Рубцов николай стихи для детей школьного возраста

Обновлено: 05.07.2024

Две маленькие
Лили –
лилипуты
увидели на иве желтый прутик.
Его спросили Лили:
– Почему ты
не зеленеешь,
прутик-лилипутик? –
Пошли
за лейкой
маленькие Лили,
на шалости не тратя ни минуты.
И так усердно,
как дожди не лили,
на прутик лили
Лили –
лилипуты.

Вот ворона сидит на заборе.
Все амбары давно на запоре.
Все обозы прошли, все подводы,
Наступила пора непогоды.

Суетится она на заборе.
Горе ей. Настоящее горе!
Ведь ни зернышка нет у вороны
И от холода нет обороны.

Побежала коза в огород.
Ей навстречу попался народ.
Как не стыдно тебе, егоза? –
И коза опустила глаза.
А когда разошелся народ,
Побежала опять в огород.

В медведя выстрелил лесник.
Могучий зверь к сосне приник.
Застряла дробь в лохматом теле.
Глаза медведя слез полны:
За что его убить хотели?
Медведь не чувствовал вины!
Домой отправился медведь,
Чтоб горько дома пореветь.

Мимо изгороди шаткой,
Мимо разных мест
По дрова спешит лошадка
В Сиперово, в лес.

Дед Мороз идет навстречу.
– Здравствуй!
– Будь здоров.
Я в стихах увековечу
Заготовку дров.

Пахнет елками и снегом,
Бодро дышит грудь,
И лошадка легким бегом
Продолжает путь.

Привезу я дочке Лене
Из лесных даров
Медвежонка на колене,
Кроме воза дров.

Мимо изгороди шаткой,
Мимо разных мест
Вот и въехала лошадка
В Сиперово, в лес.

Нагружу большие сани
Да махну кнутом
И как раз поспею в бане,
С веником притом!

В дверь из метели старик водовоз
Утром вошел, и Аленка сказала: –
Мама, ты видишь, пришел Дед Мороз,
Я его сразу-пресразу узнала!

Подошла к нему корова. –
Уходи! – сказал ей Вова,
А корова не уходит.
Вова слов уж не находит,
Не поймет, что это значит,
На нее глядит и плачет.

Стоит изба в лесу
сто лет.
Живет в избе
столетний дед.
Сто лет прошло,
а смерти нет,
Как будто вечен
этот дед,
Как вечен лес,
где столько лет
Он все хранил
от разных бед.

Заяц в лес бежал по лугу,
Я из лесу шел домой, –
Бедный заяц с перепугу
Так и сел передо мной!

Так и обмер, бестолковый,
Но, конечно, в тот же миг
Поскакал в лесок сосновый,
Слыша мой веселый крик.

И еще, наверно, долго
С вечной дрожью в тишине
Думал где-нибудь под елкой
О себе и обо мне.

Думал, горестно вздыхая,
Что друзей-то у него
После дедушки Мазая
Не осталось никого.

Ласточка носится с криком.
Выпал птенец из гнезда.
Дети окрестные мигом
Все прибежали сюда.

Взял я осколок металла,
Вырыл могилку птенцу,
Ласточка рядом летала,
Словно не веря концу.

Долго носилась, рыдая,
Под мезонином своим.
Ласточка! Что ж ты, родная,
Плохо смотрела за ним?

Чуть живой. Не чирикает даже.
Замерзает совсем воробей.
Как заметит подводу с поклажей,
Из-под крыши бросается к ней!
И дрожит он над зернышком бедным,
И летит к чердаку своему.
А гляди, не становится вредным
Оттого, что так трудно ему.

Горько плакал мальчик Лева
Потому, что нету клева.
– Что с тобой? – спросили дома,
Напугавшись пуще грома.
Он ответил без улыбки:
– Не клюют сегодня рыбки.

Он увидел меня и замер,
Смешной и добрый, как божок,
Я повалил его на травку,
На чистый, солнечный лужок!
И долго, долго, как попало,
На животе, на голове,
С восторгом, с хохотом и ржаньем
Мы кувыркались по траве.

ПОСЛЕ ПОСЕЩЕНИЯ ЗООПАРКА

Ночь наступила.
Заснули дома.
Город заснувший
Окутала тьма.
Спать малыша
Уложили в кровать.
Только малыш
И не думает спать.
Мама не может
Понять ничего.
Мама негромко
Спросила его:
– Что тебе, милый,
Уснуть не дает?
– Мама, а как
Крокодил поет?

Моя родина милая,
Свет вечерний погас.
Плачет речка унылая
В этот сумрачный час.
Огоньки запоздалые
К сердцу тихому льнут.
Детки малые
Все никак не уснут.
Ах, оставьте вы сосочки
Хоть на десять минут.
Упадут с неба звездочки,
В люльках с вами заснут…

Мойся, Джерри,
милый друг.
Жаль, поклонников
твоих так узок круг.

И дубы вековые над нами
Оживленно листвою трясли.
И со струн под твоими руками
Улетали на юг журавли.

Да, умру я!
И что ж такого?
Хоть сейчас из нагана
в лоб!
Может быть,
гробовщик толковый
смастерит мне
хороший гроб.
А на что мне
хороший гроб-то?
Зарывайте меня хоть
как!
Жалкий след мой
будет затоптан
башмаками других
бродяг.
И останется все,
как было –
на Земле,
не для всех родной.
Будет так же светить
Светило на заплеванный шар
земной.

Море черного цвета,
Снег на горах.
Это начало лета
В наших местах!

Огромный мир
По-прежнему не тих.
Они грозят.
Мы сдерживаем их.

(Шутка)

Я марширую на плацу.
И снег стегает по лицу!

Я так хочу иметь успех!
Я марширую лучше всех!

Довольны мною все кругом!
Доволен мичман и старпом!

И даже – видно по глазам –
Главнокомандующий сам!

Да будет тот счастливый вечер,
Когда за праздничным столом
Ты будешь водкой обеспечен
С большим семейным пирогом.
И вновь, забытым чувствам внемля,
Сквозь поздравлений громкий шквал
Ты вспомни пасмурную землю,
Сплошь состоящую из скал.
Как волны грохали за бортом,
И, над ведром разинув пасть,
Бранился ты на воздух спертый,
На сногсшибательную трясь.
Все-все припомни для начала,
И, над столом поднявшись в рост,
Провозгласи, в руке с бокалом,
За тех, кто в море, – первый тост!

Все, что написано мной
Грубого, низкого, пошлого,
Я не считаю игрой
И пережитками прошлого.
Нет, не писал безрассудно я.
И говорю не напрасно:
Жизнь наша флотская трудная
Все же прекрасна!

Что с того, что я бываю грубым?
Это потому, что жизнь груба.
Ты дымишь
своим надменным чубом,
Будто паровозная труба.
Ты одет по моде. Весь реклама.
Я не тот.
И в сумрачной тиши
Я боюсь, что жизненная драма
Может стать трагедией души.

Снуют. Считают рублики.
Спешат в свои дома.
И нету дела публике,
Что я схожу с ума!
Не знаю, чем он кончится, –
Запутавшийся путь,
Но так порою хочется
Ножом.
куда-нибудь!

Ползает ручей в зеленой траве,
Скучный ручей, незвонкий.
Мысли перепутались в голове
От выпитой самогонки.
Я жизнь
за силу ее
люблю,
Но нет для души раздолья
Чувство от чувства не отделу,
Радость смешана с болью!
От детских грез
я давно отвык,
И нет утешенья в мире.
Как узнать,
Из чего я возник
И для чего предназначен в мире?
И почему это ползает по траве
Вот этот ручей незвонкий?
…Все перепуталось в голове
От выпитой самогонки!

Я жил в гостях у брата.
Пока велись деньжата,
все было хорошо.
Когда мне стало туго –
не оказалось друга,
который бы помог.

Пришел я с просьбой к брату.
Но брат свою зарплату
еще не получил.
Не стал я ждать получку.
Уехал на толкучку
и продал брюки-клеш.

Купил в буфете водку
и сразу вылил в глотку
стакана полтора.
Потом, в другом буфете –
дружка случайно встретил
и выпил с ним еще.

Сквозь шум трамвайных станций
я укатил на танцы
и был ошеломлен:
на сумасшедшем круге
сменяли буги-вуги
ужасный рок-н-ролл!

Сперва в толпе столичной
я вел себя прилично,
а после поднял шум:
в танцующей ватаге
какому-то стиляге
ударил между глаз!

И при фонарном свете
очнулся я в кювете
с поломанным ребром…
На лбу болела шишка
и я подумал – крышка!
Не буду больше пить.

Но время пролетело
Поет душа и тело,
я полон новых сил!
Хочу толкнуть за гроши
вторые брюки-клеши,
в которых я хожу…

. Ах, этот мир, на кладбище похожий!
Могильный мрак сгущается вдали.
Но я привык. Я чувствую без дрожи
Вращенье умирающей земли.
И, головой упершись в воздух плотный,
Ногой на кнехт небрежно наступив,
Вот и сейчас я с миной беззаботной
Плюю с борта в чернеющий залив.
А вахта кончится –
конечно, не заплачу.
Уйду, возьму газетку перед сном,
Стакан воды холодной .
И все пойдет обычным чередом.

Велят идти на инструктаж.
Приказ начальства не смешки
Но взял я в зубы карандаш,
Пишу любовные стишки.

Но лейтенант сказал: – Привет!
Опять не слушаешь команд!
Хотелось мне сказать в ответ:
– Пошел ты . лейтенант!

Но я сказал: – Ах, виноват, –
И сразу, бросив карандаш,
Я сделал вид, что очень рад
Послушать умный инструктаж.

Зачем соврал? Легко понять.
Не зря в народе говорят:
Коль будешь против ветра .
В тебя же брызги угодят!

СЛУЧАЙНЫЕ СТРАШНЫЕ МЫСЛИ

Июньский пленум
Решил вопрос:
Овсом и сеном
Богат колхоз.

Июньский пленум, июньский пленум,
ты наш оплот!
Хорошим сеном ты кормишь флот.

Когда запоет радиола
в парке у нашего дома,
И девочка возле забора
стоит, ожидая кого-то,
Когда ты выходишь из дома,
и смотришь на все безразлично,
Грущу сильней,
Но прежних дней,
Мне ни за что не вернуть!

Нам было тогда по семнадцать,
Теперь нам обоим по двадцать,
Но будто не только три года,
А целых полвека прошло:
Настолько с тобой изменились,
Настолько с тобой огрубели.
Грущу сильней,
Но прежних дней
Мне ни за что не вернуть!

Идет дождь? – можно узнать по луже.
Любишь меня? – определю не хуже
По ласкам твоим и взглядам.
Мне клятвенных слов не надо!
Забыла ли ты о друге? Взгляни же скорей!
Bcе ясно.
Три года тебе, подлюге,
Письма писал напрасно!

ЧТО ТАМ – ТРУДНЫЕ ПОХОДЫ

Что там – трудные походы!
Все бы выдержал! Не слаб!
Только жаль, что в эти годы
Оторвали нас от баб.

Может, если бы поблизости
Был женский персонал,
Я бы мог дойти до низости:
Насиловать бы стал!

На меду, на браге да на финках
Расходились молнии и гром!
И уже красавицы в косынках
Неподвижно, словно на картинках,
Усидеть не в силах за столом.
Взяли ковш, большой и примитивный:
– Выпей с нами, смелая душа! –
Атаман, сердитый и активный,
Полетит под стол, как реактивный,
Сразу после этого ковша.
Будет он в постельной упаковке,
Как младенец, жалобно зевать,
От подушки, судя по сноровке,
Кулаки свои, как двухпудовки,
До утра не сможет оторвать.
И тогда в притихшем сельсовете,
Где баян бахвалится и врет,
Первый раз за множество столетий
Все пойдут старательно, как дети,
Танцевать невиданный фокстрот.
Что-то девки стали заноситься!
Что-то кудри стали завивать!
Но когда погода прояснится,
Все увидят: поле колосится!
И начнут частушки запевать.

Пусть в дальнем
домике твоем
Никто ни с кем не лается.
Пусть только счастье
входит в дом
И все, что полагается.

Подморозило путь наш древний,
Неожиданный холод лют!
Ходим, съежившись по деревне,
Ищем денег. И нам дают.

Нам, конечно, дают немного.
Говорят: – Мол, ребята те.
– Благодарствуем! Слава Богу!
Праздник будет на высоте!
С полных кружек сдувая пену,
Всенародный поддержим тост!
И опять – на ночную смену
Электричкой за сорок верст.

Сколько водки выпито!
Сколько стекол выбито!
Сколько средств закошено!
Сколько женщин брошено!
Где-то дети плакали.
Где-то финки звякали.

Эх, сивуха сивая.
Жизнь была. красивая!

До последней темноты
Носимся, как танки!
Но вернемся – я и ты –
С этой погулянки!

Добрый гость, а не бандит,
Я – в дыму дурмана.
Но меня не пощадит
Ревность атамана!

Станут финками колоть,
Набегут бульдоги, –
Голова, как спелый плод,
Скатится под ноги!

Или просто – на снежок,
Болтанув ногами,
Тело рухнет, как мешок
С глупыми стихами!

В лагерях мои враги
Будут не впервые
Слезы лить, как батоги,
Длинные и злые!

До последней темноты
Вой гармошки!
Все ребята – как коты,
А девки – как кошки.

Звезды как звезды.
Беда лишь в том,
Что нет туалета рядом.
Я не романтик:
Зайду за дом
И звездам
задам
задом!

Неужели одна суета
Был мятеж героических сил
И забвением рухнут леса
На сиротские звезды могил?

Сталин что-то по пьянке сказал –
И раздался винтовочный залп!
Сталин что-то с похмелья сказал –
Гимны пел митингующий зал!

Сталин умер. Его уже нет.
Что же делать – себе говорю, –
Чтоб над родиной жидкий рассвет
Стал похож на большую зарю?

Я пойду по угрюмой тропе,
Чтоб запомнить рыданье пурги
И рожденные в долгой борьбе
Сиротливые звезды могил.

Я пойду поклониться полям.
Может, лучше не думать про все,
А уйти, из берданки паля,
На охоту, в окрестности сел.

УБОРЩИЦА РАБОЧЕГО ОБЩЕЖИТИЯ

Пришла, прошлась по туалету
Стара, болезненно-бледна.
Нигде глазам отрады нету,
Как будто здесь была война!
Опять какая-то зараза
Сходила мимо унитаза!
Окурки, пробки, грязь. О, Боже,
За что казнишь меня, за что же!
В ребятах тоже нет веселья!
Улыбки сонно ей даря,
Еще качаются с похмелья,
Отметив праздник Октября!

Что бы в старости ни сталось,
Я представить не могу,
Что на склоне лет усталость
И меня согнет в дугу!

Даже в час пустой и скверный
Не поверю в ту муру.
Просто я, как всякий смертный,
Знаю то, что я умру.

Помню я про этот финиш,
Но не кинусь в бред и дрожь
Мол, куда стопы ни двинешь
Все равно туда придешь!

На земле, где так отчаян
Жидконогий род пройдох,
Жизнь по-разному кончают:
Рузвельт умер,
Геринг – сдох!

В укромной комнате своей,
Не допуская пьяных оргий,
Среди гуляющих гостей
Сидел я, маленький и зоркий.

Сидел я трезвый, как дитя.
Отвеселились забияки
И удивлялись, уходя,
Что эта ночь прошла без драки.

Во всех компаниях, друзья,
Когда пируете до зорьки,
Необходим, конечно, я
Спокойный, маленький и зоркий.

Ты называешь солнце блюдом.
Оригинально. Только зря.
С любою круглою посудой
Светило сравнивать нельзя!
А если можно, – значит, можно
И мне, для свежести стишка,
Твой череп образно-безбожно
Сравнить. с подобием горшка!

Твоя любимая
уснула.
И ты, закрыв глаза и рот, уснешь
и свалишься со стула.
Быть может, свалишься
в проход
И все ж
не будет слова злого,
ни речи резкой и чужой.
Тебя поднимут, как святого
кристально чистого
душой.
Уложат,
где не дует ветер,
и тихо твой покинут дом.
Ты захрапишь.
И все на свете –
пойдет обычным чередом!

Ах, что я делаю, зачем я мучаю
Больной и маленький свой организм?
Ах, по какому же такому случаю?
Ведь люди борются за коммунизм!

Скот размножается, пшеница мелется,
И все на правильном таком пути.
Так замети меня, метель-метелица,
Ох, замети меня, ох, замети!

Я пил на полюсе, пил на экваторе –
На протяжении всего пути.
Так замети меня.
Метель-метелица, ох, замети.

Погода какая!
С ума сойдешь!
Снег, ветер и дождь-зараза!
Как буйные слезы,
струится дождь
По скулам железного Газа.

Гости у нас.
Не такие, как ты.
Пьют водку и гложут кости.
Не слишком ли много
у нас темноты
От вас, дорогие гости?

Все пьют и жуют
и жужжат: жу-жу.
Дождь, ветер. Фонарь маячит.
На памятник Газа
в окно гляжу:
Железный! Чего же он плачет!

Он увидел меня и замер,
Смешной и добрый как божок.

А затем и сам участвует с жеребёнком в играх-радостях жизни.

С восторгом, с хохотом и ржаньем
Мы кувыркались по траве.

Пройду по волоку с мешком
И буду жить в своём народе!

Ласточка носится с криком.
Выпал птенец из гнезда.
Дети окрестные мигом
Все прибежали сюда.

Взял я осколок металла,
Вырыл могилку птенцу,
Ласточка рядом летала,
Словно не веря концу.

Долго носилась, рыдая,
Под мезонином своим…
Ласточка! Что ж ты, родная,
Плохо смотрела за ним?

Побежала коза в огород.
Ей навстречу попался народ.
–4 Как не стыдно тебе, егоза? –
И коза опустила глаза.
А когда разошёлся народ,
Побежала опять в огород.

В медведя выстрелил лесник.
Могучий зверь в сосне приник.
Застряла дробь в лохматом теле.
Глаза медведя слёз полны:
За что его убить хотели?
Медведь не чувствовал вины!
Домой отправился медведь,
Чтоб горько дома пореветь…

Подошла к нему корова.
–5 Уходи! – сказал ей Вова.
А корова не уходит.
Вова слов уж не находит,
Не поймёт, что это значит,
На неё глядит и плачет…

После посещения зоопарка

Наступила ночь.
Заснули дома.
Город заснувший
Окутала тьма.
Спать малыша
Уложили в кровать.
Только малыш
И не думает спать.
Мама не может
Понять ничего.
Мама негромко
Спросила его:
–6 Что тебе, милый,
Уснуть не даёт?
–7 Мама, а как
–8 Крокодил поёт?

Вот ворона сидит на заборе.
Все амбары давно на запоре.
Все обозы прошли, все подводы,
Наступила пора непогоды.

Суетится она на заборе.
Горе ей. Настоящее горе!
Ведь ни зёрнышка нет у вороны
И от холода нет обороны…

Чуть живой. Не чирикает даже.
Замерзает совсем воробей.
Как заметит подводу с поклажей,
Из-под крыши бросается к ней!
И дрожит он над зёрнышком бедным,
И летит к чердаку своему.
А гляди, не становится вредным
Оттого, что так трудно ему…

Горько плакал мальчик Лёва
Потому что нету клёва.
–9 Что с тобой? – спросили дома,
Напугавшись пуще грома.
Он ответил без улыбки:
–10 Не клюют сегодня рыбки…

Заяц в лес бежал по лугу,
Я из лесу шёл домой, –
Бедный заяц с перепугу
Так и сел передо мной!

Так и обмер, бестолковый,
Но, конечно, в тот же миг
Поскакал в лесок сосновый,
Слыша мой весёлый крик.

И ещё, наверно, долго
С вечной дрожью в тишине
Думал где-нибудь под ёлкой
О себе и обо мне.

Думал, горестно вздыхая,
Что друзей-то у него
После дедушки Мамая
Не осталось никого.

Он увидел меня и замер,
Смешной и добрый, как божок,
Я повалил его на травку,
На чистый, солнечный лужок!
И долго, долго, как попало,
На животе, на голове,
С восторгом, с хохотом и ржаньем
Мы кувыркались по траве…

Мимо изгороди шаткой,
Мимо разных мест
По дрова спешит лошадка
В Сиперово, в лес.

Дед Мороз идёт навстречу.
–11 Здравствуй!
–12 Будь здоров.
Я в стихах увековечу
Заготовку дров.

Пахнет ёлками и снегом,
Бодро дышит грудь,
И лошадка лёгким бегом
Продолжает путь.

Привезу я дочке Лене
Из лесных даров
Медвежонка на колене,
Кроме воза дров.

Мимо изгороди шаткой,
Мимо разных мест
Вот и въехала лошадка
В Сиперово, в лес.

Нагружу большие сани
Да махну кнутом
И как раз поспею в бане,
С веником притом!

Что с того, что я бываю грубым?
Это потому, что жизнь груба.
Ты дымишь
своим надменным чубом,
Будто паровозная труба.
Ты одет по моде. Весь реклама.
Я не тот…
И в сумрачной тиши
Я боюсь, что жизненная драма
Может стать трагедией души.

К мужику микрофон подносят,
Тянут слово из мужика.
Рассказать о работе
просят –
В свете новых решений ЦеКа!

Мужику
непривычно трёкать.
Вздох срывается с языка.
Нежно взяли его за локоть:
Тянут
слово
из мужика.

Ты называешь солнце блюдом.
Оригинально. Только зря.
С любою круглою посудой
Светило сравнивать нельзя!
А если можно, –
Значит, можно
И мне, для свежести стишка,
Твой череп образно-безбожно
Сравнить…
с подобием горшка!

Имениннику
Валентину Горшкову

Твоя любимая
уснула.
И ты, закрыв глаза и рот,
уснёшь
и свалишься со стула.
Быть может, свалишься в проход.
И всё ж
не будет слова злого,
ни речи резкой и чужой.
Тебя поднимут, как святого,
кристально чистого
душой.
Уложат,
где не дует ветер,
и тихо твой покинут дом.
Ты захрапишь…
И всё на свете –
Пойдёт обычным чередом!

Перед большой толпой народной
Я речь на площади держал!
Очнулся в камере холодной,
Со мною рядом друг лежал.

За что! Я спорил с капитаном!
Но верный друг, повесив нос,
Сказал: – Не спорь!
Пока наганом
Он речь свою не произнёс!

Быть может, я для вас
в гробу мерцаю,
но должен я сказать
в конце концов:
Я – Николай Михайлович
Рубцов –
возможность трезвой жизни
отрицаю…

Вот возьму
И стану метким!
Или опрометчивым.
И однажды
В дом к соседке
Вдруг нагряну вечером!

Мол, давай-ка
Мы попроще
Рядышком сядем?
Мол, давай
Ты будешь тёщей,
А я тебе
Зятем?

Загуляет под
Бандуру
Всё село угрюмое…
Голова моя –
Не дура:
Что-нибудь да
Думает!

Забыл приказы ректора,
На всём поставил крест.
Глаза, как два прожектора,
Обшаривают лес.

Я пойду однажды к Толе
И так скажу я:– Анатолий!
Ты – Передреев, я – Рубцов,
Давай дружить в конце концов.
Потом к Вампилову направлю
Свой поэтический набег.
Его люблю, его я славлю
И …отправляюсь на ночлег.

Моё слово верное
прозвенит!
Буду я, наверное,
знаменит!
Мне поставят памятник
на селе!
Буду я и каменный
навеселе!

Среди обыденного
окруженья,
Среди обыденных гостей
Мои ленивые движенья
Сопровождают скрип костей!
Скриплю рукой,
скриплю коленом,
Когда меня на спор зовут,
Скриплю, как старое полено,
Когда с него лучину рвут!
Среди такого окруженья
Живётся легче во хмелю,
И, как предмет
воображенья,
Я очень призраки люблю…

Не надо, не надо, не надо,
Не надо нам скорби давно!
Пусть будут река и прохлада,
Пусть будут еда и вино.
Пусть Вологда будет родная
Стоять нерушимо, как есть,
Пусть Тотьма, тревоги не зная,
Хранит свою ласку и честь.
Болгария пусть расцветает
И любит чудесную Русь,
Пусть школьник поэтов читает
И знает стихи наизусть.

Чуть живой. Не чирикает даже.Замерзает совсем воробей.Как заметит подводу с поклажей,Из-под крыши бросается к ней!И дрожит он над зернышком бедным,И летит к чердаку своему.А гляди, не становится вреднымОттого, что так трудно ему… (Илл. Демыкина А.)

Про зайца

Заяц в лес бежал по лугу,Я из лесу шел домой, —Бедный заяц с перепугуТак и сел передо мной! Так и обмер, бестолковый,Но, конечно, в тот же мигПоскакал в лесок сосновый,Слыша мой веселый крик. И еще,…

Ворона

Вот ворона сидит на заборе.Все амбары давно на запоре.Все обозы прошли, все подводы,Наступила пора непогоды. Суетится она на заборе.Горе ей. Настоящее горе!Ведь ни зернышка нет у вороныИ от холода нет обороны… (Илл. Демыкина А.)

Про дрова

Мимо изгороди шаткой,Мимо разных местПо дрова спешит лошадкаВ Сиперово, в лес. Дед Мороз идет навстречу.— Здравствуй!— Будь здоров. Я в стихах увековечуЗаготовку дров. Пахнет елками и снегом,Бодро дышит грудь,И лошадка легким бегомПродолжает путь. Привезу я дочке…

Январское

Мороз под звездочками светлымиПо лугу белому, по лесу лиИдет, поигрывая ветками,Снежком поскрипывая весело. И все под елками похаживает,И все за елками ухаживает, –Снежком атласным принаряживает!И в новогодний путь – проваживает! А после сам принаряжается,В мальчишку…

Николай Михайлович Рубцов (1936 — 1971) — русский лирический поэт. Главной темой поэзии Рубцова является прославление России, неотделимо переплетенная с воспеванием природы. Поэзия поэта призывает к жизнеутверждающему действию, она не учит и не заставляет, а своей искренней лиричностью открывает в душах читателей гармонию с миром, со своей Родиной и природой. Творчество Рубцова многообразно и индивидуально, его всепоглощающая любовь к Родине составляет смысл жизни поэта, и проходит лейтмотивом всей его поэзии.
Николай Рубцов не писал специально для детей, но некоторые его замечательные стихотворения будут близки и понятны самым маленьким читателям и слушателям — так они наглядны, столько в них доброты, сочувствия и любви ко всему живому.

Характерной чертой творчества Николая Рубцова является постоянное обращение к национальным русским образам. Национальный характер его произведений проявляется не только в том, что в стихах звучат мотивы русской природы и русской истории, встают образы великих русских поэтов – национален и сам его лирический герой. В полной мере Рубцова можно назвать народным поэтом. Он стал для всех своим и сумел передать собственное трепетное восприятие жизни просто и, казалось бы, незамысловато, но точно, убедительно и очень красиво. Его стихи переведены на английский, немецкий, румынский и другие языки мира.

Избранные стихотворения

БЕРЕЗЫ
Я люблю, когда шумят березы,
Когда листья падают с берез.
Слушаю — и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез.

Все очнется в памяти невольно,
Отзовется в сердце и в крови.
Станет как-то радостно и больно,
Будто кто-то шепчет о любви.

Только чаще побеждает проза,
Словно дунет ветер хмурых дней.
Ведь шумит такая же береза
Над могилой матери моей.

На войне отца убила пуля,
А у нас в деревне у оград
С ветром и дождем шумел, как улей,
Вот такой же желтый листопад…

Русь моя, люблю твои березы!
С первых лет я с ними жил и рос.
Потому и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез…

В ГОРНИЦЕ МОЕЙ СВЕТЛО
В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды…

Красные цветы мои
В садике завяли все.
Лодка на речной мели
Скоро догниет совсем.

Дремлет на стене моей
Ивы кружевная тень.
Завтра у меня под ней
Будет хлопотливый день!

Буду поливать цветы,
Думать о своей судьбе,
Буду до ночной звезды
Лодку мастерить себе…

В СИБИРСКОЙ ДЕРЕВНЕ
То желтый куст,
То лодка кверху днищем,
То колесо тележное
В грязи…
Меж лопухов —
Его, наверно, ищут —
Сидит малыш,
Щенок скулит вблизи.

Скулит щенок
И все ползет к ребенку,
А тот забыл,
Наверное, о нем,-
К ромашке тянет
Слабую ручонку
И говорит…
Бог ведает, о чем.

Какой покой!
Здесь разве только осень
Над ледоносной
Мечется рекой,
Но крепче сон,
Когда в ночи глухой
Со всех сторон
Шумят вершины сосен,

Когда привычно
Слышатся в чесу
Осин тоскливых
Стоны и молитвы,-
В такую глушь
Вернувшись после битвы,
Какой солдат
Не уронил слезу?

Случайный гость,
Я здесь ищу жилище
И вот пою
Про уголок Руси,
Где желтый куст,
И лодка кверху днищем,
И колесо,
Забытое в грязи…
1966

ДЕРЕВЕНСКИЕ НОЧИ
Ветер под окошками,
тихий, как мечтание,
А за огородами
в сумерках полей
Крики перепелок,
ранних звезд мерцание,
К табуну
с уздечкою
выбегу из мрака я,
Самого горячего
выберу коня,
И по травам скошенным,
удилами звякая,
Конь в село соседнее
понесет меня.
Пусть ромашки встречные
от копыт сторонятся,
Вздрогнувшие ивы
брызгают росой,-
Для меня, как музыкой,
снова мир наполнится
Радостью свидания
с девушкой простой!
Все люблю без памяти
в деревенском стане я,
Будоражат сердце мне
в сумерках полей
Крики перепелок,
дальних звезд мерцание,
Ржание стреноженных
молодых коней…
1953

ЗЕЛЕНЫЕ ЦВЕТЫ
Светлеет грусть, когда цветут цветы,
Когда брожу я многоцветным лугом
Один или с хорошим давним
другом,
Который сам не терпит суеты.

За нами шум и пыльные хвосты —
Все улеглось! Одно осталось
ясно —
Что мир устроен грозно и
прекрасно,
Что легче там, где поле и цветы.

Остановившись в медленном
пути,
Смотрю, как день, играя,
расцветает.
Но даже здесь.. чего-то не
хватает..
Недостает того, что не найти.

Как не найти погаснувшей
звезды,
Как никогда, бродя цветущей
степью,
Меж белых листьев и на белых
стеблях
Мне не найти зеленые цветы…

ПАМЯТИ МАТЕРИ
Вот он и кончился покой!
Взметая снег, завыла вьюга.
Завыли волки за рекой
Во мраке луга.

Сижу среди своих стихов,
Бумаг и хлама.
А где-то есть во мгле снегов
Могила мамы.

Там поле, небо и стога,
Хочу туда,— о, километры!
Меня ведь свалят с ног снега,
Сведут с ума ночные ветры!

Но я смогу, но я смогу
По доброй воле
Пробить дорогу сквозь пургу
В зверином поле.

Кто там стучит?
Уйдите прочь!
Я завтра жду гостей заветных…
А может, мама?
Может, ночь —
Ночные ветры?
1964

ПЕРВЫЙ СНЕГ
Ах, кто не любит первый снег
В замерзших руслах тихих рек,
В полях, в селеньях и в бору,
Слегка гудящем на ветру!

В деревне празднуют дожинки,
И на гармонь летят снежинки.
И весь в светящемся снегу,
Лось замирает на бегу
На отдаленном берегу.

Зачем ты держишь кнут в ладони?
Легко в упряжке скачут кони,
И по дорогам меж полей,
Как стаи белых голубей,
Взлетает снег из-под саней…

Ах, кто не любит первый снег
В замерзших руслах тихих рек,
В полях, в селеньях и в бору,
Слегка гудящем на ветру!
1955

ПО ВЕЧЕРАМ
С моста идет дорога в гору.
А на горе — какая грусть!-
Лежат развалины собора,
Как будто спит былая Русь.

Былая Русь! Не в те ли годы
Наш день, как будто у груди,
Был вскормлен образом свободы,
Всегда мелькавшей впереди!

Какая жизнь отликовала,
Отгоревала, отошла!
И все ж я слышу с перевала,
Как веет здесь, чем Русь жила.

Все так же весело и властно
Здесь парни ладят стремена,
По вечерам тепло и ясно,
Как в те былые времена…

ПОМНЮ, КАК ТРОПКОЙ…
Помню, как тропкой,
едва заметной
В густой осоке, где утки крякали,
Мы с острогой ходили летом
Ловить налимов
под речными корягами.
Поймать налима не просто было.
Мало одного желания.
Мы уставали, и нас знобило
От длительного купания,
Но мы храбрились:— Рыбак не плачет!—
В воде плескались
до головокружения
И наконец на песок горячий
Дружно падали в изнеможении!
И долго после мечтали лежа
О чем-то очень большом и смелом,
Смотрели в небо, и небо тоже
Глазами звезд
на нас смотрело…
1959

СЕНТЯБРЬ
Слава тебе, поднебесный
Радостный краткий покой!
Солнечный блеск твой чудесный
С нашей играет рекой,
С рощей играет багряной,
С россыпью ягод в сенях,
Словно бы праздник нагрянул
На златогривых конях!
Радуюсь громкому лаю,
Листьям, корове, грачу,
И ничего не желаю,
И ничего не хочу!
И никому не известно
То, что, с зимой говоря,
В бездне таится небесной
Ветер и грусть октября…

ТИХАЯ МОЯ РОДИНА
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.

— Где тут погост? Вы не видели?
Сам я найти не могу.-
Тихо ответили жители:
— Это на том берегу.

Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители
Яркой травою зарос.

Там, где я плавал за рыбами,
Сено гребут в сеновал:
Между речными изгибами
Вырыли люди канал.

Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил…
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.

Новый забор перед школою,
Тот же зеленый простор.
Словно ворона веселая,
Сяду опять на забор!

Школа моя деревянная.
Время придет уезжать —
Речка за мною туманная
Будет бежать и бежать.

С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.

УТРО
Когда заря, светясь по сосняку,
Горит, горит, и лес уже не дремлет,
И тени сосен падают в реку,
И свет бежит на улицы деревни,
Когда, смеясь, на дворике глухом
Встречают солнце взрослые и дети,—
Воспрянув духом, выбегу на холм
И все увижу в самом лучшем свете.
Деревья, избы, лошадь на мосту,
Цветущий луг — везде о них тоскую.
И, разлюбив вот эту красоту,
Я не создам, наверное, другую…

ФЕРАПОНТОВО
В потемневших лучах горизонта
Я смотрел на окрестности те,
Где узрела душа Ферапонта
Что-то Божье в земной красоте.
И однажды возникли из грезы,
Из молящейся этой души,
Как трава, как вода, как березы,
Диво дивное в русской глуши!
И небесно-земной Дионисий,
Из соседних явившись земель,
Это дивное диво возвысил
До черты, не бывалой досель…
Неподвижно стояли деревья,
И ромашки белели во мгле,
И казалась мне эта деревня
Чем-то самым святым на земле…

ФИЛОСОФСКИЕ СТИХИ
За годом год уносится навек,
Покоем веют старческие нравы,—
На смертном ложе гаснет человек
В лучах довольства полного и славы!
К тому и шел! Страстей своей души
Боялся он, как буйного похмелья.
— Мои дела ужасно хороши!—
Хвалился с видом гордого веселья.
Последний день уносится навек…
Он слезы льет, он требует участья,
Но поздно понял, важный человек,
Что создал в жизни
ложный облик счастья!
Значенье слез, которым поздно течь,
Не передать — близка его могила,
И тем острее мстительная речь,
Которою душа заговорила…

Пускай всю жизнь душа меня ведет!
— Чтоб нас вести, на то рассудок нужен!
— Чтоб мы не стали холодны как лед,
Живой душе пускай рассудок служит!
В душе огонь — и воля, и любовь!—
И жалок тот, кто гонит эти страсти,
Чтоб гордо жить, нахмуривая бровь,
В лучах довольства полного и власти!
— Как в трех соснах, блуждая и кружа,
Ты не сказал о разуме ни разу!
— Соединясь, рассудок и душа
Даруют нам светильник жизни — разум!

Когда-нибудь ужасной будет ночь,
И мне навстречу злобно и обидно
Такой буран засвищет, что невмочь,
Что станет свету белого не видно!
Но я пойду! Я знаю наперед,
Что счастлив тот, хоть с ног его сбивает,
Кто все пройдет, когда душа ведет,
И выше счастья в жизни не бывает!
Чтоб снова силы чуждые, дрожа,
Все полегли и долго не очнулись,
Чтоб в смертный час рассудок и душа,
Как в этот раз, друг другу улыбнулись…

ХЛЕБ
Положил в котомку
сыр, печенье,
Положил для роскоши миндаль.
Хлеб не взял.
— Ведь это же мученье
Волочиться с ним в такую даль!—
Все же бабка
сунула краюху!
Все на свете зная наперед,
Так сказала:
— Слушайся старуху!
Хлеб, родимый, сам себя несет…
1964

Читайте также: