Последний из удэге краткое содержание
Обновлено: 07.07.2024
Это высказывание отражает ощущение надвигающейся военной грозы, первые признаки которой появились на Дальнем Востоке. В этих словах А. Фадеева – и стремление к широким обобщениям революционных перемен как содержания всего исторического развития человечества. По пути социального и морального обновления, считал художник, неизбежно пойдут все народы, в их числе и те, которых в других условиях ожидала бы трагическая участь.
Для осуществления этого замысла мне потребовалось, в меру моих сил и уменья, охватить в романе представителей различных слоев и классов общества – пролетариата, крестьянства, буржуазии, интеллигенции, а также представителей различных национальностей вплоть до народа удэге, живущего в условиях родового строя, хотя уже распадающегося. Этим объясняются большие размеры романа и то, что приходится работать над ним дольше, чем хотелось бы.
Народ удэге (правильнее удэхе) действительно существует в Уссурийском крае. Он насчитывает теперь не более 1500 человек… Об этом народе имеются прекрасные исследования В. К. Арсеньева и некоторые другие. Я считал себя вправе использовать эти труды в своем романе, помимо тех личных наблюдений над туземцами Уссурийского края, которые скопились у меня за более чем двенадцатилетнее пребывание в различных глухих местах этого края. Однако я не придерживался в романе полной этнографической точности. Как это следует из авторского замысла, мне не так важно было дать точную картину жизни именно данного народа, сколько дать художественное изображение общего строя жизни и внутреннего облика человека времен родового быта. Поэтому я счел себя вправе при изображении народа удэге использовать также материалы о жизни других народов как в пределах СССР, так и вне его, находящихся на той же или близкой к ней ступени общественного развития.
А. Фадеев нарисовал в своем романе образы честных и отважных удэгейцев, не развращенных капитализмом. В то же время он показал, сколько томного и застойного в их жизни.
Только революционной борьбе вместе с русскими рабочими и крестьянами могут эти люди отвоевать для себя достойное будущее.
В центре дискуссии оказался вопрос о художественном методе А. Фадеева, о характере и размерах воздействия на него Л. Н. Толстого.
«Форма у Фадеева очень близка к Толстому… Форма у Шолохова – насыщенная реалистическая форма, к которой поднимались многие наши классики, выражая большие бытовые явления.
Свой путь к читателю роман действительно нашел, четвертая часть показала правильность взятого автором общего направления и несомненный рост его мастерства.
Изменения в структуре и художественном звучании романа связаны с философски-историческим расширением замысла.
А. Фадеев видел свою цель в том, чтобы дать как бы в вертикальном разрезе все русское общество в канун и в период революции. В третьей и четвертой частях романа на авансцене появляются люди, наиболее выразительно представляющая революционные силы. Рядом с удэгейцами, старыми и молодыми интеллигентами, богачами и контрреволюционерами действуют, выдвигаясь в центр повествования, большевики Петр Сурков, Алеша Маленький, Мартемьянов, Сеня Кудрявый и другие. Они показаны и в практике революционного действия, и в полноте политической, интеллектуальной, нравственной жизни.
Работая над сорок второй главой этой части, Фадеев много раз переписывал диалог Петра Суркова и Лены Костенецкой о человечности и революционной борьбе и, оставшись неудовлетворенным, в конце концов ограничился одной репликой.
В окончательном тексте романа жизнеописание Суркова дано в более сжатом виде, гораздо лаконичнее.
Писатель предполагал переработать опубликованные ранее четыре части романа и написать пятую и шестую заключительную части. В июле 1954 года в одном из писем он высказывал предположение, что будет изменено и название произведения. Это, видимо, объяснялось тем, что линия удэге по мере работы над романом стала утрачивать свое главенствующее значение (хотя сохраняла существенное место в сюжете).
«Если четвертую кончить Масендой, тогда пятая: съезд, Боярин – Казанок, Сурков – Казанок младший, Кудрявый – Лена, перемена партизанской тактики, хунхузы, удэге, Сурков – Цой, Ланговой, Масенда, японцы, гибель Мартемьянова, Масенды.
Ниже приводится план пятой и шестой частей романа, сложившийся у Фадеева в 1947 году.
Удэге – маленький народец, живущий в Уссурийском крае. Еще задолго до революции русский рабочий Мартемьянов, убивший пристава, прожил в этом краю, спасаясь от преследования властей.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Последний народоволец
Рафаил Шнейвайс НЕДОПЕТАЯ ПЕСНЯ (Раздумья после прочтения книги о романе А. Фадеева „Черная металлургия“)
Последний вздох
ПОСЛЕДНИЙ ПОЭТ
О. Брик. Разгром Фадеева
Последний имажинист
Александр Фадеев - Последний из удэге краткое содержание
Последний из удэге - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Последний из удэге
Александр Александрович Фадеев
Последний из удэге
Роман "Последний из удэге" посвящен гражданской войне на Дальнем Востоке.
Весной 1919 года, в самый разгар партизанского движения на Дальнем Востоке, Филипп Мартемьянов, забойщик Сучанских угольных копей, и Сережа Костенецкий, сын врача из села Скобеевки, пошли по деревням и по стойбищам проводить выборы на областной повстанческий съезд.
Больше месяца бродили они по синеющим тропам, по немым таежным проселкам. 22 мая утром они проснулись на чердаке крестьянской избы в лесной деревушке Ивановке, верстах в тридцати от приморского уездного города Ольги. В отверстие меж потолком и крышей глянули на них облитая солнцем осиновая роща и очень яркий клочок голубого неба.
Мартемьянов вспомнил, что в этот день, двадцать пять лет назад, он на глазах целой толпы убил в запальчивости человека, которого следовало бы убить и в более спокойном состоянии. Сережа вспомнил, что в этот день, год назад, за несколько недель до белого переворота, он был исключен из шестого класса гимназии за организацию ученической забастовки. Мартемьянов был человек уже пожилой, виски у него были совсем седые, Сережа - большерукий подросток с черными глазами. События эти были самыми значительными в их жизни.
Они не нашли нужным поделиться друг с другом своими воспоминаниями и, наскоро одевшись, спустились в избу.
Крестьянина, принявшего их на постой, звали Иосиф Шпак. На местном путаном наречии, смешавшем все российские говоры, фамилия эта значила не то скворец, не то воробей. Но фамилия эта не шла к нему: крестьянин был костляв, высок, лицо имел худощавое, длинное, в мужественных продольных морщинах, в длинной бороде, такой запущенной и грязной, что казалась она слепленной из отдельных клочков, глаза голубые, покорные, с одним вывороченным бескровным веком на правом. Лет ему было уже далеко за сорок, и говорил он и двигался не торопясь, точно познал тщету даже самых поразительных и бескорыстных человеческих усилий.
В деревне звали его больше Боярином, прозвищем, данным ему в насмешку за то, что в молодости он частенько брался за крупные неосуществимые дела, по нескольку дел зараз: вроде бондарного ремесла, выделки кож или мази для колес, каких-нибудь лыжных заготовок ("лыжи сю зиму дорога должны пойти", говорил он), но ничего у него не выходило, и был он при большой семье самым маломощным хозяином в этой и вообще-то нищей деревушке. Сереже и Мартемьянову обидно и жалко было смотреть, как, жадничая над их салом, оставляя на нем следы своих грязных пальцев, Боярин мелко-мелко крошил его на сковороду тем самым ножом, которым только что чинил лапти.
Боярина, как человека бывалого и ничем не рискующего, да вдобавок еще отца двух партизан, избрали в этот день делегатом на съезд. И он же вызвался провести своих постояльцев до Ольгинского перевала.
Вышли они на рассвете, когда допевали уже третьи петухи и видны стали свернувшиеся в лопухах росистые оловянные капли.
Всю дорогу до перевала Мартемьянов был молчалив, рассеян, все забегал вперед, по-стариковски налегая на пятки; рассматривал тропу, деревья, - его широкое, в редких рябинах лицо, заросшее жесткой рыжеватой щетиной, было чем-то озабочено. Сережа заметил его беспокойство уже под самым перевалом: Мартемьянов стоял возле серого кривого дуба и, в волнении обламывая кусты вокруг, ковырял пальцем какую-то старинную ржавую засечку; через минуту его солдатская шапка и порыжевшая от солнца спина мелькали где-то далеко от тропы.
- Интересуется, - равнодушно сказал Боярин.
Пождав Мартемьянова и не дождавшись, они вдвоем взошли на перевал, на солнечный счастливый юр, и море раскрылось перед ними, оранжево дымясь.
Горный отрог распадался тут на множество мелких отрожков, несших к морю зубчатые стены лиловых хвойных чащ. И до самого моря, все расширяясь и расцветая, стлались промеж них душистые пади, распадки, полные яркой зелени - дубовой глянцевой плотной листвы, красноватых кленов, тисов, орешников; внизу, вдоль реки, вилась кудрявая верба, исходящая пушистым розовым семенем; цвела черемуха; березовые девственные рощи, волнуясь и блистая корой, толпились по опушкам солнечных лугов, по лугам неслышно бродили облачные тени.
На ближней стороне залива в виде удлиненной подковы Сережа с трудом различил какие-то едва проступающие сквозь кусты строеньица: игрушечную колокольню, пакгаузы.
"Так вот она какая Ольга. " - подумал Сережа: он был столько наслышан об этом военном поселении, о том, что за обладание им велись ожесточенные бои, и вдруг - незначительная деревушка, примечательная только своей колокольней да цинковыми пакгаузами.
Но так прекрасны были солнечные долины, веером распростершиеся перед ним, точно перья гигантского павлиньего хвоста, радужные концы которых спускались в голубую воду, и так приятно было ощущение усталости, влажного ветра на щеках, тяжести винчестера - настоящего охотничьего винчестера - за плечами, а главное, так еще свежо, так ново было все, что он пережил за последние недели, - весь их страннический путь через леса, перевалы, болота; таинственные ночи у костров, полные безликих шорохов, трепета совиных крыл, далекого звучания падающей воды или осыпающегося щебня; ночи на заброшенных хуторах, на туземных стойбищах, пахнущих дымом и невыделанной кожей; золотисто-розовый туман по утрам, за которым внезапно открывались зеленеющие пашни, поднятые с весны поскотины, шумные села, кипящие вооруженным народом, бурные крестьянские сходы, вереницы подвод, беспрерывная смена лиц и событий, в которой особенно весело было ловить на себе быстрые любопытные взгляды из-под какого-нибудь ситцевого платочка, - так молодо и волнующе необычно было все это, что мимолетное разочарование тут же покинуло Сережу, и смешанное чувство восторга, беспредметной жалости, любви ко всему овладело им.
- У нас через эту Ольгу в аккурат переселение было, - говорил Боярин медлительным глуховатым голосом, не замечая, что Сережа не слушает его. Привезли нас тоже вот на пароходе, да в аккурат, где те сараи с цинка, и выгрузили. Ну, да сараев тогда этих, например, не было, церкви тоже; одне только деревянные бараки да десятка два хатенок. Было-то это давненько, годов уже не менее осьмнадцати, а то и более. Якорь спустили вон там, подале, услали лодку, а нам сперва не дают: обождите, мол, начальство пачпорта проглядит. Что ж, проглядит - проглядит, ладно. Молодым-то ребятам и горя мало, вроде как даже интересно, а старики, уж они видют: горы да лес - и боле нет ничего. "Вот тебе, думают, и Зеленый Клин!" С нами на пароходе хохлы ехали, семьи четыре, - мы-то сами воронежские, а то хохлы, так они всю дорогу гундели: "О це ж Зелений Клин, да коли ж Зелений Клин! Да там трава с чоловика, да там с винограду аж деревья гнутся, да там земля чорна на сажень. " Ай, дураки-и. Ха. Тьфу. - И Боярин вдруг крепко выругался, махнул костлявой рукой, похожей на конскую берцу, и даже топнул.
Автор: Александр Фадеев Правообладатель: Public domain Жанры: Классическая проза , Литература 20 века , Русская классика Дата написания: 1956 Кол-во страниц: 293 Язык оригинала: Русский Страна: Россия
Роман "Последний из удэге" посвящен гражданской войне на Дальнем Востоке. "Весной 1919 года, в самый разгар партизанского движения на Дальнем Востоке, Филипп Мартемьянов, забойщик Сучанских угольных копей, и Сережа Костенецкий, сын врача из села Скобеевки, пошли по деревням и по стойбищам проводить выборы на областной повстанческий съезд. Больше месяца бродили они по синеющим тропам, по немым таежным проселкам. 22 мая утром они проснулись на чердаке крестьянской избы в лесной деревушке Ивановке, верстах в тридцати от приморского уездного города Ольги. В отверстие меж потолком и крышей глянули на них облитая солнцем осиновая роща и очень яркий клочок голубого неба."
Читайте также: