Почему мцыри одинок кратко

Обновлено: 02.07.2024

Причины произошедшей с героем трагедии могут быть разнообразны: например, “веление свыше”, или обстоятельства, которых невозможно избежать. Причины эти могут крыться в характере героя или выходить за пределы текста, связываясь с биографией автора или с его взглядом на современную ему действительность; но чаще всего они предстают в своей совокупности.

Судьба Мцыри — судьба романтического героя: одинокого, вынужденного жить в “чужом” для него мире, тогда как он пламенно мечтает о своём, воплотившем его мечты и ставшем для него символом свободы. Традиционна для романтизма ситуация бегства из неволи. Характерны антитезы свободы и тюрьмы, личной воли и судьбы, героя и общества. Особую роль играет яркая природа, на фоне которой происходят значительные сюжетные движения романтической поэмы.

Однако лермонтовский романтизм в этой поэме имеет свои, яркие особенности. “Чужой” для Мцыри мир — мир монастыря, в котором он был “искусством дружеским спасён” (намечается параллель с Грузией, которая тоже “цветёт под гранью дружеских штыков”). Он попадает в этот мир не по своей воле, будучи ребёнком, семьи которого коснулась война. И потому его побег из монастыря — это не бегство из своего мира (как это обычно случается у романтических героев), а, наоборот, возвращение в свой. Мцыри одинок, потому что этот мир изначально чужд его пламенной душе, его решительному, гордому характеру, унаследованному от отцов. Слово “Мцыри”, помимо значения “неслужащий монах” (послушник), имеет и другое — “чужеземец”, “пришелец”.

Его родина становится для него символом свободы. Его побег — не столько желание покинуть монастырь, сколько “зов природы”. Исследователями отмечалось, что Мцыри “естественный человек”, лишённый социальной определённости, но при этом имеющий яркую национальную характеристику, и в этом смысле его легко сравнить с другими кавказскими героями Лермонтова (Д.Е. Максимов). Подобная индивидуализация отличает Мцыри от традиционных романтических героев.

Его жизнь в монастыре трагична в том смысле, что она не может стать его жизнью: живя в монастыре, он восхищается свободным миром природы, любуясь им “с высокой башни угловой”, он мечтает о “чудном мире тревог и битв”, он не может забыть о родных (“Я знаю, ты хотел, старик, // Чтоб я в обители отвык // От этих сладостных имён, — // Напрасно: звук их был рождён // Со мной”), он даёт себе клятву “хотя на миг когда-нибудь // Мою пылающую грудь // Прижать с тоской к груди другой, // Хоть незнакомой, но родной”) и не молит о прощенье за отсутствие надлежащего монаху смирения. Не случайно он убегает тогда, когда остальные монахи, “столпясь при алтаре”, “ниц лежали на земле”.

Три дня, проведённые им на воле, три дня жизни — это попытка воплотить мечту в действительность. И первый день, начало пути — это время надежды, радости, время единения с природой (“и думы их я угадал, // Мне было свыше то дано…”; “глазами тучи я следил, // Рукою молнию ловил…”; дружба, “краткая, но живая”, “меж бурным сердцем и грозой”; “я сам, как зверь, был чужд людей…”, “мне внятен был тот разговор…”). Но даже в минуту единения Мцыри чувствует невозможность полного слияния человека и природы: “не раздался // В торжественный хваленья час // Лишь человека гордый глас”.

Природа естественна и свободна и потому, быть может, равнодушна к тому, что происходит с Мцыри. Она может быть и доброжелательной, и враждебной по отношению к нему: это и “Божий сад”, и “вечный лес кругом, страшней и гуще каждый час”; ночь — и источник свежести и прохлады, и источник угрозы, глядящий “миллионом чёрных глаз”. Природа прекрасна сама по себе — как прекрасен барс, битва с которым решила участь Мцыри.

В первый день всё как будто “под взглядом небес” (“Божий сад”, “небесные слёзы”, “торжественный хваленья час”), но эти “небеса” в дальнейшем не сулят никакой помощи Мцыри.

Путь Мцыри становится всё безнадёжней и вновь приводит его к монастырю. Герой обессилен и одержим “предсмертным бредом”: его физическая слабость мешает воплощению мечты “могучего духа”. Песня рыбки — призыв к покою и любви. И Мцыри уже осуждён на вечный покой, хоть и не смирён, всё ещё предан единственно существующему идеалу: “между крутых и тёмных скал, // Где я в ребячестве играл, // Я б рай и вечность променял”.

Сам Мцыри объясняет трагичность своего пути бессмысленностью спора с судьбой (“Но тщетно спорил я с судьбой, // Она смеялась надо мной”), и тем, что, воспитываясь в монастыре, он стал чужим своему — прекрасному, родному — миру (“На мне печать свою тюрьма оставила…”). “Последние слова юноши… служат выражением возвышенного, хотя и трагического состояния сознания: он никого не проклинает, потому что никто индивидуально не виновен в трагическом исходе его борьбы с судьбой” (Б.Эйхенбаум).

В мире, в котором он живёт, достичь этой цели невозможно.

Требование свободы, стремление к ней присуще любому человеку, и в этом смысле судьба Мцыри, обречённого на одиночество среди “чужих”, — трагедия человека вообще.

Читайте также: