Страстный пилигрим уильям шекспир книга краткое содержание
Обновлено: 03.07.2024
Когда клянешься мне, что вся ты сплошь Служить достойна правды образцом, Я верю, хоть и вижу, как ты лжешь, Вообразив меня слепым юнцом.
Польщенный тем, что я еще могу Казаться юным правде вопреки, Я сам себе в своем тщеславье лгу, И оба мы от правды далеки.
Не скажешь ты, что солгала мне вновь, И мне признать свой возраст смысла нет. Доверьем мнимым держится любовь, А старость, полюбив, стыдится лет.
Я лгу тебе, ты лжешь невольно мне, И, кажется, довольны мы вполне!
На радость и печаль, по воле рока, Два друга, две любви владеют мной: Мужчина светлокудрый, светлоокий И женщина, в чьих взорах мрак ночной.
Чтобы меня низвергнуть в ад кромешный, Стремится демон ангела прельстить, Увлечь его своей красою грешной И в дьявола соблазном превратить.
Не знаю я, следя за их борьбою, Кто победит, но доброго не жду. Мои друзья - друзья между собою, И я боюсь, что ангел мой в аду.
Но там ли он, - об этом знать я буду, Когда извергнут будет он оттуда.
Хоть ты смогла риторикой очей, Кто с ней, небесной, спорить в состоянье? Меня от клятвы отвратить моей, Я не страшусь за это наказанья.
Нет, не презрел я клятву. Ты - богиня, А я от женщин отрекался лишь И получу помилованье ныне, Коль милостью меня ты подаришь.
Обет - дыханье, а дыханье - пар. Впивай его, как солнце в вышине, Не отвергая мой смиренный дар.
Хоть я виновен, нет вины на мне: Какой глупец откажется от рая, Земной обет нарушить не желая?
Адониса Киприда обольщала: Тревожа мир невинной чистоты, Глазами все блаженства обещала, Доступные богине красоты.
Подсев к нему, то слуху нежно льстила, То взор пыталась наготой привлечь, То, зная, и чем прикосновенья сила, Рукой касалась - и теряла речь.
Но для игры лукавой слишком молод, Не понимал ни взглядов он, ни слов И в сеть любви, храня сердечный холод, Не дался желторотый птицелов.
Тут на спину упала Цитерея. Глупец бежал, поднять глаза не смея.
Как клясться мне в любви? Я клятву преступил. Ах, лишь одной красе мы верность соблюдаем. Но, изменив себе, тебе я верен был. Мой дух, сей дуб, тобой, как ветвь лозы, сгибаем. В тебе наука вся. Твои глаза - родник, Где можно почерпнуть все радости ученья. Тот, кто познал тебя, познания достиг; Тот мудр, чей ум сумел тебе воздать хваленья. Лишь неуч не придет в восторг перед тобой. Коль горд я смею быть, горжусь, что обожаю И пламя глаз твоих, и голос гневный твой, Который музыкой небесной почитаю. О неземная, я простить меня молю За то, что языком земным тебя хвалю.
Как только влага высохла ночная, И стало жечь, и в тень ушли стада, Киприда, в жажде томной изнывая, Пришла искать Адониса туда,
Где у ручья, под темными ветвями Любил он охлаждать печаль свою. Был жарок день, но жарче было пламя Любви, что привела ее к ручью.
Вот он! Пришел, склонился над потоком И, сбросив плащ, нагой шагнул вперед. Глядит на землю солнце жгучим оком, Но взор богини жарче солнца жжет.
Он вздрогнул. прыгнул в воду. "Ах, обида! Зачем я не ручей!" - грустит Киприда.
Она хитрей змеи, хотя скромней голубки, Чиста как херувим, как сатана лукава, Податлива как воск, но как железо ржава, Прозрачна как стекло, но чувства так же хрупки. Бела как лилия, как лилия нежна, Во всем пленительна и фальши вся полна.
Казалось, что в любви она была правдива: За поцелуем вслед клялась до поцелуя И вновь клялась, мой слух игрою слов чаруя, Но все же и любви боялась и разрыва. Я клятвам и слезам так верил, видит бог, Но злой насмешкой был и каждый взгляд и вздох.
Ее сжигала страсть, как жжет огонь солому, И, как солому, страсть она в себе сжигала. Дарила только миг, хоть вечность предлагала, В любви сулила все - и все свела к пустому. Она была со мной ни шлюха, ни святая, Средь лучших - худшая, средь худших - никакая.
Коль музыка поэзии близка И как с сестрою с ней соединима, Любовь меж нами будет велика: Одна тобой, другая мной любима.
Тебя пленяет Дауленд, чья струна Чарует слух мелодиями рая, Мне Спенсер мил, чьей мысли глубина Все превосходит, разум покоряя.
Ты любишь слушать, как звенит с высот Кифара Феба, музыки царица, А я люблю, когда он сам поет, И голос Феба в сердце мне струится.
Двух муз он бог, любимы обе мной, Обеих славлю, но в тебе одной.
От горя став бледней голубки белой, В прекрасный день царица красоты Надменного Адониса хотела Остановить у гибельной черты.
Вот скачет он, разгорячен охотой, Сдержал коня, молящий видя взор. Она с великой нежностью, с заботой Велит ему не углубляться в бор.
"Я здесь однажды юношу спасала, В бедро был ранен лютым вепрем он, Как раз сюда - смотри", - она сказала И подняла над ляжками хитон.
Он, вместо ран узрев совсем иное, Смутясь, бежал в безмолвие лесное.
О роза нежная, мой сладостный цветок, Еще не распустясь, как рано ты увяла! Жемчужина, какой не видел и Восток, Твои пресекло дни холодной смерти жало. Так дерево не в срок прощается с листвой, Под ветром северным убор теряя свой.
Я плачу о тебе, я все тебе простил, Хоть ты не вспомнила меня и пред могилой. Но ты оставила мне больше, чем просил, Затем что ничего я не просил у милой. Увы, мой нежный друг, у гробовой черты Одну лишь неприязнь мне подарила ты.
Адониса учила Цитерея: Чтобы, как Марс, пленять он женщин мог, Она с мальчишкой, страстью пламенея, Все делала, что с ней проделал бог.
"Так - молвила - он влек меня в объятья" И привлекла Адониса на грудь. "Так - молвила - он снял застежку с платья". А тот не смел и руку протянуть.
"Так - молвила - он целовал мне губы" И в рот ему впилась губами вдруг. Он вырвался, еще по-детски грубый, Когда она переводила дух.
Целуй меня, ласкай, я все позволю! Продли мой плен, пока не рвусь на волю!
Юноша и старец противоположны, Старость - час печалей, юность - миг услад. Юноши отважны, старцы осторожны. Юность - май цветущий, старость - листопад. Юный полон сил, старый хмур и хил, Юный черен, старый сед, Юный бодр и волен, старый вял и болен, Старость - мрак, а юность - свет. Юность, ты мила мне, старость, ты страшна мне, Юноша пленил мои мечты! Старый, убирайся! Мой пастух, решайся, Слишком долго медлишь ты.
Богатство ль красота? Богатство, но на миг. Словили бабочку - и сразу меркнет чудо. Дохнуло холодом - и розмарин поник. Один толчок - и нет хрустального сосуда. Богатство, бабочка, стекло ли, розмарин, Растратил, застудил, разбил - конец один.
Богатство потеряв, едва ль вернешь его. Померкшей бабочке не возвратятся краски. Морозом схвачено, растение мертво. Хрусталь разбит - забудь, не подберешь замазки. Так мертвой красоты вовеки не вернут Ни грим обманчивый, ни золото, ни труд.
"Спокойной ночи, спи!" - шепнула мне она И унесла покой, мне пожелав покоя. Один в пустом дому я мучаюсь без сна, В сомненьях тягостных лежу, догадки строя. Сказала: "Будь здоров и завтра приходи!" Но как здоровым быть с отчаяньем в груди?
Когда я уходил - кто женщину поймет? Она кивнула мне и улыбнулась мило. Обрадовал ее печальный мой уход, Иль то, что завтра я вернусь, ее смешило? "Иди" - и я иду, иду, как в тяжком сне. Но где ж конец пути, и где награда мне?
Мой жадный взор к Востоку устремлен! Кляну часы. Светает. Утро встало. Все чувства темный стряхивают сон. Глазам светлей, но сердцу света мало. Волнуюсь, жду - и в пенье соловьев Услышать силюсь жаворонка зов.
Ведь это он приветствует восход И гонит мрак в его глухую нору. Свиданье близко! Новый день идет Утешить сердце, дать отраду взору. Я радуюсь, но радость чуть грустна: Вздохнув, "до завтра!" вновь шепнет она.
Как с нею ночь была бы коротка, Как без нее часы ползут уныло! Да что часы - минуты как века! Не светишь мне - цветам сияй, светило! Пусть ночь уйдет, что нынче толку в ней, Но завтра, день, дай ночи стать длинней!
Сохранились только два листа из первого издания этого сборника поэтических произведений, опубликованного, вероятно, в 1599 г. На титульном листе второго издания, выпущенного в том же году Уильямом *Джаггардом, стояло имя Уильяма Шекспира. Среди двадцати стихотворений присутствуют искаженные версии шекспировских *сонетов 138 и 144, а также три отрывка из его *"Бесплодных усилий любви".
О некоторых произведениях сборника достоверно известно, что их авторами были другие поэты, и ни одно из стихотворений не может быть с уверенностью приписано Шекспиру. В издании 1612 г. появились девять стихотворений Томаса *Хейвуда. В предисловии к своей книге "В защиту актеров" (Apology for Actors), датируемой также 1612 г., Хейвуд протестовал против "явного оскорбления", нанесенного ему издателем, опубликовавшим его стихи "в меньшем объеме, под именем другого, в результате чего может создаться впечатление, что я их у него (Шекспира - Прим. ред.) украл. Но я должен признать, что мои строки недостойны покровительства того, под чьим именем они были опубликованы. Я полагаю, и сам автор оскорблен тем, как бесстыдно мистер Джагтард без его ведома распорядился его именем". Вероятно, именно после этого заявления титульный лист издания 1612 г. был заменен другим, на котором имя Шекспира уже не стояло.
Шекспировская энциклопедия. — М.: Радуга . Под редакцией Стэнли Уэллса при участии Джеймса Шоу. Перевод А. Шульгат . 2002 .
Смотреть что такое ""Страстный пилигрим"" в других словарях:
Шекспир, Уильям — Уильям Шекспир William Shakespeare Единственное достоверное известное изображение& … Википедия
Также данная книга доступна ещё в библиотеке. Запишись сразу в несколько библиотек и получай книги намного быстрее.
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
По вашей ссылке друзья получат скидку 10% на эту книгу, а вы будете получать 10% от стоимости их покупок на свой счет ЛитРес. Подробнее
- Объем: 12 стр.
- Жанр:е вропейская старинная литература, с тихи и поэзия
- Теги:а нглийская классика, С амиздатРедактировать
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
По абонементу вы каждый месяц можете взять из каталога одну книгу до 600 ₽ и две книги из персональной подборки.Узнать больше
О некоторых произведениях сборника известно, что их авторами были другие поэты. Но это даже интересней. Читайте и составляйте своё мнение так ли это.
О некоторых произведениях сборника известно, что их авторами были другие поэты. Но это даже интересней. Читайте и составляйте своё мнение так ли это.
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Страстный пилигрим предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
When my love swears that she is made of truth,
I do believe her, though I know she lies,
That she might think me some untutored youth,
Unlearn d in the world's false subtleties.
Thus vainly thinking that she thinks me young,
Although she knows my days are past the best,
Simply I credit her false-speaking tongue:
On both sides thus is simple truth suppressed.
But wherefore says she not she is unjust?
And wherefore say not I that I am old?
O, love's best habit is in seeming trust,
And age in love loves not t'have years told.
Therefore I lie with her, and she with me,
And in our faults by lies we flattered be.
Когда твердит, что правда — её суть,
Я, соглашаясь, головой киваю,
Пусть думает, что может обмануть,
Всё, как юнец, за правду принимаю.
На самом деле видит, что я сед,
Но ложь мне льстит, беру её на веру,
Во время упоительных бесед,
Мы оба врём, но каждый знает меру.
Так почему молчит, что неверна?
Зачем молчу, скрывая свою старость?
Любовь лгунов доверием сильна,
Влюблённым старикам года не в радость.
Друг другу врём, не чувствуя вины,
Изъяны скрыв, мы ложью польщены.
Two loves I have, of comfort and despair,
Which like two spirits do suggest me still:
The better angel is a man right fair;
The worser spirit a woman coloured ill.
To win me soon to hell, my female evil
Tempteth my better angel from my side,
And would corrupt my saint to be a devil,
Wooing his purity with her foul pride.
And whether that my angel be turned fiend
Suspect I may, but not directly tell,
I guess one angel in another's hell.
Yet this shall I ne'er know, but live in doubt,
Till my bad angel fire my good one out.
Как духи, две любви владеют мной,
Добро и зло царят одновременно:
Мужчина светел, с ангельской душой,
А женщина черна и дерзновенна.
Она святого друга соблазнила,
Красою грешной, вовлекла в разврат,
Чаруя взглядом, чистоты лишила.
Быть может друг теперь и сам злой дух,
Но так ли это, твёрдо я не знаю.
Порою, до меня доходит слух,
Что он живёт в аду, лишённый рая.
Живу в сомненьях, всё узнаю точно,
Когда прогонит доброго — порочный.
Did not the heavenly rhetoric of thine eye,
'Gainst whom the world could not hold argument,
Persuade my heart to this false perjury?
Vows for thee broke deserve not punishment.
A woman I forswore; but I will prove,
Thou being a goddess, I forswore not thee:
My vow was earthly, thou a heavenly love;
Thy grace being gain'd cures all disgrace in me.
My vow was breath, and breath a vapour is;
Then, thou fair sun, that on this earth doth shine,
Exhale this vapour vow; in thee it is:
If broken, then it is no fault of mine.
If by me broke, what fool is not so wise
To break an oath, to win a paradise?
Не ты ль риторикой прекрасных глаз
Толкнула к даче ложных показаний?
А, значит, за измену, в этот раз,
Не заслужил жестоких наказаний.
Отрёкся я от женщины простой,
Но ты — богиня красотой и статью:
С тобой любовью связан неземной,
Измену клятвам лечишь благодатью.
Обет — дыханье, а дыханье — пар;
Ты ясным солнцем блещешь над землёю,
Вдохни и испари химер угар,
Пускай вина не числится за мною.
Какой глупец, обеты почитая,
Не изменяет клятве ради рая?
Sweet киприда, sitting by a brook
With young Adonis, lovely, fresh, and green,
Did court the lad with many a lovely look,
Such looks as none could look but beauty's queen.
She told him stories to delight his ear;
She showed him favors to allure his eye;
To win his heart, she touch'd him here and there,–
Touches so soft still conquer chastity.
But whether unripe years did want conceit,
11Or he refused to take her figured proffer,
The tender nibbler would not touch the bait,
But smile and jest at every gentle offer:
Then fell she on her back, fair queen, and toward:
He rose and ran away; ah, fool too froward!
Адонис слушал, как журчит ручей,
Прекрасная Киприда села рядом,
Никто на парня не смотрел нежней,
Чем Афродита, соблазняя, взглядом.
Его глаза, пленяя красотой,
Губами нежно целовала в ухо,
Касалась кожи мягкою рукой,
Но сердце юноши осталось глухо.
Наверное, был слишком молодой,
Иль из тщеславья ласки не заметил,
Когда предстала перед ним нагой,
Лишь ё шуткой и улыбками ответил:
Желая, чтобы сдался, наконец,
На спину пала — прочь сбежал глупец.
If love make me forsworn, how shall I swear to love?
O never faith could hold, if not to beauty vow'd:
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Страстный пилигрим предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Смотрите также
Мигель де Сервантес Сааведра, 1615
Последние дни Помпеи
Эдвард Бульвер-Литтон, 1834
Осень – сказка. Цикл стихов Марине Цветаевой, переводы Бернса, Киплинга, Рильке
В 1599 г. издатель Джаггард выпустил в свет сборник стихотворений под заглавием: Страстный пилигрим. Сочинение В. Шекспира. Это не что иное, как грубая спекуляция именем Шекспира, которое к этому времени сделалось уже чрезвычайно популярным. На самом деле лишь около половины составляющих сборник стихотворений принадлежит Шекспиру, причем многие из них были напечатаны раньше или ходили по рукам и были беззастенчиво использованы издателями; остальные же написаны другими лицами. В своем обмане Джаггард косвенно признался сам. В 1612 г. он повторил это издание (верный себе, он пометил его как 3-е, тогда как на деле оно было только 2-м), присоединив еще несколько стихотворений, и в том числе стихи, принадлежавшие современнику Шекспира, драматургу и поэту Томасу Хейвуду. Когда Хейвуд заявил в резкой форме свой протест, Джаггард ограничился тем, что заменил титульный лист другим, на котором имя Шекспира уже не значилось.
Новейшая критика высказывается по вопросу о принадлежности отдельных стихотворений сборника следующим образом:
№ 1. Вариант шекспировского сонета 138.
№ 2. Вариант шекспировского сонета 144.
№ 3. Сонет Лонгвиля к Марии в Бесплодных усилиях любви (IV, 3, 56–69) [7] .
№ 4. Возможно, что это один из набросков Шекспира к Венере и Адонису.
№ 5. Сонет, который читает Нафанаил в Бесплодных усилиях любви (IV, 2, 100–113).
№ 6. Также, быть может, набросок к Венере и Адонису.
№ 7. Возможно, что принадлежит Шекспиру.
№ 8. Вероятно, принадлежит Ричарду Барнфильду, так как было напечатано под его именем в 1598 г.
№ 9. Быть может, набросок к Венере и Адонису.
№ 10. Едва ли принадлежит Шекспиру.
№ 11. Вероятно, принадлежит Бартоломью Гриффину, так как было напечатано под его именем в 1596 г.
№ 12. Вероятно, не принадлежит Шекспиру.
№ 13. Едва ли принадлежит Шекспиру. По стилю это стихотворение очень близко к № 10.
№ 14. Вероятно, не принадлежит Шекспиру.
№ 16. Безусловно не принадлежит Шекспиру.
№ 17. Стихи Дюмона к Катерине в Бесплодных усилиях любви (IV, 3, 97—116).
№ 18. Вопрос об авторстве неясен. Было напечатано в Мадригалах Уикса, 1597; затем снова в альманахе Английсkий Геликон, 1600, под заглавием: Жалоба неизвестного пастуха, с подписью: Ignoto (Неведомый).
№ 19. Принадлежность Шекспиру сомнительна.
№ 20. Принадлежит Марло. Ответ возлюбленной, как думают, присочинен Уолтером Рели.
№ 21. Вероятно, принадлежит Ричарду Барнфильду, так как было напечатано под его именем в 1598 г. Также переиздано в Английсkом Геликоне, с подписью: Ignoto.
Ввиду неясности вопроса об авторстве многих стихотворений, мы, следуя традиции прежних изданий сочинений Шекспира, печатаем сборник полностью.
Примечания
Придворный музыкант королевы Елизаветы, славившийся своею игрой на лютне.
Знаменитый английский поэт, старший современник Шекспира (1553–1559).
В дошедшем до нас английском тексте недостает строки.
Пастушок Коридон — один из персонажей эклог Вергилия.
Возглас этот — звукоподражательный и вместе с тем смысловой. В Метаморфозах Овидия рассказывается, что Терей обесчестил сестру жены своей Филомелу. Превращенная после этого богами в соловья, она всё время оплакивает свое несчастье, вспоминая виновника его — Терея.
Пандион — афинский царь, отец Филомелы.
Этот сонет, так же как 5 и 17, мы воспроизводим в переводе М. А. Кузмина.
Читайте также: