Из чего складывается российская идентичность кратко
Обновлено: 05.07.2024
Что такое русская идентичность и чем она отличается от европейской? Мнение человека более 10 лет прожившего в самом сердце Европы.
Идентичность россиян
Не успели европейцы разнервничаться от поправок к Конституции Российской Федерации, укрепляющих русскую/российскую идентичность, как пришлось обнажить свою – перед лицом коронавируса. Но что такое идентичность? Мне лично было удивительно прочувствовать ее и узнать саму себя поближе именно за границей.
Достались алмазы муравьям
В Швейцарии, куда приехала к мужу в 2009-м, я однажды обнаружила в себе неведомое раньше чувство, привезенное из России: я не боюсь никакой другой страны на планете. Не боюсь – и все, на фоне боязливых европейцев. Оказывается, в российском менталитете нет такого страха, похожего на тяжкий психологический груз. Это открытие сделала в разговорах с местными.
Градус русофобства поддерживают на Западе на случай новой попытки отобрать российские земли. Европа веками надеется въехать на них на своем быке.
Мое откровение: градус русофобства поддерживают на Западе на случай новой попытки отобрать российские земли. Европа веками надеется въехать на них на своем быке (погонщик с кнутом, известно, за океаном). Ведь притом, что европейцы всегда ставили себя выше славян, им не давали покоя наши природные богатства, мол, достались алмазы муравьям… Поначалу я не понимала, почему в домашних библиотеках местных жителей если и есть книги о России, то сплошь о Сибири. Этакие фолианты с подробнейшим описанием флоры, фауны, климата и природных богатств. Причиной оказалась страстная идея завоевать Россию, чего здесь и не скрывают. Это отчасти объясняет теплое отношение европейцев к Наполеону, который пытался прибрать к рукам восточные кладези природы.
Прокрустово ложе – негоже
Всегда, когда Россия становилась сильной или очень ослабевала, европейцы пытались затолкать ее в некое прокрустово ложе и отрезать что-нибудь. Но ложе оказывалось негоже, чтобы покалечить страну навсегда. Она восстанавливалась, и это вызывало злость палачей. Хроническую. Поэтому не удивительно, что война против фашистской Германии для них совсем не то, что написано на скрижалях России, – освободительная и т. д. Здесь вы скорее услышите о походе стран германской коалиции, так называемой оси из примерно 15 государств, против коммунизма в СССР. Понятно, что это был предлог, а на самом деле хотели оттяпать полконтинента – до Тихого океана.
В похожем ключе политика идентичности в начале 1990-х гг. выстраивалась практически во всех странах посткоммунистического транзита.
Во-вторых, даже после распада Советского Союза Россия оставалась многоэтничным государством. А значит, вариант этнического национализма для выстраивания идентичности был неприемлем. К тому же всплеск этнического национализма произошел в ряде российских регионов. В Чеченской республике он достиг своей крайней формы, приведя к затяжной войне. Демократические институты оказались бесполезными для остановки этой волны. В каждом конкретном этническом регионе были достигнуты свои, часто неформальные договоренности с центром. В конечном итоге высокая цена сохранения целостности страны превратила для Москвы любую этнонациональную доктрину в запретную тему.
Неудивительно, что идеологические конструкты первого срока Бориса Ельцина, равно как и внешнеполитическая доктрина Андрея Козырева продержались недолго. Ее шаткость интуитивного понимал сам Борис Ельцин – опытный политик, тонко реагировавший на запросы общества. Для него это было временное решение, необходимое в том числе и для удержания власти и поддержки Запада. Но именно Борис Ельцин впоследствии начнет постепенный отход от этой парадигмы. Несомненно, его личные властные амбиции тоже стали важнейшим фактором формирования новой российской идентичности. Конфигурация современной российской политической системы была выстроена именно Борисом Ельциным. Адаптация к новым реалиям элементов советской идентичности была продиктована стремлением обеспечить легитимность этой системы. Она должна была компенсировать и слабость политических институтов, неизбежную для суперпрезидентской власти.
Конфигурация современной российской политической системы была выстроена именно Борисом Ельциным. Адаптация к новым реалиям элементов советской идентичности была продиктована стремлением обеспечить легитимность этой системы.
Именно патриотическая компонента советской идентичности оказалась наиболее пригодной для строительства идентичности постсоветской России. Произошло это ровно по тем же причинам, которые делали для нее невозможной западническую идентичность с одной стороны, и национально- этническую – с другой. Она прекрасно подходила для утверждения России как одного из мировых центров силы. Она позволяла обойти этнонациональные размежевания и дать картину мира, более или менее приемлемую для многих в стране. Она смягчала травму постсоветского человека, создавала для него более привычную и комфортную среду, делала его жизнь как гражданина более осмысленной. Она обеспечивала преемственность как с советским, так и с имперским прошлым, снимала комплекс вины за прошлое. Наконец, она прекрасно сочеталась с новыми реалиями капиталистической экономики, от которых не хотели отказываться ни элита, ни обычные граждане. Поэтому, кстати, левая альтернатива для новой России оказалась нежизнеспособной.
Подобные версии идентичности на корню подрывали идею Большой Европы от Лиссабона до Владивостока.
В текущей версии России, по всей видимости, недостает еще одного важного компонента, который традиционно присутствовал в арсенале российской идентичности. Речь об универсалистской идее, видении развития мира, проекте, который Россия предлагала бы другим. У Советского Союза такой проект базировался на социалистических идеях. Вырождение этой идеологии, ее подмена силой, утрата доверия к ней и среди союзников, и среди собственного населения стала важным фактором краха СССР. Вполне закономерно, что лидеры новой России избегали универсальных идей. Однако текущие политические условия вполне могут подтолкнуть к поиску такой доктрины.
Украинский кризис лишь предельно обострил, а местами довел до абсурда то, что копилось годами и десятилетиями.
Один из возможных вариантов – попытка обыграть идею Большой Евразии в противовес Большой Европе. Речь, конечно, вряд ли пойдет об использовании идей российских евразийцев ХIХ-ХХ вв. Скорее это будет попытка более инструментального подхода, выстраивания пространства соразвития и безопасности на евразийском пространстве. Особенность момента состоит в том, что эта идея будет стыковаться с аналогичными китайскими предложениями. В этом смысле, уход от идеи Большой Европы по причине маргинальности России в этой конструкции рискует быть замененным идеей, в которой роль и место России могут тоже оказаться далеко не уникальными. Очевидно, что выбор доктрины будет определяться и реальным политическим весом России на евразийском континенте.
Статья впервые опуликована на сайте Russia Direct на английском языке.
Изучение проблемы национализма и строительства наций в России
основано на старых подходах. В этом кроется одна из причин
существования, как минимум, трех разных взглядов на общество и
государство.
Первый. Россия – государство с населением,
состоящим из многих наций, и в этом ее радикальное отличие от
остальных стран мира.
Второй. Россия – национальное государство
русской нации с меньшинствами, члены которых могут становиться
русскими или же признать государствообразующий статус русских.
Третий. Россия – национальное государство с
многоэтничной российской нацией, основу которой составляют русская
культура и язык и в которую входят представители других российских
национальностей (народов).
Понимание российского народа как исторического целого и как
гражданской нации высказывалось неоднократно, в том числе
экс-президентом Владимиром Путиным, а также новым президентом
Дмитрием Медведевым. Эта формула была позитивно воспринята многими
интеллектуалами и политиками как единственно возможная для России и
как полностью отвечающая апробированному в мире опыту существования
крупных многоэтничных государств, а также идеологии
государственного (гражданского) национализма.
В мировой общественной практике утвердилось представление о
нациях как территориально-политических образованиях со сложными, но
едиными социально-культурными системами. Какими бы неоднородными по
составу ни были государственные сообщества, они повсюду сами
определяют себя как нации и считают свои государства национальными
либо государствами-нациями. Народ и нация выступают в данном случае
как синонимы, и именно эти категории придают изначальную
легитимность современному государству.
Представление о едином народе-нации является ключевым моментом
обеспечения стабильности и согласия в обществе, а также залогом
крепости государства в неменьшей степени, чем Конституция, армия и
охраняемые границы. Идеология гражданской нации предполагает
существование ответственного гражданина, единой системы
образования, версии общего прошлого с его драмами и достижениями,
символики и календаря, чувства любви к Родине и лояльности
государству, а также отстаивание национальных интересов. Все это
составляет то, что называют национализмом в его гражданском и
государственном варианте.
Особый вызов государству и гражданской нации бросает радикальный
национализм меньшинств, которые желают выйти из общего государства
путем вооруженной сецессии. Этнический национализм большинства
также несет в себе риски, ибо может объявить государство
исключительной собственностью одной группы. Выступая приверженцем
существующей государственности, такой национализм порождает
противников данного государства среди меньшинств.
Так, например, одной из причин внутренних гражданских войн в
Индии стал индусский национализм, представленный хиндиязычным
большинством. Поэтому в Индии утверждается понятие индийской нации,
хотя в стране существует множество больших и малых народов, языков,
религий и рас. Начиная с Ганди и Джавахарлала Неру, элита страны и
государство отстаивают индийский национализм (название ведущей
политической партии – Индийский национальный конгресс) в противовес
национализму хинди и меньшинств. Благодаря этой идеологии Индия
сохраняет государственную целостность.
НАЦИОНАЛИЗМ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ
Легимность государству придает население, осознающее себя единым
народом и приверженное своему государству. В России таковым
является российский народ (россияне) – понятие, родившееся во
времена Петра I и Михаила Ломоносова и утверждавшееся выдающимися
деятелями, начиная от Николая Карамзина.
В дореволюционной России было представление о национальной
территории, национальных интересах и национальной экономике,
существовал многочисленный слой образованного и служивого населения
разной этнической и религиозной принадлежности, и люди считали себя
представителями российского народа и называли Россию своим
Отечеством. Не случайно в ходе Октябрьской революции и Гражданской
войны противников большевиков объединял лозунг защиты единой и
неделимой России.
ОЦЕНКА СССР И СОВЕТСКОГО НАРОДА
В СССР единство советского народа обеспечивали формулы
интернационализма и дружбы народов. На самом деле это единство в
значительной мере держалось на тоталитарно-авторитарной форме
правления и на идеологии советского патриотизма. Не называя себя
так официально, советский народ представлял собой гражданскую
нацию, а Советский Союз был национальным государством в неменьшей
мере, чем другие крупные и этнически гетерогенные государства,
которые считались и считаются национальными: Бразилия,
Великобритания, Канада, Китай, Индия, Индонезия, Испания, Мексика,
США и др.
Советская модернизация и культурная политика при всех
деформациях оказали позитивное воздействие на сохранение и развитие
малых культур, а общие исторические испытания и достижения
способствовали национальной консолидации советского народа в
социально-культурном и поведенческом смысле.
НОВЫЙ РОССИЙСКИЙ ПРОЕКТ
В современных государствах признается множественная, не
взаимоисключающая идентичность и на уровне коллективных общностей,
и на уровне отдельной личности. Это ослабляет этнокультурные
разделительные линии в рамках одного согражданства и способствует
национальной консолидации, не говоря уже о том, что более адекватно
отражается самосознание потомков смешанных браков. В России, где 30
% жителей родились в смешанных браках, до сих пор сохраняется
практика обязательной фиксации единичной этничности граждан. Это
приводит к насилию над личностью и к страстным спорам, кто к какому
народу принадлежит. В целях национальной консолидации и более
полного отражения этноконфессионального многообразия россиян
предстоящая перепись населения должна позволить указывать
множественную этническую принадлежность.
Подобные представления существуют в странах с более разобщенным
населением, чем у нас. В России же сложилась реальная общность
россиян на основе исторических и социальных ценностей, патриотизма,
культуры и языка, но усилия значительной части элиты направлены в
сторону отрицания этой общности. Такую ситуацию следует срочно
изменить. Национальная идентичность утверждается через многие
механизмы и каналы, но прежде всего через обеспечение гражданского
равноправия, системы воспитания и образования, государственного
языка, символов и календаря, культурного и массмедийного
производства. После переустройства основ экономики и политической
системы Российская Федерация нуждается в обновлении
доктринально-идеологической сферы обеспечения гражданской
солидарности и национальной идентичности.
Национальная идентичность русского народа в книге историка Валерия Тишкова
Академик-секретарь Отделения историко-филологических наук Российской академии наук, научный руководитель Института этнологии и антропологии РАН Валерий Тишков
Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ
Фрагменты из книги
Эта книга о российском народе и его национальном самосознании (идентичности), которое делает россиян народом-нацией…
Фундаментальное значение для российских граждан и для страны в целом имеют вопросы: почему мы один народ-нация, как мы себя ощущаем и как нас воспринимает остальной мир? И в этой связи важно, чтобы по вопросу о национальной идентичности в российском обществе существовал консенсус, прежде всего среди политиков, ученых и общественных активистов. Не менее важно воспитать должное понимание этого вопроса у школьника и студента, у преподавателя и журналиста, среди самых широких кругов россиян…
Мнение автора, которое сегодня разделяет большинство российских ученых-обществоведов, таково, что с эпохи формирования централизованных государств на карте мира существует под разными названиями российское государство — сначала как Российская Империя, затем как Советский Союз. После распада СССР в 1991 году Российская Федерация представляет собой продолжение исторического российского государства, несмотря на утрату более трети населения и обширных территорий. Одновременно это заново самоопределившееся национальное государство, полностью легитимное и суверенное.
Книга содержит несколько фундаментальных новаций, которые могут казаться трудными для восприятия политиками и обществоведами в силу инерции мышления или идеологической ориентации.
Однако после 1991 года, помимо территориальных и демографических утрат, имел место обратный процесс возрождения религии, забытых имен и названий, событий прошлого, а также трудный поиск и созидание новых основ нашей жизни, особенно в сфере экономики и политики. И, что самое для нас важное — произошло возвращение российскости: от названия страны (Россия) и ее народа (россияне) до сферы повседневного языка и массового сознания. Таким образом, государство российское было, есть и будет. Оно никуда не уходило от нас, оно остается постоянным фактом истории для его жителей и для внешнего мира. Вот эту историческую преемственность и новые явления освещает данная книга.
Некоторые скептики заявляют, что в России из-за недостаточной демократии и уровня сознания нет гражданской нации и Россия поэтому не может считаться национальным государством. Однако напомним, что для современных государств полиэтничность населения, степень демократичности управления, гражданской зрелости и солидарности того или иного общества не определяют характер государства — национальное оно или нет. Все известные крупные государства имеют сложный состав населения, но все они считают себя национальными государствами, как и все современные нации состоят из представителей многих этнических групп. Тем более это не связано с политико-идеологическим единством, которым якобы должны обладать нации. Несогласных, включая этнических, религиозных, региональных сепаратистов и даже вооруженных экстремистов, хватает в среде многих крупных и не очень крупных наций, но от этого они не перестают быть нациями и считать себя таковыми.
В России ситуация отличается тем, что по ряду причин объективного (длительная история освоения обширных территорий) и случайного (влияние ложных теорий и пропаганды) свойства этнический фактор (или так называемый национальный вопрос) обрел доминирующее значение в общественной жизни. Особенно этим отличился советский период, когда этнический фактор стал одной из основ государственного строительства, включая территориально-административное устройство.
В последние десятилетия наука обществознания открывает все новые стороны социального бытия. Ученые и управленцы пытаются осмысливать и находить ответы на новые ситуации и решать проблемы, которые возникают в жизни многоэтничных стран и сообществ. Мы сегодня знаем о мире и о самих себе гораздо больше, чем знали 30–40 лет тому назад, а тем более по сравнению с нашими предшественниками. Одним из прорывов в гуманитарном знании современного поколения стало такое видение социальной жизни и культурных форм, которое отдает должное феномену социального конструирования действительности и дискурсивным (коммуникативным) практикам людей и человеческих коллективов. Значение акта речи и символической политики стало не менее важным для понимания и объяснения жизни, чем жесткий социологический факт. Производство субъективных предписаний со стороны элит, религиозная вера, духовные искания и эмоции, политическая мобилизация и идеологическая индоктринация оказались не менее значимыми, чем социобиологические детерминанты поведения, экономические и социальные факторы жизни. Это касается прежде всего такой важной сферы, как самосознание, духовно-нравственные ценности, как все, что мы называем также идентичностью, как чувство сопричастности или соотнесения себя с определенной общностью, организацией или культурой. В центре нашей книги именно феномен российской идентичности, которая последние четверть века пришла на смену советскому самосознанию и которая ныне вышла на первые позиции в сравнении с этнической, конфессиональной или регионально-местной идентичностями.
Читайте также: