Приключения бориски и его друзей краткое содержание
Обновлено: 06.07.2024
– Этот момент очень легко исключить, – ответил робот. – Ее отцеплю я. Собаки лают и бросаются на людей и зверей. А от меня пахнет только металлом. Но если она и бросится на меня – только обломает зубы.
– Урра! Мы – да не справимся! – крикнула Сорока.
– Между прочим, – сказал робот Олег, – нам не помешал бы транспорт.
– Легковая автомашина? – спросил Бук.
– Вот именно, – ответил робот.
– Кто, кто из нас сможет договориться с хорошей и быстрой легковой автомашиной? – спросила Сорока, и все, не сговариваясь, посмотрели на Бориску.
– Я попробую… – неуверенно сказал Бориска. – Когда мы прибежим к дороге – остановлю попутную машину и договорюсь с шофером. Только нам сначала надо выбрать место, куда ехать.
– Давайте изучим карту, – сказал робот Олег. – Найдется она в этом доме?
– Найдется, – ответил Бориска и, поискав в папиной комнате, принес сложенную вчетверо карту, на которой были обозначены города, деревни, леса и дороги.
– Это как раз то, что нам требуется, – сказал робот, помогая расстелить карту на полу.
И друзья, после поисков и споров, нашли на карте удобное удаленное место, поблизости от которого не было ни дорог, ни деревень.
– Здесь Машеньке будет спокойно, – сказал Бориска.
– Да, – прикинул робот Олег. – Это место весьма глухое.
– Машеньке будет очень скучно жить так далеко одной, – сказала Сорока. – Я, пожалуй, тоже поселюсь вместе с ней. Там, по крайней мере, в меня никто не станет стрелять из рогатки.
– И мне разонравилось жить около деревни, – заметил Бук. – Там уже почти нет кедровых орехов. Я давно подумывал о том, чтобы переменить нору, да все не хотелось расставаться с Машенькой и Сорокой. А теперь, раз они не хотят там жить, и мне нечего делать в тех местах. Я иду с ними!
– Если вы не возражаете, – сказал робот Олег, – то и я попросил бы вас взять меня в свою компанию. Мне хочется немного попутешествовать. И я смогу пройти с вами хоть двести километров, а потом и пожить некоторое время в уединенном месте. Кроме того, я полюбил вас и Машеньку, хотя ни разу ее и не видел.
– Урра! – вскричала Сорока. – Мы построим новую берлогу и станем жить в ней. Это будет самая веселая берлога из всех берлог!
– А у меня, – грустно сказал Бориска, – больше не будет веселого лета. Когда мы приедем на дачу, в лесу уже не будет ни Сороки, ни Машеньки…
– Разве ты хочешь, чтобы Машенька вернулась на прежнее место и ее снова поймали охотники? – спросил Бук.
– Нет, конечно, нет… – ответил Бориска. – Я только подумал о том, как мне будет скучно без вас. И папе с мамой тоже…
– А вы приезжайте к нам, – предложила Сорока, – мы построим еще одну берлогу рядом, и тогда станут две самые веселые берлоги.
– Подождите… – прервал Сорокины мечты робот Олег. – Две берлоги – дело будущего. Сейчас еще рановато говорить о них. Надо сначала наметить день и час освобождения Машеньки, распределить обязанности. Сегодня двадцать первое…
– Завтра! – предложил Бук.
Бориска и Сорока согласились.
– Хорошо, – сказал робот Олег. – Число выбрано. Теперь надо решить – в котором часу?
– Я предлагаю – утром, – протрещала Сорока. – Когда на улицах будет безлюдно, а Ёкалы-Мокалы еще не проснутся.
– А я думаю – ночью, – сказал Бориска. – В два часа. Тогда и темно и безлюдно. Самое подходящее время.
– А где мы ночью возьмем попутку? – ехидно спросила Сорока. – Нет, утром… Только утром!
– Нам не приходится ждать идеальных условий, – заметил робот Олег. – Любое время не особенно удобно. Лично мне более продуманным кажется Борискин вариант: в темноте легко прятаться. Но поскольку эта ночь уже наступает, а мы не совсем подготовлены, целесообразнее осуществить наш план следующей ночью.
– Я не возражаю, – сказал Бук.
– Пусть будет по-вашему, – обиженно сказала Сорока. – Тогда примите хотя бы мое предложение сочинить песню.
– Да ну ее! – сказал Бук. – Мы и так уже насочиняли много песен. Толку от них.
– Последнюю-препоследнюю, – сказала Сорока. – Вдруг она окажется полезной!
Робот Олег пожал металлическими плечами. Он больше надеялся на точный расчет и железное спокойствие. Но возражать не стал.
– Брось, – возразил Бук. – Рябину не забыл черный дятел. Наверное, помнят о ней и дрозды, улетевшие в другое место. А мы, твои друзья. Ведь теперь и Машенька, и Сорока, и я – знаем о рябине с пушистыми цветами.
– Когда возвращусь домой, я скажу так: о тебе все-все помнят на твоей родине. А кроме того, теперь о тебе будут помнить и мои лесные друзья, правильно?
– Не забудь рассказать, как ты видел, куда уходит ночевать солнце, и как мы спасали его.
– Стоп, стоп… – насторожилась Машенька. – Мы, кажется, уже подходим к реке. Сорока, ты внимательно смотришь? На берегу никого нет?
– Посмотри сама, – обиделась Сорока. – Мы уже почти на берегу.
РАННЯЯ ВЕЧЕРНЯЯ ЗВЕЗДА.
– Действительно, – сказала Машенька, осматривая зализанный волнами берег с реденькими островками кустов около кромки воды. – Повеселимся? – предложила она и, спрыгнув с обрыва, кувырком покатилась по рыхлому, еще не просохшему после дождя песку.
– Догоню! – закричал Бориска, бросившись за Машенькой, и поехал вниз сначала на животе, а потом на боку.
– Дети расшалились, – сказал сам себе Бук. – На них напало веселье. С чего бы это? Мне почему-то нисколько не хочется кувыркаться. Может быть, я старше их? – И он не торопясь – прыг-скок да прыг-скок – тоже стал спускаться с обрыва.
– Иди, поплаваем! После дождя вода всегда бывает теплой-претеплой! – крикнул ему Бориска. Он уже почти разделся. Под обрывом лежали его ботинки, поближе к воде – чулки, а возле куста – курточка и штанишки с синими лямочками.
– У меня что-то голова болит… – соврал Бук. – Я боюсь переохладиться в реке.
Сказав так, Бук очень удобно улегся в Борискином расшнурованном ботинке.
– Не заплывай далеко, – сказал он Бориске из ботинка, – река глубокая. Если ты начнешь тонуть, то у меня может не хватить сил тебя спасти.
– Ты говоришь, словно мой папа, – отозвался Бориска уже из реки. – Папа тоже всегда боится, что я утону. Забывает, как я хорошо плаваю. Лучше его!
– Лежи, лечи свою голову, – сказала Машенька. – Я ни за что не дам Бориске утонуть, даже если он сам этого захочет.
– Так, так… – подтвердила Сорока, прыгая вдоль берега и разглядывая выкинутые волной скорлупки раковинок. – Машенька может переплыть без остановки реку десять раз подряд. Она плавает так же легко, как я – летаю.
– Все равно, – сказал Бук, – не смей уплывать дальше чем на двадцать шагов.
– Не смею… – засмеялся Бориска и, подпрыгнув, глубоко нырнул.
– Я перестану с тобой дружить! – заволновался Бук, выскочив из ботинка.
Но Бориска не слышал его. Они с Машенькой ныряли, плескались, и щекотали друг друга, и радовались так громко, что в этой радости тонули все возмущенные возгласы Бука.
– Кхе, кхе… – закашлял Бук, почувствовав, как голос его куда-то делся. И – замолчал.
– Что случилось? – спросил, подплывая, Бориска. Оказалось, молчание он услышал лучше, чем крики. – У тебя очень болит голова?
– Я выкричал тебе весь голос, – прошептал Бук. – Теперь во мне осталось только одно шептание – и ничего больше. И поэтому я не хочу дальше дружить с тобой.
– Ах ты мой хороший! – сказал Бориска. – Неужели ты рассердился так сильно, что нашей дружбе конец?
– Еще бы, – уже не прошептал, а просипел Бук. – Я рассердился так здорово, что сильнее редко бывает. И – надолго.
– А простить меня ты сможешь?
Бук отрицательно помотал головой.
– Но ведь мы скоро расстанемся, – напомнил Бориска.
– Ладно… – смягчился Бук. – Только ты должен твердо пообещать мне никогда больше не уплывать к середине реки. Даже тогда, когда я буду в лесу, а ты где-нибудь далеко от меня.
– Нет, ты поклянись страшной клятвой!
– Стану утопленником, – продолжил Бориска.
– И вовсе не об этом я хотел сказать в конце клятвы, – обиделся Бук. – Если ты станешь утопленником, то клятва ни к чему.
– Действительно… – задумался Бук. – Страшная клятва страшно запуталась. Сейчас я придумаю другую.
– А я пока оденусь.
– Да, да, не мешай мне, – сказал Бук и принялся, заложив передние лапки за спину, расхаживать вокруг консервной банки.
– Я, Бориска, обещаю… Я никогда… Пусть и гром и молния, если… – бубнил он без остановки.
– Что, у Бука так сильно болит голова? – спросила Сороку Машенька, выходя на берег и отряхиваясь.
– Нет, он придумывает для Бориски противоутопленническую клятву.
– Уже готова, – сказал Бук, усаживаясь на консервную банку. – Повторяй:
– Я доволен, – сказал Бук. – Теперь ты связан простой и в то же время страшной клятвой. Кому захочется, чтобы его забыли друзья? Это даже пострашнее, чем утонуть!
– А солнце, солнце-то совсем легло спать, – сказала Сорока. – Вы что, не замечаете?
Все посмотрели на запад.
– Мне обязательно попадет дома, – сказал Бориска. – Я слишком заигрался. Папа с мамой, наверное, истратили все свои нервы. Надо торопиться.
– Побежим? – предложила Машенька.
– Да, – сказал Бориска.
– Возьми меня за пазуху, – попросил Бук. – Моя задняя левая лапка почему-то захромала.
– И меня… – стрекотнула Сорока. – В темноте лететь не очень-то удобно.
– Залезайте, – разрешил Бориска, – только поживее.
…Река засыпала вслед за солнцем. Стала гладкой, темной и такой тихой, что можно было подумать, будто и не течет вовсе.
Машенька бежала впереди Бориски и предупреждала:
– Осторожнее, здесь лежит камень. – Или: – Не запутайтесь, здесь валяется проволока…
Бук, забравшийся за пазуху, время от времени ласково, совсем как котенок, терся головкой о Борискину шею.
А Сорока, решив, что удобнее сидеть на Борискином плече, ежеминутно спрашивала:
– Ты не забудешь нас?
– Что ты, – отвечал Бориска, – никогда!
Вдруг Машенька остановилась.
– Смотрите, – сказала она, – появилась Ранняя Вечерняя Звезда.
Бориска глянул на небо.
– Да вот, в реке… – сказала Машенька. – Давайте задержимся, я хочу поговорить с Вечерней Звездой.
– Только недолго, – попросил Бориска.
– Две минутки, не больше, – сказала Машенька и вошла в реку.
– Здравствуй, – обратилась она к отражению Ранней Вечерней Звезды. – Скажи, ты действительно была на земле или то, что рассказывают о тебе, просто выдуманная сказка?
Вечерняя Звезда молча качнулась на одинокой медленной волне.
– Понимаю, – сказала Машенька, – ты отвечаешь мне, но твой далекий голос я не могу услышать.
Звезда качнулась еще раз.
– Значит, это не сказка… Значит, и моя мама когда-нибудь сможет возвратиться?
Звезда опять качнулась.
– Спасибо… Теперь мне радостнее будет жить, – сказала Машенька. – Я могу надеяться на встречу.
…Друзья попрощались около лежащего на берегу коряжистого дерева.
– Может, вы зайдете ко мне в гости? – спросил Бориска. – Я познакомлю вас с мамой и папой.
– Нет, – возразил Бориска. – Припев не о чем попало. Он может подойти к любому стихотворению. Вот – о крокодиле:
А можно, если надо, этот припев подставить к лягушатам:
– Действительно, – сказал Бук, – твой припев подходит хоть куда. Запиши-ка его щепкой на дне ямы. Может, он пригодится и нашему стихотворению.
– Я не умею еще хорошо писать, – смутился Бориска. – Могу только с ошибками.
– Неважно, – сказал Бук. – Лишь бы не забыть. Потом разберемся.
И друзья снова сосредоточились, создавая стихотворение, которое никак не хотело создаваться. Наконец, кое-что придумалось. А поскольку это кое-что большинству не показалось плохим, то и решено было дальше не сочинять, потому что Бук сказал, будто ему гораздо легче вырыть четыреста самых глубоких ям, чем сочинить один стишок.
Читать поручили Сороке, которой и самой хотелось выступить.
Она прополоскала болотной водой клюв, чтобы не запинаться во время чтения, и прочла:
Мы охотников поймаем В яму с тиной и водой, Ружья вмиг поотбираем, Не отпустим их домой. Ой-ой-ой, ай-ай-ай, Это вовсе не трамвай!
Пусть в глубокой яме злятся, Что не выбраться самим, Пусть лягушки веселятся, Прыгнув на головы им.
– Ничего, – сказал Бук. – Насколько я понимаю, получилось вполне предостерегающее стихотворение. Оно наверняка должно подействовать на охотников. Я думаю, что мы подождем ловить их в западню, а напишем это стихотворение малиновым соком на дощечке, которую прибьем к самому заметному дереву.
– А если охотники окажутся неграмотными? – спросил Бориска.
– Тогда придется договориться с экскаватором, – сказал Бук.
– И с трактором, – добавила Сорока.
– Ах! – сказала Машенька. – Я так и знала, что глубокая яма сразу не выкопается.
– Конечно, – ответил Бориска. – Все по-настоящему крепкое и долговечное строится не за один раз. К тому же я не могу больше работать – слишком много заноз засело в моих ладонях… Четыре… Пять… Десять… Двадцать две! – воскликнул он, выковыряв последнюю.
ДЕНЬ НАЧИНАЕТ ИДТИ ВНИЗ.
Это действительно было так, потому что тени от деревьев поехали в другую сторону, откуда позже приходит ночь.
– Мне пора уходить, – сказал он друзьям.
– Так рано? – удивился Бук.- Но ведь мы не нашли еще место, где росла рябина с пушистыми цветами.
– Неужели ты не можешь еще чуть-чуть задержаться? – спросила Сорока.
– …Хм… – сказал Бук. – Трудно тебе живется. Но поскольку ты все равно уже опоздал, можешь побыть с друзьями лишний час. Тем более что мы встречаемся не каждый день.
– Что ж, – вздохнул Бориска, – я, пожалуй, еще побуду с вами. Бук прав: неизвестно, когда нам снова удастся встретиться…
– Ура! – сказала Сорока. – Мы очень приятно проведем время, и Бориска не будет жалеть о том, что опоздал, даже если ему двадцать раз подряд придется услышать, что раньше дети были куда лучше, чем сейчас. И обязательно найдем родину рябины и поляну, где ночует солнце.
– За свою жизнь я видел очень много рябин, – сказал Бук. – И все они – с пушистыми цветами. Но Бориска говорит, что его рябина росла на склоне… Это, наверное, за третьим брусничником – в нашем лесу есть только один склон… Сейчас мы пойдем туда. Только вы немного подождете меня возле скрипящей пихты – я забегу в дупло за часами. Я выменял их у старой вороны на двух дохлых ершей.
Около скрипящей пихты Бук сказал:
– Пожалуйста, подождите меня одну минутку.
– Вот! – гордо сказал он, подволакивая часы к Бориске. – Заводи – и они пойдут, как новенькие! Правда, когда мне удалось заполучить их, они уже не чакали. Но ворона клялась своим прадедушкой и своей прабабушкой, что часы в порядке. Да и вообще, много ли стоят два дохлых ерша, которых я нашел на берегу…
– Бук, – сказал Бориска, поднимая принесенную вещь, – это не часы.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Бук. – Может быть, ты скажешь, что – трактор?
– Нет, не трактор, а компас.
– А стрелки? – спросил Бук, ловко вскарабкавшись Бориске на плечо. – Зачем тогда сделаны стрелки?
– Так и должно быть. Синяя показывает, где север, а красная смотрит на юг. По ним человек сразу узнает, куда ему надо идти.
– Значит, теперь, посмотрев на стрелки, ты знаешь, в какую сторону нам надо идти, чтобы отыскать склон, где росла рябина с пушистыми цветами.
– Нет, – сказал Бориска. – Для этого сначала надо знать, где находится склон.
– Я так и подумал, – сказал Бук, спрыгнув с Борискиного плеча на землю. – Старая ворона подсунула мне заведомо негодную вещь. Ведь если ты знаешь, куда идти, то эта штука не нужна. Теперь остается только трахнуть ее об сосну так, чтобы стрелки и стекло разлетелись в разные стороны. Ты, Бориска, сильнее. Доставь мне, пожалуйста, такое удовольствие.
– Не горячись, – Бориска ласково погладил друга по спине, – компас нам пригодится.
– Возьми его себе, – сказал Бук. – А я больше не хочу и смотреть на такую дрянь, хотя и отдал за нее всего двух дохлых ершей.
– А скоро мы дойдем до склона? – спросил Бориска, стараясь отвлечь Бука.
– Скоро, если ты пореже будешь об этом спрашивать, – буркнул Бук и так заспешил, что Бориска вынужден был почти побежать за ним.
Из травы выскакивали кузнечики, вылетали бабочки. Толстая синица, заснувшая после обеда, вспорхнула и чуть не столкнулась с летевшей Сорокой.
– Кто, цвень-цвень-цвень? – испуганно закричала она.
– Осторожнее, – предупредил Бук, – мы подходим к маленькой речке.
Действительно, почти сейчас же под ногами захлюпало и стало слышно, как шумит вода.
А еще через секунду вся компания оказалась около ручья, через который было переброшено бревнышко.
– Ухх! – сказала Машенька и, прыгнув с берега, улеглась поперек ручья.
Вода накатилась на Машеньку, приостановилась, приподнялась и, рассерженная, отпрянула назад.
– Хорошо! – довольно проворчала Машенька.
– Что, остановка? – спросила Сорока. – Вы решили сделать небольшой привал?
– Не мешайте! – попросил Бориска.
Он, не разуваясь, зашел в ручей и, приподняв полы курточки, вглядывался в воду.
– Что ты ищешь? – спросил с берега Бук.
– Я смотрю, живет ли в этом ручье рыба.
– Конечно, – сказал Бук. – Ведь это – маленькая речка. Она здесь вовсе не для того, чтобы по ней гуляла рыба, а для того, чтобы из нее пить вкусную воду.
КНИГИ 419186 АВТОРЫ 128103 СЕРИИ 43306 ЖАНРЫ 504 ГОРОДА 1139 ИЗДАТЕЛЬСТВА 16466 ТЕГИ 336272 СТАТЬИ 612
Сорока вовремя спряталась. Налетел такой ураган, что останься Сорока без надежной защиты — лететь бы ей не зная куда, долго-долго.
— Тебе удобно? — спросил Бориска, заглядывая за пазуху, откуда торчал только клюв.
— Я сижу как в гнезде. Ни с одной стороны не дует.
— А я сижу будто на вершине лысой горы, — сказал Бук. — Ветер так взъерошил мою шерсть, что она, словно надутый парус, старается сдернуть меня с места.
— А втроем не будет тесно?
— Нет, станет еще веселее.
— Я тоже хотела бы поближе к Бориске, — сказала Машенька.
— Мы и так рядом — друг над другом.
— Да, конечно, — сказала Машенька. — Но мне хотелось бы оказаться еще ближе.
— Посади ее в карман, — сказал Бук. — Раз Машенька этого хочет.
— Да, — сказала Сорока. Она развеселилась в безопасности и была расположена шутить. — Машенька вполне может поместиться в кармане. Только вылезти ей оттуда будет трудно.
— Ой! — сказали Сорока и Бук, прижимаясь к Бориске и друг к другу.
— Мама! — сказала Машенька и зажмурилась, чтобы не видеть, как ее убьет молния.
А Бориска ничего не сказал, только съежился, ожидая новой молнии.
— Может быть, мы все-таки слезем, пока не поздно? — спросила Машенька, не открывая глаз.
— Уже поздно, — ответил Бориска. — Гроза стоит над нами, а молния еще точнее попадает в того, кто вздумает шевелиться. Попробуем петь песню. Тогда станет не так страшно.
— Какую? — спросила Машенька, не открывая глаз. — Мне так не по себе, что я забыла все песни, даже то стихотворение, которое мы сочинили около недорытой ямы.
— Сейчас придумаем, — сказал Бориска.
— Мы да не сможем! — сказали Сорока и Бук, осторожно выглядывая из-за пазухи.
И друзья очень быстро сложили и стали распевать такую песню:
— А у меня нет никакого кармана, — сказала Машенька, открывая глаза.
— Зато у Бориски есть, — сказала Сорока. — В его карман мы и запрячем молнию, когда поймаем.
— Они испугались, — заметил Бук. — Давайте громче петь! Тогда им вовсе не захочется связываться с нами!
— Давайте! — согласилась Сорока и, вылетев из Борискиной пазухи, уселась на самой макушке березы.
Бук тоже выпрыгнул на ветку.
Машенька, правда, никуда не прыгнула, но зато она стала помахивать в такт песне правой передней лапой.
— Ура! — крикнула Сорока. — Сейчас уймется и дождь!
— Мы прогнали лохматую тучу, — сказала Машенька. — И спасли солнце. Туча решила, что нас, сидящих на дереве, ей легче будет поймать, и перестала гнаться за солнцем. Теперь солнце спокойно переходит на ту сторону реки.
— Наверное, там не было хороших лодок, были одни безмоторные, в них быстро не уедешь! — сказал Бориска. — Поэтому солнце и пошло своим ходом. Теперь ясно, что спать оно ляжет сразу же за домиком бакенщика. Завтра мы с папой переедем на тот берег, и я смогу увидеть спящее солнце.
— Не пора ли нам спуститься на землю? — спросила Машенька. — У меня совсем устали лапы. Если мы не поторопимся, то они скоро перестанут держаться, и я все равно окажусь внизу.
— Слезай, — сказал Бук. — Мы давно бы спустились, если бы ты не загораживала дорогу.
— Значит, я виновата в том, что мы продолжаем сидеть на дереве?
— Ни в чем ты не виновата. Просто я подсказал — кто должен спускаться первым.
— Ладно… — сказала Машенька и почти моментально оказалась на мокрой траве.
— Сейчас было бы неплохо развести костер и обсушиться, — подумал вслух Бориска, спустившись вслед за Машенькой.
— Костров в лесу разводить нельзя. От них часто бывают пожары, — сказал Бук.
— Не бойся, у меня нет спичек, — сказал Бориска. — Да и некогда возиться с костром — пора идти домой.
— Мы проводим тебя, — сказала Машенька.
— Сначала пойдем к реке, а там, по берегу, до деревни, — сказал Бук.
Кольцо остается в лесу
Я совсем забыл сказать, что еще тогда, когда Бук возвратил Бориске кольцо, тот не положил его в карман, откуда оно могло потеряться, а надел на большой палец правой руки.
Оно действительно было все время на виду — и тогда, когда Бориска сидел в берлоге, и после — когда друзья переходили через ручей. Бориска даже помнил, как надевал его покрепче, выпустив похожего на далекую звездочку пескаря.
А вот теперь, когда всего-то оставалось вернуться домой, — кольцо пропало. То ли оно соскользнуло с пальца на пути от ручейка до склона, то ли Бориска потерял его, влезая на дерево.
Последнее казалось более правдоподобным, и Бориска сказал друзьям:
— Пока мы выручали солнце, я потерял кольцо, которое потеряла моя мама и нашел Бук.
— Какое кольцо? — спросила Машенька.
— Оно сидело у меня вот на этом пальце, — показал Бориска.
— Блестящая железка? — спросила Сорока.
— Да, — сказал Бориска, — Бук нашел его в земляничнике, возле Сухой просеки.
Читайте также: