Важенка портрет самозванки краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Времена меняются, а женская проза до сих пор окутана негативным ореолом: женское — равно вторичное, неправильное, плохое. Писателем быть хорошо, а вот писательницей — уже как-то не очень. Мало кто в действительности понимает, что` скрывается за этим понятием. Дамский роман (который может написать и мужчина), сентиментальная литература, вся проза женщин?

1980-е. Мало денег, много алкоголя, тусовки, экзамены, отношения — с подругами, матерью, парнями и женатыми мужчинами. Водка, дымящаяся картошка, четверка на вступительных, духи с запахом ландыша и розовой пудры, рассказы Чехова, отчисление, абортарий, кино, менты, тот самый вагон… нормальная жизнь? Посвятовская выхватывает детали, рисует эпизодические картинки и бежит всё вперед, вперед, даже вперед героини, не позволяя никакой рефлексии ни себе, ни ей.

Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.

Мне не понравилась книга тем что злодей уходит от наказания, получилось пособие для молодых беспринципных женщин как просто добиться всех благ человеческих за короткое время. Нужно обязательно читать мужчинам. Мораль книги - не пускайте в дом гостей, тем более незнакомцев, которые приходят с вашими друзьями.

Хорошая книга. Ищете интересную и при этом нескучную современную прозу - читайте. Все же не Чехов, к сожалению (он важен для сюжета, неоднократно обсуждается в тексте). Но интересно и осмысленно. Сначала очень детальный бытовой роман: три года из ленинградской жизни провинциальной (из Ангарска) девушки, начавшиеся примерно с 1983 - подготовка в Политех среди лимитчиц, потом учеба среди общежитских ну и. - не буду спойлерить. И неожиданный для меня конец, точнее, последние две главы из 13 дали сюжету неожиданный поворот, сделав книгу другой.

Художественно - ну никаких претензий, очень четко и гармонично выполнен замысел. И читается легко. И, кстати, открытый финал.

Героиня, видимо, отрицательная, но не сказать, чтобы была мне так уж несимпатична: все мы люди, все заслуживаем сочувствия. Самозванка? За кого она себя выдает? За обычного в меру хорошего человека, такого же, как все вокруг? Мимикрия? Но ведь и те, кто вокруг, небезупречны, а в этой есть какое-то сочувствие к людям, пусть сцепленное с эгоизмом, даже понимание, что глубина лучше пустоты, есть. Решительность, сообразительность и "небольшая, но ухватистая сила" есть. Она бьется за себя, она не как трава растет. Разве это не лучше, чем пустота ее соседок-лимитчиц? Героиню мучит, что жизнь у всех, кого она видит, идет в никуда - вечная мука тех молодых, кто потоньше других чувствует, кому повседневность не заменяет смысла жизни. Это же отлично - искать смысла? Это же здорово - услышать мудрые мысли о любви старика в поезде? Что же не так? А не так что-то самое главное. То есть книга о какой-то тонкой границе человеческой личности за которой человек уже и не человек, так? О моменте ее перехода или о способности ее перейти? Сложно. Пока не поняла и не додумала. Но - повторюсь - точно интересно и осмысленно.

Чем-то напомнило "Интердевочку". Но страшнее. Всю книгу хочется одернуть за руку. Понимаешь неизбежность происходящего и от этого становится так нехорошо. Но книга очень достойная!

Редкая по производимому эффекту книга : читаешь с раздражением, но не можешь бросить. Меня не увлекло подробное описание быта девяностых, на мой взгляд сила книги в том, как мастерски показан переход в человеке от пошлости, примитивности желаний к злу и преступлению.
Язык хороший, как и в предыдущей книге Елены.

Книгу "проглотила" за 3 дня. Давно такого не было, что бежишь домой в предвкушении.

Язык автора, тонкий психологизм, умение так точно и метко передать чувства и настроения героев, что кажется, будто ты сама там, рядом: сначала в общежитии для персонала, обслуживающего дом отдыха; потом в студенческом общежитии; на экзамене с невыученным билетом; на съемной квартире.

Читается книга легко, то это отнюдь не "лёгкое одноразовое чтиво". Множество проблем, актуальных сегодня, затронуто и вскрыто остро и бескомпромиссно.

* Стремление сбежать в мегаполис в надежде на лучшее будущее. Как будто это само по себе гарантия лучшей жизни.

* Желание любой ценой, во что бы то ни стало "урвать", "откусить", "выхватить" свой "кусок счастья", своё место под солнцем.

* Тема любви и дружбы между мужчиной и женщиной. А в противовес им - страсть.

Многогранная книга. Интересная, динамичная, с неизбитым сюжетом и неожиданной концовкой.

Книгу хочется обдумывать, обсуждать. Прочитала больше 2 недель назад, но постоянно мысленно возвращаюсь к некоторым моментам. В общем, так просто эта книга "не отпустит". И точно запомнится надолго.

Всем от души советую!

Место под Солнцем
Леди долго мыла руки,
леди крепко руки терла.
Ходасевич
Проза Елены Посвятовской не поражает воображения стилистическими изысками, но ее простая повествовательная манера искренна, образ героини непрост, ярок, многогранен, а время пульсирует в узнаваемом ритме. И все же, только этого было бы недостаточно, чтобы ввергнуть в состояние культурного шока. В котором со вчерашнего вечера, когда дочитала книгу, пребываю.

Что, что, что такого в этой "Важенке"? Чем так глубоко и болезненно цепляет, отчего так крепко держит? Может сеттинг? Андроповское время, когда Союз казался особенно незыблемым ("вот сейчас порядок наведут") - не вполне мое, скорее старшей сестры или тети. Детство в медвежьем углу и одинокий рисковый приезд в Ленинград совсем не мое, я девочка столичная (ну как, из столицы союзной республики), там и поступала Но какие-то ведь есть глубинные связи? Почему этим так скручивает?

Смываю с рук остатки нанесенной на лицо маски (непременно утром и вечером плюс гимнастика, в моем неюном возрасте надо держать себя в форме), тру руки, и - оп, вот оно: "леди крепко руки терла". Архетип. История, чайкой нырнув в океан коллективного бессознательного, вынесла не одну, а целую гроздь ассоциативных рыбин.

Честолюбивую леди, которая хотела счастья детям, признания заслуг мужу и почета себе. Одноименную, из Мценского уезда, жизнь которой закончилась водой, а стремилась она - да к тому же. И, совсем уж вдогонку, юношу именем Клайд Гриффитс, который желал достойной жизни, имея в анамнезе свою водную историю (лодка, весло, беременная молодая женщина).

Обманчиво-простая история молодой провинциалки, приехавшей в начале восьмидесятых искать счастья в Ленинград. Вернее сказать не "счастья", а " места под солнцем". Девушка она трезвомыслящая и мечтать о слишком многом не позволяет себе. Не наделенная броской яркостью красавиц-подруг, Ира Важина умна и обладает способностью быстро ориентироваться в ситуации, превращая препятствия в трамплины.

Но нет, такое только в плохих книгах и фильмах мгновенно возносит героиню к вершинам успеха, в жизни и хорошей литературе недостаточно для победы в противостоянии, где нужно развернуть в благоприятную для себя сторону инерцию целого мира. Только таланта и трудолюбия мало, играет роль все: происхождение, воспитание, внешние данные, связи и принадлежность к среде, умение подать себя, стартовый капитал.

Уровень естественности, с какой входишь в определенные круги. Симпатии и/или антипатии, которые вызываешь у людей. Да масса еще разных факторов, влияние которых яркий талант, красота, харизматичность в значительной степени нивелируют, но обычный человек, как ты, как я, как целый свет не может не учитывать.

Движение Важенки к вожделенной новой жизни в рамках социально одобренной (ну или не противоречащей остро социально принятым критериям) модели. Не прошла в универ, потому что слишком высоко подняла планку - год поработает, а там попытается снова, в политех. Неинтересно, и призвания к этому не чувствует, но конкурс значительно меньше.

Вылетела после второй сессии, но домой вернуться смерти подобно, а гробить себя на вредном производстве, где лимитчице предоставят прописку, не хочется. А вам хотелось бы? Идти содержанкой к обеспеченному папику - не предел мечтаний, но выбирать не приходится, да к тому же он снимает тебе комнату и обещает по блату устроить на работу. Дворником. О, эта вожделенная возможность советского времени - отработаешь десять лет - дадут малосемейку.

Читаешь, незаметно сокращая дистанцию между собой и ею, влипая в обстоятельства героини, врастая в ее шкуру. Переживаешь как свои пинки, тычки и подзатыльники от судьбы. Кривишься как от зубной боли, когда она совершает поступки, в которых морально небезупречна, но она уже - ты, а себя мы склонны оправдывать. Только не говорите, что самоотождествление с героем для плохого читателя. Это хороший критик и литературовед обязан держать дистанцию, подлинный читатель книгу проживает.

И что уж тут поделаешь, когда спелось-сыгралось с этим красивым мужиком так, что сил нет сопротивляться, даже понимая, что потеряешь подругу? Еще и гиперкомпенсация: красивая ты, а хочет он меня! И что, тем более, когда беременной от другого, встречаешь Его? Вот честно, до вчерашнего дня у меня на этот счет совершенно четкая была логистика: абортарий и с чистого листа. До вчерашнего.

Сегодня: какой, к хренам, аборт. Время уйдет, ты потеряешь его, своего Принца под алыми парусами, мечтающего о малыше. Его бывшая девушка, рафинированная скрипачка Соня, плоть от плоти того мира, откуда и он, лишь потому позволяет себе эти игры в расставания и тактику длинного поводка, что знает, насколько крепка связь. А ты девочка-дворняжка должна быть дьявольски умна, нетребовательна и предусмотрительна, чтобы выбрал он тебя. И что делать? А после как с этим жить? Кто ответит?

- А кто побеждает?
- Та олениха, которая сохранила больше всех детей.

О романе Елены Посвятовской, последовавшем за дебютной книгой рассказов, — и которому, возможно, стоило также остаться рассказами

Текст: Ирина Косицына

Посвятовская Елена. Важенка. Портрет самозванки

М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2021. - 412 с.

Много места в том сборнике отводилось чувственным ощущениям: сережки героинь всегда будут тяжелыми, всегда будет известно, как пахнет в комнате и что поётся из приёмника. Прочитать подобный рассказ – как выпить чашку хорошего чая. С каждым глотком тепло растекается все дальше, и насыщенный вкус ещё долго останется на языке. Можно потягивать напиток медленно или проглотить залпом, а после заварить новую или же отложить чаепитие до следующего раза.

Но уже во второй своей книге, вышедшей через год у той же Шубиной, Посвятовская зачем-то слила весь чай в одну лохань, так что напьёшься раньше, чем проглянет дно.

Посвятовская как будто и сама чувствует, что читателю и его нервам нужно давать передышку, так что временами меняет ненадолго точку видения, вручая бразды правления второстепенным персонажам. При этом такой взгляд со стороны не даёт нового ракурса, а раскрывает самих смотрящих – и передышка быстро переходит в зачаток нового рассказа, зачастую оставляя после себя лишь чувство легкой неудовлетворённости.

А между тем, именно отсюда главная героиня начинает отказываться от себя и своих принципов, наращивая обороты лжи. Лжёт и изворачивается Важенка (прозвище героини) понемногу с самой первой главы. При этом она совсем не антигерой, которому нас хитростью заставили сопереживать. Наоборот, не отпускает чувство, что все происходящее с ней вполне могло случиться с тобой: кто не врал ради хорошей оценки на экзаменах или чтобы отделаться от навязчивого поклонника?

Чехов тут, кстати, тоже совсем не случайно. Вплоть до прямых аналогий через всю книгу намекается, что Важенка начинает, как один из его героев, отчаянно бьющихся на месте, к финалу последовательно превращаясь в умалишённого из Достоевского. Вместе с этой трансформацией закономерно нарастает и количество питерских картин – но, глядя на такой Петербург, не хочется высокопарно рассуждать о городе-персонаже. Крупные мазки лишены сочности, с которой сережки оттягивают мочки героинь, и вставлены скорее для проформы.

Но основная проблема книги по-прежнему не в финале или темпе, а в том, что разноцветные кусочки хорошо смотрятся вместе только если перед нами плед.

Роман, судя по всему, задумывался как венец предыдущей работы. Об этом говорит и изрядное количество отсылок, разбросанных по тексту, вроде каменных булок в столовой или хитростей ленивых проводников в поездах дальнего следования. Но полноценной картины на зарисовках построить не получилось, да и стоило ли пытаться?

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Важенка. Портрет самозванки: краткое содержание, описание и аннотация

empty-line 1 subtitle 2 0 /i/28/710528/_01.jpg empty-line 3 empty-line 7 empty-line 10 empty-line 15 empty-line 17 empty-line 20

Елена Посвятовская: другие книги автора

Кто написал Важенка. Портрет самозванки? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Важенка. Портрет самозванки — читать онлайн ознакомительный отрывок

Татьяне Толстой с благодарностью и восхищением

В дверь позвонили, когда Спица только-только прикурила. Она вздохнула, отгоняя дым. Открывать только ей, хотя бы потому, что она стоит. Тата, вернувшись из какого-то блуда — две ночи не было, — спала, свернувшись изящным калачом, а Важенка мыла голову в ванной. Еще две обитательницы двухкомнатной общажной хрущевки уехали в город или по магазинам где-то здесь, в Сестрорецке. Зажав сигарету в уголке рта, она возилась с замком.

За дверью стояли старший администратор Глебочкина в шляпке-таблетке с вуалью, комендантша и парочка комсомольских прихвостней с тетрадкой. Ну, как стояли — подергивались от нетерпения. Примерно раз в два-три месяца они врывались в квартиры персонала “Сосновой горки” с целью найти и изъять притыренные из пансионата продукты и инвентарь. Рейд любили начинать с общажной элиты, с поваров, — из их квартир разве что дым не валил в эти минуты: распаренная Глебочкина вытаскивала оттуда коробки с растворимым кофе, чаем, горошком и джемами “Глобус”, компотами ассорти, забирали все, на чем был артикул, а вот мясо и колбасу не вырвать, повара костьми ложились — докажите сначала! Пока там рубились, остальные квартиры стремительно заметали следы.

Обычно комиссию встречали уже приветливо, в чистенькой, скромной обстановке, без излишеств. На стене плакат сияющей “ABBA” — блестки, улыбки, еще сплоченные, накрепко женатые друг на друге. У Спицы над кроватью великий плюшевый сюжет, целый коллектив настороженных гордых оленей. Покрывала натянуты.

Сегодня начали с горничных. Твою мать, подумала Спица, прикрыв от дыма левый глаз.

Отступила в сторону, пропуская “налетчиков”. Они сразу пробежали в центр комнаты.

— Вот, полюбуйтесь, Любовь Викторовна, — комендантша всплеснула руками на зеленую настольную лампу. — Ваша же! Вот как они проносят?

Обычно все разговоры с администрацией вела Лара Василенок, высокая красавица белоруска, умеющая спокойно и нельстиво договариваться с властью, жалящая их каким-то особым уважительным подходцем. Она кивала, сокрушалась, недоумевала, не предавая при этом ни себя, ни девочек, умела объяснить и отстоять многие вещи, и вот уже незваные гости причитают на пороге: “Вы уж, Ларочка, приглядите за ними, вы постарше будете, девочки без родителей, из деревни многие, вот и не знают, как надо”.

— Я сама из деревни, — Лара горделиво откидывала голову назад.

— Оно сразу и видно, — приглушала голос комендантша, имея в виду уже что-то хорошее, патриархальное.

Лара обещала приглядеть, хлопала дверью — руки в боки, — выдыхала матерно. Но Лары нет, а Спица поддерживать такой скользкий разговор не умела.

— Так вроде вы сами дали нам эту лампу при заезде, — Спица сама не знала, на что надеялась.

— Спицына, да ты совсем, что ли? — задохнулась комендантша. — И шторы эти выдала, и плед немецкий. Девки, да вы совсем оборзели! Голикова, хватит делать вид, что ты спишь.

Комендантша подскочила к Тате и содрала с нее отличный гэдээровский плед. Спица поморщилась. Сонная Тата красиво выгнулась, потягиваясь, села на кровати. “Слушайте, вы так кричите”. Вполне по-светски высказалась.

Комендантша уже колотила в дверь ванной.

— Кто там? — Глебочкина ткнула в Тату подбородком.

— Любовь Викторовна, я спала, вы же видели, — желто-зеленые глаза Таты совсем прозрачные, с крапинкой.

— Там Ира наша, — сообщила Спица.

— Важина, открывай давай, — комендантша снова нервно подергала дверную ручку.

— Сейчас, сейчас, — кричит из-за двери Важенка.

Вышла красная, мирная, в жирном креме и махровом халате Лары, тюрбан на голове. Вот в этот-то тюрбан и вцепились проверяющие взгляды.

— Мама полотенчико прислала, — любовно потрогала тугой узел Важенка.

Из ванной разочарованная комиссия вышла через минуту.

— Игорь Кио, — усмехнулась Глебочкина прямо в Важенкины глаза. — А где все полотенца? Можно подумать, вы без них обходитесь.

— Девочки, — строгая Важенка повернулась к Спице и Тате. — Где ваши полотенца?

Два казенных полотенца она быстро обернула в коричневое платье Лары, сорвав его со змеевика. Бесшумно сдвинула в сторону стиральные и чистящие порошки, белизну, соду, толпившиеся у чугунных ножек ванны, и сверток туда, под нее, в самый дальний угол — без фонарика точно не разглядеть. Еще одно полотенце обмотала на талии, а сверху Ларин объемистый халат.

Читайте также: