Зеленая дверь о генри краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Композиция новеллы состоит из истории героя и воображаемой истории, которую предлагает читателю представить рассказчик. Эта история доказывает, что обыватель не готов принять участие в приключении, когда прекрасная незнакомка суёт в руку невероятно горячую булочку с маслом, а сама отрезает крохотными ножницами верхнюю пуговицу на пальто. А вот герой новеллы готов поверить и более случайны совпадениям.

Дверь, не знающая отдыха. О. Генри

Главная → О. Генри → Дверь, не знающая отдыха

Редактором был я.

Шафранные лучи убывающего солнечного света пробивались сквозь хлебные скирды на садовом участке Микаджа-Виддеп и бросали янтарное сияние на мой горшочек с клейстером.

Я сидел перед конторкой на невращающемся винтовом стуле и писал передовицу против олигархии. Комната с единственным окном уже делалась добычей сумерек. Моими острыми фразами я срезал, одну за другой, головы политической гидры и в то же время, полный благожелательного мира, прислушивался к колокольчикам бредущих домой коров и старался угадать, что м-с Фланаган готовит на ужин.

И вдруг из сумеречной тихой улицы появился и склонился над углом моей конторки младший брат старика Времени. Его безбородое лицо было сучковато, как английский орешник. Я никогда не видел одежды, подобной той, что была на нем. Рядом с ним одежда Иосифа показалась бы одноцветной. Но не красильщик создал эти цвета. Пятна, заплаты, действие солнца и ржавчины были причиной их разнообразия. На его грубых сапогах ясно лежала пыль от тысячи пройденных лиг. (лига — три мили. Прим, перев.) Я не могу дольше описывать его, но скажу еще, что он был небольшого роста, хил и стар, — так стар, что я стал считать его годы столетиями. Да, я помню еще, что чувствовался запах, едва ощутимый запах, похожий на алоэ или мирру или, возможно, на кожу, — и я подумал о музеях.

Я схватил бювар и карандаш, потому что дело не ждет, а посещения древних обитателей, — посещения почетные и священные, — должны быть занесены в хронику.

— Рад видеть вас, сэр, — сказал я. — Я хотел бы предложить вам стул, но, видите ли,— продолжал я: — я прожил в Монтополисе всего три недели и знаком с немногими из здешних граждан.— Я кинул неуверенный взгляд на его покрытые пылью сапоги и заключил газетной фразой:

— Предполагаю, что вы живете в нашей среде. Мой посетитель пошарил в своей одежде, вытащил

— Я рад, что вы зашли, м-р Адер, — сказал я. — В качестве одного из наших старейших горожан, вы с гордостью должны смотреть на рост Монтополиса за последнее время. Среди других улучшений я, кажется, могу обещать, что город будет снабжен живой, интересной газетой.

— Знакомо вам это имя на карточке? — спросил посетитель, прервав меня.

— Нет, мне не приходилось его слышать.

Здесь рукопись обрывалась.

Я, должно-быть, что-нибудь громко произнес насчет Вечного Жида, потому что старик заговорил громко и с горечью.

Я старался найти тему разговора, которая могла бы заинтересовать моего посетителя, и колебался между состязанием в ходьбе и плиоценовым периодом, как вдруг старик начал горько и мучительно плакать.

— Ободритесь, м-р Адер,—сказал я, несколько смущенный. — Все это может выясниться через несколько сот лет. Уже наступила явная реакция в пользу Иуды Искариота, полковника Берра и известного скрипача Нерона. Наше время — время обеления. Вам не следует падать духом…

Сам того не сознавая, я затронул в нем слабую струну. Старик воинственно сверкнул глазами сквозь старческие слезы.

Прислонившись к стене, спрятанный между старых ящиков из-под мануфактуры, стоял император Нерон в тоге, обернутой вокруг ног, и курил длинную черную сигару.

«—Хочешь сигару, Майкоб?* сказал он.

Теперь я обнаружил новый запах у мистера Майкоба Адера. Я обонял не мирру, не бальзам или иссоп. Нет,— эманация была запахом скверного виски и — что было еще хуже! — душком комедии того сорта, какую мелкие юмористы публикуют, одевая серьезную и почтенную сущность легенды и истории в вульгарную мещанскую ветошь, сходящую за некоторый род остроумия.

Я мог переносить Майкоба Адера, как самозванца, выдающего себя за тысячадевятисотлетнего старика и играющего свою роль с приличием респектабельного умопомешательства. Но в роли шутника, понижающего ценность своей замечательной истории легкомыслием водевилиста, его значение уменьшалось.

Вдруг, как бы угадав мои мысли, он переменил тон.

— Простите, меня, сэр,—захныкал он:— у меня иногда путается в голове; я очень стар и не могу все запомнить…

Я понимал, что он прав, и что мне не следует пытаться примирить его с римской историей; поэтому я начал расспрашивать его о других древних личностях, с которыми он был близок в своих странствованиях.

Над моей конторкой висела гравюра, изображавшая рафаэлевских херувимов. Еще можно было различить их формы, хотя пыль причудливыми пятнами изменяла их контуры.

Мне казалось, что в… в Персии. Впрочем, я не знал наверно.

— Ни в истории, ни в библии не сказано, где он стоял. Первые изображения херувимов и купидонов были высечены на его стенах и колоннах. Два самых больших, сэр, находились в самой священной части храма, поддерживая балдахин над ковчегом, Но вместо крыльев, у них были рога, а лица были козлиные. Внутри и вокруг храма насчитывалось десять тысяч козлов. Ваши херувимы были козлами во времена Соломона, но живописцы ошибочно переделывали рога в крылья. «Я также очень хорошо знал Тамерлана, хромого Тимура. Это был небольшой человечек, не крупнее вас, с волосами цвета янтарного чубука у трубки. Он похоронен в Самарканде. Я был на похоронах, сэр. О, в гробу это был прекрасно сложенный человек, длиною в шесть футов, с черными баками. «Я помню также, как в Африке бросали репами в императора Веспасиана.

— У меня нет никакого виски,— сказал я,— и, извините, я собираюсь ужинать. Этот древний бездельник становился сущим наказанием. Он вытряхнул затхлые испарения из своей древней одежды, опрокинул чернильницу и продолжал нести свою нестерпимую околесицу.

— Я не обращал бы на это внимания,—жаловался он,— если бы не работа, которую я должен исполнять в страстную пятницу. Вы, сэр, конечно, знаете, про Понтия Пилата. Когда он покончил с собой, тело его было выброшено в озеро на Альпийских горах. Теперь послушайте, какую работу я должен исполнять каждую страстную пятницу. Старый дьявол спускается в озеро и вытаскивает Пилата, а вода кипит и брыжзет, как в кипятильном котле. Старый дьявол сажает тело на трон на скалах, и тут-то начинается мое дело.

О, сэр, вы пожалели бы меня! Помолились бы за Вечного Жида, который никогда не был жидом, если бы видали весь ужас того, что я должен делать. Я должен принести чашу с водой и стоять перед ним на коленях, пока он моет руки. Заявляю вам, что Понтий Пилат — человек, умерший двести лет назад, вытащенный вместе с покрывающей его тиной, без глаз и с рыбами, вьющимися внутри его, и с разлагающимся телом, сидит на троне, сэр, и моет руки в чаше, которую я держу пред ним каждую страстную пятницу. Так было приказано!

— Ну, м-р Адер,—сказал я успокаивающим тоном:— в чем же дело?

Он ответил прерывающимся голосом, сквозь мучительные рыдания:

— Потому только, что я не хотел дать бедному Христу отдохнуть на ступенях.

На его галлюцинацию, по-видимому, не могло быть разумного ответа, однако действие ее на него вряд ли заслуживало презрения. Но, не зная ничего, что могло бы облегчить страдания старца, я снова сказал, что обоим нам надо уходить из конторы.

Послушавшись, он поднялся наконец с моей конторки и позволил мне, полуприподняв, поставить его на пол. Исступление горя лишило его языка; свежесть слез отмочила кору горя. Память умерла в нем, по крайней мере, ее связная часть. — Я сделал это, — бормотал он, когда я вел его к двери,— я — сапожник из Иерусалима. Я вывел его на тротуар и при более сильном свете увидел, что лицо его иссушено, морщинисто и искажено печалью, которая не могла быть результатом одной лишь жизни. И вдруг в темном небе мы услышали резкий крик каких-то больших пролетающих птиц. Мой Вечный Жид поднял руку, наклонив при этом голову в сторону.

— Семь Свистунов, — сказал он, как бы представляя давнишних друзей.

— Дикие гуси, — ответил я, но признаюсь, что определить их число было выше моих сил.

— Они всюду следуют за мной,—сказал он.—Так было приказано! То, что вы слышите,—души семи евреев, помогавших при распятии. Иногда они бывают куликами, иногда гусями, но вы всегда увидите их летящими туда, куда я иду.

Тут я заснул, так как мои редакторские обязанности в этот день были не легки.

— Слыхали вы когда-нибудь о Майкобе Адере?— спросил я его, улыбаясь.

— Да, конечно,— ответил судья:— кстати, это напомнило мне о башмаках, находящихся у него в починке. Вот его лавчонка!

Мой Вечный Жид сидел на табурете и тачал подметки. Он был вымочен росой, запачкан травой, нечесан и жалок, и на лице его все еще виднелась необъяснимая горесть, проблематичная печаль и эзотерическая скорбь, которая, казалось, могла быть написана только пером веков.

Судья Хувер вежливо спросил о своих ботинках. Старый сапожник поднял глаза и отвечал довольно здраво. Он несколько дней был болен, сказал он. Завтра ботинки будут готовы. Он посмотрел на меня, и я заметил, что не оставил следа в его памяти. Мы вышли и направились своей дорогой.

— У старого Майка, — сказал кандидат,— опять был припадок запоя. Он регулярно каждый месяц напивается до бесчувствия, но он хороший сапожник.

— его история? — спросил я.

— Виски, — коротко ответил судья Хувер. — Это объясняет все.

Я смолчал, но не удовольствовался этим объяснением. Когда представился случай, я спросил о нем старика Селлерса, который жил у меня на хлебах.

— Майк О′Бадер уже шил башмаки в Монтополисе, когда я приехал сюда пятнадцать лет назад. Я догадываюсь, что горе его от виски. Раз в месяц он сбивается с пути и остается в таком виде неделю. Он воображает, что был еврейским разносчиком и всем об этом рассказывает. Никто не хочет его больше слушать. Когда же трезв — он не дурак. У него много книг в комнатке за лавкой, и он читает их. Я думаю, что все его горе в виски. Но я не был удовлетворен. Мой Вечный Жид все еще не был верно сконструирован для меня. Я нахожу, что женщинам не следует выдавать монополию на все любопытство в мире. И когда самый старый обитатель Монтополиса (на девяносто двадцаток лет моложе Майкоба Адера) зашел ко мне по газетному делу, я направил его непрерывную струю воспоминаний в сторону неразгаданного башмачника. Дядя Эбнер был всеобщей историей Монтополиса, переплетенной в коленкор. — О′Бадер,—задребезжал он,—явился сюда в 69 году. Он был первым здешним сапожником. Его теперь считают временно помешанным. Но он никому не вредит. Я думаю, что пьянство повлияло на его мозг. Скверная штука — пьянство. Я очень старый человек, сэр, и никогда не видел добра от пьянства.

— Не было ли у Майка О′Бадера какой-нибудь горестной потери или несчастия? — спросил я.

— Подождите. Тридцать лет назад было что-то в этом роде. Монтополис, сэр, в то время был очень строгим городом. У Майка О′Бадера тогда была дочь, очень красивая девушка. Она была слишком веселого нрава для Монтополиса, поэтому в один прекрасный день она ушла в другой город, вернее, сбежала с цирком. Через два года она вернулась навестить Майка, разодетая, в кольцах и драгоценностях. Он не хотел ее знать, и она временно поселилась где-то в городе. Думаю, что мужчины ничего бы на это не возразили, но женщины взялись за то, чтобы мужчины выселили девушку.

И вот однажды ночью решили выгнать ее. Толпа мужчин и женщин выставила ее из дома и погналась за ней с палками и камнями. Она побежала к дому своего отца и умоляла о помощи. Майк отворил, но когда увидел, кто это, то ударом кулака бросил ее на землю захлопнул дверь.

Толпа продолжала травить ее, пока она не выбежала совсем за город. А на следующий день ее нашли утопившейся в пруду у Хенторовской мельницы.

Я откинулся на спинку моего невертящегося винтового стула и, точно мандарин, ласково кивнул головой моему горшочку с клейстером.

— Когда у Майка запой, — продолжал дядя Эбнер, разболтавшись, — он воображает себя Вечным Жидом.

— Он и есть Вечный Жид, — сказал я, продолжая кивать головой.

Читать все произведения О. Генри На главную страницу (полный список произведений)

Герои новеллы

В новелле всего 3 героя. Главный герой, Рудольф Штейнер, работающий продавцом в магазине роялей, – истинный искатель приключений. Это простодушный молодой человек, обладающий приятной внешностью, который в поисках приключений не раз влипал в криминальные истории: дважды повёл ночь в полицейском участке, был несколько раз ограблен.

Приятный во всех отношениях молодой человек по имени Рудольф Штейнер, всю жизнь искал приключения. Прогуливаясь по вечернему городу, возле вывески дантиста, которая находилась в центре города, он обратил внимание на негра, который был необычайно высок, и на нем была надета одежда клоуна. Этот клоун раздавал прохожим листовки, проходившему мимо Рудольфу он тоже ее вручил. Рудольф стал рассматривать листовку, с одной стороны она была чистая, а на другой была напечатана надпись – Зеленая дверь. Прохожие выбрасывали листовки на тротуар, подняв один листок с тротуара, он увидел рекламу зубного врача. Молодой человек ради интереса, решил еще раз пройти мимо негра, тот снова дал ему листок с надписью – Зеленая дверь, а на тротуаре остался лежать лист с рекламой зубного кабинета. Парень решил, что он из всей толпы был выбран для свершения какого-то события. Он отправился по адресу, дом был пятиэтажным. Дойдя до третьего этажа, он увидел зеленую дверь и постучал в нее. Дверь открыла девушка, она была бледна и еле стояла и вдруг она начала медленно спускаться на пол. Девушка была в обморочном состоянии, Рудольф поднял ее и переложил на кровать. Осмотревшись он заметил, что обстановка в квартире бедная и ему стало понятно, что девушка нуждается в средствах. Прошло время, и девушка пришла в сознание, она рассказала молодому человеку о том, что не ела уже несколько дней. Долго не думая, молодой человек отправляется в ресторан и покупает в нем разную еду, приносит ее к девушке. Поевши, девушка рассказывает Рудольфу о своей жизни, о том, что она работала в магазине и получала мизерную оплату, хозяин придирался к ней и выставлял разнообразные штрафы, а потом она заболела, и ее уволили из магазина. Девушка жила одна и родственников у нее не было, и вдруг в дверь постучалось ее счастье в виде Рудольфа и они поняли, что должны быть вместе. Рудольфу необходимо было идти домой, и он пообещал навестить девушку на следующий день. Выйдя из квартиры, молодой человек поднялся этажом выше и увидел, что двери всех квартир были зеленого цвета. Подойдя к негру, он спросил, почему именно ему тот дал лист с надписью – Зеленая дверь, в ответ, указал ему на подъезд театра с рекламой нового спектакля под названием “Зеленая дверь”. Негр рассказал о том, что слышал от знакомых, что это отличная пьеса, а театральный агент дал ему несколько листовок с рекламой спектакля и он раздавал их вместе с рекламой зубоврачебного кабинета.

Рудольф уложил девушку на кровать и оглядел комнату, обстановка которой говорила о крайней нужде. Придя в себя, девушка призналась, что не ела три дня. Поняв, что это самое удивительное из всех его приключений, Рудольф бросился в ближайший ресторан и принёс всевозможную еду.

Во время трапезы девушка рассказала свою нехитрую историю. Она работала продавщицей в магазине, получала жалкую оплату, ещё и урезанную штрафами хозяина. Потом заболела и ее уволили с работы. Друзей и родственников у неё нет, и вот в ее дверь постучался искатель приключений. Молодые люди поняли, что нашли друг друга. Рудольф обещал завтра зайти проведать девушку.

— Я слышал, что пьеса первый сорт. Их агент дал мне немного бумажек, чтоб я их раздавал вместе с рекламой доктора — сказал негр.

— Я слышал, что пьеса первый сорт. Их агент дал мне немного бумажек, чтоб я их раздавал вместе с рекламой доктора — сказал негр. Пересказала Жизель Адан

Ощутив себя избранным из толпы, и ощущая, что его ожидает очередное приключение, Рудольф проследовал к пятиэтажному зданию, в котором располагалась эта самая зеленая дверь на 3 этаже. Когда он постучал, вышла бледная девушка, которая как только увидела Рудольфа, так сразу и потеряла сознание.

Сначала Рудольф уложил несчастную в кровать, а затем осмотрел помещение. Ничего, кроме крайней нужды хозяев помещения, он не заметил. Когда девушка пришла в чувства, то сообщила, что не ела уже несколько дней. Рудольф быстро вышел, чтобы накупить разнообразной еды в ближайшем ресторане, и принес девушке. Пока ела, девушка поведала о том, что работала в магазине за гроши. Ко всему прочему хозяин замучил штрафами. Когда заболела, ее уволили. Ни друзей, ни родственников она не имеет. Вот только Рудольф постучался в ее дверь. Молодые люди понравились друг дружке. Рудольф пообещал, что зайдет с визитом на следующий день. Когда он вышел и поднялся этажом выше, то заметил, что все двери в этом доме были зеленые.

Читайте также: