Почему купец ферапонтов принял решение сжечь свой амбар какие чувства он испытывает при этом кратко

Обновлено: 02.07.2024

В романе-эпопее “Война и мир” Л.Н. Толстой, наряду с мыс­лью семейной”, также любил “мысль народную”, которая нашла свое отражение и в основной идее романа, и во многих его сце­нах. Попробуем проанализировать сцену сжигания лавок куп­цом Ферапонтовым во время нашествия французов.

В романе “Война и мир” Л.Н. Толстой раскрывает судьбу рус­ского народа в условиях общенационального кризиса, во время Отечественной

войны 1812 года. Война с Наполеоном изобра­жается писателем как истинно народная война. Толстой говорит о том, что “скрытая теплота патриотизма” охватила людей са­мых разных социальных групп: солдат, крестьянство, дворянство, купечество.

Так, сжигает свои лавки купец Ферапонтов при за­нятии французами Смоленска, чтобы ничего не досталось врагу. Также поступают и мужики Карп и Влас, которые отказываются продать французам сено и сжигают его. Те же самые чувства жи­вут и в душе княжны Марьи, которая не может оставаться в Лы­сых Горах после прихода французов, и в душе Наташи Ростовой, побуждающей

Имен­но по этой причине москвичи уезжают из своего города. Толстой замечает, что для русских людей “не могло быть вопроса: хорошо или дурно будет под управлением французов в Москве. Под уп­равлением французов нельзя было быть: это было хуже всего”.

Таким образом, героям Толстого не свойственны громкие слова о любви к Родине, но их патриотизм проявляется в повседневной жизни, в обычных чувствах и поступках. Также отметим прием антитезы, на основе которого построен роман. Одна из таких дилемм – патриотизм истинный и казенный.

Карьеризму и тщеславию штабных офицеров Толстой противопоставляет по­ведение простых русских солдат, чувства и поступки обычных людей.

Таким образом, эпизод с купцом Ферапонтовым красноречи­во иллюстрирует в романе “мысль народную” и идею истинного патриотизма.

Этот купец оставался в Смоленске до последнего. Он не верил в то, что город сдадут врагу. Когда через город стали проходить отступающие русские полки, Ферапонтов не желал уходить из города. Он даже побил свою жену за то, что та хотела бежать с детьми из Смоленска. Всю серьезность положения он понял только после того, как осколком снаряда ранило его кухарку.

Как все православные люди он отправился на молебен в собор. Когда Ферапонтов вернулся домой, он увидел, что его лавку опустошают солдаты. Он хотел прогнать солдат, а потом призвал всех разбирать запасы в лавке, чтобы они не достались врагу. Как мы узнаем позже, он поджог свой амбар с запасами зерна.

Ферапонтов это купец, который умеет ценить свое имущество. Но в тот момент, когда он понял всю безнадежность положения Смоленска, он решил, что лучше пусть его имущество разграбят русские люди, чем оно достанется французам. Это своего рода самопожертвование. Очень многие русские люди шли на этот шаг в ходе войны. Именно поэтому мужики жгли сено для лошадей, сжигали свои деревни крестьяне. Народ делал все для того, чтобы французской армии нечем было поживиться на русской земле.

Этот эпизод Толстой ввел в роман, чтобы показать силу народного духа и самопожертвования.

— Сдают город, уезжайте, уезжайте, — сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:

— Я вам дам по дворам бегать! — крикнул он.

Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.

Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что-то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.

— Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! — закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.

— Решилась! Расея! — крикнул он. — Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… — Ферапонтов побежал на двор.

По улице, запружая её всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела так же на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.

Была уже совсем ночь. На небе были звёзды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрёстка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в чёрном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрёстке.

РЕКОМЕНДАЦИИ.

1.Внимательно прочитайте текст, подчеркните главные мысли, которые помогут вам ответить на вопрос.

2.Ответ начинайте, используя фразу вопроса.

3.Далее чётко отвечайте на вопрос, не нужно лишних фраз. Используйте главные мысли приведённого отрывка. Весь ответ достаточно уложить в 8 — 9 предложений.

Уско­рен­ная под­го­тов­ка к ЕГЭ с ре­пе­ти­то­ра­ми Учи.До­ма. За­пи­сы­вай­тесь на бес­плат­ное за­ня­тие!


-->


Задания Д5 C2 № 30

Прочитайте приведённый ниже фрагмент текста и выполните задания В1—В7; С1—С2.

К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечернее небо всё было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространённым по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились чёрные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разорённой кочки, в разных мундирах и в разных направлениях проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой-то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.

— Сдают город, уезжайте, уезжайте, — сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:

— Я вам дам по дворам бегать! — крикнул он.

Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.

Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что-то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.

— Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! — закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.

— Решилась! Расея! — крикнул он. — Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась. — Ферапонтов побежал на двор.

По улице, запружая её всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела так же на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.

Была уже совсем ночь. На небе были звёзды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться,. Недалеко от перекрёстка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в чёрном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрёстке.

Читайте также: