Эвиденциализм в философии кратко
Обновлено: 02.07.2024
Формально теорию эвиденциализма определим таким образом:
· Утверждение или убеждение является истинным тогда и только тогда, если оно воспринимается как самоочевидное (на основании интеллектуальной интуиции или на основании эмпирического опыта).
Примеры самоочевидных интеллектуальных утверждений или убеждений:
(2) Ни один человек не является одновременно холостым и женатым.
(3) Если р является необходимо истинным и из р следует q, то q является необходимо истинным.
(4) Я мыслю, поэтому я существую.
Примеры самоочевидных эмпирических убеждений:
(5) Этот лимон желтый.
(6) Я чувствую боль в левой руке.
Самоочевидные убеждения эвиденциалистской теории истины в фундационизме играют роль базовых убеждений (см. 3.1). Большинство сторонников эвиденциалистской теории истины в теории обоснования придерживается позиций фундационизма.
(1) Эпистемический аспект самоочевидности определим таким образом: утверждение или убеждение р есть самоочевидным для субъекта S, если S имеет непосредственное знание о р. Другими словами, S знает р не на основании знания о q, а на основании восприятия (интеллектуального или чувственного) р. Я чувствую боль в левой руке не на основании другого знания (ощущения или переживания), а потому что непосредственно чувствую эту боль. Когда я мыслю, я уверен в собственном существовании не на основании других знаний (например, знаний о существовании деревьев или других людей), а непосредственно усматривая факт собственного существования.
В философской традиции большинство выдающихся мыслителей, от Платона и Плотина, от Августина, Декарта, Фихте и до Франца Брентано и Эдмунда Гуссерля, разделяли позиции эвиденциализма (хотя и в разных его версиях).
Элементы эвиденциализма могут соединяться с определенными элементами корреспондентской и когерентной теорий истины. Так, у Платона, Аристотеля и Локка мы находим теории истины, в которых сочетаются элементы корреспондентной и эвиденциалистской теорий. А позиции Лейбница и Фихте объединяют в себе элементы когерентизма и эвиденциализма. Поэтому не стоит удивляться, что в разных словарях и солидных монографиях по эпистемологии или истории философии мы натолкнемся на характеристику, например, Локка как эвиденциалиста или как представителя корреспондентной теории истины. Платон в одних источниках предстанет как классический представитель (и даже основоположник) корреспондентной теории истины, а в других – как эвиденциалист или (и) когерентист. Все очень часто зависит от точки зрения, от способа интерпретации текстов классических авторов и, конечно, от позиции самого исследователя. Например, польский эпистемолог Ян Воленский трактует теорию истины Гуссерля (а также его учеников Александра Пфендера и Романа Ингардена) как версию корреспондентной теории истины.
Позиция эвиденциализма связана с рядом серьезных проблем. Во-первых, что мы считаем очевидным знанием? Не сталкиваемся ли мы здесь с проблемой субъективизма и даже солипсизма? То, что для Петра может казаться очевидным, для Марии может казаться совсем неочевидным. То есть существует серьезная проблема универсализации очевидности.
Во-вторых, возникает подозрение в психологизме (несмотря на все старания Гуссерля и некоторых его учеников). Я переживаю состояние очевидности. Истина является результатом интеллектуального переживания. Поэтому, подчеркивают критики Декартовой и Гуссерлевой версий эвиденциализма, состояние очевидности — это скорее психологическое состояние. И хотя, например, у Гуссерля речь идет об интеллектуальном переживании, все равно, чтобы открыть к нему доступ другим субъектам, мы должны применять предложения, язык и употреблять целый ряд понятий. В таком случае непосредственный опыт опосредован интерсубъективным дискурсом. Но тогда опыт очевидности не является первичным. В-третьих, понятие очевидности не поддается четкому определению. Несмотря на серьезную критику, эвиденциализм остается и сегодня влиятельной теорией истины.
Консенсусная теория истины
Первую формулировку консенсусной теории истины предложил один из основоположников прагматизма Чарльз Пирс. Поэтому эту теорию истины можно рассматривать как одну из версий прагматистской теории истины. Однако ввиду того, что консенсусная теория получила мощное развитие во второй половине прошлого века в контексте различных философских направлений, имеет смысл рассматривать ее как отдельную теорию.
Пирсово определение консенсусной теории истины можно сформулировать таким образом: истина является согласием интерпретаторов, экспертов (или людей, имеющих в определенных вопросах соответствующий опыт). Другое его определение более лаконично:
· Истина есть идеальной границей исследования (inquiry).
Это определение предполагает, что постепенные этапы исследования все больше приближают нас к этой границе.
Начиная со второй половины прошлого века консенсусную теорию истины представляют такие философы, как Карл-Отто Апель и Юрген Хабермас.
В версии Хабермаса эту теорию можно определить таким образом:
· Утверждение является истинным тогда и только тогда, если оно было принято в результате обмена аргументами в идеальной коммуникативной ситуации (ideale Sprechsituation).
Идеальная коммуникативная ситуация не исключает никого из участников коммуникации, однако исключает любое властное принуждение, кроме принуждения наилучшего аргумента.
Главным недостатком консенсусной теории является то, что консенсус как нормативная инстанция (как критерий истинности знания) не удовлетворяет требованиям строгой необходимости и универсальности нашего знания. Вполне логично предположить, что даже при согласии большинства или всех участников коммуникативного сообщества, что р является истинным, на самом деле может случиться, что р является ошибочным. Иными словами, согласие большинства не исключает, что это большинство может ошибаться.
Найдено научных статей по теме — 2
К проблеме рациональности религиозной веры: эвиденциализм теизма Ричарда Суинберна
В последнее время наблюдается повышение интереса к изучению религии в рамках разнообразных академических дисциплин. В философии религии одним из ученых, знаменитых своими теистическими взглядами и идеями, является Ричард Суинберн.
К вопросу о рациональности религиозной веры: эвиденциализм теизма Элвина Плантинги
В последнее время представители разнообразных академических дисциплин проявляют повышенный интерес к изучению религии.
ЭВИДЕНЦИАЛИЗМ — позиция в вопросе об эпистемической рациональности, согласно которой убеждение (belief) эпистемически рационально только в том случае, когда в распоряжении эпистемического агента имеется корпус эмпирических данных (evidence), обеспечивающих достаточную логическую или проба-билистскую поддержку данному убеждению. В требованиях Э. воплощен классический идеал научной рациональности, что обеспечивает ему центральное место в спектре моделей эпистемической рациональности. Жертвой эвиденциалистских критериев становится, в первую очередь, религиозная вера: если Э. прав, то религиозная вера эпистемически иррациональна.
Лит.: Foley R. The Theory of Epistemic Rationality. Cambridge, Mass., 1987; Stenmark M. Rationality in Science, Religion, and Every day Life. Notre Dame, 1995.
Эта статья требует внимания эксперта по предмету. Конкретная проблема: Статья почти полностью представляет собой критику предмета с очень небольшим изложением.
При размещении этого тега учитывайте связывая этот запрос с ВикиПроект. ( Июнь 2017 г. )
Эвиденциализм это диссертация в эпистемология в котором говорится, что человек имеет право верить во что-либо тогда и только тогда, когда у этого человека есть доказательства, подтверждающие его или ее веру. [1] Таким образом, эвиденциализм - это тезис о том, какие убеждения оправданы, а какие нет.
Для философов Ричарда Фельдмана и Эрла Коуни эвиденциализм - самый сильный аргумент в пользу оправдания, поскольку он определяет первичное понятие эпистемического оправдания. Они утверждают, что если отношение человека к предложению соответствует их доказательствам, то его доксастический Отношение к этому утверждению эпистемически оправдано. Фельдман и Кони предлагают следующий аргумент в пользу эвиденциализма как эпистемического обоснования:
(EJ) Доксастическое отношение D к предложению п эпистемически оправдано для S в т если и только если D к п соответствует доказательствам.
Для Фельдмана и Кони доксастическое отношение человека оправдано, если оно соответствует их свидетельствам. EJ призван показать идею о том, что оправдание имеет характерную эпистемологию. Эта идея делает обоснование зависимым от доказательств.
Содержание
Критика
Критики эвиденциализма иногда отвергают утверждение, что вывод оправдан только в том случае, если доказательства подтверждают этот вывод. Типичный контрпример звучит так. Предположим, например, что Бэйби Рут приближается к коробка для теста полагая, что он ударит домой бежать несмотря на его нынешний пьянство и общее снижение производительности за последнее время игры. Он понимает, что, хотя маловероятно, что его удача изменится, это повысит его шансы на успех, если он будет сохранять уверенное отношение. В этих обстоятельствах критики эвиденциализма утверждают, что его вера в то, что p = Бэйб Рут сделает хоумран оправдан, хотя его показания не подтверждают это мнение.
Эвиденциалисты могут ответить на эту критику, проведя различие между прагматичный или же разумное обоснование и эпистемический оправдание. В случае с Бейбом Рут прагматически оправдано то, что он верил п, но, тем не менее, это эпистемически неоправданно: хотя убеждение может быть оправдано с целью продвижения какой-либо другой цели (успех в бою, в случае Рут), оно не оправдано по сравнению с чисто эпистемической целью иметь убеждения, которые наиболее вероятны. быть правдой.
Хотя эвиденциализм утверждает, что содержание свидетельства не имеет значения, а только то, что оно представляет собой действительное обоснование некоторого утверждения, скептическая критика может быть подвергнута эвиденциализму со стороны теории неопределенности. Свидетельства могут быть объективно опровергнуты в какой-то момент, или может случиться так, что у человека никогда не будет абсолютной уверенности в своих доказательствах. Учитывая логику аргументов относительно принципов неопределенности и случайности, скептицизм по отношению к знанию просто становится скептицизмом по отношению к действительному обоснованию.
Точно так же некоторые говорят, что человеческий разум от природы не склонен формировать убеждения, основанные на доказательствах, а именно. когнитивный диссонанс. Хотя это может быть так, эвиденциалисты признают, что эвиденциализм предназначен только для отделения обоснованных убеждений от неоправданных. Можно верить, что эвиденциализм верен, но все же утверждать, что человеческий разум от природы не склонен формировать убеждения, основанные на доказательствах. Ему просто нужно было бы сделать вывод, что разум от природы не склонен формировать обоснованные убеждения.
Аргумент бесконечной регрессии
Эвиденциализм также сталкивается с вызовом со стороны бесконечный регресс аргумент. Этот аргумент начинается с наблюдения, что обычно подтверждающие доказательства веры состоят из других убеждений. Однако кажется, что эти другие убеждения могут выполнять свою работу по оправданию только в том случае, если сами они уже обоснованы. И эвиденциализм требует, чтобы эти поддерживающие убеждения были подтверждены дополнительными доказательствами, если они хотят оправдаться сами по себе. Но то же самое рассуждение применимо к новому, более глубокому уровню поддерживающих убеждений: они могут быть оправданы только в том случае, если сами оправданы, и поэтому эвиденциализм требует еще более глубокого уровня поддерживающих убеждений. И так далее. Согласно этому аргументу, оправданное убеждение требует бесконечного количества причин. Немного философы Такие как Томас Нагель утверждают, что это абсурдный вывод.
В целом ответы на этот аргумент можно классифицировать следующим образом:
Неэвиденциалистские теории познания и обоснования
Многие современные эпистемологи отвергают точку зрения, согласно которой доказательная поддержка - это все, что касается оправдания убеждений. Хотя никакие здравомыслящие эпистемологи обычно не призывают людей игнорировать их свидетельства при формировании убеждений, многие полагают, что более полная теория внесет соображения о процессах, которые инициируют и поддерживают убеждения. Пример одной из таких теорий: релайабилизм. Самый влиятельный сторонник релайабилизма - Элвин Голдман. Согласно грубой форме релайабилизма, S оправдано верить п если и только если Sвера в п вызвано надежным процессом - процессом, который обычно приводит к истинным убеждениям. Некоторые из этих надежных процессов могут потребовать обработки доказательств; многие другие этого не сделают. Таким образом, утверждал бы Голдман, эвиденциализм, при котором обоснование веры всегда полностью сводится к вопросу о доказательной поддержке веры, является ложным. Точно так же эвиденциализм будет отвергнут более изощренными версиями релайабилизма, некоторые из которых позволят свидетельствам играть важную, но ограниченную роль, в отличие от всеохватывающей роли, отводимой ему эвиденциализмом.
К другим неэвиденциалистским теориям относятся: Причинная теория, в соответствии с которым S знает п если и только если Sвера в п причинно связано соответствующим образом с Sверит п; и Роберт Нозикс Теория слежения за истиной, в соответствии с которым S знает п тогда и только тогда, когда (я) п верно, (ii) S верит п, (iii) Sотношение к п отслеживает значение истины из п в том, когда п не правда, S не верит п и когда п правда, S действительно верит п.
Цитаты
Ключевые слова: эвиденциализм, фидеизм, этика веры, мистический опыт, Бог, религия, эпистемология, теология.
Вступление
Две маленькие мышки упали в ведро с молоком. Первая мышка подняла лапки и утонула. Вторая мышка не думала смиряться. Она боролась за свою жизнь. Из молока она взбила масло и, наконец, выбралась[1].
Позиции этих мышек можно интерпретировать — разумеется, весьма условно — как примеры последовательного эвиденциализма и фидеизма. Первая мышка увидела, что нет достаточных оснований рассчитывать на благополучное разрешение ситуации, в которую она попала, и поступила в соответствии с имеющимися у нее сведениями (evidence)[2] — смирилась с судьбой и утонула. Вторая мышка тоже видела, что нет достаточных оснований рассчитывать на благополучный исход, но она верила в то, что все обойдется, и к своему удивлению стала замечать, что молоко становится плотнее. Она осталась живой благодаря упорству и неоправданной вере в то, что спасется, поскольку она не знала, что молоко можно сделать более плотным, превратив его в масло, и таким образом спастись. Поэтому первая мышка, придерживающаяся эвиденциалистской позиции, условно говоря, поступила логично, ее действия были соразмерны тем сведениям, которыми она располагала. Верав спасение второй мышки не была соразмерна ее сведениям, однако она действовала и вопреки очевидности спаслась. Была ли оправданна ее борьба за жизнь, основанная на вере? С точки зрения эвиденциализма, никаких рациональных оснований у нее не было, поэтому все старания были неоправданны. Но с точки зрения прагматизма, да и вообще здравого смысла, оправданность ее действий не вызывает сомнений — она выжила[3].
Этот пример я привел для того, чтобы проиллюстрировать следующую мысль. Мы не можем быть уверены, что всегда и везде обладаем достаточными сведеньями о каком-либо положении дел, о какой-либо ситуации, поэтому в некоторых случаях вера является вполне оправданной, даже если у этой веры нет никаких известных нам рациональных оснований[4]. Более того, бывают ситуации, когда следует веритьдаже вопреки имеющимся сведениям. Именно так поступила вторая маленькая мышка. Это не значит, что фидеизм приемлем как методологическая программа, требующая всегда, везде и для каждого верить в успех, когда для этого нет никаких оснований. Это значит лишь то, что в некоторых случаях фидеизм является более предпочтительным, чем эвиденциализм. Принятый как строгое руководство к действию, эвиденциализм может быть вредным и аморальным, поскольку требует поступать только в соответствии с ограниченным набором сведений, которым располагает человек. При этом определенное верование может быть неоправданным с точки зрения рациональности, но оправданным с точки зрения прагматики.
Согласно приведенному примеру, разум не давал мышке никаких рациональных объяснений, из которых следовало, что она может спастись, ее действия были иррациональными в том смысле, что она не знала, каким образом можно избежать гибели — у нее просто было недостаточно информации о реальности. Однако и человек не обладает полнотой знаний об окружающем мире и о тех ситуациях, в которыхон оказывается, поэтому в некоторых случаях его действия могут быть рационально неоправданны, но в результате могут оказаться правильными. Следовательно, рациональная оправданность и правильность какого-либо действия — не одно и то же. И это неудивительно, ведьмы не все можем предусмотреть, поэтому в ряде случаев оправданно верить вопреки очевидности, вопреки тем сведениям, которыми мы располагаем. Стало быть, последовательный эвиденциализм сам по себе является неоправданным с эпистемологической, прагматической и моральной точек зрения.
Тем не менее, когда эта проблематика переносится в область философии религии, она становится не столь однозначной и требует специального рассмотрения. Например, если религия является полезным адаптивным механизмом (Norenzayan, Shariff, 2008), то даже если она порой выглядит неоправданной с точки зрения рациональности, она темне менее может оказаться оправданной прагматически, или правильной в конечном итоге. Однако, прежде чем обсудить эпистемологическую допустимость религиозной веры, необходимо кратко очертить ту дискуссию, в которой эта допустимость была поставлена под сомнение.
Этика веры.
Одна из тем, которые начали детально разрабатывать в XX в., получила название этика веры — раздел, находящийся на стыке психологии, эпистемологии, этики и философии религии. Если говорить кратко, то этика веры предполагает ревизию, критическое рассмотрение наших верований, насколько они могут оцениваться с точки зрения рациональной оправданности, моральности и вообще приемлемости. Для эпистемологии и философии религии большое значение имеет постановка ряда смежных вопросов, к числу которых можно отнести следующие. Насколько рациональны наши верования? Насколько они должны быть рациональными и должны ли они вообще быть таковыми? Все они оправданны или нет? Являются ли они моральными и в какой мере они должны быть приемлемыми для всех? Другими словами, проблема состоит в следующем:
Центральный вопрос в этих дебатах — существуют ли такого рода нормы, которые управляют нашими привычками формирования, поддержания и отказа от верований. Является ли когда-либо или всегда морально ошибочным (или эпистемически иррациональным, или практически безрассудным) держаться верования при недостаточных сведениях? Является ли когда-либо или всегда морально правильным (или эпистемически рациональным
, или практически благоразумным) верить на основании достаточных сведений или воздерживаться от верования при осознании отсутствия таковых? Является ли когда-либо или всегда обязательным искать доступные эпистемические сведения для верования? Существуют ли какие-либо способы получения сведений, которые сами по себе аморальны, иррациональны, безрассудны? (Chignell, 2018).
Короче говоря, этика веры спрашивает о том, каких верований мы придерживаемся и насколько это вообще оправданно.
Такая постановка вопроса мне представляется очень важной, поскольку она побуждает внимательно рассмотреть исходные предпосылки, позволяет пролить свет на методологические презумпции, которых мы сознательно или бессознательно придерживаемся. Одним словом, проблематика этики веры сама по себе не нуждается в оправдании, ее актуальность обусловлена бесконечными разногласиями, которые порождаются не только противоположными ответами на многие жизненно важные вопросы, но зачастую и разными критериями оценок, используемыми методами и теми допущениями, которые мы принимаем и которые могут сильно различаться.
Тем не менее всякий ответил бы, — да и сам Клиффорд, побывавший в подобной ситуации, — что предпочтительнее, несмотря ни на что, чтобы капитан придерживался последней позиции и пытался спасти пассажиров даже в том случае, если бы не было (достаточных) оснований верить в то, что это возможно. Отсюда следует, что в некоторых ситуациях оправданно не придерживаться эвиденциалистской точки зрения, а значит, недопустимо полагать, что всегда, везде и для каждого ошибочно верить чему-либо без достаточных сведений. В конце концов, мы лишь верим в то, что можем обладать соразмерными, или достаточными сведениями для каждого верования[7]. Поэтому можно утверждать, что некоторые верования, несоразмерные сведениям, являются оправданными, а в ряде случаев даже необходимыми.
Этика веры и религия.
4. Уточнение понятий.
Эвиденциализм и возможные события.
Итак, эвиденциализм предполагает соразмерность наших верований и тех сведений, которые у нас есть. Как сказано выше, сведения — это информация о чем-либо, те данные, которые мы имеем, однако в таком случае речь идет только о чем-то наличном, т.е. о существующем в настоящем, включая его причины в прошлом, а потому эвиденциалистский принцип крайне проблематичен в отношении возможных будущих событий[12].
Еще раз: какое-либо верование оправданно только если оно соразмер-но сведениям. Но какого рода сведения у нас могут быть о возможных будущих событиях? Если речь идет о сведениях как эмпирических данных, то очевидно, что таковые касаются только настоящего, ибо мы не можем видеть или слышать будущие события. Если же речь идет о наших прогнозах на будущее, знании закономерностей, о нашем понимании того, что произойдет, то следует учитывать, что у нас могут быть сведения о каком-либо событии в будущем, однако в настоящий момент оно является возможным, а не действительным (Лукасевич,1999), т.е. оно может и не произойти, а потому такого рода сведения, будучи лишь вероятными, не могут быть знанием, а потому и не дают полной уверенности, которой требует эвиденциализм[13].
Исходя из этого я полагаю, что последовательный эвиденциализм следует рассматривать не как удовлетворительный эпистемический принцип, но как принцип регулятивный, который говорит о том, что мы должны критически относиться к собственным верованиям и стремиться к их уточнению и прояснению, но в некоторых случаях можем и не ограничиваться доступными сведеньями. Иначе говоря, несмотря на то, что эвиденциалистский принцип не может и не должен быть в полной мере реализован на практике, нужно стремиться к тому, чтобы соразмерять наши верования со сведениями, которыми мы располагаем, что будет побуждать нас расширять и углублять имеющиеся знания. Из этого вытекает, что нечто вроде разумного фидеизма является необходимым элементом эпистемологии[16]. При этом следует учитывать, что мы обладаем сведеньями о том, что не обладаем достаточными сведеньями для реализации эвиденциалистского принципа, ведь известно, что некоторые наши верования могут или даже должны быть несоразмерны нашим сведеньям. Поэтому в некоторых случаях мы обязаны иметь или формировать несоразмерные нашим сведеньям верования, руководствуясь какими-то другими критериями, кроме эвиденциализма. Теперь можно вернуться к философии религии и спросить, каким образом данная проблематика влияет на наши религиозные верования?
Как оформить тьютора для ребенка законодательно: Условием успешного процесса адаптации ребенка может стать.
Читайте также: