Шелковая кисточка сказка краткое содержание
Обновлено: 08.07.2024
Шелковая Кисточка — Торко-Чачак (алтайская сказка)
Жила-была девочка, звали ее Торко-Чачак — Шелковая Кисточка. Глаза у нее точно ягоды черемухи, брови — две радуги. В косы вплетены заморские раковины, на шапке кисточка из шелка белого, как лунный свет.
Однажды заболел отец Шелковой Кисточки, вот мать и говорит ей:
— Сядь, дитя мое, на буланого коня с белой звездочкой на лбу, поскачи на берег бурной реки к берестяному аилу. Там живет Телдекпей-кам [Кам — шаман.]. Попроси, позови ею, пусть придет отца твоего вылечит.
Девочка вскочила на буланого коня с белой звездочкой на лбу, взяла в правую руку ременный повод с серебряными бляшками, в левую — плеть с узорчатым черенком.
Резво бежал длинногривый конь, уздечка подскакивала, как хвост трясогузки, кольца на сбруе весело звенели.
Телдекпей-кам отдыхал у порога своего берестяною аила. Острым ножом он резал из куска березы круглую чашку-чочойку. Услыхал резвый топот копыт, звучный перезвон колец на сбруе, поднял голову и увидал девочку на буланом коне.
Статно сидела она в высоком седле, полыхала на ветру шелковая кисточка, пели заморские раковины в тугих косах.
Нож выпал из руки кама, чочойка в костер покатилась.
— Уважаемый дедушка, — молвила девочка, — мой отец заболел, помогите нам.
— Я вылечу твоего отца, Шелковая Кисточка, если ты за меня замуж пойдешь.
Брови у кама — белый мох, борода — колючий кустарник.
Испугалась девочка, хлестнула коня и ускакала.
— Завтра на утренней заре жди меня, — крикнул ей вдогонку Телдекпей-кам.
Примчалась Шелковая Кисточка на стойбище, в аил вошла.
— Что сказал тебе мудрый кам? — спрашивает мать.
— Завтра на утренней заре Телдекпей-старик будет здесь.
В небе звезды еще не растаяли, в стойбище люди молока еще не заквасили, в котлах мясо еще не сварилось, белую кошму по земле еще не расстелили, как послышался топот копыт, это скакал широкий, как сарлык, черный конь. На коне сидел Телдекпей-кам.
Старики навстречу вышли, коня под уздцы взяли, стремя поддержали.
Молча, ни на кого не глядя, кам спешился, ни с кем не поздоровавшись, в аил вошел. Следом старики внесли двухпудовую колдовскую шубу, красную колдовскую шапку, кожаный бубен с медными глазами.
Шубу положили на белую кошму, бубен повесили на деревянный гвоздь, под бубном зажгли костер из душистых ветвей можжевельника.
Весь день, от утренней зари и до вечерней, кам сидел, не поднимая век, не шевелясь, не говоря ни слова.
Поздней ночью Телдекпей-кам поднялся, глубоко, до самых бровей надвинул красную колдовскую шапку, с пестрой бахромой стеклянных бус. Два пера, выдернутые из хвоста филина, торчали на шапке, как два уха, красные лоскуты трепыхались, как два крыла. Бусины стучали, звенели, хлестали кама по лбу, по щекам, как крупный град. Кряхтя, поднял кам с белой кошмы свою двухпудовую шубу, охая, просунул руки в жесткие рукава. По бокам шубы висели сплетенные из колдовских трав лягушки и змеи, на спине болтались шкурки дятлов.
Снял кам с гвоздя кожаный бубен с медными глазами, ударил в него деревянной колотушкой — загудело, зашумело в аиле, как на горном перевале зимней порой. Люди похолодели от страха. А кам плясал-камлал, бубенцы дребезжали, бубен гремел. Но вот разом все смолкло. В тишине будто гром загрохотал — это в последний раз ухнул бубен и затих.
Телдекпей-кам опустился на белую кошму, рукавом отер пот со лба, пальцами расправил спутанную бороду, взял с берестяного подноса сердце козла, съел его и сказал:
— Прогоните Шелковую Кисточку, злой дух сидит в ней. Пока она по стойбищу ходит, отец ее здоровым не встанет. Горе-беда эту долину не оставит. Малые ребята навеки уснут, отцы их и деды страшной смертью умрут.
Женщины со страху лицом вниз на землю упали, старики с горя ладони к глазам прижали. Юноши на Шелковую Кисточку посмотрели — два раза покраснели, два раза побледнели.
— Посадите Шелковую Кисточку в деревянную бочку, — гудел могучий кам, — затяните бочку девятью железными обручами, забейте дно медными гвоздями, бросьте в бурную реку.
Сказал и на своего лохматого черного коня сел, в свой белый берестяной аил поспешил.
— Э-эй! — крикнул он рабам. — Ступайте на реку! Вода принесет мне большую бочку. Поймайте ее, сюда притащите, а сами бегите в лес. Плач услышите — не оглядывайтесь. Стон, крик по лесу разольется — не оборачивайтесь. Раньше чем через три дня в мой аил не приходите.
Семь дней, семь ночей люди на стойбище повеления кама выполнить не решались. Семь дней, семь ночей с девочкой они прощались. На восьмой посадили Шелковую Кисточку в деревянную бочку, оковали бочку девятью железными обручами, забили дно медными гвоздями и бросили в бурную реку.
В тот день у реки, на крутом берегу, сидел сирота рыбак Балыкчи. Увидел он бочку, выловил ее и принес в свой зеленый шалаш. Взял топор, выбил дно, а там девочка!
Как стоял Балыкчи с топором в руке, так и остался стоять. Словно кузнечик, прыгнуло его сердце:
— Девочка, как тебя зовут?
— Торко-Чачак — Шелковая Кисточка.
— Кто посадил тебя в бочку?
— Телдекпей-кам повелел.
Вышла девочка из бочки, низко-низко рыбаку поклонилась.
Тут рыбак свистнул свою верную собаку, свирепую, как барс, посадил ее в бочку и бросил в бурную реку.
Увидели эту бочку рабы Телдекпей-кама, вытащили, принесли в берестяной аил, перед стариком поставили, а сами в лес убежали.
— Помогите! — вдруг раздался плач, крик, стон. — Помогите! — кричал Телдекпей-кам.
Но рабы, плач услышав, не оглянулись, стон услыхав, не обернулись — так приказал кам.
Только через три дня пришли они из леса домой.
Кам лежал под топчаном чуть жив. Одежда в клочья изорвана, борода выдрана, брови взлохмачены.
Шубы двухпудовой ему уже не поднять, в бубен кожаный с медными глазами ему уже не стучать.
А Шелковая Кисточка осталась в зеленом шалаше. И рыбак позабыл теперь обо всем на свете. Возьмет, бывало, удочку, выйдет на тропу к реке, оглянется — увидит девочку на пороге шалаша, и ноги будто сами несут его домой. Сколько глядел, а не мог наглядеться на милую Торко-Чачак.
И вот взяла Шелковая Кисточка кусок бересты, нарисовала соком ягод и цветов свое лицо, приколола бересту к палке, палку воткнула в землю у самой воды.
Теперь рыбаку веселее стало сидеть на берегу. Нарисованная девочка смотрела на него, как живая.
Загляделся однажды Балыкчи на разрисованную бересту и не заметил, что клюнула большая рыба. Удочка изогнулась, словно лук, рванулась из руки, стукнула палку, береста упала в воду и уплыла.
Как узнала про то Шелковая Кисточка, ладонями стала тереть брови, пальцами растрепала косы, заплакала она, запричитала:
— Кто найдет бересту, тот сюда придет! Поспеши, поспеши, Балыкчи, догони бересту! Выверни свою козью шубу мехом наружу, сядь на синего быка и скачи вдоль по берегу реки.
Надел Балыкчи козью шубу мехом наружу, сел на синего быка, поскакал вдоль по берегу реки.
Но догнать бересту он не поспел.
Принесла вода бересту в устье реки, тут она зацепилась за ветку тальника и повисла над водой.
Здесь, у реки, раскинулось стойбище грозного хана Кара-каана. Бесчисленные стада, неисчислимые табуны паслись на бескрайних лугах под присмотром ханских рабов-пастухов.
Увидели пастухи на красном тальнике белую бересту. Поближе подошли, взглянули и загляделись. Шапки их вода унесла, стада их по степям, по лесам разбрелись.
— Почему отдыхаете? — загремел страшным голосом хан Кара-каан. — Какой у вас праздник, чью справляете свадьбу?
Как молния, к пастухам примчался, зубами сверкнул, девятихвостую плеть высоко поднял, но увидел бересту и плеть уронил.
С бересты глядела девочка. Губы у нее — едва раскрывшийся алый цветок, глаза — ягоды черемухи, брови — две радуги, ресницы — словно стрелы, так и разят.
Схватил Кара-каан бересту, сунул ее за пазуху, а сам, как водопад, зашумел, как буран, завыл:
— Э-э-эй! Силачи-алыпы! Эй, богатыри-герои! Сейчас же на коней садитесь. Если эту девочку мы не добудем, всех вас пикой заколю, стрелой застрелю, в кипятке сварю!
Тронул повод коня и поскакал к истоку реки. Следом мчались силачи-алыпы и богатыри-герои, гремя тяжелыми доспехами из красной меди и желтой бронзы.
А позади войска конюшие вели в поводу белого, как серебро, быстрого, как мысль, коня.
Увидела это грозное войско Шелковая Кисточка, не заплакала она, не засмеялась. Молча села на белого, как серебро, коня, в расшитое жемчугом седло. Так, не плача, не смеясь, ни с кем не разговаривая, никому не отвечая, жила Шелковая Кисточка в восьмидесятигранном ханском шатре.
И вдруг одним светлым утром она в ладоши захлопала, засмеялась, запела, из шатра выскочила.
Глянул Кара-каан, куда она глядела, побежал, куда она побежала, и увидал молодца в козьей шубе, вывернутой мехом наружу. Ехал молодей на синем быке.
— Это он рассмешил тебя, милая девочка? — спросил грозный хан. — Я тоже эту рваную шубу надеть могу, сесть верхом на синего быка не побоюсь. Улыбнись ты и мне так же весело, спой так же звонко.
Кара-каан приказал рыбаку спешиться, сорвал с его плеч козью шубу, на себя надел, к синему быку подошел. Смело повод левой рукой подхватил, левую ногу в стремя поставил.
— Мм-ооо! Мм-мм-о!! — заревел бык и, не дав хану перебросить через седло правую ногу, поволок его.
От стыда лопнула черная печень Кара-каана, от гнева разорвалось его круглое сердце.
А Шелковая Кисточка — Торко-Чачак взяла сироту рыбака за правую руку, и они вернулись в свой зеленый шалаш.
Тут и нашей сказке конец.
Найдите и вы свое счастье, как они нашли.
Жила-была девочка, звали ее Шелковая Кисточка — Торко-Чачак. Глаза у нее были — как ягоды черемухи. Брови — две радуги.
Однажды заболел старик отец. Вот мать и говорит:
— Пойди, Шелковая Кисточка, позови мудрого кама. Поспеши, дитя мое Торко-Чачак!
Девочка прыгнула в седло и поехала. Кам жил в берестяном аиле. Аил стоял над бурной рекой.
Кам сидел у своего порога и большим ножом резал березовые чочойки. Брови у него были, как мох. Борода росла от глаз и до земли. Еще издали увидал он Шелковую Кисточку.
Уздечка ее лошади прыгала, как хвост трясогузки.
Кольца сбруи весело звенели. Кисточка на шапке сияла, как лунный луч.
Нож выпал из правой руки кама и до крови царапнул ногу. Из левой покатилась в костер чочойка. Торко-Чачак три раза повторила:
— Дядя, мой отец заболел. Помогите нам!
И, только когда Шелковая Кисточка повторила свою просьбу восьмой раз, кам медленно зевнул, как бы пробуждаясь от сна.
— Завтра, на утренней заре, приду. Еще не успели в стойбище расстелить на полу белую кошму, еще не заквасили чегеня для араки, как уже стал слышен звон бесчисленных бубенчиков с шубы кама и грозный гул его кожаного бубна.
Кам приехал затемно, задолго до зари. Молча, не открывая глаз, слез он с коня и вошел в аил. Люди внесли за ним тяжелую шубу. Большой бубен повесили на гвоздь и зажгли под бубном костер из душистых ветвей можжевельника. Весь день, от утренней зари до вечерней, кам сидел молча, не поднимая век, отказываясь от пищи. Поздней ночью он глубоко, до бровей, надвинул свою красную шапку. Перья, выдернутые из хвоста филина, торчали на шапке, словно уши. Две тряпки свисали сзади, как два крыла. На лицо упали крупные, как град, бусы, Кряхтя поднял кам с земли свою двухпудовую шубу. Просунул руки в тяжелые рукава. По бокам шубы висели лягушки и змеи, сплетенные из кожи. На спине болтались шкурки дятлов.
Длинные тряпки вздрогнули. Бубенцы зазвенели. Кам упал наземь, и люди видели только темный бубен да слышали страшный стук деревянной колотушки. Кам встал, отблески пламени зажглись на его бубенцах. Кам стал медленно кружиться. Он кружился все быстрей и быстрей.
Вдруг бубенцы разом стихли. В тишине, как удар грома, ухнул кожаный бубен. Кам выпрямился. Руки его раскинуты. Бусы упали с лица на темя. Он сел, протянул руку к берестяному подносу, съел сердце козла и сказал:
— Надо уничтожить Шелковую Кисточку — Торко-Чачак. Нечистый дух Дер-Ээзи, хозяин земли, наслал на нас ее красоту. Пока девочка ходит здесь, коровы не дадут приплода, дети вымрут, болезнь старика не пройдет.
Женщины упали лицом вниз. Старики прижали руки к глазам, и сквозь стиснутые пальцы просочились слезы. Молодые люди два раза покраснели, два раза побледнели.
— Посадите Шелковую Кисточку в деревянную бочку, — гудел кам, — окуйте бочку девятью железными обручами, заколотите дно медными гвоздями и бросьте в бурную реку.
Кам скинул свою тяжелую шубу. Снял шапку, сел в седло и уехал.
— Эй, —сказал он дома своим слугам, — идите на берег бурной реки, вода принесет мне большую бочку. Поймайте, выловите ее и поставьте в мой аил. Сами бегите в лес. Плач услышите — не возвращайтесь. Стон, крик по лесу разольется — не приходите. Раньше чем через три дня в мой аил не показывайтесь.
Семь дней люди не решались выполнить приказ кама. Семь дней плакала Шелковая Кисточка. На восьмой ее посадили в большую бочку, оковали бочку девятью железными обручами, забили дно медными гвоздями и бросили в бурную реку.
А у реки в этот день удил рыбу сирота-рыбак — Балыкчи. Он первый увидел большую бочку, выловил ее, принес в свой зеленый шалаш, взял топор, выбил дно и увидел девочку. Как стоял Балыкчи с топором в руке, так и остался стоять. Славно кузнечик прыгало его сердце.
Шелковая Кисточка рассказала Балыкчи про злого кама. Рыбак вынул девочку из бочки, посадил туда злую собаку и бросил обратно в реку.
Слуги кама поймали бочку, отнесли в аил, а сами убежали в лес: так приказал кам. Они еще недалеко ушли, когда из аила послышался крик, стон, вой.
— Помогите! — кричал кам. — Помогите!
Но слуги бежали еще быстрей, еще дальше: так приказал кам.
Только через три дня они посмели вернуться. Кам лежал мертвый поперек костра. Кто перегрыз ему горло, слуги не могли понять.
А Торко-Чачак стала жить у рыбака в зеленом шалаше. Но есть им было совсем нечего, потому что рыбак больше не мог удить. Он день и ночь смотрел на Шелковую Кисточку. Сколько раз брал Балыкчи свою удочку, пробовал идти к реке! Шагнет — и обернется. А чуть только скроется за стволом сосны лицо девочки, Балыкчи бежит обратно, чтобы еще раз взглянуть на Шелковую Кисточку, потому что глаза у нее были как ягоды черемухи, брови словно радуга, а в косах звенели китайские раковины.
Взяла Торко-Чачак кусок бересты, вырезала ножом на коре свое изображенье, прибила бересту к палке, а палку воткнула в землю у берега. И Балыкчи стал часто ходить к реке, чтобы увидеть поближе разрисованную бересту.
Как-то раз засмотрелся на бересту Балыкчи и не заметил, что клюнула большая рыба. Рыба потянула леску, удочка выскользнула из рук Балыкчи, удилище зацепило. за палку, береста упала в воду и поплыла вниз по реке.
Громко заплакала Шелковая Кисточка, ладонями стала тереть свои брови, пальцами растрепала косы.
— Кто увидит бересту, придет сюда! Кто найдет бересту, кто придет? Уходи, Балыкчи, чтобы тебя не убили! Сшей себе козью шубу, выверни ее мехом вверх, сядь на. синего быка и поезжай искать меня вдоль реки.
У самого устья бурной реки раскинулось стойбище Кара-хана.
Его рабы выловили разрисованную бересту, увидели лицо Шелковой Кисточки и сели на берег, забыв о работе. Их шапки вода унесла. Скот разбежался по холмам.
— Кто сказал, что сегодня праздник? Чей справляете той? — загремел Кара-хан, подскакав к рабам.
Тут он увидел кусок бересты. Отнял бересту у рабов, тронул повод и повернул коня к истоку реки. За Кара-ханом поскакали все его силачи и прислужники.
Шелковая Кисточка была одна в зеленом шалаше. Она не заплакала, не засмеялась, увидав это грозное войско. Молча села на белого, точно облитого молоком, коня, в шитое жемчугом седло.
В стойбище Кара-хана три года никто не слыхал, как она говорит. Три года никто зубов ее в улыбке не видал. Она три года не плакала, три года не смеялась.
Вдруг в одно раннее утро Торко-Чачак захлопала в ладоши и весело улыбнулась. По дороге шел синий бык, на быке сидел парень в козьей шубе мехом вверх.
— Не над ним ли ты смеешься, Шелковая Кисточка — спросил Кара-хан.
— Милая Торко-Чачак, надеть шубу мехом вверх вовсе нетрудно. Сесть на синего быка я тоже могу. Я сам тебя сейчас развеселю.
Кара-хан приказал Балыкчи слезть с быка, сорвал с его плеч козью шубу. Потом сопя подошел к синему быку, поставил левую ногу в железное стремя.
Моо, моо! замычал бык и, не дав Кара-хану перекинуть через седло правую ногу, потащил его по долинам, по холмам. Все народы, подвластные Кара-хану, стояли вокруг смотрели.
От стыда лопнуло сердце Кара-хана. А Шелковая Кисточка взяла сироту Балыкчи за правую руку, и они вернулись вдвоем в свой зеленый шалаш.
Жила-была девочка, звали ее Шелковая Кисточка — Торко-Чачак. Глаза у нее были — как ягоды черемухи. Брови — две радуги.
Однажды заболел старик отец. Вот мать и говорит:
— Пойди, Шелковая Кисточка, позови мудрого кама. Поспеши, дитя мое Торко-Чачак!
Девочка прыгнула в седло и поехала. Кам жил в берестяном аиле. Аил стоял над бурной рекой.
Кам сидел у своего порога и большим ножом резал березовые чочойки. Брови у него были, как мох. Борода росла от глаз и до земли. Еще издали увидал он Шелковую Кисточку.
Уздечка ее лошади прыгала, как хвост трясогузки.
Кольца сбруи весело звенели. Кисточка на шапке сияла, как лунный луч.
Нож выпал из правой руки кама и до крови царапнул
ногу. Из левой покатилась в костер чочойка. Торко-Чачак три раза повторила:
— Дядя, мой отец заболел. Помогите нам!
И, только когда Шелковая Кисточка повторила свою
просьбу восьмой раз, кам медленно зевнул, как бы пробуждаясь от сна.
— Завтра, на утренней заре, приду. Еще не успели в стойбище расстелить на полу белую кошму, еще не заквасили чегеня для араки, как уже стал
слышен звон бесчисленных бубенчиков с шубы кама и грозный гул его кожаного бубна.
Кам приехал затемно, задолго до зари. Молча, не открывая глаз, слез он с коня и вошел в аил. Люди внесли за ним тяжелую шубу. Большой бубен повесили на гвоздь и зажгли под бубном костер из душистых ветвей можжевельника. Весь день, от утренней зари до вечерней, кам сидел молча, не поднимая век, отказываясь от пищи. Поздней ночью он глубоко, до бровей, надвинул свою красную шапку. Перья, выдернутые из хвоста филина, торчали на шапке, словно уши. Две тряпки свисали сзади, как два крыла. На лицо упали крупные, как град, бусы, Кряхтя поднял кам с земли свою двухпудовую шубу. Просунул руки в тяжелые рукава. По бокам шубы висели лягушки и змеи, сплетенные из кожи. На спине болтались шкурки дятлов.
Длинные тряпки вздрогнули. Бубенцы зазвенели. Кам упал наземь, и люди видели только темный бубен да слышали страшный стук деревянной колотушки. Кам встал, отблески пламени зажглись на его бубенцах. Кам стал медленно кружиться. Он кружился все быстрей и быстрей.
Вдруг бубенцы разом стихли. В тишине, как удар грома, ухнул кожаный бубен. Кам выпрямился. Руки его раскинуты. Бусы упали с лица на темя. Он сел, протянул руку к берестяному подносу, съел сердце козла и сказал:
— Надо уничтожить Шелковую Кисточку — Торко-Чачак. Нечистый дух Дер-Ээзи, хозяин земли, наслал на нас ее красоту. Пока девочка ходит здесь, коровы не дадут приплода, дети вымрут, болезнь старика не пройдет.
Женщины упали лицом вниз. Старики прижали руки к глазам, и сквозь стиснутые пальцы просочились слезы. Молодые люди два раза покраснели, два раза побледнели.
— Посадите Шелковую Кисточку в деревянную бочку, — гудел кам, — окуйте бочку девятью железными обручами, заколотите дно медными гвоздями и бросьте в бурную реку.
Кам скинул свою тяжелую шубу. Снял шапку, сел в седло и уехал.
— Эй, —сказал он дома своим слугам, — идите на берег бурной реки, вода принесет мне большую бочку. Поймайте, выловите ее и поставьте в мой аил. Сами бегите в лес. Плач услышите — не возвращайтесь. Стон, крик по лесу разольется — не приходите. Раньше чем через три дня в мой аил не показывайтесь.
Семь дней люди не решались выполнить приказ кама. Семь дней плакала Шелковая Кисточка. На восьмой ее посадили в большую бочку, оковали бочку девятью железными обручами, забили дно медными гвоздями и бросили в бурную реку.
А у реки в этот день удил рыбу сирота-рыбак — Балыкчи. Он первый увидел большую бочку, выловил ее, принес в свой зеленый шалаш, взял топор, выбил дно и увидел девочку. Как стоял Балыкчи с топором в руке, так и остался стоять. Славно кузнечик прыгало его сердце.
Шелковая Кисточка рассказала Балыкчи про злого кама. Рыбак вынул девочку из бочки, посадил туда злую собаку и бросил обратно в реку.
Слуги кама поймали бочку, отнесли в аил, а сами убежали в лес: так приказал кам. Они еще недалеко ушли, когда из аила послышался крик, стон, вой.
— Помогите! — кричал кам. — Помогите!
Но слуги бежали еще быстрей, еще дальше: так приказал кам.
Только через три дня они посмели вернуться. Кам лежал мертвый поперек костра. Кто перегрыз ему горло, слуги не могли понять.
А Торко-Чачак стала жить у рыбака в зеленом шалаше. Но есть им было совсем нечего, потому что рыбак больше не мог удить. Он день и ночь смотрел на Шелковую Кисточку. Сколько раз брал Балыкчи свою удочку, пробовал идти к реке! Шагнет — и обернется. А чуть только скроется за стволом сосны лицо девочки, Балыкчи бежит обратно, чтобы еще раз взглянуть на Шелковую Кисточку, потому что глаза у нее были как ягоды черемухи, брови словно радуга, а в косах звенели китайские раковины.
Взяла Торко-Чачак кусок бересты, вырезала ножом на коре свое изображенье, прибила бересту к палке, а палку воткнула в землю у берега. И Балыкчи стал часто ходить к реке, чтобы увидеть поближе разрисованную бересту.
Как-то раз засмотрелся на бересту Балыкчи и не заметил, что клюнула большая рыба. Рыба потянула леску, удочка выскользнула из рук Балыкчи, удилище зацепило. за палку, береста упала в воду и поплыла вниз по реке.
Громко заплакала Шелковая Кисточка, ладонями стала тереть свои брови, пальцами растрепала косы.
— Кто увидит бересту, придет сюда! Кто найдет бересту, кто придет? Уходи, Балыкчи, чтобы тебя не убили! Сшей себе козью шубу, выверни ее мехом вверх, сядь на. синего быка и поезжай искать меня вдоль реки.
У самого устья бурной реки раскинулось стойбище Кара-хана.
Его рабы выловили разрисованную бересту, увидели лицо Шелковой Кисточки и сели на берег, забыв о работе. Их шапки вода унесла. Скот разбежался по холмам.
— Кто сказал, что сегодня праздник? Чей справляете той? — загремел Кара-хан, подскакав к рабам.
Тут он увидел кусок бересты. Отнял бересту у рабов, тронул повод и повернул коня к истоку реки. За Кара-ханом поскакали все его силачи и прислужники.
Шелковая Кисточка была одна в зеленом шалаше. Она не заплакала, не засмеялась, увидав это грозное войско. Молча села на белого, точно облитого молоком, коня, в шитое жемчугом седло.
В стойбище Кара-хана три года никто не слыхал, как она говорит. Три года никто зубов ее в улыбке не видал. Она три года не плакала, три года не смеялась.
Вдруг в одно раннее утро Торко-Чачак захлопала в ладоши и весело улыбнулась. По дороге шел синий бык, на быке сидел парень в козьей шубе мехом вверх.
— Не над ним ли ты смеешься, Шелковая Кисточка — спросил Кара-хан.
— Милая Торко-Чачак, надеть шубу мехом вверх вовсе нетрудно. Сесть на синего быка я тоже могу. Я сам тебя сейчас развеселю.
Кара-хан приказал Балыкчи слезть с быка, сорвал с его плеч козью шубу. Потом сопя подошел к синему быку, поставил левую ногу в железное стремя.
Моо, моо! замычал бык и, не дав Кара-хану перекинуть через седло правую ногу, потащил его по долинам, по холмам. Все народы, подвластные Кара-хану, стояли вокруг смотрели.
От стыда лопнуло сердце Кара-хана. А Шелковая Кисточка взяла сироту Балыкчи за правую руку, и они вернулись вдвоем в свой зеленый шалаш.
Жила-была девочка, звали ее Шелковая Кисточка — Торко-Чачак. Глаза у нее были — как ягоды черемухи. Брови — две радуги.
Однажды заболел старик отец. Вот мать и говорит:
— Пойди, Шелковая Кисточка, позови мудрого кама. Поспеши, дитя мое Торко-Чачак!
Девочка прыгнула в седло и поехала. Кам жил в берестяном аиле. Аил стоял над бурной рекой.
Кам сидел у своего порога и большим ножом резал березовые чочойки. Брови у него были, как мох. Борода росла от глаз и до земли. Еще издали увидал он Шелковую Кисточку.
Уздечка ее лошади прыгала, как хвост трясогузки.
Кольца сбруи весело звенели. Кисточка на шапке сияла, как лунный луч.
Нож выпал из правой руки кама и до крови царапнул ногу. Из левой покатилась в костер чочойка. Торко-Чачак три раза повторила:
— Дядя, мой отец заболел. Помогите нам!
И, только когда Шелковая Кисточка повторила свою просьбу восьмой раз, кам медленно зевнул, как бы пробуждаясь от сна.
— Завтра, на утренней заре, приду. Еще не успели в стойбище расстелить на полу белую кошму, еще не заквасили чегеня для араки, как уже стал слышен звон бесчисленных бубенчиков с шубы кама и грозный гул его кожаного бубна.
Кам приехал затемно, задолго до зари. Молча, не открывая глаз, слез он с коня и вошел в аил. Люди внесли за ним тяжелую шубу. Большой бубен повесили на гвоздь и зажгли под бубном костер из душистых ветвей можжевельника. Весь день, от утренней зари до вечерней, кам сидел молча, не поднимая век, отказываясь от пищи. Поздней ночью он глубоко, до бровей, надвинул свою красную шапку. Перья, выдернутые из хвоста филина, торчали на шапке, словно уши. Две тряпки свисали сзади, как два крыла. На лицо упали крупные, как град, бусы, Кряхтя поднял кам с земли свою двухпудовую шубу. Просунул руки в тяжелые рукава. По бокам шубы висели лягушки и змеи, сплетенные из кожи. На спине болтались шкурки дятлов.
Длинные тряпки вздрогнули. Бубенцы зазвенели. Кам упал наземь, и люди видели только темный бубен да слышали страшный стук деревянной колотушки. Кам встал, отблески пламени зажглись на его бубенцах. Кам стал медленно кружиться. Он кружился все быстрей и быстрей.
Вдруг бубенцы разом стихли. В тишине, как удар грома, ухнул кожаный бубен. Кам выпрямился. Руки его раскинуты. Бусы упали с лица на темя. Он сел, протянул руку к берестяному подносу, съел сердце козла и сказал:
— Надо уничтожить Шелковую Кисточку — Торко-Чачак. Нечистый дух Дер-Ээзи, хозяин земли, наслал на нас ее красоту. Пока девочка ходит здесь, коровы не дадут приплода, дети вымрут, болезнь старика не пройдет.
Женщины упали лицом вниз. Старики прижали руки к глазам, и сквозь стиснутые пальцы просочились слезы. Молодые люди два раза покраснели, два раза побледнели.
— Посадите Шелковую Кисточку в деревянную бочку, — гудел кам, — окуйте бочку девятью железными обручами, заколотите дно медными гвоздями и бросьте в бурную реку.
Кам скинул свою тяжелую шубу. Снял шапку, сел в седло и уехал.
— Эй, —сказал он дома своим слугам, — идите на берег бурной реки, вода принесет мне большую бочку. Поймайте, выловите ее и поставьте в мой аил. Сами бегите в лес. Плач услышите — не возвращайтесь. Стон, крик по лесу разольется — не приходите. Раньше чем через три дня в мой аил не показывайтесь.
Семь дней люди не решались выполнить приказ кама. Семь дней плакала Шелковая Кисточка. На восьмой ее посадили в большую бочку, оковали бочку девятью железными обручами, забили дно медными гвоздями и бросили в бурную реку.
А у реки в этот день удил рыбу сирота-рыбак — Балыкчи. Он первый увидел большую бочку, выловил ее, принес в свой зеленый шалаш, взял топор, выбил дно и увидел девочку. Как стоял Балыкчи с топором в руке, так и остался стоять. Славно кузнечик прыгало его сердце.
Шелковая Кисточка рассказала Балыкчи про злого кама. Рыбак вынул девочку из бочки, посадил туда злую собаку и бросил обратно в реку.
Слуги кама поймали бочку, отнесли в аил, а сами убежали в лес: так приказал кам. Они еще недалеко ушли, когда из аила послышался крик, стон, вой.
— Помогите! — кричал кам. — Помогите!
Но слуги бежали еще быстрей, еще дальше: так приказал кам.
Только через три дня они посмели вернуться. Кам лежал мертвый поперек костра. Кто перегрыз ему горло, слуги не могли понять.
А Торко-Чачак стала жить у рыбака в зеленом шалаше. Но есть им было совсем нечего, потому что рыбак больше не мог удить. Он день и ночь смотрел на Шелковую Кисточку. Сколько раз брал Балыкчи свою удочку, пробовал идти к реке! Шагнет — и обернется. А чуть только скроется за стволом сосны лицо девочки, Балыкчи бежит обратно, чтобы еще раз взглянуть на Шелковую Кисточку, потому что глаза у нее были как ягоды черемухи, брови словно радуга, а в косах звенели китайские раковины.
Взяла Торко-Чачак кусок бересты, вырезала ножом на коре свое изображенье, прибила бересту к палке, а палку воткнула в землю у берега. И Балыкчи стал часто ходить к реке, чтобы увидеть поближе разрисованную бересту.
Как-то раз засмотрелся на бересту Балыкчи и не заметил, что клюнула большая рыба. Рыба потянула леску, удочка выскользнула из рук Балыкчи, удилище зацепило. за палку, береста упала в воду и поплыла вниз по реке.
Громко заплакала Шелковая Кисточка, ладонями стала тереть свои брови, пальцами растрепала косы.
— Кто увидит бересту, придет сюда! Кто найдет бересту, кто придет? Уходи, Балыкчи, чтобы тебя не убили! Сшей себе козью шубу, выверни ее мехом вверх, сядь на. синего быка и поезжай искать меня вдоль реки.
У самого устья бурной реки раскинулось стойбище Кара-хана.
Его рабы выловили разрисованную бересту, увидели лицо Шелковой Кисточки и сели на берег, забыв о работе. Их шапки вода унесла. Скот разбежался по холмам.
— Кто сказал, что сегодня праздник? Чей справляете той? — загремел Кара-хан, подскакав к рабам.
Тут он увидел кусок бересты. Отнял бересту у рабов, тронул повод и повернул коня к истоку реки. За Кара-ханом поскакали все его силачи и прислужники.
Шелковая Кисточка была одна в зеленом шалаше. Она не заплакала, не засмеялась, увидав это грозное войско. Молча села на белого, точно облитого молоком, коня, в шитое жемчугом седло.
В стойбище Кара-хана три года никто не слыхал, как она говорит. Три года никто зубов ее в улыбке не видал. Она три года не плакала, три года не смеялась.
Вдруг в одно раннее утро Торко-Чачак захлопала в ладоши и весело улыбнулась. По дороге шел синий бык, на быке сидел парень в козьей шубе мехом вверх.
— Не над ним ли ты смеешься, Шелковая Кисточка — спросил Кара-хан.
— Милая Торко-Чачак, надеть шубу мехом вверх вовсе нетрудно. Сесть на синего быка я тоже могу. Я сам тебя сейчас развеселю.
Кара-хан приказал Балыкчи слезть с быка, сорвал с его плеч козью шубу. Потом сопя подошел к синему быку, поставил левую ногу в железное стремя.
Моо, моо! замычал бык и, не дав Кара-хану перекинуть через седло правую ногу, потащил его по долинам, по холмам. Все народы, подвластные Кара-хану, стояли вокруг смотрели.
От стыда лопнуло сердце Кара-хана. А Шелковая Кисточка взяла сироту Балыкчи за правую руку, и они вернулись вдвоем в свой зеленый шалаш.
Читайте также: