-то важные возвращаются, например, эволюция (через науки о человеке, ориентированные сегодня на науки о природе) и кризис.
Фрагментация предметного поля
Союз историков с экономикой и социологией, возникший в 1960-е годы, стал матрицей для последующих междисциплинарных альянсов, в изобилии заключаемых в исторической науке. Процесс создания таких союзов пошел по экспоненте, тем более что социальные науки с 1970-х годов стали плодиться и размножаться (медиаисследования, человеческая география, международные отношения, лингвистика, медиа, социальная работа, исследования образования, урбанистика, cultural studies, internet studies и др.). Кстати, все они самоидентифицировались как социальные науки, что само по себе свидетельствует об устремленности к вхождению именно в корпус социальных наук, соответственно, о теоретических и методических претензиях на “hard” science. Хотя, как легко догадаться, представители многих из них полагаются преимущественно, а порой и исключительно, на интерпретативные методы, что сильно облегчает жизнь историку.
Часто к наработкам разных социальных наук обращаются одни и те же специалисты, и, что важно, среди них изначально оказались самые последовательные адепты социальной истории. Показателен, например, список книг одного из основателей социальной истории, автора и составителя более 100 монографий, создателя и бессменного редактора Journal of Social History с 1967-го до 2015 года Питера Стирнза.
Книги Питера Стирнза (выборка из списка публикаций с 2000 года):
— Sexuality in World History, 2nd ed. (2017);
— A History of Shame (2017);
— Globalization in World History, 2nd ed. (2016);
— The Industrial Turn in World History (2016);
— Childhood in World History, 3rd ed. (2016);
— The Civil War in Global Perspective (2015);
— Gender in World History, 3rd ed. (2015);
— Debating the Industrial Revolution (2015);
— Guiding the American University: Challenges and Choices (2015);
— Peace in World History (2014);
— Doing Emotions History (2013);
— Demilitarization in the Contemporary World (2013);
— Satisfaction not Guaranteed: Dilemmas of Progress in Modern Society (2012);
— Globalization in World History (2010);
— Educating Global Citizens in Colleges and Universities: Challenges and Opportunities (2009);
— From Alienation to Addiction: The History of American Work in Global Context (2008);
— Revolutions in Sorrow: American Death Experience and Policy in Global Context (2007);
— American Fear: The Causes and Consequences of High Anxiety (2006);
— Anxious Parents: a 20th Century History (2003);
— Fat History (2002) [12].
В 2000-е годы книг по социальной истории в списке Стирнза почти не осталось, хотя часть интересующих его направлений от социальной истории когда-то отпочковалась (история детства, история гендера).
Книги Жака Ле Гоффа с 2000 года:
— Faut-il vraiment découper l’histoire en tranches?, éd. Seuil, 2014;
— La fin du village, éd. Gallimard, 2012;
— À la recherche du temps sacré, Jacques de Voragine et la Légende dorée, Paris, Perrin, coll. Pour l’histoire, 2011;
— L’Europe expliquée aux jeunes, Seuil, 2007;
— Héros et merveilles du Moyen Âge, Seuil, 2005;
— Un long Moyen Âge, Paris, Tallandier, 2004;
— Héros du Moyen Âge, Le roi, le saint, au Moyen Âge, Gallimard Quarto, 2004;
— Entretien avec Pierre Soulages à propos des vitraux de Conques (préface de Xavier Kawa-Topor, photographies Pascal Piskiewicz). Toulouse, 2003. Le Pérégrinateur Éditeur;
— À la recherche du Moyen Âge, Louis Audibert, 2003;
— Une histoire du corps au Moyen Âge (avec Nicolas Truong), Liana Lévi, 2003;
— Le Dieu du Moyen Âge, Bayard, 2003;
— L’Europe est-elle née au Moyen Âge?, Seuil, 2003;
— Cinq personnages d’hier pour aujourd’hui : Bouddha, Abélard, saint François, Michelet, Bloch, La Fabrique, 2001;
— Le Sacre royal à l’époque de Saint-Louis, Gallimard, 2001;
— Un Moyen Âge en images, Hazan, 2000;
— Dictionnaire raisonné de l’Occident médiéval (en collaboration avec JeanClaude Schmitt), Fayard, 1999;
— Le Moyen Âge aujourd’hui, Léopard d’Or, 1998.
Мы видим, что, оставаясь преимущественно в пределах медиевистики, но производя и обобщающие работы, прежде всего по периодизации истории, Ле Гофф активно перемещался по наделам прошлого между историей воображаемого и историей жестов, историей тела и историей еды, священного и мирского, пространства и времени.
Ключевые слова
Еще более интересная особенность исторической науки в XXI веке — констелляции понятий и подходов разных дисциплин в одной работе. Увидеть такую особенность можно, анализируя наборы ключевых слов в статьях исторических журналов. Несмотря на то что журналы, как правило, специализированы на субдисциплине, проблеме, регионе и/или периоде, публикации отсылают к самым разным областям социального знания. В качестве примера приведу вполне репрезентативный номер Journal of Social History (Fall 2011, Vol. 45, Issue 1.) Обращает на себя внимание не просто тематическое разнообразие, присутствующее даже в названиях статей, но и отсылки к разным дисциплинарным полям, эксплицитно присутствующие в наборах ключевых слов.
Содержание Journal of Social History (Fall 2011, Vol. 45, Issue 1)
1. MALIN, BRENTON J. Electrifying Speeches: Emotional Control and the Technological Aesthetic of the Voice in the Early 20th Century US. P. 1–19.
Ключевые слова: PUBLIC speaking; METHODOLOGY; SPEECH — Study & teaching; ELOCUTION; RADIO — Social aspects; RADIO announcing; TECHNOLOGICAL innovations — Social aspects; SOCIAL history — 20th century; Independent artists, writers, and performers; Independent actors, comedians and performers.
2. VARDI, ITAI. Auto Thrill Shows and Destruction Derbies, 1922–1965: Establishing the Cultural Logic of the Deliberate Car Crash in America. P. 20–46.
Ключевые слова: DEMOLITION derbies; AUTOMOBILES; HISTORY; AUTOMOBILE industry; CAPITALISM; AMUSEMENTS; TRAFFIC accidents; PRIVATIZATION; AUTOMOBILES — Collision damage; AUTOMOBILE safety; Automotive body, paint, and interior repair and maintenance; All other automotive repair and maintenance; New car dealers; Automobile and other motor vehicle merchant wholesalers; New and used automobile and light-duty truck merchant wholesalers; Automobile manufacturing; Automobile and light-duty motor vehicle manufacturing; Motor vehicle body manufacturing; UNITED States; ECONOMIC aspects; UNITED States — Social conditions — 20th century.
3. OLDSTONE-MOORE, CHRISTOPHER. Mustaches and Masculine Codes in Early Twentieth-Century America. P. 47–60.
Ключевые слова: MASCULINITY; HISTORY; MUSTACHES; SHAVING — Equipment & supplies; MARKETING; ADVERTISING & youth; SYMBOLISM; PRESIDENTS — United States; POPULAR culture; PUBLIC opinion; UNITED States; SOCIAL aspects; ELECTION; UNITED States — Social conditions — 20th century; DEWEY, Thomas E. (Thomas Edmund), 1902–1971; GABLE, Clark, 1901–1960.
4. SIGEL, LISA Z. Censorship in Inter-War Britain: Obscenity, Spectacle, and the Workings of the Liberal State. P. 61–83.
Ключевые слова: CENSORSHIP; HISTORY; OBSCENITY (Law); INTERWAR period (1918–1939); GOVERNMENT policy; HUMAN sexuality in literature; PUBLIC opinion; LAW — Great Britain — History; GREAT Britain. Home Office; GREAT Britain; SOCIAL aspects; GREAT Britain — Social conditions — 20th century; GREAT Britain — Politics & government — 20th century.
5. WOOD, GREGORY “Habits of Employees”: Smoking, Spies, and Shopfloor Culture at Hammermill Paper Company. P. 84–107.
Ключевые слова: SMOKING; BLUE collar workers; INDUSTRIAL management; EMPLOYEES; CONDUCT of life; INDUSTRIAL relations; HISTORY; HAMMERMILL Paper Co.; UNITED States; SOCIAL conditions; EMPLOYMENT.
6. SHINE, JACQUELINE. “Open to the People for Their Free Assembly”: Tompkins Square Park, 1850–1880. P. 108–124.
Ключевые слова: PARKS; PUBLIC spaces; HISTORY; INDUSTRIAL relations; IMMIGRANTS — United States; GERMAN Americans — History — 19th century; DEMONSTRATIONS (Collective behavior); National Security; NEW York (State); NEW York; UNITED States; SOCIAL conditions; NATIONAL Guard; NEW York (N.Y.); 19TH century.
7. KAISER, DANIEL H. Icons and Private Devotion among Eighteenth-Century Moscow Townsfolk. P. 125–147.
Ключевые слова: ICONS (Religious art); RELIGIOUS art; HISTORY; WORSHIP; CHRISTIAN art & symbolism — History; DEVOTION; SUPERNATURAL; RELIGION; PRIVATE collections; RUSSIA; RUSSIAN Orthodox Church; MOSCOW (Russia); MOSCOW (Russia) — Social conditions; 18TH century; MARY, Blessed Virgin, Saint — Devotion to.
8 FRENCH, KATHERINE L. Rebuilding St. Margaret’s: Parish Involvement and Community Action in Late Medieval Westminster. P. 148–171.
Ключевые слова: PARISHES; COMMUNITIES; CHRISTIANITY; CHURCH buildings — Design & construction; ELITE (Social sciences); VOLUNTEERS; FUNERALS; FUNDRAISING; RITES & ceremonies; HISTORY; WESTMINSTER (London, England); Grant-making and giving services; Grantmaking Foundations; Commercial and Institutional Building Construction; GREAT Britain; RELIGIOUS aspects; MEDIEVAL period, 1066–1485.
9. CARON, JAMES. Reading the Power of Printed Orality in Afghanistan: Popular Pashto Literature as Historical Evidence and Public Intervention. P. 172–194.
Ключевые слова: PUSHTUNS; HISTORY; ETHNOLOGY; POETRY (Literary form); POWER (Social sciences); AFGHAN folk literature; AFGHANISTAN; AFGHANISTAN — Social life & customs; JAN, Malang.
10. TROTTI, MICHAEL A. The Scaffold’s Revival: Race and Public Execution in the South. P. 195–224.
Ключевые слова: PUBLIC executions; AFRICAN Americans; HISTORY; RITES & ceremonies; AFRICAN Americans — Social conditions; RACE relations; SOUTHERN States; UNITED States; 1865–1951; SOUTHERN States — Social conditions — 1865–1945; UNITED States — Religious life & customs.
История без границ
Необычайное разнообразие исторического пространства характеризует сегодня содержание всех ведущих исторических изданий. Из-за невозможности привести много примеров, предлагаю вполне репрезентативное Оглавление одного из недавних номеров Journal of Social History (июнь 2014, Vol. 47, Issue 4.) Это вовсе не спецвыпуск, однако обращает на себя внимание географическое разнообразие, присутствующее даже в названиях статей (выделено мной. — И.С.).
— Andrews, George Reid. Racial Inequality in Brazil and the United States, 1990–2010.
— Pante, Michael D. Mobility and Modernity in the Urban Transport Systems of Colonial Manila and Singapore.
— Reilly, Benjamin. Mutawalladeen and Malaria: African Slavery in Arabian Wadis.
— Schermerhorn, Calvin. Capitalism’s Captives: The Maritime United States Slave Trade, 1807–1850.
— Harris, Lashawn. The “Commonwealth of Virginia vs. Virginia Christian”: Southern Black Women, Crime & Punishment in Progressive Era Virginia.
— Foyster, Elisabeth. Prisoners Writing Home: The Functions of Their Letters c. 1680–1800. (Britain. — И.С.).
— Sivaramakrishnan, Kavita. Aging and Dependency in an Independent Indian Nation: Migrant Families, Workers and Social Experts (1940–60).
— Brickell, Chris. Sensation and the Making of New Zealand Adolescence.
— Alexanderson, Kris. “A Dark State of Affairs”: Hajj Networks, PanIslamism, and Dutch Colonial Surveillance during the Interwar Period.
— Reay, Barry. The Transsexual Phenomenon: A Counter-History. (US. — И.С.).
— Brodie, Marc. “You Could Not Get Any Person to Be Trusted except the State”: Poorer Workers’ Loss of Faith in Voluntarism in Late 19th Century Britain.
Выводы
Историки за последние годы узнали много нового, радикально переосмыслили уже известную информацию, освоили ранее неизвестные им техники и языки исследования — масштаб сделанного поражает. Спрос на социальную теорию у историков определенно остался, но социология как источник опорных теорий обеспечивает его минимально. В поле зрения историков попали многие другие социальные дисциплины. В отличие от социологии они менее строги, хотя и называют себя социальными. После 1970-х годов социологов потеснили классики культурной и социальной антропологии, потом представители перформативного поворота, постколониальной критики. В итоге эволюция исторической науки далеко вышла за пределы, заданные сциентизацией дисциплины в духе 1960–1970-х.
Отношение к теоретическим моделям, и шире — к научности истории, изменилось. Ответственность высказываний снизилась. Стандарты строгого научного изложения значительно ослабли. Язык исторических исследований на рубеже веков изменился, но с тех пор демонстрирует устойчивость. Предметное поле неимоверно расширилось. Междисциплинарные союзы — эклектичные, обычной стала практика объединения разных теорий, концептов и понятий в одном исследовании. Для многих историков характерно свободное скольжение в поле субдисциплин, и такая свобода облегчается вольным отношением к теоретическим заимствованиям. Приверженность к строгости аргументации сохраняется в основном в экономической истории, а также в истории научных сообществ, истории профессий, истории образования — областях, динамично развивающихся в последние десятилетия [23].
Читайте также: