Мертвое тело чехов краткое содержание
Обновлено: 08.07.2024
Главным героем является солдат, имя которого неизвестно. Одним зимним вечером он постучал в окно избушки и попросил переночевать. Вскоре главный герой заявил, что плохо себя чувствует.
За минуту
Главный герой произведения – безымянный служивый. Однажды зимой он шел мимо деревенских домов. Солдат решил постучать в окно одного из них и попросить о ночлеге. Его не хотели сразу пускать в жилище, а донимали расспросами. Тем не менее, вскоре главный герой попал в дом.
На рассвете мальчик и солдат поменялись местами – последний стал управлять повозкой. Утром они прибыли в деревню. Там солдат крепко напился. Вскоре его окружила толпа местных жителей, не хотевших его отпускать в таком состоянии в морозную погоду. Однако из-за настойчивости главного героя крестьяне были вынуждены отступить.
Весной 1884 года А.П. Чехов получил звание уездного врача. С этого времени Чехов с удовольствием занимается медициной, но и не оставляет литературный труд.
[1] Шубин, Б.М. Доктор Чехов / Б.М. Шубин. – М., 1982. – С. 37.
[2] Маслов, А. Третья профессия Антоши Чехонте / А. Маслов // Милиция. – 1993. – № 1. – С. 38–40.
[3] Чехов, А.П. Письма. ППС / А.П. Чехов. – М., 1949. – Т. XIV. – С. 233–234.
Постоянная врачебная практика заметно обогащала художественную тематику его произведений. Чехов становился невольным свидетелем житейских конфликтов и драм. Медицинская практика давала писателю знания. «Недурно быть врачом и понимать то, о чем пишешь, – писал он А.С. Суворину 15 ноября 1888 года[3].
Разговаривая о многогранной личности А.П. Чехова и о разных сторонах его творчества, обычно мы вспоминаем, что он был не просто писателем и земским доктором, но и тончайшим психологом, и писателемэстетом. Но существует еще одно достоинство, которым обладал Чеховписатель: он довольно профессионально писал рассказы на преступную тему: Мертвое тело, Следователь, В суде, Почивать охото, Шведская спичка, Драма на охоте и многие иные. Чеховкриминалист вот еще одно определение профессиональной личности писателя.
После Сахалина у него появляются такие замечательные, глубокие рассказы, как Убийство, В овраге, Мужчины, Бабы и др. В их базе лежит преступный сюжет. Осматривая эти произведения, становится понятно, почему автора интересует уголовная тематика. Сахалинская каторга так поразила Чехова, что позднее в собственном творчестве он не просто пробует осмыслить и показать предпосылки, побуждающие его героев совершать те либо другие правонарушения, но и изображает искренние волнения тех, кто оказался на пути правонарушенья и наказания. Но в то же время нам известно, что писатель еще за длительное время до сахалинской поездки написал ряд творений на уголовную тему. Означает, энтузиазм к данной теме появился у него в начале творческого пути. Какие предпосылки принудили обратиться молодого писателя к этой теме? Что это: дань моде либо мировоззренческая позиция творца привлечь внимание общественности к сходственной проблеме?
Весной 1884 года А.П. Чехов получил звание уездного врача. С этого медли Чехов с наслаждением занимается медициной, но и не оставляет литературный труд.
На протяжении двух лет он уделяет литературе только свободное время: несколько часов в денек и кусочек ночи. Медицина, примечает он, не адвокатура: не будешь работать, застынешь[1]. Интересно, не правда ли, его противопоставление медицины адвокатуре? Почему не литературе, что, в общемто, ему поближе по духу? Вероятно, поэтому, что сам Чехов был убежден в том, что писатель, прежде всего, обязан быть не прокурором, а адвокатом. А вероятно, ответ на этот вопрос кроется в деятельности А.П. Чехова как земского доктора. Работая в Чикинской клинике, он не только принимает больных в амбулатории, ездит на вызовы, но и по долгу службы участвует в судебномед вскрытиях. В письме к Н.А. Лейкину от 27 июня 1884 года он досконально обрисовывает одно такое судебномедицинскоевскрытие, которое проводил вместе с уездным врачом в присутствии судебного следователя: Труп в красной рубашке, новых портах, прикрыт простыней На простыне полотенце с образком. Вскрытие дает в итоге перелом 20 ребер, отек легкого и спиртовой запах желудка. Погибель насильная, происшедшая от задушения. Опьяненного теснили в грудь чемто томным, возможно превосходным мужицким коленом[2]. Этот случай, досконально описанный в письме, стал сюжетом рассказа Мертвое тело, который в первый раз был размещен в Петербургской газете в 1885 году.
[1] Шубин, Б.М. Доктор Чехов / Б.М. Шубин. М., 1982. С. 37.
[2] Маслов, А. Третья профессия Антоши Чехонте / А. Маслов // Милиция. 1993. 1. С. 3840.
[3] Чехов, А.П. Письма. ППС / А.П. Чехов. М., 1949. Т. XIV. С. 233234.
Неизменная лечебная практика приметно обогащала художественную тематику его произведений. Чехов становился невольным свидетелем прозаических конфликтов и драм. Мед практика давала писателю познания. Недурно быть врачом и разуметь то, о чем пишешь, писал он А.С. Суворину 15 ноября 1888 года[3].
Вполне вероятно, что энтузиазм Чехова к преступному сюжету появился в то время, когда он, еще будучи студентом, прослушал курс судебной медицины. На четвертом курсе он пишет собственному брату Александру: Не считая экзаменов (кои вобщем, еще предстоят только), к моим услугам работа на мертвецах. В этот период он пишет рассказы на уголовную тему: Случай из судебной практики, Верба, Вор, Шведская спичка, Драма на охоте и т. д.
В первый раз рассказ Случай из судебной практики был написан в журнальчике Созерцатель в 1883 году с подзаголовком: Уголовный рассказ. Критик Ф. Змиев (Ф.И. Булгаков) относил этот рассказ к числу произведений, в которых проглядывает бесспорное дарование автора[4]. В рассказе, написанном с присущими творцу иронией и юмором, показан процесс суда над горожанином Сидором Шельмецовым.
Однажды, когда она еще была моложе, красивее и голосистее, у нее на даче, в антресолях, сидел Николай Петрович Колпаков, ее обожатель. Было нестерпимо жарко и душно. Колпаков только что пообедал и выпил целую бутылку плохого портвейна, чувствовал себя не в духе и нездорово. Оба скучали и ждали, когда спадет жара, чтоб пойти гулять.
Вдруг неожиданно в передней позвонили. Колпаков, который был без сюртука и в туфлях, вскочил и вопросительно поглядел на Пашу.
— Должно быть, почтальон или, может, подруга, — сказала певица.
Колпаков не стеснялся ни подруг Паши, ни почтальонов, но на всякий случай взял в охапку свое платье и пошел в смежную комнату, а Паша побежала отворять дверь. К ее великому удивлению, на пороге стоял не почтальон и не подруга, а какая-то незнакомая женщина, молодая, красивая, благородно одетая и, по всем видимостям, из порядочных.
Незнакомка была бледна и тяжело дышала, как от ходьбы по высокой лестнице.
— Что вам угодно? — спросила Паша.
Барыня не сразу ответила. Она сделала шаг вперед, медленно оглядела комнату и села с таким видом, как будто не могла стоять от усталости или нездоровья; потом она долго шевелила бледными губами, стараясь что-то выговорить.
— Мой муж у вас? — спросила она наконец, подняв на Пашу свои большие глаза с красными, заплаканными веками.
— Какой муж? — прошептала Паша и вдруг испугалась так, что у нее похолодели руки и ноги. — Какой муж? — повторила она, начиная дрожать.
— Мой муж… Николай Петрович Колпаков.
— Не… нет, сударыня… Я… я никакого мужа не знаю.
Прошла минута в молчании. Незнакомка несколько раз провела платком по бледным губам и, чтобы побороть внутреннюю дрожь, задерживала дыхание, а Паша стояла перед ней неподвижно, как вкопанная, и глядела на нее с недоумением и страхом.
— Так его, вы говорите, нет здесь? — спросила барыня уже твердым голосом и как-то странно улыбаясь.
— Я… я не знаю, про кого вы спрашиваете.
— Гадкая вы, подлая, мерзкая… — пробормотала незнакомка, оглядывая Пашу с ненавистью и отвращением. — Да, да… вы гадкая. Очень, очень рада, что, наконец, могу высказать вам это!
Паша почувствовала, что на эту даму в черном, с сердитыми глазами и с белыми, тонкими пальцами, она производит впечатление чего-то гадкого, безобразного, и ей стало стыдно своих пухлых, красных щек, рябин на носу и чёлки на лбу, которая никак не зачесывалась наверх. И ей казалось, что если бы она была худенькая, не напудренная и без чёлки, то можно было бы скрыть, что она непорядочная, и было бы не так страшно и стыдно стоять перед незнакомой, таинственной дамой.
— Где мой муж? — продолжала дама. — Впрочем, здесь он или нет, мне всё равно, но должна я вам сказать, что обнаружена растрата и Николая Петровича ищут… Его хотят арестовать. Вот что вы наделали!
Барыня встала и в сильном волнении прошлась по комнате. Паша глядела на нее и от страха не понимала.
— Сегодня же его найдут и арестуют, — сказала барыня и всхлипнула, и в этом звуке слышались оскорбление и досада. — Я знаю, кто довел его до такого ужаса! Гадкая, мерзкая! Отвратительная, продажная тварь! (У барыни губы покривились и поморщился нос от отвращения.) Я бессильна… слушайте вы, низкая женщина. я бессильна, вы сильнее меня, но есть кому вступиться за меня и моих детей! Бог всё видит! Он справедлив! Он взыщет с вас за каждую мою слезу, за все бессонные ночи! Будет время, вспомните вы меня!
Опять наступило молчание. Барыня ходила по комнате и ломала руки, а Паша всё еще глядела на нее тупо, с недоумением, не понимала и ждала от нее чего-то страшного.
— Я, сударыня, ничего не знаю, — проговорила она и вдруг заплакала.
— Лжете вы! — крикнула барыня и злобно сверкнула на нее глазами. — Мне всё известно! Я давно уже знаю вас! Я знаю, в последний месяц он просиживал у вас каждый день!
— Да. Так что же? Что ж из этого? У меня бывает много гостей, но я никого не неволю. Вольному воля.
— Я говорю вам: обнаружена растрата! Он растратил на службе чужие деньги! Ради такой… как вы, ради вас он решился на преступление. Послушайте, — сказала барыня решительным тоном, останавливаясь перед Пашей. — У вас не может быть принципов, вы живете для того только, чтоб приносить зло, это цель ваша, но нельзя же думать, что вы так низко пали, что у вас не осталось и следа человеческого чувства! У него есть жена, дети… Если его осудят и сошлют, то я и дети умрем с голода… Поймите вы это! А между тем есть средство спасти его и нас от нищеты и позора. Если я сегодня внесу девятьсот рублей, то его оставят в покое. Только девятьсот рублей!
— Какие девятьсот рублей? — тихо спросила Паша. — Я… я не знаю… Я не брала.
— Я не прошу у вас девятисот рублей… у вас нет денег, да и не нужно мне вашего. Я прошу другого… Мужчины обыкновенно таким, как вы, дарят драгоценные вещи. Возвратите мне только те вещи, которые дарил вам мой муж!
— Сударыня, они никаких вещей мне не дарили! — взвизгнула Паша, начиная понимать.
— Где же деньги? Он растратил свое, мое и чужое… Куда же всё это девалось? Послушайте, я прошу вас! Я была возмущена и наговорила вам много неприятного, но я извиняюсь. Вы должны меня ненавидеть, я знаю, но если вы способны на сострадание, то войдите в мое положение! Умоляю вас, отдайте мне вещи!
— Гм… — сказала Паша и пожала плечами. — Я бы с удовольствием, но, накажи меня бог, они ничего мне не давали. Верьте совести. Впрочем, правда ваша, — смутилась певица, — они как-то привезли мне две штучки. Извольте, я отдам, ежели желаете…
Паша выдвинула один из туалетных ящичков и достала оттуда дутый золотой браслет и жидкое колечко с рубином.
— Извольте! — сказала она, подавая эти вещи гостье.
Барыня вспыхнула, и лицо ее задрожало. Она оскорбилась.
— Что же вы мне даете? — сказала она. — Я не милостыни прошу, а того, что принадлежит не вам… что вы, пользуясь вашим положением, выжали из моего мужа… этого слабого, несчастного человека… В четверг, когда я видела вас с мужем на пристани, на вас были дорогие броши и браслеты. Стало быть, нечего разыгрывать передо мной невинного барашка! Я в последний раз прошу: дадите вы мне вещи или нет?
— Какие вы, ей-богу, странные… — сказала Паша, начиная обижаться. — Заверяю вас, что от вашего Николая Петровича я, кроме этой браслеты и колечка, ничего не видела. Они привозили мне только сладкие пирожки.
— Сладкие пирожки… — усмехнулась незнакомка. — Дома детям есть нечего, а тут сладкие пирожки. Вы решительно отказываетесь возвратить вещи?
Не получив ответа, барыня села и, о чем-то думая, уставилась в одну точку.
— Что же теперь делать? — проговорила она. — Если я не достану девятисот рублей, то и он погиб, и я с детьми погибла. Убить эту мерзавку или на колени стать перед ней, что ли?
Барыня прижала платок к лицу и зарыдала.
— Я прошу вас! — слышалось сквозь ее рыданья. — Вы же ведь разорили и погубили мужа, спасите его… Вы не имеете к нему сострадания, но дети… дети… Чем дети виноваты?
Паша вообразила маленьких детей, которые стоят на улице и плачут от голода, и сама зарыдала.
— Что же я могу сделать, сударыня? — сказала она. — Вы говорите, что я мерзавка и разорила Николая Петровича, а я вам, как пред истинным богом… заверяю вас, никакой пользы я от них не имею… В нашем хоре только у одной Моти богатый содержатель, а все мы перебиваемся с хлеба на квас. Николай Петрович образованный и деликатный господин, ну, я и принимала. Нам нельзя не принимать.
— Я прошу вещи! Вещи мне дайте! Я плачу… унижаюсь… Извольте, я на колени стану! Извольте!
Паша вскрикнула от испуга и замахала руками. Она чувствовала, что эта бледная, красивая барыня, которая выражается благородно, как в театре, в самом деле может стать перед ней на колени, именно из гордости, из благородства, чтобы вызвысить себя и унизить хористку.
— Хорошо, я отдам вам вещи! — засуетилась Паша, утирая глаза. — Извольте. Только они не Николая Петровичевы… Я их от других гостей получила. Как вам угодно-с…
Паша выдвинула верхний ящик комода, достала оттуда брошку с алмазами, коралловую нитку, несколько колец, браслет и подала всё это даме.
— Возьмите, ежели желаете, только я от вашего мужа никакой пользы не имела. Берите, богатейте! — продолжала Паша, оскорбленная угрозой стать на колени. — А ежели вы благородная… законная ему супруга, то и держали бы его при себе. Стало быть! Я его не звала к себе, он сам пришел…
Барыня сквозь слезы оглядела поданные ей вещи и сказала:
— Это не всё… Тут и на пятьсот рублей не будет.
Паша порывисто вышвырнула из комода еще золотые часы, портсигар и запонки и сказала, разводя руками:
— А больше у меня ничего не осталось… Хоть обыщите!
Гостья вздохнула, дрожащими руками завернула вещи в платочек и, не сказав ни слова, даже не кивнув головой, вышла.
Отворилась из соседней комнаты дверь, и вошел Колпаков. Он был бледен и нервно встряхивал головой, как будто только что принял что-то очень горькое; на глазах у него блестели слезы.
— Какие вы мне вещи приносили? — набросилась на него Паша. — Когда, позвольте вас спросить?
— Вещи… Пустое это — вещи! — проговорил Колпаков и встряхнул головой. — Боже мой! Она перед тобой плакала, унижалась…
— Я вас спрашиваю: какие вы мне вещи приносили? — крикнула Паша.
— Боже мой, она, порядочная, гордая, чистая… даже на колени хотела стать перед… перед этой девкой! И я довел ее до этого! Я допустил!
Он схватил себя за голову и простонал:
— Нет, я никогда не прощу себе этого! Не прощу! Отойди от меня прочь… дрянь! — крикнул он с отвращением, пятясь от Паши и отстраняя ее от себя дрожащими руками. — Она хотела стать на колени и… перед кем? Перед тобой! О, боже мой!
Он быстро оделся и, брезгливо сторонясь Паши, направился к двери и вышел.
Паша легла и стала громко плакать. Ей уже было жаль своих вещей, которые она сгоряча отдала, и было обидно. Она вспомнила, как три года назад ее ни за что, ни про что побил один купец, и еще громче заплакала.
Примечания
Источник: Полное собрание сочинений и писем в 30 томах (М.: Наука, 1974—1983).
Часть вторая. Весёлое время
Двадцать пятого февраля отца Бориса расстреляли за побег с фронта и антиправительственную пропаганду. Второго марта в городе узнали, что произошла революция и теперь страной управляет Временное правительство.
Соборный священник объявил, что Иисус тоже был социалистом и революционером, поэтому большая часть арзамасцев, включая Федьку, примкнула к эсерам — партии социалистов-революционеров.
На улицах Арзамаса проходили митинги, раздавались листовки. В городе появился учитель по прозвищу Галка, которого когда-то посадили в тюрьму.
Галка — бывший учитель, большевик, немолодой, умный и образованный, походкой похож на птицу галку, настоящее имя — Семён Иванович
Встретив Бориса, Галка сказал, что сидел вместе с его отцом. От него Борис узнал, что и отец, и Галка были большевиками.
С этого момента всё свободное время Борис проводил в клубе большевиков.
Точно очистки картофеля под острым ножом, вылетала вся шелуха, которой до сих пор была забита моя голова.
Большевики выступали не на городских митингах, а у бараков беженцев, в деревнях. На одном из таких собраний Борис встретил Федьку, раздававшего в толпе листовки от партии эсеров, и отказался ему помогать.
Несмотря на смену власти, жизнь в стране не изменилась. Войну эсеры собирались вести до полной победы, земля по-прежнему принадлежала помещикам, а заводы — капиталистам.
С подарком отца — маузером — Борис не расставался. Зная это, Федька подбил одноклассников отобрать его у Бориса. Защищаясь, мальчик выстрелил и выпрыгнул в окно.
Дома он узнал, что его исключили из училища и требуют сдать маузер в думскую милицию. Мать попыталась заставить его сделать это, даже спрятала маузер, но Борис нашёл его и тайком уехал в Нижний Новгород, надеясь найти там или родного дядьку-рабочего, или уехавшего туда Галку.
Борис снова сбежал, на одном из митингов встретил Галку и от него узнал, что надвигается очередная революция. Мальчик остался при местном большевистском комитете до самой Октябрьской Социалистической революции.
Читайте также: