На пароходной улице краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

От издателя

Обращение к читателю

О корени происхождения глуповцев

Опись градоначальникам

Глава рассказывает о градоначальниках Глупова. Это были 22 правителя – один хуже другого. Все странные и чудные. Так, первый Клементий был привезен из Италии за искусное приготовление макарон. Из города его выслали за измену (прежде избив кнутом и вырвав ноздри).

Великанов запомнился налогами в 3 копейки. Попал в острог, полюбовничав с Авдотьей Лопухиной.

Грек Ламврокакис торговал орехами и губкой. Правил недолго. Был заеден клопами в собственной постели.

Антон Протасьевич пел непристойные песни и летал по воздуху. Однажды в полете зацепился костюмом за шпиц в городском саду, за что и был уволен.

О других градоначальниках подробно расскажут главы ниже.

Органчик

Выяснилось, что у Брудастого пустая голова. Как-то письмоводитель заметил, что его тело делает записи за столом. А голова просто лежит отдельно и в ней ничего нет.

Часовых дел мастер, посещавший градоначальника, признался, что у того в голове мини-орган, исполняющий только 2 пьесы – его фразы. В итоге инструмент сломался, отсырев по пути. Пока ждали новую голову из столицы, началось безвластие. Появились даже 2 одинаковых градоначальника-самозванца. Их забрал рассыльный из губернии, посадив в бутыли со спиртом. Анархия продолжалась 7 дней.

Сказание о шести градоначальницах

В анархии глуповцы бросают людей с крыши, бьют стекла. Явились новые правители-самозванцы. Все они оказались дамами.

Мужественная бездетная вдова Палеологова жестоко истязала своих 4 крепостных и имела жутковатое коричневое лицо. Дама обокрала казну и требовала признать ее градоначальницей, ведь когда-то ее муж занимался этой деятельностью.

Клемантинку де Бурбон подговорил претендовать в правители штаб-офицер. Когда-то эту должность занимал ее отец – картежник. Дама много пила и отлично ездила на лошади. Она сутки сражалась с Палеологовой. Последняя улетела в воздух с награбленными деньгами.

Третьей претенденткой стала немка Амалия Штокфиш, 2 месяца бывшая, любовницей градоначальника. Она легко победила пьяную Клемантинку.

Известие о Двоекурове

В разгар самоуправства появляется новый градоначальник Двоекуров. На посту он продержался 8 лет. Он благоприятно повлиял на развитие города, но о нем осталось мало данных.

Он решил открыть в Глупове академию, ввел пивоварение и медоварение. Правда, учебное заведение так в городе и не появилось. Последователь Двоекурова получил отказ в его открытии и выстроил съезжий дом.

Голодный город

1776 год наступил при счастливых обстоятельствах. До этого город долго не голодал, не горел, не было эпидемий. Благодарили люди за это бригадира Фердыщенко. Он говорил ласкательными словами, ни во что не вмешивался, любил посещать кабаки.

Счастливый период закончился на 7 год правления нового градоначальника. Тот влюбился в жену ямщика. Чувства сильно изменили Фердыщенко. Он стал деятельный и заменил грязный халат мундиром. Алена Осипова была настоящей русской красавицей – полная, румяная, с пухлыми губами-вишнями. Они с мужем Дмитрием любили друг друга. На супругов любовались все глуповцы.

Правитель увидел Алену в кабаке и предложил жить вместе. Та отказала, сославшись на красавца-мужа. После Фердыщенко стал притеснять ямщика и даже сослал в Сибирь. Только тогда девушка приняла ухаживания правителя.

В городе началась засуха, голод. Люди умирали. Прошения к Фердыщенко не помогали, посланец не вернулся. Тогда местные жители сбросили Алену с колокольни. Подавлять бунт пришли солдаты.

Соломенный город

Вскоре после начала нового романа Фердыщенко в город пришли пожары. Обвинили глуповцы в них градоначальника.

Фантастический путешественник

Только город оправился, Фердыщенко решил путешествовать. В его распоряжении была небольшая территория с кучами навоза. Там и отправился правитель путешествовать. Местные жители должны были снабжать его едой. И поздравлять показавшегося на горизонте градоначальника, как будто тот явился издалека.

Войны за просвещение

Когда в городе не было дел, Бородавкин маршировал в кабинете. Писал политический проект, прибавляя по строке в день, и очень гордился этой работой.

Изучив историю Глупова, Василиск Семеныч посчитал достойным прошлым правителем только Двоекурова. В память о нем Бородавкин приказал сеять и есть горчицу. Жители против и бунтуют на коленях.

Подавлять бунт градоначальник отправляется к стрельцам в слободу. Продолжался он 9 дней. В темноте пришлось биться со своими же. В итоге большая часть живых солдат Бородавкина была уволена, а их заменили оловянные. Дойдя до слободы, правитель там никого не нашел. Тогда начали разбирать дома стрельцов, чем заставили их сдаться.

В будущем прошло еще 3 войны за просвещение. Во время первой глуповцам объясняли пользу каменных домов, во вторую – необходимость выращивания персидской ромашки, в третью – боролись против строительства академии в городе.

Из-за правителя город обнищал. Он решил снова сжечь Глупово, но умер, не осуществив намерения.

Эпоха увольнения от войн

На смену Бородавкину пришел Негодяев. При нем город окончательно обеднел. Новый правитель был против навязывания конституции, за что его и уволили. Рассказчик уверен – это лишь формальная причина. На самом деле его уволили за то, что Негодяев раньше был истопником, а, значит, принадлежит к демократам.

Следующим правителем стал Микеладзе. Тот лишь волочился за женщинами и не интересовался городом.

Беневоленский очень любил законы и сам написал несколько. Но законно и открыто заниматься этим было нельзя. Поэтому писал правитель ночами и тайно разбрасывал свои труды по городу. Уволили градоначальника за подозрение в связи с Наполеоном.

Подполковник Прыщ наладил дела в городе. Вроде и не занимался им, а глуповцы жили в изобилии, собирая огромные урожаи. Было замечено, что голова Прыща пахнет трюфелями. Тогда ее съел предводитель дворянства.

Поклонение мамоне и покаяние

После смерти Иванова управлять городом начал виконт де Шарио. Тот оказался необыкновенно веселым. Кроме маскарадов и развлечений виконт ничего не умел. Он обходил дела стороной, не вмешивался в администрацию. С таким его подходом к управлению глуповцы могли долго жить спокойно. Но за обращение людей в язычество иностранца де Шарио выслали из страны. В итоге он оказался женщиной.

На смену виконту пришел Эраст Андреевич Грустилов. Ситуация в городе на тот момент сложилась непростая. Глуповцы перестали верить в Бога, только развратничали и ленились. Они даже перестали работать и сажать зерно. Вместо икон по городу стали носить причинное место Перуна. Неудивительно, что вскоре в город пришел голод. Правителя этот вопрос не сильно беспокоил, он развлекался балами.

На Грустилова неожиданно сильно повлияла аптекарша. Та явилась правителю на балу в маске и призвала проснуться падшего брата. Грустилов уединился с красивой девушку и после сильно изменился. Ночь он сильно плакал о своих грехах. Утром снова зазвучал церковный колокол. Грустилов стал близко общаться с юродивыми, блаженными. Мужа аптекарши он выслал из города.

Жители Глупова прислушались к градоначальнику и тоже покаялись, вернулись к богу. Но к работе так и не вернулись. Грустилова же уволили за ночные массовые чтения запрещенных книг.

Подтверждение покаяния. Заключение

Оправдательные документы

В последней главе публикуются сочинения описанных выше правителей. Они были составлены последующим градоначальникам в назидание.

Вы можете добавить книгу в избранное после того, как авторизуетесь на портале. Если у вас еще нет учетной записи, то зарегистрируйтесь.

Ссылка скопирована в буфер обмена

Вы запросили доступ к охраняемому произведению.

Это издание охраняется авторским правом. Доступ к нему может быть предоставлен в помещении библиотек — участников НЭБ, имеющих электронный читальный зал НЭБ (ЭЧЗ).

Если вы являетесь правообладателем этого документа, сообщите нам об этом. Заполните форму.

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Борис Путилов Сокрушение Лехи Быкова

Сокрушение Лехи Быкова: краткое содержание, описание и аннотация

Нет ничего естественнее и благородней для человека, чем свержение злого владычества. Я говорю не только о жизни взрослых. У детей эта борьба выражена еще отчетливее, еще непримиримей: они ближе к истокам, и течение их помыслов не так замутнено сложностями человеческих взаимоотношений. Путилов Борис Анатольевич — свердловский писатель. Родился в 1931 году в городе Кунгуре Пермской области. Закончил среднюю школу, затем — факультет журналистики Уральского госуниверситета и Высшие сценарные курсы при Госкино СССР. Работал Борис Анатольевич журналистом, буровиком на нефтепромыслах Башкирии и Полярного Урала, слесарем-сборщиком на Свердловском турбомоторном заводе, мастером ГПТУ. Путилов — автор книг, вышедших в Свердловске и Москве.

Борис Путилов: другие книги автора

Кто написал Сокрушение Лехи Быкова? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Борис Путилов: Сокрушение Лехи Быкова

Сокрушение Лехи Быкова

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

Серафим Сака: Шел густой снег

Шел густой снег

Вадим Данилов: Временно исполняющий

Временно исполняющий

Юрий Ефименко: Маленькая повесть о двоих

Маленькая повесть о двоих

Сергей Языков: Несерьёзные дети

Несерьёзные дети

libclub.ru: книга без обложки

libclub.ru: книга без обложки

Сокрушение Лехи Быкова — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Сокрушение Лехи Быкова

В начале жизни школу помню я…

В пятом классе к власти у нас пришел демос — общее собрание свободных граждан. Как в Афинах при Перикле. Или на наших зыйских улицах, сколько я их помню. Слабая половина человечества голоса на собрании не имела, и не потому, что мы девчонок за людей не считали, нет: в тот 1943 год, год великого перелома, томимые даже в войну жаждой реформ и преобразований, отцы нашего просвещения ввели, как в доисторические времена, раздельное обучение. Чтоб сподручнее было готовить из нас суровых воинов-спартанцев, а из девчонок, огражденных от пагубного мужского влияния, формировать высоконравственных боевых подруг.

I Как всякий возврат к старому, сия реформа принесла мало путного, лишь до времени ожесточила, одикарила наши мальчишечьи нравы, а девчонок сделала еще жеманней и глупей. Что-то ненародное, несовременное в ней было, и через двенадцать лет, срок возрастания целого поколения — к сожалению, нашего, — она рухнула.

Но о разумности некоторых школьных реформ у нас будет еще возможность поговорить. Вернемся к вопросу о власти.

Итак, в пятом классе вся ее полнота перешла к демосу. Навсегда, как казалось, и бесповоротно.

Бесповоротно и навсегда потому, что к ней мы пришли и через поклонение тиранам — сперва, и через кровавую борьбу с ними — потом.

Этот страшный хромец явился ко мне с осени, с первых уроков истории. В четвертом классе мы расстались с нашей родной и единственной учительницей Тамарой Арсентьевной. В пятом к нам нагрянуло их сразу много, на каждый предмет по учителю. Больше других нас поначалу напугала историчка.

Учительница истории Таисия Макаровна, махонькая старушонка, прозванная школярами с метким и злым зыйским юмором Тасей-Маковкой, боготворила великих завоевателей и принципалов. Может, была тут некая патология: для карлицы и старой девы, принявшей, видно, от людей-людишек немало горя, существование великих, умевших пускать кровь ничтожному обывателю, было утешением. Может быть… Во всяком случае, великие тени были ей ближе живых…

Она была сильным преподавателем. Страстным, знающим, от бога. И, главное, не сюсюкающим, не подлаживающимся под нас, не боящимся сложностей. С учителями нам вообще повезло. Суровый и больной директор наш Виктор Иванович Сидоров, Витя, собрал в своей окраинной школе на Зые лучших учителей Моего Города. Как это он сумел, не знаю, но факт есть факт: все наши учителя, начиная от самого Вити, ведущего математику, и кончая одноруким военруком Юркой-Палкой (Юрием Павловичем), были мастерами своего дела…

Действительно, домашних голубей у нас на Зеленой, когда-то знаменитой своими голубятнями, давно не держали. Голубятники ушли на фронт, а бедных птиц съели. Вольных же сизарей, живущих по высоким каменным чердакам, на нашей одноэтажной деревянной Зые тоже тогда не было. Да и не походил отцовский найденыш на виденных мною раньше голубей: стремительное, сильное, с жестким и плотным оперением тело, гордая посадка головы.

— Ясно, военный! — кричал я, одурев от привалившего счастья. — Может, при нем письмо есть? Тогда надо сообщить, куда следует.

Но никакого письма на голубе не было, и он остался у нас. Вернее — она, потому что отец по маленькой головке определил, что это голубка.

В доме нашем, уныло замолчавшем после первых месяцев войны, снова поселилась радость. Она вольно летала под потолками, зная, однако, и свое постоянное место — нашу с братом Вовкой комнату, где всегда у ней было питье и корм: хлебные крошки, картофельная шелуха, а в счастливые дни — подсолнечное и конопляное семя, пшено. Я и сейчас вижу перед собой эту прекрасную птицу, светло-серую, всю словно вырезанную из стали, только шейка, на которой высоко держалась головка, отливала драгоценной зеленью, и подсад у крыльев и хвоста белел с нежной розоватостью. Красивая и гордая была особа!…

Однако с уходом отца на фронт, с наступлением весны голубка наша стала проявлять признаки беспокойства, билась об окна, мало и неохотно ела и начала быстро худеть. Ее грудной киль, раньше почти не ощутимый под сильными мышцами, сейчас выступал все сильнее и сильнее и, когда я брал ее, остро врезался в ладонь.

Птица гибла — я метнулся к бабушке. Но та, сестра милосердия еще первой германской войны, хороп!о разбирающаяся в болезнях людей, птичьих хворей не знала. Однако, пожалев меня, пошла на соседнюю Пароходную улицу к бабке Анне Часкидихе, бабушке моего соученика отличника Сереги Часкидова.

Пошла скрепив сердце. Она, окончившая гимназию, а потом медицинские курсы, считала себя представительницей науки, а неграмотную, хоть и мудрую Часкидиху, свою вечную соперницу, знахаркой. Но в признанный на Зые авторитет бабки Анны в лечении всякой живности — коров, овец и прочего — она, видно, тоже верила.

И вот, тряся большим, с пуповой грыжей, животом, Часкидиха прибежала к нам, взяла из моих рук присмиревшую голубку, ощупала ее, зачем-то подула ей в клюв и заключила:

— Тоскует. — И возвысила голос. — Душа воина Андрея, твоего, подружка, зятя и евонного родителя, — она показала на меня, — смертно тоскует. Горя великого ждет. Это ведь он, Андрюха, птицу энту ангельскую принес. Не отвечай — знаю. Я все знаю.

Я выхватил голубку из чужих рук и унес ее в свою комнату, слыша, как Часкидиха сказала бабушке, такой рядом с ней худенькой и робкой:

— Баской у вас парнишка растет, как и наш Серега… Вот ведь война, голодуха, а не портятся робята. Дюжат…

И тогда я рассказал о голубке Клавдии Ивановне, сестре директора школы и нашей одноногой биологичке. Действительно, странно, но что сделаешь, — почти все учителя наши в то военное время были физически неполноценны: безрукие, безногие, старые, чахоточные. Впрочем, почему странно? Лучшая, здоровая часть учительства ушла воевать или учить воевать — остались больные и калеки. Однако они были неполноценные только физически, но не духовно. Я уже говорил, в нашей окраинной школе собрались редкие учителя; если большинство из нас стало людьми, — в первую голову это их заслуга. И сейчас из своего живого далека я низко кланяюсь им, умершим…

Читайте также: