Как соловьев относится к национализму кратко

Обновлено: 02.07.2024

С 2014 г. журнал начал выходить в обновленном виде, что отразилось не только на его оформлении, но также составе редколлегии и редсовета, тематике, жанрах и принципах отбора публикуемых текстов. В России существует значительное число журналов со специализацией в области истории. Есть такие журналы и собственно в Томском государственном университете, на базе которого выходят и Сибирские исторические исследования. Чтобы быть востребованным, каждому журналу необходимо обрести свой уникальный и узнаваемый профиль. Как представляется, нашему журналу это уже вполне удалось. Сибирские исторические исследования за последние 4 года сформировали свой профиль и позицию в отборе текстов к публикации. Подавляющее большинство статей и рецензий/обзоров имеет либо непосредственное, либо хотя бы некоторое (в плане методологии и методических подходов) отношение к антропологии, понимаемой максимально расширительно, как минимум в соответствии с боасовской тетрадой (социокультурная антропология, биологическая, или физическая, антропология, лингвистическая антропология и археология). Работы, выполненные в рамках исторической этнологии / антропологии, как особого направления на стыке антропологии и истории, также вполне вписываются в ту междисциплинарную область, на которой специализируется журнал. Аналитика – еще один параметр оценки поступающих в редакционный портфель текстов. Просто полевые или архивные записи, или иные первичные материалы, без их анализа, без исследовательской гипотезы, без четкого изложения методики исследования, без вписывания текста в существующие в мировой литературе дискурсы, как и ранее, вряд ли будут приветствоваться в журнале.

Для обеспечения качества публикуемых текстов в журнале введен принцип двойного слепого рецензирования всех поступающих материалов. Решение о соответствии текстов профилю журнала сообщается авторам как правило в трехмесячный срок, процесс рецензирования может занимать еще от трех до шести месяцев.

Журнал выходит на русском языке с обширными резюме на английском языке. Тем не менее, международная редколлегия журнала принимает к рассмотрению тексты и на других европейских языках (английском, французском, немецком) и готова оказывать содействие авторам в случае, если они самостоятельно не могут обеспечить качественный перевод своего текста на русский язык.

Мы рассчитываем на заинтересованный диалог представителей разных отраслей гуманитарного знания. Хотя на страницах журнала публикуются исследования, в большинстве своем основанные на анализе именно сибирских (в самом широком понимании этого термина) материалов, мы не замыкаемся в сибирских рамках и публикуем теоретические работы, базирующиеся на широком сравнительном материале. Сибирь, как постколониальная, постимперская и постсоциалистическая территория, является чрезвычайно интересным регионом, позволяющим анализировать проходившие и проходящие здесь процессы в сравнении с аналогичными процессами в арктических и субарктических регионах мира, на африканском континенте, в Восточной Европе, Латинской Америке, в азиатско-тихоокеанском регионе. Журнал очевидно становится площадкой для новых ярких работ, построенных на сравнительном анализе максимально широких по географическому охвату материалов.

Надеемся, что, издавая в том числе и Ваши научные работы, мы сможем стать одной из признанных качественных площадок для публикации и обсуждения академических работ по самому широкому кругу вопросов сибиреведения и антропологического знания в целом.

Представленность в электронных базах и индексирование

Политика открытого доступа. Журнал обеспечивает открытый доступ к его содержимому, исходя из принципа предоставления общественности свободного доступа к исследованиям, что способствует глобальному обмену знаниями.

Плата за публикацию статей и за доступ к полнотекстовой версии журнала не взимается.

Национальный вопрос в России в интерпретации Вл. Соловьева.

Автор: Пашков Виталий. Переславль-Залесский.


Рассматривая сам метод философствования Соловьёва, можно увидеть некоторую априорность утверждений, с упущением доказательности в построениях. Философия у него зиждется на внутреннем убеждении, некоторых постулатах его практического разума, умственной интуиции. Различные философские вопросы поднимаются и излагаются из уже сформированной картины мира и глубокого мироощущения, а потому не являются даже вполне исследованием, но практически пророческим воззванием. Это следует иметь ввиду, работая с материалом его философии.

Сам образ его жизни мог способствовать особой обострённости философского восприятия. Вот, например, что пишет о нём А.Ф. Лосев в своём биографическом очерке:

То же пишет и Лопатин. Это может объяснять исключительную мистическую настроенность и обострённое философское чувство.

Работы по национальному вопросу у Соловьёва.

Для усвоения понимания исходных интуиций и элементов системы Соловьёва, касающихся национального вопроса и национальной идеи, полезно обратиться к следующим работам:

  • 1896. Византинизм и Россия.
  • 1883 Великий спор и христианская политика.
  • 1888 г. Русская идея.
  • 1888. Россия и вселенская Церковь.
  • Задачи христианского государства.
  • О духовной власти в России.

Христианский смысл национальной политики.

Идеи, высказанные Соловьевым в сочинениях и выступлениях, были ответом на современные ему дискуссии, следовавшие в продолжение споров западников и славянофилов. Еще в магистерской диссертации Соловьев отрицает крайности обоих этих направлений. В то же время он совершенно отходит от парадигмы указанных споров, предлагая свой, исходящий из его философской интуиции положительного всеединства ответ.

Ответ этот, в силу основной интуиции философа — положительного всеединства, по сути, не лежит в области этнической или даже политической. Его ответ сугубо обращается к духовно-нравственным основам, во всяком случае, как он их видит и понимает для России. Для него вопрос о русском народе и вообще национальном в России прямо исходит из смысла существования России.

Здесь его интуиция всеединства указывается на христианство, как на содержание и силу положительного общечеловеческого всеединства.

Поэтому Соловьёв всегда и всё для национального и политического в России выводит из общехристианских задач, что проходит у него красной нитью через все работы.

Для русского народа Соловьёв полагает вселенскую заданность:

исходя из того же убеждения, что смысл и цель любого общего дела в приведении человечества ко всеобщему.

Тем самым национальный вопрос возводится к цели существования, к духовным горизонтам.

Принцип нравственной обязанности в политике.

Соловьёв ниспровергает политические принципы, принятые в новоевропейской политической мысли, как априорные, где интерес царит над нравственностью и религиозными принципами. Вспомним Макиавелли:

Соловьёв ясно утверждает, что такой нравственный релятивизм есть ни что иное, как отступление в язычество, низвержение христианства.

Таким образом, соображение национального интереса, выраженное в твёрдой защите богатств или влияния, оказывается по Соловьёву нравственной порчей, несовершенством, должным быть исправленным пониманием всеобщей пользы человечества в духе христианском.

Задача христианской политики.

Показывая это заблуждение у других народов, Соловьёв описывает и оправдания людоедской политике, которые придуманы европейцами: англичанами — бремя белого человека, немцами — миссия высшей расы.

Совесть народа должна сдерживать политическое людоедство. Национальная солидарность лучше личного эгоизма, но солидарность общечеловеческая выше.

Ставить национальный интерес выше других, значит продолжать разделение и греховное разложение.

Откровение же Христа учит нас новому образу бытия, не по ветхому человеку, не по стихиям мира сего, но по высшему образцу правды и истины, где нет эллина и иудея, но новая тварь.

Таким образом, национальный интерес, поставленный во главу угла, есть ложно понятый патриотизм, зрящей доле, но не видящий духовные задачи народа.

Материальные силы народа не терпят ущерба при таком подходе, но лишь меняют вектор, усиливаясь и умножаясь от превосходства правды и добра.

О смысле народности, нации, национализме.

И даже более усиленно Соловьёв говорит о невозможности соединения национализма с христианским народом:

Таким образом, национальное для Соловьёва имеет значение только в солидарности к общечеловеческим целям. Какой-то самостоятельной, самодостаточной бытийности он за ней не признаёт:

В конечном счёте, имея ввиду целью всех народов единое Богочеловечество во Христе, Соловьёв выводит положительно о национальности так:

Вывод о философии нации у Соловьёва.

Философия Соловьёва это есть страстный призыв к человечеству, а прежде всего русскому народу, как носителю христианской сверхзадачи, опомниться, взяться за руки и последовать евангельскому единству. Как бы сейчас сказали, это беспочвенный идеализм. Но таков уж Соловьёв, весь в противоречиях и гигантских прозрениях. Не имея собственной жизни, он берётся устраивать жизнь человечества.

Идея всеединства — органического соединения максимально развитого личностного начала с всеобщим, одухотворения материального, грубого мира по-новому прочитывается в настоящее время, когда перед человечеством стоит угроза самоуничтожения, когда разворачивается и углубляется экологический кризис, не прекращаются политические баталии. Русская же идея чрезвычайно важна сегодня, когда ведется поиск основ для духовного возрождения нации, для отыскания ею нового мира в столь сильно изменившемся, но все-таки цельном мире.

Что же сегодня? Может ли Вл. Соловьёв стать проводником через перипетии национального тупика для нас сегодня? Возможно. Прежде всего через его интуицию, что сверхзадача есть жизнь народа, а для русского народа такой сверхзадачей является христианство, притом христианство не узко национальное, а всечеловеческое, каковым и обязано быть Православие.

После этого маниакальные соловьевские поиски плагиатов смотрятся более чем двусмысленно.

Как охарактеризовать подобные полемические приемы? Думаю, что иначе как шулерскими их назвать нельзя. Это приемы журналиста из желтой прессы. Но ведь Соловьев был ученым, доктором философии… До сих пор он у нас ходит в светочах мысли и моральных эталонах…

Как можно, всерьез рассуждая о политике, переносить этические требования, адресованные отдельной личности, на народы и государства?

Таким образом, отрицание национализма у Соловьева не подкрепляется серьезными философскими или политологическими доказательствами – это отрицание основано лишь на его религиозной вере. Но и вера его не только для атеистов и агностиков, но и для православных христиан, не может быть убедительным доводом, ибо с точки зрения традиционного православия она смотрится в лучшем случае как частное богословское мнение, в худшем – как ересь. Владимир Сергеевич явно мнил себя религиозным пророком[627], но истинность его пророчества признана только им самим и немногочисленным кружком его приверженцев, остальные же православные вольны расценивать это учение как угодно, в том числе и как лже-пророчество.

Между тем исходя из христианского вероучения возможно и совершенно иное отношение к национализму – позитивное, что хорошо продемонстрировал Страхов, давший вполне убедительное христианское обоснование национализма:

«Что касается до начала народности, то положительная сторона его очень ясна. Положительное правило здесь будет такое: народы, уважайте и любите друг друга! Не ищите владычества над другим народом и не вмешивайтесь в его дела!

Эти требования станут нам яснее, если посмотрим, к чему именно они должны быть прилагаемы. Начало народности имеет силу главным образом как поправка или дополнение идеи государства. Государство есть понятие преимущественно юридическое – люди живут, связанные одной властью и подчиненные одним законам. Это понятие долго имело силу в своем отвлеченном виде. Для государства все равно, к какой народности принадлежит тот или другой его подданный; но мы теперь знаем, что для подданных это не бывает и не может быть равно. И вот, в начале нынешнего века стала возникать сознательная идея что наилучший порядок тот, когда пределы государства совпадают с пределами отдельного народа. Европа ищет для себя самого естественного порядка и все тверже и спокойнее укладывается в свои естественные разделы

Г. Соловьев смотрит на это с негодованием; он видит в этом некоторое возвращение языческого начала, “националистическую реакцию”. Как жаль, что он так высоко залетел! Если подойти к делу ближе, то мы увидим, напротив, что одухотворение мира подвигается несколько вперед. Теперь мы требуем, чтобы государство не было только мертвой, сухой формой, чтобы оно имело живую душу, чтобы его подданные соединялись не одними узами закона, а были связаны мыслями и желаниями, родством физическим и нравственным. Нашему веку свойственно уменье понимать и ценить всякие духовные связи и духовные формы. Мы знаем теперь, что языки людей, их обычаи, нравы, вкусы, песни, сказки и т. д., что все это не произвольные, случайные выдумки, а все тесно связано и растет в этой связи, развиваясь под влиянием глубокого единства. В силу таинственного морфологического процесса род людской разделился на племена, и каждое из них представляет не только особую внешнюю форму, но и особую форму душевной жизни, самый ясный признак которой состоит в особом языке. Принцип национальности и состоит в стремлении к тому, чтобы не чинилось насилие этому человеческому развитию, чтобы не была разрываема естественная связь между людьми и не были они сковываемы против их воли.

При этом нужно сказать, что далеко не все в полемике Соловьева против националистов было абсурдно или несправедливо. С его критикой положения православной церкви в России и многих других общественных язв последней были согласны и сами его оппоненты. Более того, история не оправдала надежду Данилевского и Страхова на возникновение нового, славяно-русского культурно-исторического типа. Соловьев оказался в целом прав в оценке России как части (пусть и очень своеобразной) европейской цивилизации. Но эта правота нисколько не означала истинности основных идей Владимира Сергеевича: 1) необходимости соединения христианских церквей под папским руководством; 2) отрицания национализма как регрессивного принципа, – напротив, именно на нем и стала основываться европейская цивилизация с середины позапрошлого столетия.


Раскаяться в своих исторических грехах и удовлетворить требованиям справедливости, отречься от национального эгоизма, отказавшись от политики русификации и признав без оговорок религиозную свободу, - вот единственное средство для России. Русская идея не может быть ничем иным, как некоторым определенным аспектом идеи христианской. Нам не нужно действовать против других наций, но с ними и для них. Три главные действующие силы: вселенский первосвященник, государь, пророк. Согласие и гармоническое действие этих трех главных факторов является первым условием истинного прогресса.

Первая публикация: L'Idée russe. Par Vladimir Soloviev. Paris, 1888. Перевод на русский язык осуществлен Г. А. Рачинским: Владимир Соловьев. Русская идея. М., 1911.

В апреле 1887 г. Соловьев прочитал в Москве две публичные лекции "Славянофильство и русская идея", которые, как он сообщал Н. Н. Страхову, доставили "2000 р. студентам и большое неудовлетворение московской публике". Через год в парижском салоне княгини Зайн-Витгенштейн он выступил с лекцией "Русская идея", текст которой затем и был издан. В эти годы Соловьев был увлечен идеей "вселенской теократии", не сомневался, что "будущее за нею", и посвятил ее обоснованию крупные работы "История и будущность теократии (Исследование всемирно-исторического пути к истинной жизни)" (1887 г., издана в Загребе) и "Россия и Вселенская церковь" (1889 г., издана в Париже на французском языке). Кратким изложением последней стала "Русская идея". Будучи в Париже, Соловьев получал из России известия, что публикация брошюры заградит ему "дорогу в отечество".

Теократическая утопия Вл. Соловьева привела его к острому конфликту с духовной и светской властью в России, не получила она признания и у русской интеллигенции. По свидетельству Соловьева, даже его зять В. П. Безобразов, известный ученый-византинист, отказывался раздавать общим знакомым французскую брошюру своего родственника. В теократии, в идеале "вселенской церкви" для Соловьева был заключен соблазн, преодоленный им в последние годы жизни. Верно писал Е. Н. Трубецкой: "Не подлежит сомнению, что крушение теократии есть крупный шаг вперед в духовном развитии Соловьева. Теократия Соловьева - это прах земной, прилипший к крыльям,- то самое, что отягощает полет его мысли и служит в ней источником противоречий" (Трубецкой Е. Н. Миросозерцание Вл. Соловьева. Т. 2. М., 1913. С. 37).


Соловьевское представление о существовании некоей "русской идеи" оказало глубочайшее воздействие на последующие поколения русских мыслителей, зачастую трактовавших ее с диаметрально противоположных позиций.

Я имею в виду вопрос о смысле существования России во всемирной истории.

Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности.

Фальсифицированный продукт, называемый общественным мнением, фабрикуемый и продаваемый по дешевой цене оппортунистической прессой, еще не задушил у нас национальной совести, которая сумеет найти более достоверное выражение для истинной русской идеи.

Участвовать в жизни вселенской Церкви, в развитии великой христианской цивилизации, участвовать в этом по мере сил и особых дарований своих, вот в чем, следовательно, единственная истинная цель, единственная истинная миссия всякого народа. Это -- очевидная и элементарная истина, что идея отдельного органа не может обособлять его и ставить в положение противоборства к остальным органам, но что она есть основание его единства и солидарности со всеми частями живого тела. И с христианской точки зрения нельзя оспаривать приложимости этой совершенно элементарной истины ко всему человечеству, которое есть живое тело Христа. Вот почему сам Христос, признав в последнем слове своем к апостолам существование и призвание всех наций (Матф. XXVIII, 19), не обратился сам и не послал учеников своих ни к какой нации в частности: ведь для Него они существовали лишь в своем моральном и органическом союзе, как живые члены одного духовного и реального тела. Таким образом, христианская истина утверждает неизменное существование наций и прав национальности, осуждая в то же время национализм, представляющий для народа то же, что эгоизм для индивида: дурной принцип, стремящийся изолировать отдельное существо превращением различия в разделение, а разделения в антагонизм.

Русский народ -- народ христианский, и, следовательно, чтобы познать истинную русскую идею, нельзя ставить себе вопроса, что сделает Россия чрез себя и для себя, но что она должна сделать во имя христианского начала, признаваемого ею и во благо всего христианского мира, частью которого она предполагается. Она должна, чтобы действительно выполнить свою миссию, всем сердцем и Душой войти в общую жизнь христианского мира и положить все свои национальные силы на осуществление, в согласии с другими народами, того совершенного и вселенского единства человеческого рода, непреложное основание которого дано нам в Церкви Христовой.

Каковы бы ни были внутренно присущие русскому народу казачества, они не могут проявляться нормальным образом, пока его совесть и его мысль остаются парализованными правящим насилием и обскурантизмом. (Обскуранти́зм (мракобе́сие) (от латинского obscurans — затемняющий) — враждебное отношение к просвещению, науке и прогрессу.)

Если послушать некоторых патриотов, то придешь к мысли, что крещение Святого Владимира, столь действенное для самого князя, для его нации было лишь крещением водой и что, нам следовало бы принять вторичное крещение духом истины и огнем любви. И действительно, это второе крещение безусловно необходимо, если не для всей Руси, то по крайней мере для той части нашего общества, которая в настоящее время говорит и действует. Чтобы стать христианской, она должна отречься от нового идолослужения, менее грубого, но не менее нелепого и значительно более вредоносного, чем идолослужение наших языческих предков, отвергнутое Святым Владимиром. Я говорю о новом идолослужении, об эпидемическом безумии национализма, толкающем народы на поклонение своему собственному образу вместо высшего и вселенского Божества.

Существует элементарный моральный закон, одинаково обязательный как для индивидов, так и для наций, и выраженный в словах Евангелия, повелевающих нам, прежде чем принести жертву к алтарю, примириться с братом, имеющим что-либо против нас.

Сила, даже победоносная, ни на что не пригодна, когда ею не руководит чистая совесть.

Эта система гнета, применяемая не к одной только Польше, как ни плоха сама по себе, становится еще значительно хуже от того вопиющего противоречия, в котором она стоит к великодушным освободительным идеям и бескорыстному покровительству, на которые русская политика всегда заявляла свое преимущественное право. Эта политика по необходимости пропитана лживостью и лицемерием, отнимающими у нее всякий престиж и делающими невозможным какой-либо прочный успех. Нельзя безнаказанно написать на своем знамени свободу славянских и других народов, отнимая в то же время национальную свободу у поляков, религиозную свободу у униатов и русских раскольников, гражданские права у евреев.

Раскаяться в своих исторических грехах и удовлетворить требованиям справедливости, отречься от национального эгоизма, отказавшись от политики русификации и признав без оговорок религиозную свободу,-- вот единственное средство для России приуготовить себя к откровению и осуществлению своей действительной национальной идеи, которая -- этого не следует забывать -- не есть отвлеченная идея или слепой рок, но прежде всего нравственный долг. Русская идея, мы знаем это, не может быть ничем иным, как некоторым определенным аспектом идеи христианской, и миссия нашего народа может стать для нас ясна, лишь когда мы проникаем в истинный смысл христианства.

Идеал, если он только не пустая мечта, не может быть ничем другим, как осуществимым совершенством того, что уже дано.

Благочестие, справедливость и милосердие, чуждые всякой зависти и всякому соперничеству должны образовать устойчивую и нерасторжимую связь, между тремя основными действующими силами социального и исторического человечества, между представителями его прошлого единства, его настоящей множественности и его будущей целостности.

Принцип прошлого, или отчества, осуществлен в Церкви священством, духовными отцами, старцами или старейшинами по преимуществу (prêtre от пресвитер -- senior) представителями на земле небесного Отца, Ветхого деньми. И для всеобщей, или кафолической, Церкви должно существовать общее, или интернациональное, священство, централизованное и объединенное в лице общего Отца всех народов, верховного первосвященника.

Реальное единство семьи не может существовать правильным и устойчивым образом без общего отца или кого-либо, замещающего его.

Истинная Церковь всегда осудит доктрину, утверждающую, что нет ничего выше национальных интересов, это новое язычество, творящее себе из нации верховное божество, этот ложный патриотизм, стремящийся стать на место религии. Церковь признает права наций, нападая в то же время на национальный эгоизм; она уважает власть государства, но противоборствует его абсолютизму.

Истинная будущность человечества, над которой нам надлежит потрудиться, есть вселенское братство, исходящее из вселенского отчества чрез непрестанное моральное и социальное сыновство.

Таким образом, все три члена социального бытия одновременно представлены в истинной жизни Вселенской Церкви, направляемой совокупностью всех трех главных действующих сил: духовного авторитета вселенского первосвященника (непогрешимого главы священства), представляющего истинное непреходящее прошлое человечества; светской власти национального государя (законного главы государства), сосредоточивающего в себе и олицетворяющего собою интересы, права и обязанности настоящего; наконец, свободного служения пророка (вдохновенного главы человеческого общества в его целом), открывающего начало осуществления идеального будущего человечества. Согласие и гармоническое действие этих трех главных факторов является первым условием истинного прогресса.

Верховный Первосвященник есть представитель истинного, вечного отечества, а не ложного отечества языческого Кроноса (Времени), пожирающего своих детей. Он, напротив, находит свою жизнь лишь в их жизни. Верный страж предания, утверждающий его неизменное единство, вселенский первосвященник не имеет надобности отвергать ни законных интересов настоящего, ни благородных порывов к идеалу совершенному; для доброго ограждения прошлого ему не нужно связывать настоящего и закрывать дверь перед будущим.

С своей стороны, глава национального государства, если он достоин врученной ему власти, должен мыслить и действовать как истинный сын Вселенской Церкви (представленной Верховным Первосвященником), и тогда он есть истинный образ и орудие Сына и вечного Царя, того, кто творит не свою волю, но волю Отца и желает быть прославленным лишь для того, чтобы в себе прославить Отца.

Наконец, свободный инициатор прогрессивного социального движения, пророк, если только он верен своему великому призванию, если он согласует свое личное вдохновение с вселенским преданием и свою свободу -- истинную свободу чад Божиих -- с сыновним благоговением к священному авторитету и со справедливым уважением к законным властям и правам, становится истинным орудием Святого Духа, глаголавшего устами пророков и одушевляющего вселенское тело Христа, побуждая его стремиться к безусловному совершенству.

Чем совершеннее единение этих трех одновременных представителей прошлого, настоящего и будущего человечества, тем решительнее победа Вселенской Церкви над роковым законом времени и смерти, тем теснее связь, соединяющая наше земное существование с вечной жизнью божественной Троицы.

Великое социальное единство, нарушенное нациями и государствами, не может сохраниться надолго для индивидов. Раз человеческое общество не существует более для каждого человека как некоторое органическое целое, солидарной частью которого он себя чувствует, общественные связи становятся для индивида внешними и произвольными границами, против которых он возмущается и которые он в конце концов отбрасывает. И вот он достиг свободы, но той свободы, которую смерть Дает органическим элементам разлагающегося тела.

Христианская Россия, подражая самому Христу, должна подчинить власть государства (царственную власть Сыча) авторитету Вселенской Церкви (священству Отца) и отвести подобающее место общественной свободе (действию Духа). Русская империя, отъединенная в своем абсолютизме, есть лишь угроза борьбы и бесконечных войн. (Абсолютизм — форма государства, в котором монарх обладает неограниченной верховной властью.) Русская империя, пожелавшая служить Вселенской Церкви и делу общественной организации, взять их под свой покров, внесет в семейство народов мир и благословение.

"Не добро быть человеку одному". То же можно сказать и о всякой нации. Девятьсот лет тому назад мы были крещены Святым Владимиром во имя животворящей Троицы, а не во имя бесплодного единства. Русская идея не может заключаться в отречении от нашего крещения. Русская идея, исторический долг России требует от нас признания нашей неразрывной связи с вселенским семейством Христа и обращения всех наших национальных дарований, всей мощи нашей империи на окончательное осуществление социальной троицы, где каждое из трех главных органических единств, церковь, государство и общество, безусловно свободно и державно, не в отъединении от двух других, поглощая или истребляя их, но в утверждении безусловной внутренней связи с ними. Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы -- вот в чем русская идея. И в том, что эта идея не имеет в себе ничего исключительного и партикуляристического, что она представляет лишь новый аспект самой христианской идеи, что для осуществления этого национального призвания нам не нужно действовать против других наций, но с ними и для них,-- в этом лежит великое доказательство, что эта идея есть идея истинная. Ибо истина есть лишь форма Добра, а Добру неведома зависть.

ISBN 5-270-01370-3

Читайте также: