Вадим борейко котелок краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Я давно подметил, что иные люди рождены бывают не в результате супружеских и прочих соитий, а приходят в белый свет прямиком из русской литературы. Сатирический писатель Михаил Задорнов, к примеру, выдуман Гоголем, и пращуром его является не кто иной, как Иван Александрович Хлестаков, уверяю вас! Иначе как ещё объяснить свойственную ему легкость в мыслях необыкновенную, которая повязала весь русский язык с именем древнего бога Ра? Видит бог,
не злословлю заглазно, я это наблюдение Задорнову в лицо сказал, и он скрепя сердце согласился. А Жванецкий, воля ваша, происходит прямиком от ильф-петровского Авессалома Изнуренкова! Коли не верите, перечтите одноименную главу “12 стульев”, там найдёте даже разительное внешнее сходство. Себя, нелюбимого, я числю в потомках несчастного Грушницкого, умерщвлённого лепажем циничного Печорина: та же склонность к цветистой фразе, вычурной позе, траченной бурке и фальшивому кинжалу. Увы мне, пошлому!
Словом, взгляните окрест и узрите не поддающийся исчислению легион персонажей, которые смеха ради притворяются людьми.
Вадим Николаевич Борейко, газетный писатель, гуляка и щёголь, ведёт происхождение своё от, лопни мои глаза, самого Евгения Онегина, никак не иначе, хоть убейте! Судите сами: он в Пруссии своей туманной, вблизи от берегов Невы, где, может быть, гуляли вы, в столетье прошлом был рождён (Калининграду шлём поклон).
Остальное тоже сходится, как на фотороботе. “Он фармазон. Он пьёт одно стаканом красное вино…”. Стаканом! Именно! И не только вино, но и другие весёлые жидкости. Идём далее. “Как денди лондонский одет…”. Ну, разумеется, и котелок, купленный на лондонском Портобелло в моём личном присутствии, и галстуки с подсолнухами, повязанные тридцатью тремя способами, – все эти неопровержимые признаки густопсового дендизма лишь подтверждают мои генеалогические догадки. Онегин!
Но главное – “Котелок”. Так называется книжка, которую написал и предъявил городу и миру Вадим Борейко.
Поразительно, но Пушкин, сочинивший посвящение к своему роману, будто знал, что оно аккурат сгодится на роль эпиграфа к борейкиному сочинению. Напомню:
“Прими собранье пестрых глав, / полусмешных, полупечальных, / простонародных, идеальных, / небрежный плод моих забав, / бессонниц, легких вдохновений, / незрелых и увядших лет, / ума холодных наблюдений / и сердца горестных замет”.
Тут ни убавить ни прибавить, как сказал другой поэт. Однако добавить кое-что представляется необходимым и возможным.
Вадим Борейко выпускает в свет уже третью книгу, всякий раз стыдливо открещиваясь от соблазнительного титула “писатель”. И его можно понять, поскольку этим званием увенчивает себя нынче всякая малограмотная шантрапа, гламурная шпана, отыскавшая деньжат на типографские расходы и бесстыдную меднолобую рекламу. “Я всего лишь журналист”, – настойчиво уверяет читателей Борейко, но мы-то знаем, чем отличается видавший виды батальонный разведчик от благоухающего “Шипром” сукиного сынка, командира оловянных солдатиков, купленных папой-генералом.
Книга журналиста Борейко есть факт литературы, и потому он, несомненно, – писатель. Просто бывают времена, когда действительность настолько вспучена, взлохмачена, вывернута наизнанку, натужно изблевана и расколота вдребезги, что приглаживать, причёсывать и склеивать её беллетристическими соплями не просто бессмысленно, но и элементарно неприлично.
Журналист от французского “жур”, день. Он рядовой, припухающий пожизненно на “передке” между злобой дня и туманным завтра, а в его ранце накапливается, как стронций в костях, прошлое, которое “вчера”. Когда ранец переполнен, есть нужда его опорожнить – так рождается книга репортёра, которая становится фактом литературы. Борейко был: рядовым репортёром, рядовым редактором, главным редактором, шеф-редактором, очеркистом, колумнистом, ответственным секретарём, продюсером теленовостей, блогером, руководителем веб-сайта, маркетологом, мемуаристом, словом, служил на всех вербальных фронтах и во всех частях словесного воинства.
Пришло время, и Борейко опрокинул свой отяжелевший вещмешок и вывалил из него четыре пуда всякой всячины: времён минувших анекдоты, дневниковые записи, почеркушки на манжетах, заметки, статейки, очерки, репортажи, колонки, некрологи, зарисовки, хохмы, приколы, блоги, интервью, туристические картинки, архивные протоколы и прочие не поддающиеся определению тексты, укладывающиеся в понятие “пост”.
Пост сдал – пост принял.
С гиканьем и свистом, пинками и матерками согнал он эти разбредающиеся словесные стада в кошару, и получилась книжка “Котелок”. Её следует прочитать. Почему? Отвечу.
В борейкиной книжке есть воспоминания, но нет “размышлений”, за что ему огромное и отдельное человеческое спасибо. Время размышлений ещё не настало, попытки номенклатурных старичков, укладывающих в мемуарный гроб мощи своего траченного молью тщеславия в расчёт не берутся – оставьте мертвецам хоронить своих мертвецов. В книге Борейко есть живой и шальной автор-повествователь, гуляка праздный, летописец-расстрига, который, напялив портобелловский котелок, как шутовской колпак, паясничает и “прикалывается”, прежде всего – над собой, нелепым и вечно хмельным репортёром-шрайбикусом, от пристального ока которого, впрочем, не ускользнуло ничего. Вот это крайне важно. Повествуя о разных периодах своей газетно-телевизионно-сайтовой работы, выстраивая на авансцене смешные этюды всех своих глупостей и мелких злодейств, автор невольно высвечивает разрозненные и рваные сегменты гигантского эпического полотна жизни. Тот самый исторический бэкграунд, в чудовищное гравитационное поле которого мы невольно были вовлечены. И эти куски времени чудодейственным образом срастаются, подавляя нас своей громадностью и обескураживающей неопознанностью. Борейко под сурдинку, под частушечный перепляс собрал на секционном столе громадные куски не переваренной нами действительности, но выступил не патологоанатомом, даже не прозектором и не санитаром, но просто дедом Щукарём с балалайкой, напялившим на себя портобелловский колпак с бубенчиками. Котелок.
Сейчас парадоксальный период: и в стране кризис, и журналистика в анабиозе
- Вы сейчас чем занимаетесь?
- Как будто до этого не наслаждались…
- Сколько времени вы ее писали?
- Всю жизнь. А собрал все материалы за две недели. К счастью, почти всё написанное храню в компьютерном архиве. Я серьезно отношусь даже к постам в Facebook, не пишу их сразу в смартфоне, а сначала набираю в Word, правлю несколько раз и только потом выкладываю. В общем, всё для книжки уже было написано. Оставалось лишь собрать в кучку и правильно выстроить. Тем не менее, за три года, что я проработал в Forbes.kz, руки у меня до этого не дошли: урывками не получалось.
- Вы говорите, что решили сделать что-то полезное и закончили книжку. Вы считаете ее полезной?
- Да, полезное прежде всего для меня самого. Я давно задумался над тем, что надо в жизни оставлять материальные следы – книжки, например, а в соответствии с духом времени – еще и виртуальные. Поэтому сейчас работаю над своим сетевым проектом. Каким – пока не скажу, чтобы не смешить Бога рассказами о своих планах. Но думаю, что весной я сам и все мои поклонники и недоброжелатели увидят его в Сети.
- Как вы думаете, кого у вас больше: поклонников или недоброжелателей?
- Замеры я не проводил. Они же не только явные, но и тайные. Как их посчитаешь?
- Книга и жанр, в котором она представлена, создают впечатление, будто бы вы подводите итоги, уходите из журналистики.
- Кто ваш читатель? Когда вы писали книгу, задумывались, над тем, для кого это?
- Можете собрать единый образ своего читателя?
Существует несколько групп влияния, которым обязательно понадобятся такие политические инструменты, как СМИ. Конечно, перо приравняют к штыку .
- В вашей книге очень много людей, имен…
- Почти как в фильмах Бондарчука-старшего или на фресках Сикейроса.
- Книжку делал, прежде всего, для себя. И вряд ли она может угодить всем. Наверное, это все-таки для людей моего поколения. А молодые коллеги, может быть, извлекут для себя некоторые уроки журналистики.
- Было что-то важное, что по каким-то причинам не вошло в книгу?
Кроме того, в книжке не упомянуты многие друзья. Хочу, чтобы они не обижались. Нельзя объять необъятное. Приоритетом для меня было, чтобы каждая главка представляла из себя законченную интересную историю.
- Еще в книге нет ничего о таком важном событии, как беспорядки в Жанаозене в 1989 году. В тот момент вы не отслеживали это событие?
- В книге вы предстаете немного безбашенным парнем. Например, когда вы поставили в номер фотографии суда над участниками Желтоксана. Вас чуть было не уволили. Вы не задумывались о последствиях?
- Абсолютно. Я долгое время был довольно глупым молодым человеком. В то время мне не было тридцати, и я вообще мало о чем задумывался. Да и не стояла цель представать в каждой главе героем. Я в книжке бываю и глупый, и смешной, и нелепый. Главное –писать искренне, тогда, может, тебе и поверят. Впрочем, есть у нас деятели, которых тоже издают воспоминания. Почитаешь - так весь мир вокруг них крутится. Я завидую их самооценке и до такой планки, конечно, не дотягиваю.
Сейчас парадоксальный период: и в стране кризис, и журналистика в анабиозе.
- Сейчас больше тех, кто сидит с языком в одном месте, или тех, кто выбирает самоуважение?
- Не хочу обижать коллег и стараюсь никого не судить. Но помню времена, когда казахстанская журналистика была просто мощной. Её расцвет пришелся на первую половину 90-х годов. Видать, власти тогда было не до прессы, нужно было спасать страну. Мой вечный шеф Игорь Максимович Мельцер говорил: чем в стране хуже, тем журналистика лучше. Но чем журналистика лучше, тем меньше журналисты получают. А когда в стране все хорошо и стабильно, журналисты получают много, но СМИ скучные. Правда, сейчас парадоксальный период: и в стране кризис, и журналистика в анабиозе.
- В книге вы много пишете о своих отношениях со спиртными напитками, да и вообще не скрываете того, что любите выпить.
- А когда в первый раз выпивку попробовали?
Сколько я пережил общественно-политических формаций - от развитого социализма до государственного капитализма! И ни одну глаза б мои не видели. Вот алкоголь и примирял с действительностью.
- Среди коллег распространено мнение: какой ты журналист, если ты не пьёшь?
- Традиция эта как-то измельчала. Мне довольно долго удавалось хранить на груди знамя сопротивления, но сейчас с этим дело обстоит, конечно, жёстче. А в начале 1980-х весь личный редакционный состав во главе с редактором после планерки, в 11 утра, направлялся в пивнушку в парк культуры и отдыха имени Горького. В конторе, бывало, оставляли одного сотрудника секретариата – чтобы следил за процессом верстки. Возвращались часов в пять, к просмотру полос. Силён был коллективизм.
- Возвращаюсь к вопросу о состоянии журналистики. Что должно произойти, чтобы она вышла из такого состояния?
В Forbes я почувствовал, что образовалась прослойка людей, для которых высшая ценность – деньги.
- Когда вы работали в Forbes.kz, вам приходилось сталкиваться с казахстанскими бизнесменами. Казахстанский бизнес – он какой?
- После прихода в Forbes у вас мнение о нём поменялось?
Но в то же время я стал свидетелем отношения к журналистам, как к сервильной страте. Проще говоря, как к информационной обслуге. И подобное отношение я связываю именно с сословностью.
- Да. Я впервые столкнулся – и это оставило не совсем приятное впечатление - с сословностью. Раньше в редакциях всегда доводилось работать в более или менее демократичной атмосфере. А в Forbes я почувствовал, что да: образовалась прослойка людей, для которых высшая ценность – деньги. Не вижу в этом ничего зазорного: у каждого свои ценности. Тем более что многие наши деловые люди по-настоящему талантливы, ведь призвание к бизнесу, по сути, ничем не отличается от призвания, скажем, к живописи. Эти бизнесмены сами себя сделали, производят качественный казахстанский продукт, много зарабатывают и заслуживают всяческого уважения.
Но в то же время я стал свидетелем отношения к журналистам, как к сервильной страте. Проще говоря, как к информационной обслуге. И подобное отношение я связываю именно с сословностью.
- Вы в своей книге упомянули журналистов Лукпана Ахмедьярова, на которого было совершено покушение, и Игоря Винявского, который отсидел два месяца в следственном изоляторе. Это время сейчас такое, что могут так с журналистами поступать за их материалы? Вы сами говорите, что во времена вашей молодости такого не было.
- Да, не припомню такого раньше. Преследования журналистов – это страшное косвенное подтверждение тому, что наша профессия в Казахстане ещё жива.
- То есть сейчас гайки закручивают?
Преследования журналистов – это страшное косвенное подтверждение тому, что наша профессия в Казахстане еще жива.
- Да они давно закручены.
- Что тогда делать молодым журналистам в таких условиях?
- Стараться больше думать и понимать, что именно ты делаешь. Не обязательно, конечно, лезть на рожон. Возможно, от некоторых заданий даже стоит отказываться, если они тебе поперёк совести. Понимаю, чем это чревато: не хочешь выполнять – пошёл вон. Но иногда есть смысл пойти вон, что доказывает мой скромный опыт. Нужно искать себе хороших учителей. Хотя это сейчас мало кому нужно – возиться с молодыми. Знаю несколько журналистов своего поколения, которые не воспитали вообще ни одного ученика. Что означает: человек всю жизнь думал только о себе. Это, конечно, не вредно. Но скучно.
- У вас есть ученики? Вы в книге называете некоторых младших коллег, которыми гордитесь.
- Вы в Алма-Ату приехали по распределению. Сами выбрали этот город?
Останься я в Москве, возможно, конкуренции бы не выдержал. Или пропал бы со своим характером. А здесь - приятный город, душевные люди, special atmosphere.
- И никогда об этом не пожалели?
- Никогда. Сейчас себе признаюсь: останься я в Москве, возможно, конкуренции бы не выдержал. Или пропал бы со своим характером. А здесь - приятный город, душевные люди, special atmosphere. Люди лежат в арыках и пьют пиво. Кто хочет – работает, кто не хочет – не работает. Но живут все примерно одинаково. Замечательная атмосфера была.
- Была?
- Сейчас качество населения, конечно, немножко испортилось. Но дух старой Алма-Аты всё равно ещё жив.
- Когда вам было 20 лет, вы задумывались о том, что богат не тот, у кого много денег, а тот, кому хватает?
- Я вообще тогда мало о чём задумывался. Меня беспокоили главным образом работа, барышни, выпивка – ну и, пожалуй, всё.
Надежда ПЛЯСКИНА, фото Романа ЕГОРОВА, Алматы
Свежее
Бывает, что слишком затянутый узел приходится рубить. Казахстану нужен экстренный план преобразования энергетики
На днях в подъезд, где находится квартира владельца единственного в городе полигона твердых бытовых отходов Рафаила ХАЗИПОВА, ворвалась агрессивная толпа. Молодчики напугали его супругу требованиями немедленно выдать мужа, который якобы поднял тариф на вывоз мусора в десять раз.
У моего собеседника большой практический опыт: работал деканом в университетах, возглавлял колледж, создавал проекты для профориентации подростков. Он уверен: пока казахстанская школа так активно не любит детей, пока она делает их невротиками, в принципе не важно, сокращать каникулы или увеличивать, учить этим предметам или другим. Нужны кардинальные меры, меняющие само отношение к ученикам.
С начала года в Туркестанской области впервые стали выплачивать полную сумму подушевого финансирования в детских садах: 45 тыс. тенге вместо прошлогодних 25 тыс. за одного ребенка.
Используйте материалы только с согласия редакции и с активной ссылкой на источник
К 27-летию независимости собрали 27 книг казахстанских классиков и современников, которые в своих произведениях поднимают острые вопросы, описывают быт и нравы, вспоминают великих людей, рассказывают о нелегкой жизни и восстаниях народа. Список, чтобы понять, откуда мы пришли и куда идем.
Историко-революционная трилогия охватывает события, происходившие в Казахстане во время Первой мировой войны и Гражданской войны 1918–1920 годов. В романе Абдижамил Нурпеисов описывает жизнь рыбаков-казахов на берегу Аральского моря, беспощадную эксплуатацию их труда, стычки бедняков с баями и биями и борьбу за освобождение казахов, которую решает вести главный герой книги — Еламан.
Ботагоз — девушка, которая отвергла домогательства старого волостного управляющего Итбая и навлекла гонения на весь свой род. Из-за проклятий родных Ботагоз пришлось уйти из аула и устроиться в каменоломню. Но несмотря на сложности, она не переставала верить в справедливость и надеялась на встречу со своим любимым, Аскаром, которого арестовали за революционную пропаганду.
Основная тема поэмы — трагическая судьба певца и композитора Акана-Серы и его знаменитого на всю степь коня Кулагера. В ней Ильяс Жансугуров описывает состязания борцов и скакунов, беззащитность творческого человека в обществе, жестокость и зависть людей.
Без хозяина нет в этом мире коня,
А наездник без лошади — дым без огня.
Родичи! Где ваша вера в творца?
Злобой свои напоив сердца,
Как скот, сбываете дочерей
За первого встречного подлеца.
Будучи долгожданным ребенком в своей семье, Жамал воспитывают в любви, нежности и заботе. Девушка растет гордой и решительной, получает хорошее образование. По просьбе отца она читает книги жителям аула и становится всеобщей любимицей. Узнав о Жамал, влиятельный бай Байжан хочет женить на ней своего недалекого сына Жумана.
В поэме Шакарима Кудайбердиева события развиваются на фоне вражды двух родов Найман и Тобыкты, к которым принадлежат полюбившие друг друга Енлик и Кебек. Енлик должна была выйти замуж за богатого старика, потому что он уже уплатил за нее половину калыма. Однако влюбленные решают сбежать и вызывают гнев родных, которые готовы даже на убийство ради сохранения обычаев.
В поэме воспеваются подвиги Отеген Батыра — одного из знаменитых казахских батыров, боровшихся с джунгарскими захватчиками. С 15 лет он принимал участие в битвах, сражался вместе с батырами Райымбеком и Хангельды. Отеген помогал отряду Толе би освобождать земли на берегу реки Или. Он также выступал против политики Абылай хана в установлении перемирия с Китаем.
Эта история описывает жизнь девушки Шолпан, которая вышла замуж по любви, но не хотела ребенка, боясь, что он встанет между ней и супругом. Через несколько лет бездетного брака Шолпан замечает, как муж играет с соседскими малышами, и решает родить ему ребенка, но у нее не получается. Поэтому Шолпан решается на связь с Азимбаем.
В основе книги история Ак Орды — одного из крупнейших государств в истории Дешт-и-Кипчака. Читать эту книгу стоит, чтобы понять предысторию казахского ханства и этноса.
Главному герою книги — Филу — 30 лет. Он геймер, который подрабатывает фрилансом. Когда его бросает жена, он начинает видеть мир через виртуальный интерфейс, который напоминает компьютерную игру. На экране он видит свои качества, не дотягивающие до средних показателей, и старается их прокачать. Но главные вопросы для Фила: откуда взялся этот интерфейс и зачем?
Кстати, книга была переведена на английский язык и в июле этого года появилась на сайте Amazon.
В этой книге казахстанская журналистка рассказывает о детях с особенностями в развитии и их учителях, которые, несмотря на небольшую зарплату и низкий статус профессии, продолжают идти против неработающей системы. Гульнар Бажкенова написала об инклюзивном образовании, чтобы на него, наконец, обратили должное внимание, и рассказала настоящие истории детей, их родителей и учителей.
Читайте также: