Пу сунлин лисьи чары читать краткое содержание
Обновлено: 07.07.2024
Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.
Этот томик - второй в моем импровизированном собрании сочинений Пу Сунлина. Сами рассказы могут показаться простоватыми и не слишком-то жуткими, но привлекательна сама атмосфера повествования и погружение в средневековую литературу Китая.
Книга, как и вся серия "Восточная библиотека", оформлена с любовью - обложка хоть и не твердая, но вполне живучая, отпечатана на плотном золотистом картоне, хорошо подобрана иллюстрация. Бумага белая, шрифт крупный, формат удобный.
Мягкий переплет, красиво оформленная обложка, крепление клеевое (читать нужно очень аккуратно), иллюстраций нет, шрифт приятный для чтения, качество бумаги приемлемое. Встретила несколько опечаток, но это не критично. Очень познавательное предисловие. Большое количество примечаний, что очень важно для такого текста. В целом книга производит очень хорошее впечатление, не смотря на маленький формат и мягкую обложку - это не дорожный вариант, ее хочется поставить на полку. Рекомендую всем любителям фольклора.
Знаменитый китайский писатель Пу Сунлин (1640 – 1715), более известный под псевдонимом Ляо Чжай, был человеком громадного поэтического таланта, до тонкостей знающим все тайны китайского языка. О переводах академика В. М. Алексеева, представленных в этом сборнике, китайские ученые отзываются как о непревзойденных образцах воссоздания рассказов Пу Сунлина на иностранном языке.
У всякого народа, в особенности на заре его культурной жизни, есть смутное чувство, говорящее ему, что те животные, которые его окружают, не так уж далеки от человека, как это кажется, судя по отсутствию у них членораздельной речи – этой типичной принадлежности человеческой породы животных. Наоборот, именно эта жуткая странность, при которой, будучи в данный момент довольными и веселыми, животные не смеются; желая сейчас что-то сказать, не говорят, – эта странность пугает, как неразгаданная тайна, и двуногий царь природы начинает сомневаться в своем непререкаемом властительстве: наоборот, ему кажется, что его окружают существа, от которых он зависит, которые могут диктовать ему свою волю, благоволя ему или вредя.
Одною из таких неразгаданных тайн человеку всегда представлялась лисица – та самая лисица, которая, с одной стороны, была ему неприятна, воруя у зазевавшегося хозяина кур, но, с другой, – весьма приятна, в качестве превосходной шубы, сшитой из шкуры тех лисиц, что, в свою очередь, зазевались и попались в руки предприимчивому охотнику.
Кто из нас не знает, какими качествами наделил куму-лису, Лису Патрикеевну, воровку-лису русский человек? Кто не знает таких выражений, как: лисить, лису петь, подпускать лису, лисой пройти, не волчий зуб – так лисий хвост, лиса своего хвоста не замарает, кабы лиса не подоспела, то бы овца волка съела и тому подобных, в которых лиса является образом человека – лукавого, хитрого, пролазы, проныры, корыстного льстеца? Русский народ, конечно, не оригинален в данном отношении, и все вышесказанное является лишь примером человеческой изобретательности, первобытной, простодушной, наивной. Ей еще так далеко до развитого миропонимания, прошедшего школу научного наблюдения и успокоившего свое жуткое ощущение соседства непонятных животных пониманием биологической панорамы.
Оба сборника — это рассказы, посвященные проникновению мира тонкого в мир плотный, всякой нечисти, магии и пр.
"Лисьи чары", что и очевидно из названия — подборка историй о том, как лисы-оборни дурят людей. В китайской культуре лиса, как и в нашей, — олицетворение хитрости, только у них лисы все чаще оборачиваются людьми и только по косвенным признакам можно узнать, что перед тобой оборотень. Лис боятся и не любят, поскольку зачастую они вредят, но могут принести и пользу человеку, который рискнет с ними связаться и не будет вести себя непорядочно. В основном это женщины-лисицы, которые под видом невероятных красавиц соблазняют мужчин, причем подчас самых завалящих. Беда в том, что связь с лисицей грозит бедой, поскольку лиса изводит жизненную силу человека, и любовник лисицы чахнет-чахнет, а потом и вовсе помрет. Впрочем, лиса может сжалиться и выдать своему спутнику лекарство, а то и отсыпать денег.
Бывают и лисы-мужчины — они никого не соблазняют, а являют собой образ тайного друга-интеллектуала, носителя высокой культуры. Дружба с ними не так опасна, хотя разочаровавшийся в человеке лис может тоже причинить ему немало хлопот.
"Монахи-волшебники" — сборник похожих по духу рассказов, посвященных чудесам, настоящим и поддельным, творимым даосскими и буддистскими монахами. Предполагается, что настоящие чудеса создает святость и мудрость, а поддельные — человеческая хитрость. Истории самые разнообразные, от монахов-злодеев, которые стремятся к власти и наживе, до монахов-подвижников, чья магия служит исправлению злодеев и наставлению их на путь истинных. Надо сказать, впрочем, что часть с моральным уроком — далеко не самая главная и ярко выраженная, да и мораль рассказов не выходит особо за рамки бытовых представлений о хорошем и плохом. Ощущение от всех историй — не про то, "что такое хорошо и что такое плохо", а скорее "чудны дела твои, господи".
Особенностью всех историй Пу Сун-лина, и про лис, и про монахов, является в целом то, что это просто невероятный упорос. Я не знаю, как выразить это впечатление более пристойными словами. Мы привыкли к скучноватым моралистическим сказочкам с простеньким сюжетом в одно действие, но у него за несколько страниц рассказа все может так извернуться, что не знаешь уже, какого нового поворота ожидать в следующем предложении. То ли лисы изведут героя насмерть, то ли герой будет демонов учить китайскому языку и литературе, то ли монах хитро дурит простофиль насланными видениями ради забавы, то ли это правда боги и будды по его знаку спускаются с небес. До вычурного воображения Пу Сун-лина большинству и современных авторов еще расти и расти.
В XVII веке в Китае жил да был чиновник по имени Пу Сунлин. И в его жизни не случилось ровным счетом ничего интересного. Вокруг все так и кипело событиями: в стране разразилась гражданская война, а потом ее и вовсе захватили маньчжуры. Однако Пу Сунлин, кое-как дослужившись до незначительного поста, просто перебивался на службе то так, то эдак.
Он так преуспел в управлении ци, что мог выпить своим пенисом целый кувшин вина. На всякий случай его посчитали за святого.
Или вот еще история: один студент приехал в деревню, где его заставили изгонять призрака — отвратительного монстра, который по ночам облизывал оставленные немытыми тарелки. А все потому что навивные селяне считали, что в университете студентов только тому и учат — как изгонять нечистую силу, да говорить с мертвыми.
Истории вроде бы простенькие и даже наивные. Но китайская чуждость выпирает из каждого предложения так, что захватывает дух. Достаточно сказать, что во многих новеллах совершенно обыденно появляются сексуальные мотивы. И это еще переведены только самые приличные! Буддийская монахиня, которую просят помочь с женой, не желающей близости, запросто может предложить купить супруге порнокартинки — авось проникнется. А духи прокравшиеся в женские покои, насилуют всех женщин в доме — и все в таком духе.
А еще здесь много абсурдного, немыслимого и просто обескураживающе странного.
Мужик продавал на базаре груши, чрезвычайно сладкие и душистые, и цену на них поднял весьма изрядно. Даос в рваном колпаке и в лохмотьях просил у него милостыню, все время бегая у телеги. Мужик крикнул на него, но тот не уходил. Мужик рассердился и стал его ругать.
— Помилуйте, — говорил даос, — у вас их целый воз, ведь там несколько сот штук. Смотрите: старая рвань просит у вас всего только одну грушу. Большого убытка у вашей милости от этого не будет. Зачем же сердиться?
Те, кто смотрел на них, стали уговаривать мужика бросить монаху какую-нибудь дрянную грушу: пусть-де уберется, но мужик решительно не соглашался. Тогда какой-то рабочий, видя все это и наскучив шумом, вынул деньги, купил одну грушу и дал ее монаху, который поклонился ему в пояс и выразил свою благодарность.
Затем, обратясь к толпе, он сказал:
— Я монах. Я ушел от мира. Я не понимаю, что значит жадность и скупость. Вот у меня прекрасная груша. Прошу позволения предложить ее моим дорогим гостям!
—Раз получил грушу, — говорили ему из толпы, — чего ж сам не ешь?
—Да мне нужно только косточку на семена!
С этими словами он ухватил грушу и стал ее жадно есть. Съев ее, взял в руку косточку, снял с плеча мотыгу и стал копать в земле ямку. Вырыв ее глубиной на несколько вершков, положил туда грушевую косточку и снова покрыл ямку землей. Затем обратился к толпе с просьбой дать ему кипятку для поливки.
Кто-то из любопытных достал в первой попавшейся лавке кипятку. Даос взял и принялся поливать взрытое место. Тысячи глаз так и вонзились… И видят: вот выходит тоненький росток. Вот он все больше и больше — и вдруг это уже дерево, с густыми ветвями и листвой. Вот оно зацвело. Миг — и оно в плодах, громадных, ароматных, чудесных.
Вот они уже свисают с ветвей целыми пуками.
Даос полез на дерево и стал рвать и бросать сверху плоды в собравшуюся толпу зрителей. Минута — и все было кончено. Даос слез и стал мотыгой рубить дерево. Трах-трах… Рубил очень долго, наконец срубил, взял дерево — как есть, с листьями, — взвалил на плечи и, не торопясь, удалился.
Как только даос начал проделывать свой фокус, мужик тоже втиснулся в толпу, вытянул шею, уставил глаза и совершенно забыл о своих делах. Когда даос ушел, тогда только он взглянул на свою телегу. Груши исчезли.
Теперь он понял, что то, что сейчас раздавал монах, были его собственные груши. Посмотрел внимательнее: у телеги не хватает одной оглобли, и притом только что срубленной.
Закипел мужик гневом и досадой, помчался в погоню по следам монаха, свернул за угол, глядь: срубленная оглобля брошена у забора.
Догадался, что срубленный монахом ствол груши был не что иное, как эта самая оглобля.
Читайте также: