Он в аргентине краткое содержание

Обновлено: 02.07.2024

Мы прервали наш рассказ на 1835 г., поэтому нужно сказать несколько слов о Росасе, чье второе правление началось в первые месяцы этого года и продлилось шестнадцать лет, до битвы при Монте-Касерос в феврале 1852 г.[37] Мы не будем много рассуждать об этом, потому что дискуссии вокруг Росаса ходят по кругу и для меня они перестали представлять интерес. Дело в том, что в спорах на эту тему речь идет о значении ценностей, таких как свобода и национальный суверенитет, которые продолжают оставаться важными в коллективной и даже индивидуальной жизни современных аргентинцев.

У Росаса были очень своеобразные взгляды на свободу: он считал, что правительства должны быть авторитарными и проводить скрытые или явные репрессии. Он не обладал ни малейшей терпимостью и плюрализмом по отношению к оппозиции; он верил в необходимость патерналистской власти, управляющей даже самыми мелкими деталями общественной жизни. С другой стороны, он упорно защищал аргентинский суверенитет (в то время под таковым подразумевалась независимость) и смело противостоял притязаниям Франции и Англии, в то время самым могущественным державам в мире, и сумел сдержать их атаки.

Поскольку Росаса критикуют или восхваляют за такие разные грани его личности, уже нет смысла вести споры о нем с точки зрения историографии. Маловероятно, что будет найден какой-нибудь документ, проливающий свет на неизвестные моменты, связанные с личностью Росаса или его правлением. Материал, с которым работает историк, фактически исчерпан. Идут споры вокруг ценностей, которые и сегодня волнуют людей; дискуссии о Росасе — это споры об этих ценностях. Росас никогда не понравится тому, кто считает свободу главной ценностью общественной жизни, однако тот, кто считает суверенитет основой нации, станет хорошо отзываться о нем. И так будет продолжаться еще долго.

Вне зависимости от этих дискуссий надо указать на основные характеристики правления Росаса. Это, в первую очередь, консерватизм. Консервативный режим не стремился к изменениям и в определенном смысле вернул многие порядки колониального прошлого. Например, ввел запрет на дебаты, которые могли бы расколоть общество, утверждал абсолютное превосходство мнения власти, а конкретно идей, изложенных Росасом в 1836 г. во время празднования 25 мая. Я имею в виду малоизвестную речь, главным содержанием которой стал тезис о том, что Майская революция на самом деле представляла собой проявление верности королю Испании и была нацелена на сохранение его владений в целости, однако, непонимание роялистов вынудило патриотов пойти дальше и провозгласить независимость.

Таким образом, во многом Росас продлил жизнь явлениям колониального периода. Он придавал большое значение религии и патерналистскому характеру власти, и, безусловно, сегодня мы бы назвали его правление реакционным. В его время не велось строительства общественных учреждений, университет фактически прекратил работу, потому что не было государственного финансирования и немногочисленные занятия в Буэнос-Айресе не прекращалась благодаря тому, что сами студенты платили преподавателям.

Во время правления Росаса страна фактически закрылась от внешнего мира, хотя иностранцев, живших в Аргентине, не преследовали и не дискриминировали и в страну даже шел небольшой иммиграционный поток. Однако не было желания открыть окно в мир и отсутствовал интерес к идеям, которые могли прийти из-за границы. Напротив, ощущалось некоторое недоверие ко всему иностранному, что совпадало с настроениями самого Росаса — патриота, националиста, ценившего все аргентинское, даже если оно было примитивным и варварским.

Консервативная политика в стране, консерватизм по отношению к тому, что уже существовало, — все это постепенно развивало чувство национального единства, которое раньше было недостаточно зрелым. Длительное правление Росаса с его бюрократической рутиной интегрировало провинции в общенациональный организм, чего до этого не существовало. Хотя Росас и говорил о Федерации и позиционировал себя в качестве федералиста, на практике он возглавлял абсолютно централистский режим.

Так, Росас сумел создать подлинно национальное правительство. Накануне своего свержения губернатор Буэнос-Айреса обладал фактически теми же полномочиями (а в отдельных случаях даже большими), которыми в наши дни конституция наделяет президента Аргентины.

Губернатор Буэнос-Айреса помимо внешней политики вел пристальное наблюдение за провинциями, граничившими с соседними странами, чтобы препятствовать подпольной торговле золотыми монетами (утечке валюты, как мы бы сказали сегодня), а также следил за тем, чтобы в этих странах не велась пропаганда, способная навредить федеральному режиму.

Губернатор Буэнос-Айреса также имел подобие министерства экономики, поскольку он собирал налоги с таможни Буэнос-Айреса и иногда великодушно посылал субсидии бедным провинциям. Так произошло с провинцией Сантьяго-дель-Эстеро: ей были посланы деньги для спасения от экономического краха.

Наряду с этим Росас создал что-то вроде министерства обороны, так как он контролировал то, что сегодня мы бы назвали национальной армией; в разное время эта армия воевала с Боливией, частью Восточного берега, Бразилией, а также с Францией и Англией, которым война формально не была объявлена, однако шли боевые действия.

Росас вмешивался в дела провинций, которыми был недоволен: иногда он всего лишь отправлял письмо, используя тот страх, который внушала мощь Буэнос-Айреса, а иногда посылал военную экспедицию, как это произошло с Северной коалицией[38].

Он также ведал всеми церковными делами — назначением епископов, оглашением папских грамот и других документов, следил за религиозными орденами и приходскими священниками, чтобы знать, были ли они верны режиму. И, естественно, он осуществлял тщательную цензуру прессы и препятствовал проникновению в страну оппозиционных книг и газет.

Тот факт, что Росас обладал полномочиями, которыми затем конституция наделила национальное правительство, создал предпосылки, позволившие после окончания его длительного правления и после разгрома в битве при Монте-Касерос, объединить страну на основе конституции.

Он в Аргентине

С наступлением осени на опустевшей базе отдыха для работников культуры остаются лишь двое – сестра-хозяйка и пожилая актриса, которой некуда, не к кому и незачем возвращаться. Единственное желание последней – умереть, главное препятствие – сестра-хозяйка, полная противоположность утончённой актрисы, бывшая любовница её мужа.Жанр спектакля – трагикомедия, по структуре – диалог, построенный таким образом, что каждая следующая реплика зачастую меняет смысл предыдущей. По мнению критика Майи Туровской, современная бытовая речь у Петрушевской сгущена до уровня литературного феномена – лексика дает возможность заглянуть в биографию персонажа, определить его социальную принадлежность, личность.


Проблема в том, что я многого ждал от этого спектакля, хотел увидеть его еще на премьере, с Мариной Голуб - она успела сыграть, кажется, всего два раза. А нет для доброго зрителя ничего хуже, чем обманутые ожидания и предвкушения.
Посмотрел сегодня. И разочарован. Думаю, проблема в пьесе. Трагикомедия "Он в Аргентине" - не принадлежит к вершинам творчества Л.Петрушевской. Мне было скучно. А какие-то реплики вроде частушки про "Трактористу я дала. и соляркою ссала" выглядели совсем уж как-то мимо кассы. Хотя Роза Хайруллина и заменившая Голуб Юлия Чебакова - замечательные артистки. Но, увы. Порадовал шансон в финале в исполнении самой Петрушевской.


Под лестницей, под помостом со склянками, банками, ведрами, ящиками зритель впервые находит Диану, готовящуюся к освоению пространства с крышкой над головой. На помосте топор, - к финалу эта комбинация составит эшафот. Может быть, и театральный. По бокам сцены – две лодки, из которых актрисы порой ведут диалог. Мизансцена крайне неудобная: зрителям предложена гимнастика шеи, взгляд влево, затем вправо, ибо диалоги здесь интересней смотреть, чем слушать, а сосредоточиться на одной актрисе значит многое упустить. Лодки – территория личного пространства - во многом спасательные. Для двух неловких исповедей отведен помост и, подчеркивающий театральность происходящего, т.е. убивающий камерность истории, микрофон.

На сцене мелкая галька, песочные крупки и мешки с провиантом. Манка в пакетах, манной небесной питаются, ее же ждут. По крупинке пересыпается эта история из абсурдной в бытовую: о двух женщинах и одном мужчине. Одном воспоминании на двоих. Разойтись несолоно хлебавши героини не смогут, откупорят одну закатку, бросят щепотку соли на старые душевные раны.

О том, что смерть бродит совсем рядом, приходится вспоминать, имея в виду не только литературную фабулу, но и внутритеатральные подробности. Роль Дианы, что сейчас играет Роза Хайруллина, должна была исполнить Ия Саввина. Но умерла. Роль Нины, что сейчас отдана Юлии Чебаковой, Марина Голуб успела сыграть всего несколько раз. И как бы ни хотелось зрителю забыть про обстоятельства создания спектакля, это невозможно. Смотришь на сцену и не можешь избавиться от мысли: мы-то все здесь, живые и здоровые, а они – в Аргентине. Или как там называется тот край, откуда ни один не возвращался?

Читайте также: