Жизнь и мнения тристрама шенди краткое содержание

Обновлено: 02.07.2024

В начале повествования рассказчик предупреждает читателя, что в своих заметках не будет придерживаться никаких правил создания литературного произведения, не будет соблюдать законы жанра и придерживаться хронологии.

Доктор Слоп послал слугу Обадию за медицинскими инструментами, но тот, боясь их растерять по дороге, так крепко завязал мешок, что, когда они понадобились и мешок был наконец развяан, в суматохе акушерские щипцы были наложены на руку дяди Тоби, а его брат порадовался, что первый опыт был произведен не на головке его ребенка.

Семейство Шенди, боясь, что новорожденный отдаст Богу душу, спешит его окрестить. Отец выбирает для него имя Трисмегист. Но служанка, несущая ребенка к священнику, забывает такое трудное слово, и ребенка по ошибке нарекают Тристрамом. Отец в неописуемом горе: как известно, это имя было особенно ненавистно для него. Вместе с братом и священником он едет к некоему Дидию, авторитету в области церковного права, чтобы посоветоваться, нельзя ли изменить ситуацию. Священнослужители спорят между собой, но в конце концов приходят к выводу, что это невозможно.

Герой получает письмо о смерти своего старшего брата Бобби. Он размышляет о том, как переживали смерть своих детей разные исторические личности. Когда Марк Туллий Цицерон потерял дочь, он горько оплакивал ее, но, погружаясь в мир философии, находил, что столько прекрасных вещей можно сказать по поводу смерти, что она доставляет ему радость. Отец Шенди тоже был склонен к философии и красноречию и утешал себя этим.

Священник Йорик, друг семьи, давно служивший в этой местности, посещает отца Шенди, который жалуется, что Тристраму трудно дается исполнение религиозных обрядов. Они обсуждают вопрос об основах отношений между отцом и сыном, по которым отец приобретает право и власть над ним, и проблему дальнейшего воспитания Тристрама. Дядя Тоби рекомендует в гувернеры молодого Лефевра и рассказывает его историю. Однажды вечером дядя Тоби сидел за ужином, как вдруг в комнату вошел хозяин деревенской гостиницы.

Он попросил стакан-другой вина для одного бедного джентльмена, лейтенанта Лефевра, который занемог несколько дней назад. С Лефевром был сын лет одиннадцати-двенадцати. Дядя Тоби решил навестить джентльмена и узнал, что тот служил с ним в одном полку. Когда Лефевр умер, дядя Тоби похоронил его с воинскими почестями и взял опеку над мальчиком. Он отдал его в общественную школу, а затем, когда молодой Аефевр попросил позволения попытать счастья в войне с турками, вручил ему шпагу его отца и расстался с ним как с собственным сыном. Но молодого человека стали преследовать неудачи, он потерял и здоровье, и службу — все, кроме шпаги, и вернулся к дяде Тоби. Это случилось как раз тогда, когда Тристраму искали наставника.

Рассказчик вновь возвращается к дяде Тоби и рассказывает о том, как дядя, всю жизнь боявшийся женщин — отчасти из-за своего ранения, — влюбился во вдову миссис Водмен.

Проехав несколько городов, Шенди попадает в Лион, где собирается осмотреть механизм башенных часов и посетить Большую библиотеку иезуитов, чтобы ознакомиться с тридцатитомной историей Китая, признавая при этом, что равно ничего не понимает ни в часовых механизмах, ни в китайском языке. Его внимание также привлекает гробница двух любовников, разлученных жестокими родителями. Амандус взят в плен турками и отвезен ко двору марокканского императора, где в него влюбляется принцесса и томит его двадцать лет в тюрьме за любовь к Аманде. Аманда же в это время, босая и с распущенными волосами, странствует по горам, разыскивая Амандуса. Но однажды ночью случай приводит их в одно и то же время к воротам Лиона. Они бросаются друг другу в объятия и падают мертвыми от радости. Когда же Шенди, расстроганный историей любовников, добирается до места их гробницы, дабы ороситьее слезами, оказывается, что таковой уже не существует.

Шенди, желая занести последние перипетии своего вояжа в путевые заметки, лезет за ними в карман камзола и обнаруживает, что они украдены. Громко взывая ко всем окружающим, он сравнивает себя с Санчо Пансой, возопившим по случаю потери сбруи своего осла. Наконец порванные заметки обнаруживаются на голове жены каретника в виде папильоток.

Какого мнения об умственных способностях афроамериканцев был президент США Томас Джефферсон?

Какого мнения об умственных способностях афроамериканцев был президент США Томас Джефферсон? В одном из писем Томаса Джефферсона, одного из отцов-основателей и идеолога независимости США, выступавшего за отмену рабства, содержится такая фраза: «Я точно знаю, что ни один

Долгая жизнь, короткая жизнь?

Долгая жизнь, короткая жизнь? В юности здоровый и занятой человек, увлеченный жизнью и ее сложностями, редко думает о смерти. Однако по мере старения он все больше осознает скоротечность жизни и задается вопросами о будущем. Может быть, основной вопрос звучит попросту так:

7.23 Формирование общественного мнения и демонстрация отношения как средство власти

ОПРОСЫ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ

ОПРОСЫ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ С помощью опросов выясняется характер отношения людей к конкретным политическим вопросам (например, отношение к партиям или частным направлениям государственной политики).Организаторы опросов стремятся выяснить мнение людей, предлагая

Помилуйте, мы с вами не ребята, / Зачем же мнения чужие только святы?

Роскошь собственного мнения

Роскошь собственного мнения Выражение стало широко известным после того, как канцлер Германии Отто Эдуард Леопольд Бисмарк (1815—1898), выступая в мае 1886 г. на заседании рейхстага, сказал, что такую роскошь, как роскошь собственного мнения, он себе позволить не

Мнения

Мнения Таковые разнятся.Дарья, 26 лет, журналист. Большинство моих знакомых удивляются, откуда у девушки такие мужские увлечения: футбол и мобильные телефоны. Если с футболом все более-менее ясно — спутниковая тарелка, Лига чемпионов, посиделки в чешском ресторане и

СОВЕТЫ И ПРАВИЛА КОНСТАНТИНА МЕЛИХАНА, ДЖЕНТЛЬМЕНА

СОВЕТЫ И ПРАВИЛА КОНСТАНТИНА МЕЛИХАНА, ДЖЕНТЛЬМЕНА Бородой нельзя закрыть лысину, но можно отвлечь от нее внимание.* * *Джентльмен должен знать, что нравится его даме, чтобы не оказаться с ней там, где это можно купить.* * *Джентльмен никогда не бросит даму, а сделает так,

В начале повествования рассказчик предупреждает читателя, что в своих заметках не будет придерживаться никаких правил создания литературного произведения, не будет соблюдать законы жанра и придерживаться хронологии.

Доктор Слоп послал слугу Обадию за медицинскими инструментами, но тот, боясь их растерять по дороге, так крепко завязал мешок, что, когда они понадобились и мешок был наконец развяан, в суматохе акушерские щипцы были наложены на руку дяди Тоби, а его брат порадовался, что первый опыт был произведён не на головке его ребёнка.

Семейство Шенди, боясь, что новорождённый отдаст Богу душу, спешит его окрестить. Отец выбирает для него имя Трисмегист. Но служанка, несущая ребёнка к священнику, забывает такое трудное слово, и ребёнка по ошибке нарекают Тристрамом. Отец в неописуемом горе: как известно, это имя было особенно ненавистно для него. Вместе с братом и священником он едет к некоему Дидию, авторитету в области церковного права, чтобы посоветоваться, нельзя ли изменить ситуацию. Священнослужители спорят между собой, но в конце концов приходят к выводу, что это невозможно.

Герой получает письмо о смерти своего старшего брата Бобби. Он размышляет о том, как переживали смерть своих детей разные исторические личности. Когда Марк Туллий Цицерон потерял дочь, он горько оплакивал её, но, погружаясь в мир философии, находил, что столько прекрасных вещей можно сказать по поводу смерти, что она доставляет ему радость. Отец Шенди тоже был склонен к философии и красноречию и утешал себя этим.

Священник Йорик, друг семьи, давно служивший в этой местности, посещает отца Шенди, который жалуется, что Тристраму трудно даётся исполнение религиозных обрядов. Они обсуждают вопрос об основах отношений между отцом и сыном, по которым отец приобретает право и власть над ним, и проблему дальнейшего воспитания Тристрама. Дядя Тоби рекомендует в гувернёры молодого Лефевра и рассказывает его историю. Однажды вечером дядя Тоби сидел за ужином, как вдруг в комнату вошёл хозяин деревенской гостиницы. Он попросил стакан-другой вина для одного бедного джентльмена, лейтенанта Лефевра, который занемог несколько дней назад. С Лефевром был сын лет одиннадцати-двенадцати. Дядя Тоби решил навестить джентльмена и узнал, что тот служил с ним в одном полку. Когда Лефевр умер, дядя Тоби похоронил его с воинскими почестями и взял опеку над мальчиком. Он отдал его в общественную школу, а затем, когда молодой Аефевр попросил позволения попытать счастья в войне с турками, вручил ему шпагу его отца и расстался с ним как с собственным сыном. Но молодого человека стали преследовать неудачи, он потерял и здоровье, и службу — все, кроме шпаги, и вернулся к дяде Тоби. Это случилось как раз тогда, когда Тристраму искали наставника.

Рассказчик вновь возвращается к дяде Тоби и рассказывает о том, как дядя, всю жизнь боявшийся женщин — отчасти из-за своего ранения, — влюбился во вдову миссис Водмен.

Проехав несколько городов, Шенди попадает в Лион, где собирается осмотреть механизм башенных часов и посетить Большую библиотеку иезуитов, чтобы ознакомиться с тридцатитомной историей Китая, признавая при этом, что равно ничего не понимает ни в часовых механизмах, ни в китайском языке. Его внимание также привлекает гробница двух любовников, разлучённых жестокими родителями. Амандус взят в плен турками и отвезён ко двору марокканского императора, где в него влюбляется принцесса и томит его двадцать лет в тюрьме за любовь к Аманде. Аманда же в это время, босая и с распущенными волосами, странствует по горам, разыскивая Амандуса. Но однажды ночью случай приводит их в одно и то же время к воротам Лиона. Они бросаются друг другу в объятия и падают мёртвыми от радости. Когда же Шенди, расстроганный историей любовников, добирается до места их гробницы, дабы оросить её слезами, оказывается, что таковой уже не существует.

Шенди, желая занести последние перипетии своего вояжа в путевые заметки, лезет за ними в карман камзола и обнаруживает, что они украдены. Громко взывая ко всем окружающим, он сравнивает себя с Санчо Пансой, возопившим по случаю потери сбруи своего осла. Наконец порванные заметки обнаруживаются на голове жены каретника в виде папильоток.

В начале повествования рассказчик предупреждает читателя, что в своих заметках не будет придерживаться никаких правил создания литературного произведения, не будет соблюдать законы жанра и придерживаться хронологии.

Доктор Слоп послал слугу Обадию за медицинскими инструментами, но тот, боясь их растерять по дороге, так крепко завязал мешок, что, когда они понадобились и мешок был наконец развяан, в суматохе акушерские щипцы были наложены на руку дяди Тоби, а его брат порадовался, что первый опыт был произведён не на головке его ребёнка.

Семейство Шенди, боясь, что новорождённый отдаст Богу душу, спешит его окрестить. Отец выбирает для него имя Трисмегист. Но служанка, несущая ребёнка к священнику, забывает такое трудное слово, и ребёнка по ошибке нарекают Тристрамом. Отец в неописуемом горе: как известно, это имя было особенно ненавистно для него. Вместе с братом и священником он едет к некоему Дидию, авторитету в области церковного права, чтобы посоветоваться, нельзя ли изменить ситуацию. Священнослужители спорят между собой, но в конце концов приходят к выводу, что это невозможно.

Герой получает письмо о смерти своего старшего брата Бобби. Он размышляет о том, как переживали смерть своих детей разные исторические личности. Когда Марк Туллий Цицерон потерял дочь, он горько оплакивал её, но, погружаясь в мир философии, находил, что столько прекрасных вещей можно сказать по поводу смерти, что она доставляет ему радость. Отец Шенди тоже был склонен к философии и красноречию и утешал себя этим.

Священник Йорик, друг семьи, давно служивший в этой местности, посещает отца Шенди, который жалуется, что Тристраму трудно даётся исполнение религиозных обрядов. Они обсуждают вопрос об основах отношений между отцом и сыном, по которым отец приобретает право и власть над ним, и проблему дальнейшего воспитания Тристрама. Дядя Тоби рекомендует в гувернёры молодого Лефевра и рассказывает его историю. Однажды вечером дядя Тоби сидел за ужином, как вдруг в комнату вошёл хозяин деревенской гостиницы. Он попросил стакан-другой вина для одного бедного джентльмена, лейтенанта Лефевра, который занемог несколько дней назад. С Лефевром был сын лет одиннадцати-двенадцати. Дядя Тоби решил навестить джентльмена и узнал, что тот служил с ним в одном полку. Когда Лефевр умер, дядя Тоби похоронил его с воинскими почестями и взял опеку над мальчиком. Он отдал его в общественную школу, а затем, когда молодой Аефевр попросил позволения попытать счастья в войне с турками, вручил ему шпагу его отца и расстался с ним как с собственным сыном. Но молодого человека стали преследовать неудачи, он потерял и здоровье, и службу — все, кроме шпаги, и вернулся к дяде Тоби. Это случилось как раз тогда, когда Тристраму искали наставника.

Рассказчик вновь возвращается к дяде Тоби и рассказывает о том, как дядя, всю жизнь боявшийся женщин — отчасти из-за своего ранения, — влюбился во вдову миссис Водмен.

Проехав несколько городов, Шенди попадает в Лион, где собирается осмотреть механизм башенных часов и посетить Большую библиотеку иезуитов, чтобы ознакомиться с тридцатитомной историей Китая, признавая при этом, что равно ничего не понимает ни в часовых механизмах, ни в китайском языке. Его внимание также привлекает гробница двух любовников, разлучённых жестокими родителями. Амандус взят в плен турками и отвезён ко двору марокканского императора, где в него влюбляется принцесса и томит его двадцать лет в тюрьме за любовь к Аманде. Аманда же в это время, босая и с распущенными волосами, странствует по горам, разыскивая Амандуса. Но однажды ночью случай приводит их в одно и то же время к воротам Лиона. Они бросаются друг другу в объятия и падают мёртвыми от радости. Когда же Шенди, расстроганный историей любовников, добирается до места их гробницы, дабы оросить её слезами, оказывается, что таковой уже не существует.

Шенди, желая занести последние перипетии своего вояжа в путевые заметки, лезет за ними в карман камзола и обнаруживает, что они украдены. Громко взывая ко всем окружающим, он сравнивает себя с Санчо Пансой, возопившим по случаю потери сбруи своего осла. Наконец порванные заметки обнаруживаются на голове жены каретника в виде папильоток.

В произведении главный герой Тристрам Шенди считается номинальным персонажем. Писатель заканчивает рассказывать об истории Тристрама, дойдя до девятого тома, где герою исполняется пять лет. Заголовок романа уже поражает читателя, ведь о каком мышлении можно говорить, если ребенку всего пять лет. Для чего писатель это делает?

Роман выделяется не только необычностью героев и их внешними описаниями, которые строятся по принципу парадоксальности, но и удивляет читателя манерой письма писателя. Лоренс Стерн большое количество раз возвращается к тому, что говорил читателю уже на предыдущей странице. В результате, роман стал примером английского сентиментализма и принес писателю славу и успех.

Читатель восхищается Ла Флером, которого писатель изображает бедным, но при этом добрым и жизнерадостным человеком. В целом Стерн не является сторонником условностей и предрассудков. Однако автор не пытается идеализировать героя, он представляет его перед читателем как добрым, так и эгоистом, тщеславным человеком.

Лоренс Стерн подчеркивает, что природа, как и человеческий мир, не могут быть идеальными. Они всегда являются источников душераздирающих картин. Поэтому спасти могут лишь чувства. Несмотря на это все его персонажи отказываются бороться и убегают от реальности, желая спрятаться где-то в укромном уголке. При их жизнелюбии, их образы получаются трагичными.

Лоуренс Стерн

Александр Генис: “Сентиментальное путешествие по Франции и Италии” Лоренса Стерна - потрясающая книга уж потому, что там нет никакого путешествия. Есть только сотня страниц, наполненных мозаичными случайными рассуждениями по пустячным поводам. Заканчивается книга Стерна замечательно — последнее предложение выглядит следующим образом: “Так что, когда я протянул руку, я схватил горничную за — ”.

Никто уже не узнает, за что схватил горничную герой Стерна — как раз эта издевательская недосказанность и покорила читателей.

Самое удивительное, что влияние Стерна очень заметно в другом путешествие - Радищева. Об этом есть в нашей книге “Родная речь”. Радищев избрал для своей главной книги самый модный в то время образец — ведь Стерном зачитывалась вся Европа. Он открыл новый литературный принцип — писать ни о чем, постоянно издеваясь над читателем, иронизируя над его ожиданием, дразня полным отсутствием содержания.

“Путешествие” Радищева почти копирует “Путешествие” Стерна за тем исключением, что Радищев решил заполнить намеренно пустую форму Стерна патетическим содержанием. Однако формальные приемы остались. Одна глава у него Радищева кончается точно так, как у Стерна - намеренно обрывается на полуслове: “Всяк пляшет, да не как скоморох, — повторил я, наклонялся и, подняв, развертывая. ”

Александр Генис: Многие мои любимые книги не добрались до финала - от “Швейка” до “Человека без свойств” Музиля.

Борис Парамонов: Да, финалы, финиши, концы в литературе вещь весьма условная. Об этом еще Гегель теоретизировал: любой роман должен кончаться свадьбой. А ведь сплошь и рядом только после свадьбы самое интересное и начинается.

Александр Генис: “Анна Каренина”, например.

Александр Генис: Начинается же книга с того, как миссис Шенди рожает нашего героя, и тоже страниц через полтораста родила.

Борис Парамонов: Строго говоря, даже не с родов жизнь героя начинается, а с его зачатия. Мистер Шенди, отец будущего героя, поставил себе за правило все мелкие, но необходимые домашние дела делать в первый понедельник месяца. В этот день он заводит часы, а уже заодно к этому же действию приурочивает другое: а именно, отдает супружеский долг.

Александр Генис: И тут не без препятствий: только отец Шенди приступил к делу, как жена его спросила: дорогой, а вы не забыли завести часы?

Борис Парамонов: Тристрам Шенди, то есть сын, и номинальный герой повествования, считает, что вся его жизнь пошла кувырком, начиная с этого не к месту и не ко времени заданного вопроса его матушки.

В общем никакого Тристрама так и не будет в романе, ускользающем от линии повествования во всевозможные отступления. Подчас эти отступления занимают десяток страниц - и сами в свою очередь сопровождаются сторонними соображениями и сюжетами.

В конце концов одно происшествие всё же случается с героем: горничная Сюзанна , неосторожно подняла оконную раму, держа Тристрама на руках, и неожиданно упавшая рама нанесла нашему герою некий заметный телесный урон.

Александр Генис: Обрезание. Впрочем, еще раньше, когда Тристрам рождался, доктор Слоуп изуродовал ему нос акушерскими ножницами.

Борис Парамонов: Вот пожалуй и всё, что мы узнали о самом Тристраме Шенди. Гораздо больше мы узнаем об его отце, доморощенном философе, его дядюшке Тоби, ветеране какой-то нескончаемой войны, за испанское что ли наследство, и о его слуге капрале Триме. Потом, уже к концу текста, появляется некая вдова Уодман, которая не прочь выйти за дядюшку Тоби, но испытывает некие затруднения при мысли о том, что во время осады Намюра дядюшка Тоби получил серьезную рану в паху. Очень много уделяется страниц изысканиям вдовы Уодман и ее служанки Бригитты, пытающихся выяснить, не мешает ли эта рана исполнению супружеских обязанностей дядюшки Тоби.

В общем связного повествования не ждите, его не будет. Но - и вот это огромное НО - при этом роман Стерна - интереснейшее и захватывающее чтение. От него не оторваться. И вот тут главный авангардизм у автора 18 столетия: он заставляет не следить за сюжетом, но любоваться и наслаждаться самим текстом.

Александр Генис: Это - густо записанное полотно не нуждается в сюжете, как живопись импрессионистов, до которых искусство добралось аж через век.

Этот прием называется задержанием или торможением. И его вовсю употребляет Стерн, только делает это вне сюжетных мотивировок: просто начинает говорить о другом. То есть он не пишет роман, а демонстрирует приемы написания романа. Почему Шкловский и говорит в конце своего исследования: Тристрам Шенди самый типичный роман мировой литературы. Это как если бы сказать: самое типичное в любом человеке - его скелет.

Александр Генис: Добавить к этому нужно разве то, что при этом “Тристрам Шенди” читается легко, с удовольствием и доставляет чистейшую читательскую радость. Это ни в коем случае не скучное чтение, как можно было бы подумать.

Борис Парамонов: Да, и вот тут, Александр Александрович, приходит на ум еще такое соображение: не есть ли радость чтения - всего-навсего удовольствие, доставляемое произнесением текста? Движение самой словесной массы?

А это именно так. Вспомните подобное впечатление от какого-либо другого текста.

Александр Генис: “Евгений Онегин”!

Борис Парамонов: Точно! Кстати, ученые, те же формалисты Шкловский и Тынянов, говорили о сродности построений “Тристрама Шенди” и “Онегина”. Это ведь тоже не дело - искать в “Онегине” героев или событийную фабулу. “Онегин “жив движением текста, словесных масс. Самое главное в пушкинском романе - не герои, не Татьяна с Онегиным, а отступления.

Александр Генис: Лотман бы с Вами не согласился. Да и я бы воздержался. Онегин - породил череду подобных ему героев, а выросшая Татьяна - вообще Пушкин. Но этот разговор мы отложим.

Александр Генис: Да, в этом что-то есть. Ранний - допутинский - Сорокин писал прозу как художник, которым он, кстати, и является. Он комбинирует языковые пласты по законам композиции, а не смысла, который у него часто заменяет глосслалия. Тут он радикальнее Стерна. Впрочем, в оригинальном издании “Тристрама Шенди” была вклеена черная страница, иллюстрирующая мрачный взгляд персонажа на вещи. Когда я рассказал об этом нашему главному абсурдисту Бахчаняну, он пришел в восторг и прочел весь роман.

Борис Парамонов: А я, знаете что еще заметил, в этот раз читая Тристрама Шенди? Вот это чистое удовольствие от текста, от самого его произнесения вслух или про себя - навело память на другую столь же новаторскую книгу - на Марселя Пруста. Там ведь тоже не ждешь, когда Одетта изменит или не изменит Свану, - а просто смакуешь текст, радуешься словам, потоку слов, доставляющих самостоятельное, автономное удовольствие, радость.

Александр Генис: Не оттого ли, что у обеих книг один великий переводчик - Адриан Франковский? Сейчас, впрочем, его Пруста критикуют, но “Тристрама Шенди” он перевел конгениально, сделав эту беспрецедентную книгу фактом не только английской, но и русской словесности.

Читайте также: