Волшебный рог мальчика краткое содержание

Обновлено: 30.06.2024

Рецензия Гете посвящена сборнику народных песен, составленному писателями-романтиками Ахимом фон Арнимом (1781–1831) и Клеменсом Брентано (1778–1842).

Иоганн Вольфганг Гете

Критике, по нашему мнению, вовсе не следовало бы на первых порах заниматься этим собранием: издатели составили и обработали его с такой любовью, прилежанием, вкусом и чуткостью, что соотечественникам остается только поблагодарить их — с участием, благожелательностью и сочувствием — за эти любвеобильные старания. Книжечка эта по праву должна находиться в каждом доме, где обитают живые люди, — на окне или под зеркалом, словом в тех местах, куда обычно кладут псалтырь и поваренные книги, так, чтобы ее можно было раскрыть в любую минуту хорошего или дурного настроения, всегда находя в ней что-нибудь созвучное или волнующее, хотя бы для этого и понадобилось перелистать страницу, другую.

Но больше всего этой книге подходит лежать на рояле любителя или мастера музыки, для того чтобы содержащиеся в ней песни могли с полным правом снова слиться с издавна принятыми, хорошо знакомыми мотивами или же петься на другие подходящие мелодии, а если богу будет угодно, вызывать к жизни и новые замечательные напевы.

И если впоследствии эти песни с их оригинальным ладом и строем, переходя от уха к уху, из уст в уста, ожившие и обретшие новую прелесть, стали бы постепенно возвращаться к народу, из недр которого они до известной степени вышли, то мы могли бы сказать, что эта книжечка исполнила свое назначение, и теперь, как труд написанный и напечатанный, спокойно может снова исчезнуть, перейдя в плоть и кровь нации.

Но так как в новейшие времена, особенно в Германии, по-видимому, ничто не может существовать и оказывать влияние без того, чтобы о нем не писали и опять не писали, не судили и не рядили, то пусть же здесь и об этом собрании будет высказано несколько мыслей, которые если не увеличат и не расширят доставляемого им наслаждения, то, по крайней мере, не станут и умалять его.

Если есть за что воздавать честь и хвалу этому собранию, так это за то, что все его части в высшей степени разнообразны и характерны. В нем содержится больше двухсот стихотворений, возникших за три последних столетия, и все они настолько друг от друга разнятся по смыслу, по тону, по замыслу, по способу изложения, что не сыщешь здесь и двух песен, похожих одна на другую. Мы возьмем на себя благодарный труд охарактеризовать их все подряд, так, как они представились нам с первого взгляда.

Этой слишком беглой характеристикой — но как возможно сделать ее другой? — мы не думаем предвосхищать чьего-либо мнения, меньше же всего мнения тех, кто сам умеет испытывать лирический восторг и с учащенно забившимся сердцем постигает стихотворения несравненно глубже, чем это возможно при лаконической характеристике, определяющей бо́льшую или меньшую значительность произведения. А теперь да будет нам дозволено сказать еще несколько слов о достоинствах целого.

Подобные стихотворения мы с давних пор привыкли называть народными песнями, хотя они, в сущности, никогда не слагались народом или для народа, а лишь имеют в себе нечто почвенное и мощное, легко усваиваемое и культивируемое наиболее здоровой и сильной частью нации, способной к их восприятию. Эти стихотворения являются самой подлинной поэзией, какая только может существовать даже для нас, хотя мы и стоим на более высокой ступени развития. В них таится непреодолимое очарование, подобное тому, какое имеет для стариков образ юности и юношеские воспоминания. Здесь искусство в конфликте с природой, и кажется, что именно эта борьба, это становление, взаимодействие и этот порыв сообща устремились на поиски известной цели и уже обрели ее. Подлинно поэтический гений, в чем бы он ни проявлялся, закончен в себе; пусть на его пути возникают препятствия в виде несовершенства языка, слабой внешней техники и тому подобного, — он владеет высшей, внутренней формой, а ей в конце концов подчиняется все; даже в темной и мутной стихии он творит часто не менее совершенно, чем впоследствии в ясной. Живое поэтическое восприятие ограниченного состояния возвышает частное до, правда, имеющего известные пределы, но все же не ограниченного общего, так что нам кажется, будто здесь, на маленьком пространстве, воссоздан целый мир. Требования глубокого созерцания обусловливают лаконизм; то, что в прозе казалось бы безоговорочной чепухой, представляется подлинно поэтическому восприятию необходимостью и достоинством, и даже нелепость, коль скоро она взывает со всей серьезностью к нашим сокровенным силам, не может не побудить их к деятельности, полной неизъяснимых наслаждений.

Прибегнув к вышеприведенной характеристике отдельных вещей, мы счастливо ускользнули от их классификации, которая, быть может, удастся нам лучше в будущем, когда окажутся собранными воедино многие из этих подлинных и значительных, глубокопочвенных песен. Не скроем, однако, своего предпочтения к тем из них, в которых лирический, драматический и эпический элементы настолько переплетаются, что с первого взгляда эти песни кажутся загадкой, которая только позднее более или менее разрешается, чаще всего в эпиграмматической форме.

Нам остается только пожелать, чтобы издатели, ободренные успехом, вскоре составили еще один том из обширных запасов своего собрания и уже имеющегося печатного материала. При этом мы, разумеется, посоветуем им всячески остерегаться пустеньких напевов миннезингеров, плоскости и пошлости мейстерзингеров, а также всякого поповства и педантизма.

Если издателям удастся осуществить и вторую часть этого собрания, надо будет попросить их отыскать такого рода песни и у других наций (их больше всего у англичан, меньше у французов, у испанцев они носят несколько иной характер, у итальянцев же почти совсем не встречаются), чтобы затем опубликовать их в оригинале, а также в уже имеющихся или же ими самими сделанных переводах.

В данной статье мы ограничимся наблюдениями, связанными с восприятием гейдельбержцами поэзии XVII в. Наличие в сборнике наряду с народными песнями католической поэзии вызвало в свое время нарекания критиков, а в дальнейшем затрудняло определение характера сборника — фольклорный / нефольклорный. Еще большие (можно сказать негативные) последствия имело это обстоятельство при попытках многих исследователей объективно оценить значение данного сборника в развитии романтической эстетики и практики, и в частности в определении редакторской позиции составителей.

Беспристрастность Арнима по отношению к религиозным взглядам старинных поэтов особенно очевидна на фоне сочетания поэзии протестанта Лютера и католика Шпее, выступающего как одно из выражений исчерпанности исторически сложившихся религиозных расхождений. Целесообразность их соседства Арним видит в актуальности обрабатываемых ими тем, отразивших бедствия Германии, и в высоком поэтическом достоинстве. Религиозная нейтральность Арнима проявляется не только по отношению к прошлому, но и к настоящему.

Брентано же был здесь непоследователен. Его редакторская деятельность отмечена определенным воздействием религиозной идеологии и символики, что заметно в тематическом отборе материала, в попытке синтеза романтических и религиозных идеалов нравственной чистоты. Эта непоследовательность Брентано и ввела в заблуждение исследователей. Она толкнула их на легкий путь теологических истолкований, в которых терялась суть поэтических исканий Брентано. Между католической символикой оригинала и вероисповеданием Брентано устанавливалась прямая причинно-следственная связь.

В варианте Гердера сохранены основные мотивы в характеристике образа Марии: она — пречистая дева, дарительница милости и небесная невеста. Брентано переосмысляет эти мотивы.

В интерпретации Брентано очевидна игра поэта с традиционными представлениями, цель которой — достижение сюжетного напряжения путем контраста:

Dein schöne Hand, dein milde Hand
О Jungfrau auserkoren,
Schneid oder schon, straf oder lohn,
Sonst ist alles verloren.

Брентано наделяет Марию чертами парки Атропы, обрывающей нить жизни, в большей мере, чем это намечено в оригинале. Художественный прием барочного синкретизма — привнесение в христианский гимн элементов античной мифологии — оригинально используется поэтом. У него Мария — Атропа легким движением прекрасной руки останавливает жизнь, в то время как у Бальде образ Марии с ее рукой, ведущей за собой, скорее ас­социируется с образом другой парки — Лахесы, тянувшей нить жизни.

И во многих других стихах о Марии (ср. у Шпее, у Прокопа) текст оригинала подвергается эстетической актуализации путем индивидуальной трактовки его центрального образа. В этом выражается осмысление источника как поэтического переживания, свободного от наслоений конфессионального прочтения.

Впрочем, не отрицая объективной причины симпатий Брентано к католической поэзии, — многие исследователи отмечают ее художественное превосходство над протестантской поэзией — следует подчеркнуть незамаскированность субъективного восприятия Брентано. Индивидуальный момент в его обработках духовной поэзии выступает ярче, чем, например, в обработках военных и исторических песен Арнимом.

Ни Арним, ни Брентано не задавались целью поставить свои обработки на службу религии. Ими руководило прежде всего мироощущение человека начала XIX в., для которого многие христианские ценности в большей или в меньшей степени утратили свое абсолютное значение.

Гердер предвосхищает романтиков не только в поэтической и эстетической оценке поэзии XVII в. И другие положения его трактата о Бальде были конкретизированы Арнимом и Брентано в соответствии с их поэтическими намерениями.

О war ich dieser Welt doch los
Los von den vielen Dingen
Und säss in kühlen Felsenschoos
Zu schweigen oder singen.
Ja schweigen oder singen.
Oder was es soll sein,
Du müstest vollbringen
Du wüstet’s allein.

В отличие от Бальде у Брентано прием альтернативы становится игрой. Он подхватывает и варьирует то, что по законам поэзии увеличивало диапазон выражения собственного настроения. Альтернативу у Брентано можно рассматривать как прием художественного выражения неуравновешенности его поэтической натуры, его непостоянства и смятения, как осознания им непрочности своего существования.

Интерпретация Брентано стихотворения Бальде, лишенная религиозного истолкования, также находит своеобразное подтверждение в его собственном стихотворении. Поэт и здесь далек от подчеркивания религиозных компонентов в поэтическом сознании:

Herr, zuvor brich noch mein Herz.

  • Для учеников 1-11 классов и дошкольников
  • Бесплатные сертификаты учителям и участникам


Описание презентации по отдельным слайдам:


КроссвордКроссворд1. 3-хчастное музыкальное произведение для солирующего инст.

Кроссворд
Кроссворд
1. 3-хчастное музыкальное произведение для солирующего инструмента и симфонического оркестра. Строится по принципу контраста.
1
2
3
4
5
2.. Вокальное произведение. Пение на гласный звук
3. Часть песни, включающая одну строфу текста и одно проведение мелодии. Повторяется в течении песни с новыми строфами поэтического текста, при это мелодия может оставаться неизменной.
4. Единица речи, служащая для выражения отдельного понятия. Текст к музыкальному произведению.

ВОЛШЕБНЫЙ РОГ МАЛЬЧИКА — собрание текстов немецких народных песен и баллад.

ВОЛШЕБНЫЙ РОГ МАЛЬЧИКА

— собрание текстов немецких народных песен и баллад, сделанное писателями-романтиками
Ахимом фон Арнимом (1781—1831) и Клеменсом Брентано (1778—1842)
в начале XIX века.

Густав Малер 7 июля 1860, Калиште, Богемия - 18 мая 1911, Вена. Австрийский к.

Густав Малер
7 июля 1860,
Калиште, Богемия -
18 мая 1911,
Вена.
Австрийский композитор, оперный и симфонический дирижер.
10 симфоний,
циклы песен.

Густав Малер (1860-1911) родился в Калиште (Богемия) в семье мелкого торгов.

родился в Калиште (Богемия) в семье мелкого торговца. Рано проявилось музыкальное дарование Малера, в 10 лет он уже дал первый публичный концерт как пианист. В 15 лет поступил в Венскую консерваторию. Работал дирижёром в театрах Праги, Лейпцига, Будапешта, Гамбурга. В творчестве Малера главное – симфонии и песенные циклы.

Если музыкальное произведение имеет название и имеет смысловое содержание, то.

Если музыкальное произведение имеет название и имеет смысловое содержание, то как такое произведение называют?
ПРОГРАММНЫМ

"Похвала знатока" В лесу кукушка с соловьём Ясным весенним днём Спорили меж.

"Похвала знатока"
В лесу кукушка с соловьём
Ясным весенним днём
Спорили меж собою:
Чей голос лучше и нежней,
Для слуха голос чей милей
Весеннею порою?

Летят они к ослу вдвоём, Рассказывают обо всём, Он спеть им предлагает. Сп.


Там, где звучат ангельские трубы - Кто там снаружи и кто стучит, кто мог бы.

Там, где звучат ангельские трубы

- Кто там снаружи и кто стучит, кто мог бы так нежно будить меня?!
- Это твой дорогой возлюбленный! Встань и впусти меня!
Долго ли мне здесь еще стоять ?
Вижу свет румяной зари, свет зари, две блестящих звезды.
Но лучше мне быть у любимой, у возлюбленной милой моей.

- Не горюй, любимая, через год ты будешь моей.
Будешь моей наверняка, и другой у меня не будет на всей земле.
О, любовь на зеленеющей земле!
Я ушел на войну в зеленые поля, а зеленые поля так широки.
Там, где поют ангельские трубы,
там мой дом, на зеленой лужайке.

"Песня узника в башне" УЗНИК: Мысль свободна, кто может постичь ее, Ускольза.

"Песня узника в башне"
УЗНИК: Мысль свободна, кто может постичь ее, Ускользает, словно ночные тени, Человек не может узнать ее, охотник не может убить, и так будет всегда: мысль свободна! ДЕВУШКА: Как весело летом жилось бы нам средь высоких и диких гор. Нашли бы мы там прохладный зеленый уголок. Возлюбленный сердца моего, не хочу я с тобой быть в разлуке.
ОН: И пусть даже заточили в темницу, напрасно это, Потому что мысли мои разрушают препоны и стены. Мысль свободна.
ОНА: Так весело летом жилось бы нам средь высоких и диких гор, Там вечно один человек Средь высоких и диких гор, Там не слышно детского плача, там дышится вольно. ОН: Что ж, как суждено, так и будет, но пусть всегда будет тихо, всегда тихо, Желанья мои и стремленья никто у меня не отнимет. Останется все, как было: мысль свободна.
ОНА: Милый мой, ты так беззаботно поешь, как пташка на лугу, а я так грустно стою у ворот темницы, Лучше бы мне умереть для мира, лучше бы мне быть с тобой, Ах, вечно доля моя - лишь плакать.
ОН: Но раз ты сетуешь, я откажусь от любви. И если решусь, - больше ничто не сможет меня мучить. Тогда в сердце своем всегда смогу я быть весел. Ибо так будет всегда: мысль свободна

СинквейнТема Ответьте, используя прилагательное. Какой он? Расскажите, исполь.

Синквейн
Тема
Ответьте, используя прилагательное. Какой он?
Расскажите, используя глаголы. Что он делает?
Составьте предложение или словосочетание, которое выражает отношение к теме и является своеобразным выводом.
Подведите итог, выразив его одним словом.

Спасибо за внимание.

Спасибо за внимание.

Краткое описание документа:

Чуть позже Генрих покидает Турингию, дом своего отца, и вместе с матерью едет в Аугсбург, на её родину. Они путешествуют в сопровождении купцов, тоже направляющихся в Южную Германию. Генрих, которому предначертано стать большим поэтом, с трепетом прислушивается к рассказам своих попутчиков о поэтах и об их власти над душами всех живых существ. Купцы знакомят его с двумя легендами. В одной из них говорится о том, как некогда, в далекие времена, одному прославленному поэту и певцу грозила гибель от руки жадных до его сокровищ владельцев корабля, на котором он плыл по морю. Однако его песни так потрясли морских животных, что они спасли ему жизнь и вернули отобранные у него сокровища. В другой легенде речь идет о дворе просвещенного, покровительствующего поэзии короля и его дочери, которая однажды покинула родительский дом и целый год скрывалась от отца, живя в лесу с любимым человеком. Через год её возлюбленный своими песнями и игрой на лютне настолько овладел сердцем её отца, что тот даровал им обоим прощение и принял в свои объятия их и своего новорожденного внука.

Через несколько дней путники останавливаются в замке старого воина и становятся свидетелями подготовки к новому крестовому походу. В его же владениях Генрих знакомится с молодой, привезенной с Востока пленницей Зулеймой. Она томится вдали от родины и оплакивает свою безрадостную судьбу.

Покинув замок, Генрих со своими попутчиками вскоре останавливается в предгорной деревне, где знакомится со старым рудокопом. Тот рассказывает им о своей жизни, о металлах и минералах, сокрытых в недрах земли. Под его предводительством они посещают в горах целую галерею пещер, где находят останки доисторических животных и знакомятся с отшельником фон Гогенцолерном, который после славной и насыщенной военными подвигами молодости удалился от людей для отдохновения, познания внутренней жизни своей души и изучения истории. Отшельник показывает им свои книги. В одной из них Генрих видит пещеру, самого себя, а рядом с собой — отшельника и старика, однако все одеты в непривычную одежду и надписи сделаны на непонятном ему языке. Постепенно он находит на других страницах восточную женщину, своих родителей и многих других известных ему людей.

Ознакомившись за время своего путешествия по стране с некоторыми тайнами истории и недр земли, Генрих фон Офтердинген наконец прибывает в Аугсбург, к своему деду старому Шванингу. В доме у деда Генрих знакомится с поэтом Клингсором, величавым человеком, изображение которого он уже видел в книге отшельника, и его дочерью Матильдой. Между молодыми людьми с первого же взгляда зарождается любовь, а вскоре они становятся женихом и невестой.

Генрих рассказывает Клингсору о своем путешествии, и вся его речь, её строй и образность свидетельствуют о том, что молодой человек рожден быть поэтом.

Оказывается, что давным-давно старика посетил и отец Генриха, в котором Сильвестр увидел задатки скульптора и познакомил его с драгоценным наследием древнего мира. Однако его отец не послушался зова своей истинной природы, и окружающая действительность пустила в нем слишком глубокие корни. Он сделался просто искусным ремесленником.

Читайте также: