Теодор драйзер русский дневник краткое содержание

Обновлено: 02.07.2024

Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.

Сложно назвать книгу портретом СССР 1920-х годов, как утверждает аннотация. Если это и портрет, то парадный. Не смотря на все попытки сбежать от протокола и посмотреть настоящую жизнь, на мой взгляд, Драйзеру не удалось этого сделать. Ну или действительно в СССР все было так пресно: заводы, линии, коммунальные квартиры, поезда. Именно пресно написана и сама книга – отчуждённо-описательный взгляд со стороны с редкими размышлениями о системе и политическими спорами.

Я ждала описания жизни и мыслей простых людей, рабочих, а в итоге познакомилась только с теми, с кем была знакома из курса по истории (литературы и кино в том числе). Да, возможно кому-то это будет интересно, но мне показалось скучновато – ничего нового я для себя не открыла.

Драйва добавляли редкие истерики писателя из-за нереализованных планов и бюрократических помех. Когда советское правительство говорит ему, что финансирование прекращено (на середине путешествия), поезда задерживаются на сутки, кураторы поездки забывают подготовить выездные визы, а вывезти деньги и рукописи из страны практически невозможно.

Любопытно было читать впечатления писателя от мест, в которых я побывала сама. Сравнить с тем, что было 100 лет назад. Ну и интересно было следить за линией отношений Драйзера, как выяснилось – заядлого бабника, и Рут Кеннел, у которых во время пути случился роман, отсылки к которому так старательно убирала секретарь из рукописей. При этом почему-то практически полное признание она оставила на последних страницах записок.

Поразило меня то, как свободно жили в СССР американцы и представители творческой интеллигенции. Ощущение, что все творцы счастливы и довольны, и нет никаких лишений. Но, с другой стороны, Драйзер встречался только с теми, кто активно поддерживал коммунизм. А вот американцы… Просто в моей парадигме проживание американцев в СССР невозможно. А в книге Драйзера соотечественники встречаются часто (почти все – в Москве). Они всей душой ратуют за коммунизм и прекрасно живут и работают в России.

У меня остались большие надежды на то, что из ждущего своего часа русского дневника Стенбейка, я узнаю побольше о быте и жизни в СССР.

Теодор Драйзер - Драйзер. Русский дневник краткое содержание

3 октября 1927 года классик американской литературы и публицист Теодор Драйзер получил от Советского правительства приглашение приехать в Москву на празднование десятой годовщины русской революции. В тот же день он начал писать этот исторический дневник, в котором запечатлел множество ярких воспоминаний о своей поездке по СССР. Записи, начатые в Нью-Йорке, были продолжены сначала на борту океанского лайнера, потом в путешествии по Европе (в Париже, затем в Берлине и Варшаве) и наконец – в России. Драйзер также записывал свои беседы с известными политиками и деятелями культуры страны – Сергеем Эйзенштейном, Константином Станиславским, Анастасом Микояном, Владимиром Маяковским и многими другими. Русский дневник Драйзера стал важным свидетельством и одним из значимых исторических документов той эпохи. Узнаваемый оригинальный стиль изложения великого автора превратил путевые заметки в уникальное и увлекательное произведение и портрет Советского Союза 1920-х годов.

Драйзер. Русский дневник - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Драйзер. Русский дневник - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Теодор Драйзер

Драйзер. Русский дневник

Анне, Тому и Робу посвящается

Dreiser’s Russian Diary

Theodore Dreiser and edited by Thomas P. Riggio and James L. W. West III

Published by arrangement with the University of Pennsylvania Press. Philadelphia, Pennsylvania.

None of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means without permission in writing from the University of Pennsylvania Press.

Фото на обложке: © Sueddeutsche Zeitung Photo / Alamy Stock Photo / DIOMEDIA

3 октября 1927 года Теодор Драйзер получил от Советского правительства приглашение приехать в Москву на празднование десятой годовщины русской революции. Тогда же он начал писать свой дневник, который закончил 13 января 1928 года, завершив свою долгую поездку по России. В Москве он встретил Рут Эпперсон Кеннел, которая стала его секретарем и спутницей в поездке и внесла значительный вклад в содержание дневника.

Это издание продолжает традиции публикаций Пенсильванским университетом драйзеровского наследия в виде авторизованных текстов, которые сохранились только в рукописях или по каким-то иным причинам недоступны как специалистам, так и обычным читателям. Реализация нашего проекта была бы невозможной без доброй воли администрации и специальной подготовки персонала Библиотеки Чарльза Паттерсона Ван Пелта по гуманитарным и социальным дисциплинам Пенсильванского университета. Постоянную поддержку проекту оказывал Пол X. Мошер, директор библиотеки, Майкл Т. Райан, руководитель отдела специальных коллекций в библиотеке, щедро тратил время и силы, стремясь облегчить своим сотрудникам работу над наследием Драйзера. Упорядочивание драйзеровской коллекции куратором отдела редких изданий и рукописей Нэнси Шоукросс облегчило подготовку этой книги и других работ.

главный редактор Центра по изданию наследия Драйзера Пенсильванского университета

Профессор Риджио благодарен Джей Уэст и Марине Чеботаевой за помощь в проверке правописания русских слов и уточнение транскрипции русских имен, событий и географических названий. Он также признателен Ирине Куткиной, помощь которой в качестве переводчика и гида по российским архивам и местам, где бывал Драйзер, сделало его пребывание в России более плодотворным и приятным.

Особая благодарность докторам Элеоноре А. Кравченко и Александре Куткиной из Москвы за их щедрость, гостеприимство и помощь в делах. Профессор Уэст благодарит Лаверн Кенневан Мэгиннис за помощь в подготовке текстов; он признателен Флоре Бэкалью, Ким Фишер и Сюзанн Маркум за большую помощь в работе с аннотациями.

Россия могла бы стать самым восхитительным социалистическим обществом, если бы император был внезапно смещен, а народ так же внезапно стал образованным. Сейчас все контролирует правительство; достаточно передать этот контроль народу, и у вас получится разновидность Утопии. Конечно, все это можно обратить в свою противоположность, и тогда прекрасное социалистическое общество превратится в самую деспотическую форму правления, при котором все рычаги управления будут находиться в руках одного человека. Но это вряд ли произойдет в том случае, если народ приобрел достаточный интеллектуальный статус.

Драйзер в возрасте 22 лет, газета St. Louis Globe-Democrat, 2 января 1893 года

В разгар русской зимы, холодным днем 10 января 1928 года Теодор Драйзер шел по украинскому городу Одессе, промышленному центру, расположенному на Черном море. Он завершал свой напряженный двухмесячный визит в Союз Советских Социалистических Республик и испытывал трудности с получением визы для проезда через Польшу в Западную Европу. К его ужасу, таможенники сообщили, что для вывоза из страны рукописей и печатной продукции нужно иметь специальное разрешение. Больше всего писателя беспокоил дневник, который он вел с 3 октября 1927 года, когда впервые узнал о предложении Советского правительства совершить полностью оплачиваемую поездку в Москву Именно в тот день он начал вести рукописный дневник, записывая свои впечатления и размышления. Записи, начатые в Нью-Йорке, были продолжены сначала на борту океанского лайнера, потом в путешествии по Европе (в Париже, затем в Берлине и Варшаве) и наконец в России.

Путешествие классика американской литературы по СССР

Драйзер русский дневник

Текст: Андрей Васянин

Обложка и фрагмент книги предоставлены издательством

Между этими двумя датами были сомнения относительно целесообразности поездки, дорога в Россию сначала по морю, потом по железной дороге, и - путешествие по нашей стране в границах 27-го года. Из Москвы Драйзер поехал в Питер, потом в Нижний, Баку, Киев, Харьков, Сталино, Севастополь, Одессу… Он ехал к нам спецкором Chicago Daily News и, как в рамках служебных обязанностей, так и из личного писательского интереса и направляемый заботливой рукой организаторов поездки общался с директорами фабрик и извозчиками, родственниками Толстого, председателями местных советов и земельными комиссарами, расспрашивал об их работе и взглядах на действительность у Станиславского, Бухарина и Эйзенштейна… Получилось подробное, по-драйзеровски остроумное, философское, с массой бытовых деталей и примет времени повествование о жизни в Советской России конца 20-х.

4 нояб. 1927 года, пятница, Москва

6 утра. Снегопад. Русские остаются настоящим народом великих русских писателей — Толстого, Гоголя, Тургенева, Достоевского, Салтыкова. Изображенные ими типы можно увидеть повсюду. Тугодумные и все же проницательные крестьяне; самонадеянные и даже сейчас, при коммунизме пользующиеся определенной властью мелкие чиновники (проводники на железной дороге, начальники вокзалов и т. п.). Я вижу, как крестьянин в драном пальто и шапке проходит перед чиновником и приподнимает эту шапку. Представители рабочего класса сознательно и довольно неохотно, но тоже это делают. Та быстрая, нервная энергия, которую часто можно видеть даже у самых обычных американских рабочих, здесь не востребована.

7 нояб. 1927 года, понедельник, Москва, Grand Hotel

Меня будят музыка оркестра и тяжелая поступь солдат, входящих на Красную площадь: трам-там-там. Это начало празднования 10-летнего юбилея Октябрьской революции. Красная гвардия. Курды из Курдистана, донские казаки в длинных летящих шинелях, сапогах со шпорами и меховых шапках. Они движутся верхом на небольших, но явно сильных и быстрых лошадях. Вот несколько отрядов сибирских стрелков. А вот стражи границы; а вот революционные отряды из далекой Грузии — люди с седыми бородами и в тяжелых теплых одеждах верхом на ладных вороных лошадях. Говорят, что они насмерть сражались с белыми империалистами, и это все, что осталось от большого подразделения бойцов. А вот кавказская артиллерия на легких горных повозках, оснащенных маленькими пушками и пулеметами.

Марши продолжаются с 11 утра до самой ночи. Они маршируют, чтобы показать миру, насколько велика их вера в Красную Россию. И здесь, где совсем недавно была толь-

В одном из лозунгов говорится о том, что Мать-Азия (а сегодняшняя Россия находится в основном там) наконец просыпается, и теперь будет жить в современных условиях. Этот огромный гигант наконец пробуждается от векового сна — приходит в себя и вступает в новый день с новой миссией. Я никогда не ожидал увидеть такую удивительную картину, как марш азиатов с лицами всех типов — от китайского до европейского, с пением гимнов о братстве и благоговейным приветствием их всеобщего учителя Ленина при проходе мимо его мавзолея.

Здесь нет священников, нет лозунгов, только символы человеческой решимости сделать жизнь более терпимой для всех. Я думаю (если только человеческая природа сможет подняться до такой возможности) — это один из шансов для подлинного улучшения человека. Но вполне может быть, что эта программа слишком красива для того, чтобы стать успешной, и это только идеал существования, до которого слабое и эгоистичное человечество подняться не сможет. Тем не менее, я искренне надеюсь, что это не так — и это действительно начало лучшего или более яркого дня для всех…

11 нояб. 1927 года, пятница, Москва, Grand Hotel

Ленин. Я полагаю, что это новый всемирный герой. Если мир перейдет к диктатуре пролетариата, а я предполагаю, что он перейдет, то его величию предела не будет. Еще один Вашингтон. Еще один Кромвель. Россия уже не справляется с его славой. Его статуи и картины настолько многочисленны, что создают особую атмосферу. Только в Москве так много его бюстов и статуй, что они, похоже, составляют заметное дополнение к населению. Примерно так: население Москвы — без статуй Ленина — 2 000 000, со статуями Ленина — 3 000 000.

16 нояб. 1927 года, среда, Москва, Grand Hotel

Эйзенштейн - молодой человек 29 лет, невысокий, плотный, с обаятельным мальчишеским лицом и голубыми глазами и копной густых курчавых волос.

Он сказал, что сейчас у него маленькая плохая студия, но уже строится новая, современная и заметил, касаясь России вообще, что русский характер таков, что через каких-нибудь три года Россия станет во главе мира. Как и в Америке, здесь есть к этому сильный импульс — дикая природа, обширные и еще незаселенные пространства. Пока что здесь существует федерация из 167 отдельных народностей или национальностей, многие из которых пока не говорят на одном общем языке и не следуют одним и тем же обычаям, но все они воспламенены и объединены советской идеей — и из этого что-то может получиться. Равным образом — и из-за огромного интереса, с которым рассматривается советская программа, то есть программа превращения России в современное экономически развитое государство. Все, без видимых исключений, работают на Россию и на достижение этого идеала. Поэтому вполне естественно, что писатели, художники, поэты, драматурги, кинорежиссеры, да кто угодно, должны идти в кино, чтобы показать только подъем, — как и в области драмы, поэзии, литературы, искусства.

Что касается меня, то я до сих пор полагал, что первой идет драма индивидуума, его личные испытания, его ужасы и восторги, поскольку только через отдельного человека можно понять чаяния массы и служить им.

Он не согласился.

20 нояб. 1927 года, пятница, Grand Hotel

22 нояб. 1927 года, воскресенье, Ясная Поляна

В 12:45 ночи мы попытались сесть в поезд, отправлявшийся в Ясную Поляну, но оказалось, что все вагоны переполнены.

Поезд тронулся, мы побежали и успели вскочить во второй вагон, набитый настоящими русскими массами: на полках полутемного прокуренного вагона в три яруса лежали и сидели люди. Взглянув вверх, я мог видеть сапоги русских, свисающие рядами с верхних полок; какой-то парень снял сапоги, и его босые ноги оказались в непосредственной близости от моей физиономии. Мы простояли в проходе около часа, ожидая остановки; когда поезд остановился, мы выпрыгнули из него и побежали к первому вагону, где проводник уже подготовил для нас места. Это тоже был вагон 3 класса, но немного чище и с нумерованными спальными местами. Мы растянулись на деревянных скамьях, и я даже стал иногда засыпать, убаюканный медленным движением поезда и хором людей, храпевших в разных тональностях. В семь часов утра мы прибыли на маленькую станцию Ясная Поляна.

Старый сторож согласился показать нам музей — некоторые комнаты оставлены в том виде, в каком они были при Толстом. Эти комнаты не отапливались и имели очень мрачный вид. Простотой и непритязательностью они напоминали обычный дом американского фермера; большая гостиная и столовая с длинным столом и большим пианино, фамильные портреты работы Репина на стенах, маленький кабинетный письменный стол, а рядом спальня с простой узкой кроватью, старый умывальник. Здесь же на стене по-прежнему висел старенький халат Толстого. Как скромно он жил!

Этот день пришелся на семнадцатую годовщину смерти Толстого. Мы прошли по дорожке с указателями к его могиле. Она прекрасно расположена в роще из берез и сосен. На могиле, как он и хотел, нет никакого камня, но селяне убрали холмик вечнозелеными ветвями.

Потом нас проводили опять в дом Толстого, по просьбе младшей дочери Толстого, Ольги, которая специально приехала из Москвы на годовщину. Жилые комнаты дома представляли собой картину гораздо более привлекательную, в гостиной — обеденные столы, полки с книгами, цветы, в углу — кафельная печь, напротив — большое низкое и очень уютное кресло. Племянница Толстого, старая женщина, приняла нас любезно, угостила чаем и хлебом с сыром. Потом были поданы сани, и мы снова поехали на могилу.

Я вступил в живую дискуссию о жизни крестьян с местным учителем, который, казалось, хорошо знал их быт. Я задал ему вопрос о неграмотности крестьян, но не получил от

него удовлетворительного ответа.

Он, со своей стороны, хотел, чтобы я передал президенту Кулиджу письмо от окрестных крестьян, в котором они просят его предотвратить интервенцию в Россию.

27 ноября 1927 года, вторник, Сталино, Россия

1 дек. 1927 года, четверг, Ленинград, Hotel Europe

Утром мы отправились в Ленинградскую публичную библиотеку, которая считается второй по величине в мире после Библиотеки Конгресса, — в ней 4 600 000 книг. После революции количество книг в ней удвоилось благодаря национализации крупных частных библиотек. Само здание очень старое; вход в административные помещения был такой дряхлый, что я не сомневался — мы ошиблись адресом. Однако по мере того, как мы проходили через многочисленные залы, их вид быстро улучшался, и в библиотеке стала ощущаться атмосфера былого достоинства и великолепия.

На полках, уходящих вверх до самого потолка, теснились бесчисленные тома в кожаных переплетах, а в стеклянных витринах стояли или лежали редкие книги, например вся

библиотека Вольтера, купленная Екатериной после его смерти. Тут было много подлинных рукописей таких русских писателей, как Толстой и Достоевский. Я заинтересовался отделом философии, но он был столь огромен, что мне пришлось выбрать какое-нибудь одно направление, и я остановился на черной магии.

Меня провели в отдельную комнату, и директор этого отдела и его помощники начали

приносить мне ветхие тома по магии, колдовству и т. п. На французском, латыни, древнегреческом. Я с трудом уклонился от сердечной предупредительности библиотекаря, так как у меня не было времени рыться в этих увлекательных старых книгах. В одном из залов располагалась специальная выставка материалов об Октябрьской революции: плакаты, манифесты, газеты и т. п. Интересно было бы ее

Словом, интеллигенция сейчас низкопоклонствует перед своими собратьями крестьянами и рабочими, поскольку их вооружили и ведут вперед идеалисты, которые говорят им, что они — главные в этой жизни, что хлеб, картошка и искусство должны в первую очередь принадлежать рабочему (на самом деле — ремесленнику и в последнюю — всем остальным).

О, где же ты, Аристотель?

7 янв. 1928 года

В 8 утра — Севастополь, знаменитый порт, за который шло множество сражений. В очередной раз я воспылал надеждой найти здесь приличную еду. Мы наняли извозчика,

чтобы он показал нам город. Сначала мы двинулись вверх по главной улице, а потом спустились вниз к морю. Это довольно тихое место, на окраинах которого находится не-

3 октября 1927 года классик американской литературы и публицист Теодор Драйзер получил от Советского правительства приглашение приехать в Москву на празднование десятой годовщины русской революции. В тот же день он начал писать этот исторический дневник, в котором запечатлел множество ярких воспоминаний о своей поездке по СССР. Записи, начатые в Нью-Йорке, были продолжены сначала на борту океанского лайнера, потом в путешествии по Европе (в Париже, затем в Берлине и Варшаве) и наконец - в России. Драйзер также записывал свои беседы с известными политиками и деятелями культуры страны - Сергеем Эйзенштейном, Константином Станиславским, Анастасом Микояном, Владимиром Маяковским и многими другими. Русский дневник Драйзера стал важным свидетельством и одним из значимых исторических документов той эпохи. Узнаваемый оригинальный стиль изложения великого автора превратил путевые заметки в уникальное и увлекательное произведение и портрет Советского Союза 1920-х годов. Показать

Свет в конце тоннеля или электричка, идущая навстречу?

Теодор Драйзер - мой любимый писатель, и поэтому я охотно взялась за чтение этой книги. Что думал о нас знаток человеческих душ? Какими глазами он видел нашу страну? 27 - 28 годы, Страна Советов на весь мир вещала о светлом будущем, которое вот-вот будет у нас. Как это увидел писатель: свет в конце тоннеля или идущая навстречу электричка?
Советский Союз сам пригласил писателя в гости и оплатил поездку. Правда, не обошлось без проволочек и недоразумений - я не удивлена. Драйзеру предстоит встретиться с Сергеем Эйзенштейном, Константином Станиславским, Анастасом Микояном, Владимиром Маяковским. Москва, Ясная Поляна, Кавказ, Новороссийск, Сочи и ещё многие уголки нашей страны посетил писатель. Охотно заходил в церкви и мечети, посещал детские ясли и места проживания рабочих, интересовался их зарплатой и общим уровнем жизни. За время путешествия пристрастился к водке:

Даже после столь краткого пребывания в стране я обнаружил, что пристрастился к водке: водка сама по себе, водка в чае, водка в десерте – и со всем этим справляюсь.
Некоторые моменты шокировали писателя - когда поезд опаздывает на 25(!) часов, спокойным не будешь. Драйзер задавал вопросы людям, стараясь понять, что же заставило страну пойти по отличному от всех стран пути. Иногда слышал и такое:

огромного количества бескорыстного труда, который идет на создание этого нового общества.
писатель видит такую картину:

За соседним столиком сидели русские, которые только что вернулись морем из Нью-Йорка, и громко разговаривали на отвратительном ломаном английском – просто чтобы похвастаться.
Общее впечатление о нашей стране Драйзером чётко и ясно выражено в этой книге, и мне очень хочется его тут озвучить - не буду. Боюсь лишить вас интереса к этой интересной, противоречивой, правдивой прозе. Интересно, какими были бы герои Драйзера, если бы он жил в нашей стране?

Стейнбек рассказывал о поездке в послевоенный СССР, а Драйзер приезжал раньше, через 10 лет после победы пролетариата над империализмом. Что же он увидел в Союзе в 1927- году?

Пару лет назад я читала замечательный сборник путевых заметок американского писателя Джона Стейнбека о поездке в СССР в 1947-м году. Стейнбек поехал в послевоенный Союз, оправляющийся от разрушений и потерь от фашистской Германии, чтобы своими глазами увидеть, как же живет страна и народ-победитель. И я с большим интересом и удовольствием читала его заметки, смотрела черно-белые фото его компаньона Роберта Капы.

Когда я узнала, что в таком же издании есть похожий русский дневник Теодора Драйзера о его довоенном знакомстве с Союзом, я решила, что и с этим трудом надо познакомиться и добыть его к себе в домашнюю библиотеку. Разыскала, дождалась, пока книга придет ко мне, прочла, делюсь впечатлениями.

Начну немного с эмоций. До прочтения этих обоих дневников я нормально относилась и воспринимала Стейнбека и Драйзера. После прочтения, увидев, какими глазами они смотрели на людей, что подмечали и что было в их приоритетах, я сохранила свое уважительное отношение к Стейнбеку и с некоторым пренебрежением отношусь к Драйзеру. Нисколько не умаляя его писательских способностей, я пришла к заключению, что человеком он был не самым добрым, искренним и добродушным.

Но обо всем по порядку.

Инициатива приезда в СССР после Великой Отечественной Войны принадлежала большей мерой самому Стейнбеку, в 1927-м же году инициатором приглашения Драйзер в Союз было партийное руководство страны. Наступала 10-я годовщина социалистической революции и партверхушке хотелось устроить такое себе имиджевое мероприятие, чтобы громко заявить о себе и успехах власти пролетариата на весь мир с перспективой привлечь больше сателлитов к соцлагерю. Поэтому отчасти выбор и пал на представителя государства-оппонента СССР, чтобы продемонстрировать якобы свою открытость и, что называется, раскрыть все карты.

В те годы либеральная часть американского общества с интересом воспринимала ВЕЛИКИЙ СОЦИАЛЬНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ, как они называли процесс построения коммунистического общества. Плюс, жили они тогда в принципе благополучно и даже высказывали недовольство западными буржуазными ценностями. К тому же территориальная отдаленность от эпицентра построения коммунизма привела к тому, что большинством американцев политика советского союза воспринималась просто нейтрально.

С этим он и приехал в Союз. Ему выделили секретаря, американку, проживающую в то время в СССР Рут Кеннел и несколько специалистов, решающих его вопросы передвижения по Союзу и организовывающих встречи с разными лидерами и партработниками.

Драйзер начинает свое путешествие с прибытия в Москву, проводил интервью с Эйзенштейном, Бухариным, Станиславским, Микояном, даже с представителем новой церкви того времени. Но вот знаете, мне почему-то сложно было воспринимать эти беседы. Они напоминали какие-то сухие статистические доклады на партсобраниях. Интересно, да. Не знаешь, насколько это правдоподобно, тоже есть червячок сомнения. И очень большая концентрация числовой и статистической информации.

После Москвы он едет в Санкт-Петербург, пардон, Ленинград. Там его провели и по храмам (Исаакию, Казанскому, Спасу на Крови), он был в Зимнем дворце, ездил в Царское село в летнюю резиденцию императора. И тут я прочла в одной его записи фразу, заставившую меня потерять дар речи от такого уровня снобизма и побудившую отложить этот дневник на несколько дней. Просто не хотелось читать записи ТАКОГО человека. И с того момента, признаюсь, я уже через силу читала записи.

Он во дворце увидел интерьер комнат императора. И ему не понравилось убранство и обстановка комнат. С его вкусом антураж, короче, не совпал, он посчитал Николая II-го человеком с дурным вкусом. И далее заявляет:

То есть, мистер Драйзер отказывает человеку, каким бы он ни был, в праве на жизнь только лишь потому, что его вкус в обстановке дома не совпал с представлениями о хорошем вкусе, страшно сказать, самого Драйзера? По-моему, это просто чудовищно.

Затем меня неоднократно выводили из себя его реплики с представлениями о русских. Вроде того, что многие американцы всерьез считали, что в русских домах вместе с людьми живут свиньи. И он очень удивился, приехав в деревню, позаглядывав в дома крестьян, обнаружил, что ни свиней, ни коров, ни гор навоза в русских избах не обнаружено. Просто воротило от такого снобизма.

Встретив на вокзале нищих, просящих милостыню, он вообще рассматривает их как зверюшек в зоопарке.

Но справедливости ради стоит заметить, что не все впечатления о славянах у Драйзера такие высокомерные и пренебрежительные. Он остался очень доволен поездкой на Украину, посещением харьковского оперного и вокалом на украинском языке (это еще один щелчок по носу тем пропагандистам, которые убеждают, что в СССР всячески истреблялся и угнетался украинский язык), он с удовольствием ездил в Нижний Новгород, восхищался православными церквями и был в восторге от кухни Азербайджана.

В целом, симбиоз желаний Драйзера и предоставленных возможностей ВОКС (Всесоюзная организация культурных связей) вылились в следующий маршрут Драйзера по Союзу:

Москва-Петербург-Нижний Новгород-Киев-Харьков-Донбас-Ростов-на-Дону-Кисловодск-Сочи-Новороссийск-Баку-Грузия (Тифлис /тогдашнее Тбилиси/, Батуми)-Крым (Феодосия, Ялта, Севастополь)-Одесса.

Его приглашали совершить поездку по Союзу к дате 10-й годовщины Октябрьской революции, к 7-му ноября. К началу ноября Драйзер и прибыл в СССР. А уезжал оттуда спустя 2,5 месяца с совершено другими чувствами и эмоциями. Но об этом вы узнаете, самостоятельно прочтя и обдумав его записи и взгляды.

Уже дойдя до половины этого дневника, я подумала о том, как меняются наши вкусы и интересы. Я вспомнила, как в школьные годы я отмахивалась, когда папа пытался заинтересовать историей и подсовывать разные исторические издания. Мне это все казалось жутко занудным, неинтересным, покрытым пылью и нафталином. Теперь ловлю себя на том, что регулярно читаю книги, посвященные истории. И если это не история в формате учебников и сухого перечисления исторических сведений, то это история, рассказанная глазами очевидцев, описание разных явлений через призму исторических событий или мемуары. Одного человека или целого народа. Так хочется докопаться до правды. Хотя даже если и докопаюсь, и что дальше?

У всех народов есть периоды в истории, заставляющие гордиться, и этапы, на которых совершались ошибки. И мне не хочется никого ни оправдывать, ни обвинять. Просто стОит осознавать, что то время, которое для нас стало УЖЕ историей, для кого-то было временем активной жизненной фазы. И порицать обычных людей, живущих тогда, за какой-то энтузиазм, веру и работу на благо идеалов ну крайне глупо. Мы еще не знаем, как наши действия и наши поступки оценят НАШИ потомки.

Читайте также: